Words That Water Flowers

Как оказалось, у Гона мягкие губы. И это была первая мысль, сумевшая пробиться в его голову сквозь сплошной белый шум. Они мягкие, осторожные и такие... такие нежные, прижимающиеся к его собственным в прикосновении практически невесомом, словно бархатные крылышки бабочки. Гон не был требовательным — он целовал так, словно Киллуа был чем-то невероятно хрупким, практически хрустальным; словно прижмись он на миллиметр ближе - и блондин развалится на кусочки. А Киллуа… не знал, что вообще ему положено делать. Он камнем застыл на мягких простынях, широко распахнутыми глазами рассматривая густые ресницы в сантиметре от своих. На долю секунды в его голову влетела мысль, что, может, он наконец умер и оказался на небесах. Но сердце, заходящееся в бешеном ритме, громко и тяжело оповещало, что он вполне себе живой. Все это заставило разум расплыться жаркими кругами, а кровь — вскипеть в венах. Потому что Гон был везде вокруг него, окружая своим телом, не оставляя путей отхода: одна рука обвилась вокруг его тела, а вторая, что придерживала Киллуа за лицо, заставила кожу засаднить, ноги сплелись под одеялом, а носом Гон прижался к щеке, пока губы так мягко продолжали касаться застывшего Киллуа- И вдруг все оборвалось. У Киллуа щипало губы, когда Гон отпрянул. Далеко он не отодвинулся — в итоге, их лица разделяли какие-то жалкие несколько сантиметров. При желании, Киллуа мог бы сократить это расстояние, не прикладывая практически никаких усилий. А потом наступила тяжелая пауза. Секунды пролетали мучительно медленно, пока они молча смотрели друг на друга, и дыхание сладко смешивалось в маленьком пространстве между ними. Киллуа продолжил ошеломленно пялиться на Гона, не в состоянии составить из липкой мешанины в голове ни одного осмысленного предложения, чтобы хотя бы начать разбираться в ситуации. Гон же, тяжело дыша и покрывшись испариной, без капли стыда всматривался в ответ. Киллуа не мог отвести взгляд. Он голодно впивался глазами в растрепанные, опавшие темные волосы и звериный блеск в расширившихся зрачках. Глаза, как пышущее жаром, жидкое золото, пульсирующее в свете луны. Веснушки, словно маленькие звездочки, ярко проявились на пунцовых щеках. Гон выглядел так очаровательно взъерошено в этот момент, что Киллуа задохнулся. Но это все было неправильно. Так, так чертовски неправильно и ужасно, и запутанно, и, что хуже всего, Киллуа знал, насколько. Медленно, но верно боль начала бурлить и подниматься в нем. Она заполнила легкие, затем и всю грудь. Она продолжила расти и расти до тех пор, пока Киллуа не понял, что тонет. Разрушающая горечь пробила трещины в и так сломанном сердце, и наконец разрушила его на звенящие осколки, заставив его чуть ли не всхлипнуть. Разбитое сердце стенало. И кровоточило сильнее, чем когда-либо в его жизни. Сквозь плотно сжатые зубы он тихо сделал слабый, дрожащий вздох и болезненно скривился. Горячая влага скопилась в уголках глаз и пролилась на подушку, и он не смог себя остановить. Капли катились по щекам и беззвучно опадали на теплую ткань. Сквозь мокрые ресницы он разглядел, как глаза Гона распахнулись в ужасе. — Ки… Киллуа? — пробормотал он. — Киллуа, эй, что не так? Поговори со мной, пожалуйста- — Почему... — В голосе засела предательская дрожь. — Зачем ты это сделал? Гон моргнул, явно загнанный в угол этим вопросом. — О чем ты? — Думаешь, это смешно? — Выпалил Киллуа. Он выхватил руку из чужой хватки и резко сел прямо на кровати. Он яростно начал тереть опухшие глаза запястьями, пока те не начали ощутимо ныть. Пока он не перестал слышать, как громко его сердце ревет в груди. — Думаешь, это какая-то шутка?! Гон вскочил на кровати, поравнявшись с Киллуа: — О чем ты вообще говоришь?! Я не понимаю, почему ты плаче- Киллуа отбросил руку, потянувшуюся к нему, проигнорировав испуганный взгляд, которым одарил его друг на это. — Не прикасайся ко мне! Поверить не могу, что ты попробовал такое провернуть! — Выплюнул он. — Да не понимаю я, о чем ты! — Прикрикнул Гон хриплым голосом, сверкая молящими глазами. — Я ведь ничего не сделал, Киллуа! — Ты поцеловал меня! — Киллуа практически взвизгнул. Его легкие пылали. Глотка тоже горела, но он засунул подальше необходимость откашляться, потому что высказаться было важнее в этот момент. Выкричаться было важнее всего — даже этого навязчивого щекотливого чувства в груди. Гон поцеловал его. И он не мог... он не... — Да ты несуразицу болтаешь! — Взвыл Гон. — Объясни мне нормально, чтобы я уж точно понял, чем разозлил тебя! — Ты, — ответил дрожащим от ярости голосом, — ты даже не понял, что натворил. Ты такой…такой! Агх! Я словами выразить не могу, какой! — Да скажи мне уже, что не так! — Ты не влюблен в меня! — Выпалил Киллуа, и пара новых капелек скатилась по его лицу. — Ты не любишь меня, но поцеловал. Ты так зациклился на том, чтобы спасти меня, что пытаешься выдавить из себя взаимность! И играешь на моих чувствах, в довесок. Гон отпрянул, словно ему резко дали пощечину, румянец заметно слетел с лица. Но Киллуа был слишком зол, чтобы заметить. — Киллуа, — Гон вязко сглотнул, — как ты мог подумать, что я поступлю так с тобой? — А мне кажется, что это именно то, что ты и сделал бы, будучи припертым к стенке. — Почему?! — Голос брюнета сорвался, и у Киллуа екнуло сердце. — Почему, я не... Киллуа, я никогда не сделал бы тебе больно- Гона вдруг прервал всплеск истеричного смеха. Киллуа задохнулся — в груди потяжелело от сдерживаемых всхлипов. — Ох, Гон, это и есть причина! Ты не хочешь, чтобы Ханахаки добивала меня. И это здорово, я рад, что ты за-заботишься. Он больно впился ногтями в центр ладони, а потом, изо всех сил стараясь унять дрожащий голос, продолжил: — Но мы оба знаем, что, чтобы избавиться от цветка, нужно вернуть чувства. Вот ты и попытал удачу — постарался вернуть их, поставив себя на место моего возлюбленного. Гон