Облокотившись спиной на каменную стену, Гон рассеянно постукивал ногой. На улице стоял замечательный день: чистое послеполуденное небо, наполненное солнцем, и теплый воздух, какой бывает только в самом начале