испуганно уставился на Киллуа. — А ведь знаешь, — Киллуа добавил с горькой усмешкой, — идея-то не плохая. Я даже немного удивлен, что ты пришел к ней. Жаль, она не сработает, потому что я знаю правду. — Ошибаешься, — хрипло отозвался Гон. Киллуа потряс головой: — Неа. — Да, именно так. Ошибаешься. — Да как ты можешь, — прошипел Киллуа. Очередная волна ярости прокатилась по телу, и он еле сдержал порыв наброситься с криками на лучшего друга, — спорить со мной об этом. Это не очередная долбанная игра, Гон! Это реальная жизнь, и я не позволю вот так манипулировать мной, просто потому что ты, видите ли, чувствуешь себя виноватым! На лицо Гона легла тень. От низкого баса, которым его окатил друг, у Киллуа побежали холодные мурашки. — А я в игры с тобой и не играю. — Да ты сам сказал: «что, если я поцелую тебя?», — на глаза снова навернулись горячие слезы. Казалось, словно его протыкают снова, и снова, и снова раскаленным добела тупым ножом. В горле застрял горький ком, и Киллуа через силу заставил себя прошептать: — «Что, если я поцелую тебя?» И ты просто взял и сделал это. Отчаяние тяжелым валуном свалилось на него, и все разочарование и ярость исчезли без следа. Парень склонил голову, и его плечи затряслись от жалких попыток сдержать разрывающие его грудь всхлипы. Сейчас он ненавидел все — и то, что Гон поцеловал его, и тот факт, что они ругаются из-за этого, и от того, как он не может поверить в слова друга, когда раньше он никогда не давал себе возможности сомневаться в нем. Но больше всего он ненавидел себя. Ненавидел то, что он не хочет поворачиваться к Гону спиной даже сейчас. Ненавидел ту крошку глупой надежды, которая спряталась глубоко в его разуме и постоянно шептала, что, может быть, они с Гоном все еще могут быть вместе. И он ненавидел себя за то, что все никак не может унять истерику, пожирающую его на глазах у человека, который важнее для него, чем что-либо когда-либо могло бы стать. Он ненавидел все это. — Киллуа, — Взвыл Гон. На этот раз он не попытался прикоснуться к Киллуа, и хотя бы за это блондин был благодарен. Дотронься Гон до него, и Киллуа развалился бы окончательно. — Киллуа, я не пытался строить из себя твоего возлюбленного. И клянусь, никогда бы не поцеловал просто, чтобы вылечить. Это жестоко и ужасно и… и грубо. Я не такой. Ты же знаешь, что я не такой. Киллуа не верил. Не мог позволить себе, потому что в противном случае закончил бы, выкашливая бархатцы на теплые простыни. Но- — Тогда за… зачем ты..? — сквозь зубы выдавил парень и боль вгрызлась еще глубже. — Причин больше нет- — Киллуа. Он крепко зажмурился, будто так смог бы закрыться от голоса Гона, свободно щекочущего его слух. Киллуа взмолился, чтобы друг перестал звать его имя. От этого все становилось еще хуже, чем уже есть, и что бы там Гон не хотел ему сказать, Киллуа не хотел слушать. Он просто молился, чтобы это все поскорее закончилось, и боль наконец перестала плавить его внутренности в обжигающей кислоте- — Киллуа, — повторил Гон. — Я поцеловал тебя, потому что захотел. От этих слов по позвоночнику прокатился электрический разряд. Дыхание сперло и по всему телу выступил холодный пот. Киллуа мечтал об этом разговоре на протяжении долгих, долгих месяцев. Но не так. Не таким вот образом, который сжимает сердце в тиски и заставляет желать сжаться, пока не останется ничего. — Пожалуйста, — застонал он. — Пожалуйста, Гон, давай покончим со всем этим. -… ты не веришь мне. Киллуа вскинул голову при звуке опустошенного голоса друга. Лицо парня было бледное как никогда, и у Киллуа от одного вида похолодело в животе. — Не могу, — обессиленно признался Киллуа. Гон нахмурился, словно это ему было больнее всего сейчас: — Почему?! Я совсем не понимаю тебя! Почему ты решил, что я не мог бы люб- Киллуа оскалился, глаза опять защипало. — Хватит. Прекрати, Гон. С меня достаточно для одной ночи. — Не прекращу. Пока ты не поверишь мне - ни за что! — Не во что верить! Ты всего лишь пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше и здоровее, это не сработает. — Я не только для тебя это делаю! — Откликнулся Гон, повышая голос. — Мне нужно рассказать, что я чувствую! — Ох, вот мы и пришли к твоему эгоизму, не так ли?! Каким таким образом это честно — пропихивать твои «так называемые» чувства мне в глотку- — Это ты нечестен, Киллуа! Прерываешь меня каждый раз, когда я пытаюсь сказать тебе, что влюб- — ГОН! — выпалил он, балансируя в секунде от того, чтобы сломаться окончательно. Ком в горле обжигал раскаленным металлом. Он боролся за каждый вздох. — Прошу, умоляю тебя. Не делай этого, я не могу слушать тебя, когда ты продолжаешь врать- У Гона вспыхнул опасный огонь в глазах. — Я не лжец, Киллуа. Ты знаешь меня лучше всех и правда думаешь, что я могу попытаться причинить тебе боль? Даже в теории? Думаешь, я стал бы врать о подобном? — Ты… — Киллуа скомкал простыни вокруг своих бедер побелевшими от напряжения руками. — Не в-важно. Ты не можешь говорить пр-правду. Гон упрямо отчеканил: — Почему. Нет. И тут Киллуа взорвался. — Да потому что! — Взревел он. Его голос звонко прокатился по комнате, но Гон и глазом не моргнул на разрушительную ярость, с которой Киллуа на него напал. — Ты… Ты не можешь любить меня, это невозможно! Во мне нет ничего, что могло бы стоить хотя бы половины твоей- твоего- Что-то резко задвигалось у него в горле. Он отвернулся и начал яростно кашлять, скривившись от металлического вкуса, заполнившего рот. Гон уже кричал в ответ, и у Киллуа не оставалось времени, чтобы осознать, что происходит. — О чем ты вообще?! Киллуа все, что ты говоришь, не имеет смысла! Ты пришел к этому, только потому что сам себя так видишь, и совсем не подумал о том, как я вижу тебя. Я миллион раз говорил, насколько удивительным и замечательным тебя считаю! Киллуа обернулся: — И это ничего не значит! — прошипел он, выплевывая слова, словно яд. — Замечательный, удивительный… ты каждый день этими словами кидаешься! Они ничего общего не имеют с лю… с влюб… Киллуа жадно хватал воздух. Его грудь потяжелела от попыток впустить в легкие хоть немного кислорода, но это не помогало. Что-то мешало на полпути, то же, что минуту назад дало о себе знать, двигаясь в горле. Он распахнул глаза. Ханахаки. Цветок. — Ох, вот как?! Ну, может быть, если бы ты хоть раз выслушал меня, то понял бы, что я… Киллуа? — Гон оборвался на полуслове, сразу уловив сменившуюся атмосферу. — Киллуа, почему ты замолчал, что не так?! Киллуа отчаянно схватился за горло. Он больше не мог дышать совсем. Цветок теперь блокировал горло полностью, и в легких быстро начала нарастать тяжесть. Паника звенела по костям, заставляя пульс мчаться. Он мучился. Он не мог вздохнуть, и он мучился. Он был в минуте от смерти. Молчаливые слезы покатились по щекам, когда все его тело начало трястись в конвульсиях. Из всех возможных способов умереть, Киллуа никогда не думал, что это случится так — в спальне Гона, на его кровати, посередине жаркого спора с важнейшим в его жизни человеком, после его первого поцелуя. Разве могла его жизнь стать более жестокой? — Нет, — Прошептал Гон, глаза понимающе сверкнули. — Нет. Нет, нет, нет, нет, НЕТ! Нет, Киллуа, ты… ты не можешь умереть, ты ведь!!! Ты не можешь! Киллуа хотел было в ответ напасть на Гона с «ты не можешь решать, когда умирать, идиот, оно так не работает», но его голова разрывалась в этот момент от боли, и он не смог выдавить ни слова. Пальцы начали медленно отказывать. — КИЛЛУА!!! Темные ладони шлепнулись по обе стороны влажного от слез лица, и Киллуа нервно дернулся. Он резко понял, что смотрит в глубокие медовые глаза Гона. — Киллуа, — Медленно прогремел Гон. — Остановись. Прекрати паниковать, прекрати чувствовать… то, что ты там себе напридумывал, то, что заставляет цветок расти, ты должен прекратить. Ясно тебе?! Ты не умрешь, так что просто перестань надумывать! Мне все равно, что, но ты должен сделать это и успокоиться, пока не поздно! Каким-то образом слова Гона пробились в воспаленный разум Киллуа. Как вообще он должен перестать паниковать?! Не может же он просто переключиться и резко перестать думать! Но глаза Гона горели твердой уверенностью. Он верил в Киллуа больше, чем тот сам. И так было всегда. И Гон- Гон был для Киллуа светом и солнцем. Он идиот, да, упертый и абсурдный, и всегда прыгает в омут с головой, но он добрый и честный, и заставляет чудеса случаться, просто силой слова. Он вдохновил Киллуа расти и становиться лучшим собой. Так что Киллуа поддался. Он заставил разум очиститься. Он выбросил все мысли о цветке, о смерти и обо всем, что между ними произошло этой ночью. Вместо этого он растворился в том, как лунный свет ласкает щеки Гона, в теплоте его ладоней, на тихом щелканье часов, отсчитывающих секунды. Киллуа расслабил опавшие плечи, расслабился в чужой хватке и вздохнул. Его глотка открылась, и легкие наполнились воздухом, и он задышал. Гон испустил полувздох-полувсхлип. — Ки… Киллуа, — с влажно блестящими глазами проговорил он, — ты дышишь. Ты в поря…дке. А затем, к величайшему ужасу Киллуа, нижняя губа Гона опасно задрожала. И спустя секунду парень набросился на Киллуа, обхватывая бледные плечи руками. Киллуа остро вздохнул, когда Гон уткнулся носом ему в шею. Он почувствовал через объятие, как предательски заметно трясется тело его друга. "Он испугался," — отстраненно подумал Киллуа. Но нет, не просто испугался. — " Он был в ужасе.» Сколько бы смелых слов ни было сказано, было очевидно, насколько Гон перепугался, когда Киллуа был в шаге от того, чтобы исчезнуть. Киллуа вязко сглотнул и быстро проморгал, чтобы согнать горячую влагу с глаз. — Гон... — Мгновение спустя прошелестел он. — Мне так… так жаль! — Гон сжал его еще сильнее, и Киллуа тихо пискнул. — Я просто! Так счастлив, что ты не… Киллуа обвил руками Гона — сердце наконец начало замедлять свой бешеный ритм. — Все хорошо, все будет хорошо. Я здесь, с тобой, — прошептал он. Гон рвано закивал. Его пальцы мертвой хваткой впились в острые плечи Киллуа, словно он боялся, что отпусти он друга - тот исчезнет навсегда. — Гон, — Киллуа снова подал голос, на этот раз вложив в него столько нежности, сколько только мог. — Эй. Я в пор- — Нет, ты не в порядке!!! Киллуа мгновенно захлопнул рот, издав заметное щелк. Гон глубоко вздохнул, подрагивая всем телом. Киллуа отчетливо почувствовал, как чужая грудь наполнилась воздухом рядом с его, и его сердце пропустило удар. — Нет, ты не в порядке, — тихо сказал Гон. — Пожалуйста, не говори так. Ты…только что ты чуть не погиб. Я мог потерять тебя навсегда. И это была бы моя вина. Спину Киллуа пронзила ледяная стрела: — Нет, ты не прав, это не так. — Хочешь сказать, что твой приступ ничего общего с нашей ссорой не имеет? Киллуа заскрипел зубами. Твою мать. Ему даже возразить нечем. — Видишь? Я прав. — Прошептал Гон. — Гон… — Начал Киллуа, но Гон вдруг отпрянул назад, и он не успел закончить. Блондин убрал руки в ту же секунду, не смотря на то, как заныло в груди. Конечно, Гон не мог обниматься вечно, на что он вообще рассчитывал- Его лучший друг ласково положил руки на бледные щеки Киллуа, и разум блондина поплыл от ощущения теплых, шершавых пальцев, греющих кожу. Гон одарил его слабой, но искренней улыбкой. Он очарованно смотрел на Киллуа, и в его глазах пульсировало немое, жаркое обожание. У Киллуа повело в животе. Зачем Гон опять смотрит на него вот так? Разве он не злился на него за то, как тот пытался свести на «нет» весь инцидент с Ханахаки. — Киллуа, — Гон заговорил добрым и уверенным голосом. — Я хочу рассказать кое-что, ладно? Готов поспорить, это будет невероятно неудобно для тебя и, может быть, немного неловко, но, эй, для меня тоже! Но это… это очень важно. Для нас обоих. Ты сможешь высказать все после того, как я закончу. Так твой цветок не начнет опять цвести. Договорились? Киллуа хотелось сказать «нет». Ему не понравилось, с каким тоном Гон говорил — и как защекотало в животе при этом. Сейчас, сильнее, чем когда-либо ему хотелось вскочить и убежать, потому что от того, как Гон на него смотрел, его сердце делало кульбиты. Но он заметил осколки боли, спрятавшиеся глубоко в глазах друга, и его серьезное лицо. Что бы это ни было, Гону нужно было это сказать. И Киллуа не хотел больше причинять им обоим боль спорами. Он медленно кивнул, мягко потеревшись лицом о руки Гона, и брюнет улыбнулся чуть шире. — Хорошо, тогда... Я просто... Я просто возьму и наконец скажу это. Он громко втянул в себя побольше воздуха. Внутри Киллуа все перевернулось при виде потемневших щек брюнета. Такое уже происходило, прямо перед тем, как Гон… сделал то самое. Так что Киллуа даже не знал, чего ожидать. Гон все еще продолжал смотреть на него этим своим теплым, удивительно мягким взглядом. Киллуа задержал дыхание, и Гон с легким сердцем сказал: — Киллуа. Я в тебя влюблен. Жар в ту же секунду прилил к лицу Киллуа. Бедное сердце зашлось в истеричном ритме, взорвалось и засверкало, как фейерверк, и все тело прошибло электричеством, словно молнией. Неправда. Не может быть правдой. Но Гон все же сказал заветные слова, которые заставили все тело предательски засветиться изнутри надеждой. — Я знаю, что ты не веришь мне, — продолжил Гон, и Киллуа скривился. — Все хорошо. Ну, вернее, не то, чтобы хорошо, но будет, потому что я собираюсь доказать тебе это! — Ох, вот как? — Очарованно прошептал Киллуа смущающе дрожащим голосом. Гон просиял: — Ага! Вот, смотри- Гон медленно проскользил руками по щекам, перешел до шеи. Киллуа задержал дыхание и не двигался, пока пальцы друга проследили дальше по телу, внутренне подрагивая и прикладывая все силы, чтобы хотя бы не отключиться от смешивающихся эмоций, пульсирующих внутри. Руки Гона нашли его. Он схватил тонкую ладонь Киллуа и приложил к своей щеке. Киллуа нервно вздохнул. Он почти что одернул руку, но Гон держал ее крепко и надежно своей собственной. — Г…Гон! — Проскрипел Киллуа. Что, черт возьми, происходит?! — Будь внимательнее, Киллуа, — сказал Гон; в его глазах — пляшут отблески лунного света. Он как никто понимает, как сильно влияет на Киллуа, и тому неожиданно захотелось скинуть друга с кровати. Этот глупый, наглый мелкий… — Что ты чувствуешь? Киллуа состроил гримасу. Ну, он чувствовал его щеку, очевидно. Он чувствовал мягкость замечательной темной кожи, твердую линию скул. Киллуа подвигал пальцами под чужими, слегка растопыривая их. Кожа Гона была гораздо мягче, чем он себе представлял. А еще она была очень, очень горячей. — Ну? — Ну. Эх. — Киллуа закусил губу. — Горячо? Гон удовлетворенно кивнул головой и потянул за собой зажатую в хватке ладонь Киллуа. — Вот-вот, именно! Я… — Его улыбка стала походить на смущенную, и Киллуа удивленно поморгал, — Киллуа, Я смущен. Смущен? И как это связано с…ох. У Киллуа защекотало в животе и резко пересохло во рту. Гон пытается сказать, что он смущается из-за… из-за Киллуа? Нет, быть такого не может. Но Гон никогда не смущается не из-за чего, так что- — И вот еще что, смотри! — Гон вцепился в руку блондина и прижал к груди. — А что ты сейчас чувствуешь? Киллуа чувствовал, что он с минуты на минуту скрючится и помрет — вот что. Одна рука на щеке Гона, вторая — на его мускулистой груди, где сердце яростно бьется под его пальцами. Киллуа нахмурился. Честно говоря, пульс был до странности частым. Голубые глаза распахнулись в осознании. Рука на пунцовой щеке слегка сдвинулась, когда Гон улыбнулся ему. — Видишь? — Сказал Гон. — Мое сердце бьется очень, очень быстро. Такое происходит только когда тренируешься, или- — Или когда любишь кого-то, — медленно закончил за него Киллуа. Улыбка Гона теперь могла посоперничать с солнцем по части лучезарности. — Вот именно! — Прощебетал он. — Конечно, тут больше, чем это. Руки, например, стали влажными, потому что я держал в них твою. Хм, хотя, думаю, ты и сам заметил это, да? Эм... Кожа под ладонью у Киллуа стала еще горячее. Медленно Гон опустил их переплетенные руки на простыни у их коленок. А потом он сильнее прижал их друг к другу, вперевшись в них нахмуренным взглядом. После пары секунд он промычал: — Даже когда просто смотрю на тебя, Киллуа… мне становится так жарко и, вроде как, щекотно внутри? Не знаю, как описать, но это чудесное чувство. Оно мне нравится. От него в животе так легко, и я становлюсь таким, таким счастливым. И я всегда знаю, что дело в тебе. Киллуа хранил молчание. Выдавить из себя что-то не получилось бы при всем желании — в горле встал ком, и даже дышать ему стало тяжело. Но это было иное чувство, чем при Ханахаки. В этот раз было ощущение чего-то огромного и необъятного, что проснулось и пришло к жизни в центре его груди, слишком большое для слов. Но еще ему было страшно. Страшно, что когда он откроет рот, то проснется - и этот момент исчезнет навечно. Гон поднял голову, шоколадного цвета волосы опали на сверкающие глаза, и Киллуа снова забыл, как дышать. — Помнишь, что ты говорил, когда я спросил тебя, как ты понял, что влюбился? — Спросил Гон, и Киллуа автоматически кивнул. — Ну, если тебе еще доказательства нужны, то я постоянно эти штуки с тобой делаю! Или, если угодно, уже сделал. Киллуа нахмурил брови. Если до этого он имел представление, о чем Гон говорит, то теперь он потерял нить разговора. — Ну, вот, к примеру… — Гон придвинулся ближе, их колени теперь соприкасались, — Только подумай! Ты сказал, что ты теряешься в мыслях, когда смотришь на этого человека, верно? Потому что он такой прекрасный и невероятный? Потому что именно это произошло со мной тогда на скале, Киллуа! Когда ты стоял, протянув руки к солнцу, и его лучики вот так гуляли в твоих волосах, ты выглядел так красиво… Его голос сорвался. Кровь прилила Киллуа к лицу, когда золотистые глаза проскользили по всему его телу. Он практически чувствовал взгляд Гона, гуляющий по его коже, остановившийся только, когда добрался до губ. «Святой Иисус,» — на повторе думал Киллуа, пока Гон осматривал его с неиссякаемой увлеченностью. Все его тело горело, и в голове жарко пульсировало. Если Гон так и продолжит, то Киллуа свалится в обморок, это точно. Гон низким голосом продолжил: — Я всегда хотел о тебе все знать. Я всегда писал тебе как только просыпался, потому что ты и есть первый человек, о котором я думаю с утра. Даже когда в школу не нужно, я все равно пишу тебе, чтобы узнать, как ты спал или не хочешь ли ты встретиться. И когда ты на прошлой неделе поранился, я помчался к тебе, а потом постоянно справлялся о твоем здоровье по телефону. Глаза Гона одержимо сверкали, когда он остановился взглядом на голубых глазах друга. Киллуа не мог отвести взгляд, когда в него вглядывались с такой силой, а Гон заговорил опять, уверенно и смело: — Киллуа, я люблю тебя. Ты… Ты мой лучший друг. Ты самый прекрасный и потрясающий человек в моей жизни, и я знаю, что, несмотря ни на что, я хочу проводить каждый день с тобой, каждый до самого конца. Думаю, я всегда любил тебя, только осознал это недавно. Вот почему я никогда раньше не говорил. И я… — У Гона затряслись плечи, и он сквозь сжатые зубы всосал воздух, затем продолжил: — Мне так жаль, что у меня заняло это так много времени. Пойми я раньше, у тебя не было бы Ханахаки. И ты не проходил бы через все это в одиночку. Мне так жаль, Киллуа. — Чт… что? — Киллуа резко вскинулся. — Что ты только что сказал? — Прости, что ранил тебя, — повторил Гон. — Я не хотел, чтобы все та- — Подожди, почему ты извиняешься? Ты не… Я имею в виду, это же не твоя вина, — ложь тяжело осела на языке, прямо как испачканные кровью лепестки, которые Киллуа так часто находит в своем рту. Гон нахмурил брови.  — Киллуа… я знаю. — Знаешь что? — Спросил блондин, игнорируя страх, затаившийся в уголке его разума. Гон сжал его ладони еще раз. Он аккуратно ответил: — Я знаю о бархатцах. Тело Киллуа резко обратилось в колючий лед. Нет. Нет, нет, нет, нет. Без вариантов, Гон не мог понять это, это невозможно- — Тетушка Мито вчера принесла домой парочку пробников цветочных ароматов, — Начал объяснять Гон паникующему Киллуа. — Тогда-то я и вспомнил его, запах бархатцев. Я чувствовал его от тебя до этого. Помнишь, тот день, когда тебе пришлось уйти, потому что твои родители возвращались в город? Киллуа ядовито проклял животное обоняние Гона. Сам-то он так привык к этому запаху, что давно перестал обращать на это внимание. Но Гон, конечно, со своими невероятными супер-чувствами смог это обнаружить. Так что, да. Гон теперь знает все, что пряталось за бархатцами. А еще это значит, что Гон знает, что… что Киллуа в него… Киллуа вязко сглотнул, кровь пульсировала в ушах. Черт. — Бархатцы, — Гон повторил, возвращая Киллуа в реальность. — Они также подходят по цвету к тем, что ты выкашливаешь. Оранжевый с красным и желтым. А еще это тот же цветок, что я использовал для венков в наш первый день знакомства. Но, Киллуа, одного я не понимаю. Киллуа покосился на Гона: — И что же? Гон нахмурился: — Киллуа. Почему ты мне не сказал? — Что? — Потрясенно повторил блондин. Вот Гон серьезно сейчас?! — Хочешь знать, почему я не сказал правду и прятал все от тебя? — Да, хочу! Ты ведь мог- — Нет! — Возмущенно воскликнул Киллуа, вцепившись ногтями Гону в пальцы. — Нет, я не мог! Господи, Гон, о чем ты вообще думаешь?! Если бы я сказал тебе, что я… что я... — Вообще говоря, он уже чувствовал, насколько пунцовым стало его лицо. Часть его разума уже готова была взмолиться, чтобы Ханахаки забрала его сейчас, до того, как он кинется объяснять любви всей своей жизни, почему признаваться было такой себе идеей. — Если бы я сказал что-нибудь, — процедил Киллуа сквозь зубы, — что-нибудь важное. Как думаешь, что случилось бы с нами? — С нами? — Склонил на бок голову Гон. — Да. С нами двумя. Мы ведь лучшие друзья. А друзья обычно не… не делают всякого рода вещи. — Вещи, которые парочки делают, ты о них? Черт тебя подери, Гон. Парень когда-нибудь обязательно заставит его взорваться от чистейшей неловкости. — Да, Гон. То, что парочки делают. Гон задумчиво загудел. — Значит, говоришь, лучшие друзья за руки обычно не держатся? Киллуа замер. Он вдруг очень ощутимо осознал, что Гон все еще переплетает свои пальцы с его. — Ох. — Говоришь, лучшие друзья кровь с губ друг у друга не стирают, — продолжил Гон. — А еще лучшие друзья не находятся в сантиметре от поцелуя на пляже? У Киллуа зашелся пульс. Они почти поцеловались. Вот что произошло, верно? Все это время он был свято уверен, что не так все понял. Но вот после того, как Гон сам это сказал... — Хочешь сказать, что я не могу быть твоим другом, потому что приглядывал за тобой в медпункте? И оттого, что я тогда осознал, как сильно и окончательно я в тебя влюбился, мы не сможем больше вместе зависать, как раньше? У Киллуа отвисла челюсть. — Ты. Ты что- — Мы всегда будем лучшими друзьями, Киллуа, — прервал его Гон. — И, что бы ни случилось в будущем, это не изменится никогда. Ты всегда будешь тем, на кого я смотрю, и кто знает меня лучше чем кто-либо еще. Но… — И вдруг он улыбнулся Киллуа, посмотрел на него своими нежными глазами, и заполнил грудь Киллуа легкой, трепещущей теплотой. — Киллуа. Только тебе решать, в какую сторону повести наши отношения отсюда. Время не ждет, не забывай. Все его тело замерло, когда он вспомнил, и по спине пробежал холод. Точно. Иллуми. Операция. Осознание начало резонировать глубоко в теле. Он не хотел думать об этом, но ему придется. Он ответил настолько уверенно, насколько позволял севший голос: — Гон. Отпусти. Гон моргнул. Боль скользнула по лицу, но он сделал, как его попросили. Он нехотя отодвинулся, и Киллуа повернулся, перекинул ноги через Гона и выглянул в залитое лунным светом окно. Киллуа перевел взгляд и начал не мигая вглядываться в ковер, стелящийся под ногами. Гон был прав, времени было в обрез. Сегодня была суббота, а дедушка запланировал встречу с Иллуми на среду. Если цветок к тому моменту будет на месте, то все пойдет по заранее созданному плану. И Киллуа станет пустой ракушкой. Так что... Ему предстоит принять сложное решение. Он может прислушаться к Гону, поверить во все, что сказал ему лучший друг, и дать ему решать, что делать дальше. Или. Он может прислушаться к тихому голосу в своей голове, который нашептывает ему, что Киллуа обманывает себя, что Гон сказал все только для того, чтобы помочь ему чувствовать себя лучше, и их поцелуй не значил для него ничего. — Киллуа? — Позвал Гон севшим голосом, и Киллуа впился зубами в нижнюю губу, чтобы ненароком не сказать что-нибудь. Он услышал, как матрац заскрипел, когда Гон начал нервно дергаться. — Киллуа, — опять напомнил о себе Гон, голос зазвучал ближе, чем в первый раз. — Я… Я понимаю, что тебе много о чем надо подумать, и понимаю, что тебе страшно. И я знаю, что это касается и меня тоже. Но. Гон остановился. Киллуа продолжал молчать. Он мог чувствовать впивающегося в него глазами Гона, хотя и сидел к нему спиной. От этого щипало в затылке и ускорялся пульс. — Ты ведь рассудительный человек, Киллуа, — наконец продолжил Гон. — Ты все анализируешь и принимаешь верные решения, поэтому ты и лучше меня в школе. Так что, пожалуйста, подумай обо всем, что я сказал. У тебя есть все кусочки, которые осталось только сложить вместе. Киллуа зажмурился. Кусочки, да? То, что поможет Киллуа разобраться во всем этом безобразии? Киллуа медленно выдохнул, восстанавливая моменты этой ночи в памяти. Он подумал о чужих губах, как нежно, но уверенно они касались его. Он вспомнил горящие щеки Гона и его невинное тепло. Подумал о яростно бьющемся сердце под своей рукой и о крепкой хватке пальцев, обвившихся вокруг его рук. Он думал о Гоне с его ослепляющими ухмылками и жадным до приключений лихорадочным блеском в глазах. Киллуа вцепился трясущимися руками в край матраца, впиваясь ногтями в мягкие хлопковые ткани. Гон был его лучшим другом. Его солнцем. Его всем. Киллуа знает его лучше, чем себя самого, знает все его привычки и причуды так, словно они его собственные. А еще он знал вот что: Гон не лжец. У Гона свое уникальное понятие справедливости и чести, которое даже Киллуа не всегда понимает, но он ни в коем случае не стал бы беспричинно жестоким, а еще он заботился о своих друзьях сильнее, чем о себе. Он никогда не сделал бы ничего, что доставило бы им боль. Он никогда бы не причинил боль Киллуа, и точно не стал бы врать. Так что это значит… когда Гон сказал, что хотел поцеловать Киллуа, он взаправду чувствовал все эти вещи, когда Киллуа рядом… Гон говорил правду. Киллуа устало опустил голову и сжал зубы до писка в ушах. Его взгляд затуманился, и горячие слезы пролились на колени. Они проследили дорожки по коже и закончили на полу, влажные точки, переливающиеся в молочно-белом лунном свете. «Гон влюблен в меня,» — повторил про себя Киллуа, и в груди разлились невыносимые чувства спокойствия, счастья и любви, затопили легкие и оставили судорожно подрагивать на теплой постели. Гон любит его, и Киллуа любит его в ответ. Гон любит его. Гон влюблен в него, Гон влюблен в него- Они любят друг друга. Так чего же тогда Киллуа ждет?

***

Гон уставился на повернувшегося к нему спиной Киллуа, голова шла кругами. Он сказал все, что мог. Он разложил перед Киллуа все, что было у него на душе без остатка. И все, что ему осталось теперь — ждать. Ждать и надеяться. Потому что, если Киллуа не поверит ему, у Гона не останется ничего, что он мог бы сделать. Он не мог потерять Киллуа. Даже просто представляя своего лучшего друга опустошенным, растерявшим все свои чувства, без огня и доброго блеска в глазах, когда он смотрит на него… Это будет невыносимо. Такой вид Киллуа уничтожит Гона изнутри, он был уверен в этом. Киллуа был самым важным человеком в его жизни. Он сделает что угодно, чтобы Киллуа стало лучше. Даже если придется признаться ему первым, ничего. И он так и сделал. Гон сглотнул ком в горле, припоминая их поцелуй. Киллуа не ответил, но Гон примерно на это и рассчитывал. Для Киллуа, наверное, он был как снег на голову, но сам Гон планировал его на протяжении долгого, долгого времени. Он мечтал о том, чтобы поцеловать Киллуа всю неделю, хотел сделать это каждый раз, стоило только взглянуть блондину в лицо. И сейчас он просто сидел и надеялся, что Киллуа понял это. Киллуа медленно опустил голову и приподнял плечи. Его тонкое, грациозное тело теперь было залито белесым светом, сочащимся из окна: луна задорно игралась в его волосах, и звездного цвета волосы сияли как нимб. Сердце Гона затрепетало. Это было прекрасно, обворожительно. Киллуа был обворожителен, и Гон не смог заставить себя отвести взгляд. Казалось, он должен был сказать что-то… что-нибудь. Киллуа молчал уже некоторое время, и тишина сводила Гона с ума. Может быть, стоило заговорить первым и помочь Киллуа с тем, о чем там он думал? Гон глубоко вздохнул. — Эм, — неуверенно начал он. — Киллуа? Ты- Киллуа резко обернулся. И у Гона была всего доля секунды, чтобы заметить слезы, текущие у него по розовым щекам, после чего Киллуа кинулся на него и, выбив весь воздух из легких, повалился сверху. Гона даже моргнуть не успел — Киллуа схватился ладонями за его лицо и прижался губами в неловком, но жарком поцелуе, и Гон забыл, что нужно дышать- А затем все размылось перед глазами. Ничего больше не имело значение, кроме Киллуа — его губ, холодных рук, вжимающихся Гону в щеки, и его мягких серебряных локонов, щекочущих лицо. В этот момент Киллуа — единственное, что реально. И Гон готов был отказаться от всего остального.

***

Киллуа улыбнулся в поцелуй, когда сильные руки Гона обвились вокруг его талии, прижимая так сильно, что не оставалось места на вдох. Хотя дыхание явно уходило на второй план, когда Гон с таким энтузиазмом отвечал на поцелуй. С первым разом он ничего общего не имел, потому что теперь… теперь Киллуа может отдаться этому с головой. Страх и опасения сгинули в прошлое, теперь остались только он, Гон и то, как идеально их губы влажно встречались вновь и вновь, и вновь. У Киллуа на руках не осталось ни одной причины останавливаться, так что он и не стал этого делать. Он склонил голову, обвивая ногами Гона за бедра, усаживаясь у того практически на коленях, и рвано задышал через нос. Он чувствовал вкус зубной пасты Гона — сладкая корица — и свежий запах мыла. Горячими руками Гон впился ему в спину, и в месте, где они соприкасались, кожа горела, но в то же время его веснушчатые щеки оставались мягкими и нежными под пальцами Киллуа. Киллуа не хотел, чтобы это прекращалось. Хотел потеряться в объятиях Гона и забыть все, кроме ощущения их горячих тел рядом друг с другом, и как хорошо было желать человека и знать, что тебя желают в ответ. Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем он наконец подался назад, глотая воздух. Он крепко прильнул к Гону и, глубоко вдыхая полной грудью, прижал их лбы друг к другу. Комната крутилась вокруг них, и Киллуа закрыл глаза в попытке не потеряться в ощущениях. Гон хрипло смеялся ему в улыбку. Его руки все еще обвивали Киллуа за талию. — Вау. — Прошептал он. Киллуа ухмыльнулся. — Наш первый поцелуй, и это все, что ты можешь сказать? «Вау»? — Вскинул брови Киллуа, улыбаясь так сильно, что скулы начало саднить. — Ну, вообще-то, это наш второй поцелуй. Киллуа удивленно распахнул глаза, только чтобы увидеть счастливо улыбающегося ему Гона. — Не смей… — Киллуа ущипнул друга за щеку, — ...умничать, Гон! Он почувствовал как сладкое удовлетворение прокатилось по телу, когда Гон взвыл. — АЙ! АЙ, Киллуа, ау, прости!!! Я больше не буду, обещаю! — Вот и хорошо. — Киллуа отпустил. Но тут же, не дав Гону опомниться, наклонился и легко поцеловал снова, и еще раз, а потом еще разок. — Ки… Киллуа, — Пробормотал Гон, когда Киллуа на секунду отпрянул, чтобы отдышаться. Его глаза были чертовски темными и затуманенными, а кожа краснее, чем Киллуа когда-либо видел. И то, как он на него смотрел — голодным, жаждущим взглядом с яркими огоньками, плещущимися в расплавленном золоте — заставило горячую кровь снова лихорадочно помчаться по венам. Киллуа облизал губы, и взгляд Гона мгновенно упал на них. У Киллуа повело внизу живота и пришлось заставить себя не впиться опять с поцелуями в брюнета. С такими темпами они никуда с мертвой точки не сдвинутся. Ну как. Сдвинутся, конечно, в одном известном направлении, но сейчас было не место и не время для этого. Теперь у них есть время, он напомнил себе, и снова накатившее чувство спокойствия заставило его тело вибрировать. Теперь у них есть все время в мире. Его голос слегка дрогнул, но он все равно смог выдавить: — Ты, как, нормально? Гон крепче прижал его к себе. — Более, чем, — вздохнул он. — Я…Киллуа. Киллуа, ты поцеловал меня. Ты поцеловал меня! Его голос сочился обожанием, и у Киллуа защемило в груди. — Поцеловал, — смущенно признался он, румянец жарко расцвел у него на лице. Господи, он вообще в состоянии построить цельное предложение и не краснеть потом как полный идиот? — Я, эм. Захотелось просто. И ты, вроде как, не сильно протестовал в прошлый раз, так что… Гон подался вперед и поцеловал снова, сильно и властно. Секунду спустя он отпрянул, оставив Киллуа изумленно покусывать горящие губы. — Мне тоже хочется, — у Киллуа побежали щекочущие мурашки от низкой хрипотцы в голосе парня. — Очень, очень, очень хочется, Киллуа. Ты и понятия не имеешь, как сильно. У блондина сердце вновь пропустило удар: — Вот как? — Мгм. — Хорошо. Потому что, ну. Я… я тоже не против. Чтоб ты знал. Если тебе интересно или типа того. Гон откинулся назад, и Киллуа тихо застонал, уже скучая по чужому теплому дыханию на лице. Его друг не обратил внимание — только продолжил широко распахнутыми глазами смотреть на блондина. — Киллуа, — подал голос Гон. — Ты серьезно? — К… Конечно! — запнулся Киллуа. — На кой черт мне тебя целовать, если бы я не хотел?! Гон заметно сглотнул. Он опустил руки со спины, и мягко прикоснулся ими к горящим щекам друга. Глубоко внутри Киллуа что-то защекотало от звонких солнечных смешинок и искреннего восторга, плещущихся в глазах Гона. Гон действительно влюблен в него. Это было ясно, как солнечный день, и от осознания Киллуа захотелось взлететь. — Ты веришь мне? — Прошептал Гон. — Ты… Ты ведь понимаешь, что я сказал правду? Обо всем? Киллуа открыл рот, но сказать так ничего и не смог. Слова никак не хотели слезть с языка. В горле встал ком, но в этот раз не от бархатцев, так долго пытавшихся задушить его. И в этот раз покатившиеся из глаз слезы были уже не от боли, а от затопившего все тело счастья, и Киллуа потерялся в ощущениях. Горячие капельки катились по щекам, и Гон нежно стирал их пальцами. — Ш-ш-ш, Киллуа. Все хорошо, ты в порядке. Я люблю тебя… Ласково прижался губами к горящему лбу. — Я люблю тебя. Затем к кончику покрасневшего носа. — Я люблю тебя. И, наконец, он поцеловал сжатые губы. — Люблю, — промурлыкал он Киллуа в губы, и тот издал слабый звук, не то всхлип, не то стон. — Ты просто нелепый, — прокряхтел Киллуа, закидывая руки за шею Гона и крепко обнимая. Он выпустит Гона из рук теперь еще очень и очень нескоро. — И все равно ты меня любишь! Киллуа моргнул. А затем закинул голову и засмеялся. Он смеялся и смеялся, и смеялся. И продолжал хохотать пока не закончился воздух и не заболели бока. — Киллуа?! — Ты прав! — Воскликнул Киллуа. — Гон, Я…! Я правда люблю тебя! Так, так сильно. Ты и понятия не имеешь, как сильно я в тебя влюбился! Ты… ты все для меня. Поэтому у меня Ханахаки, потому что я обожаю тебя так сильно, и мое тело не выдерживает. Он опустил взгляд на ошалелые глаза Гона. — Гон, — сказал он, трясущимся под весом своих эмоций, голосом. Он выплеснул каждую каплю своего обожания в последующие слова, каждую до последней. Потому что это самое главное из всего что он когда-либо говорил… — Я люблю тебя, я твой без остатка, Гон. И так было всегда — только ты. Для меня не существует никого, кроме тебя. Только ты и все. Веснушчатые щеки залил румянец. Гон издал грохочущий всхлип откуда-то глубоко из своего тела, и в следующую секунду Киллуа уже был надежно прижат к широкой, горячей груди своего друга. Гон уткнулся носом в кожу между шеей и плечом, обхватывая сильными руками парня за талию, и Киллуа замер не в силах пошевелиться. — Как ты можешь такие вещи говорить, — хрипло прошептал он в кожу Киллуа. — И как я должен это теперь побить? Киллуа положил голову на темные коричневые иголочки торчащих волос, позволив глазам умиротворенно закрыться. Каждая клеточка тела яростно впитывала ощущения обнимающих его рук и бешено бьющегося сердца Гона, которое так идеально подходило к его собственному. — Просто подержи меня так, — пробормотал он. — Этого вполне хватит. Гон прижался к его шее. — Договорились. Я… Мне было так страшно. Я боялся, вдруг ты не поверишь мне. У Киллуа похолодела кровь. Что было бы, если бы он отверг Гона? Он сбежал бы и пошел домой в одиночестве? А может он задохнулся бы еще до того, как покинуть эту комнату? Киллуа не хотелось думать об этом. Что могло бы случиться уже не важно, в любом случае. Он выбрал Гона, так что можно было оставить все волнения в прошлом. Они теперь вместе, вот и все. Он прекратил дышать и резко распахнул глаза. — Киллуа? — Гон приподнял голову, с тревогой всматриваясь Киллуа в лицо. Темные пальцы болезненно впились парню в кожу. — Что не так? Ты не… цветок же не… — Нет! — Поспешил успокоить его блондин. — Господи, нет, цветок ничего не сделал. Я просто… — Просто что? Киллуа сладко улыбнулся, острые черты лица смягчились пока он влюбленно рассматривал самого важного в его жизни человека. — Просто я так чертовски рад, Гон. Я… Я счастлив. Я никогда и подумать не мог, что такое может произойти. Никогда не подумал бы, что мне так повезет. Я словно во сне, и я не хочу просыпаться. Гон ухмыльнулся ему, и эта улыбка проникла Киллуа под кожу. — Как хорошо тогда, что ты не спишь. Я о том… Мы вместе, Киллуа. Это просто невероятно?! — Лучше не придумаешь, — с легким смешком согласился Киллуа. — Подожди-ка, Киллуа, это же значит, что ты мой парень? А я твой теперь? Киллуа не смог сдержаться и закатил глаза, хотя щеки при этом предательски заалели. — Ну, очевидно. — Вау, — отозвался Гон. У парня от удивления забавно отвисла челюсть. — Ты мой парень… вау. — Вот нужно было тебе это сказать? — Простонал Киллуа. Он вскинул голову, отчаянно пытаясь скрыть румянец. Особо это не помогло — он чувствовал, как уши жарко горят — но попытаться стоило. — Да потому что! Ты удивителен, и мне повезло заполучить тебя, это же потрясающе! Киллуа подавился вздохом. — За…молчи, это так смущает! Гон на это звонко захихикал. Он снова крепко прижал к себе Киллуа, очевидно, вознамерившись не выпускать его больше из объятий ни под каким предлогом. Киллуа поднял руку, нежно провел ею по темным волосам и глубоко вздохнул, успокаивая мысли. Теперь он мог себе это позволить. Он был в ужасе, когда просто касался Гона, но сейчас… Сейчас он мог делать все, о чем прежде только мечтал. Теперь, когда он знал, что Гон влюблен в него так же сильно, больше ничего не сдерживало его, и он мог любить Гона по-настоящему. Он остановился, лишь когда Гон снова подал голос. — А что случилось с твоим цветком? — Эх. — Киллуа скорчил рожицу, мысленно возвращаясь к своим интернет-исследованиям по поводу Ханахаки. — Насколько я понял, он просто… загнивает и отмирает сам по себе. — Серьезно? — Ну, вроде того. Ханахаки подпитывается от безответной любви. И если на любовь отвечают… — Он умирает, — закончил Гон понимающим голосом. — Именно. А если цветок дает понять, что отмирает, никто не имеет права удалять его. Гон замер. Он отпрянул лишь на несколько дюймов, достаточных, чтобы Киллуа с яростно бьющимся сердцем вгляделся в эмоциональную мешанину из надежды, счастья и восхищения, сверкающими на прекрасном темном лице парня. — Иллуми больше не сможет провести операцию! — Воскликнул Гон. — Даже если цветок не полностью исчез, он больше ничего не сможет сделать! Киллуа, ты не потеряешь возможность любить! Мы сможем остаться вместе, навсегда! Киллуа свободно засмеялся, щеки побаливали от того, как много он улыбался все это время. — Я знаю. Гон, знаю. У Гона влажно заблестели глаза. Он молча подался вперед, и Киллуа встретил его на полпути. Их губы двигались в идеальной гармонии — жарко и нежно. Само тело Гона было создано словно специально для Киллуа, а его маленькие прерывающиеся вздохи заставляли сердце блондина плавиться. Киллуа вцепился тонкими пальцами Гону в плечи и выгнул спину, прижимаясь так сильно к нему как мог. Он целовал Гона глубоко, стараясь влить в простое движения все чувства подряд: все невыносимое счастье, и бесконечную привязанность, и покой. Он почти заплакал, когда почувствовал, что ему отвечают так же страстно и одержимо. Бархатцы так и не дали о себе знать всю последующую ночь. Вздыхая, он больше не выкашливал кровавые лепестки и не глотал отчаянно воздух. Он дышал Гоном, его любовью, впитывал его заботу и то, как они прекрасно дополняли друг друга всеми возможными способами — телом и разумом, и душой. Наконец, Киллуа был свободен.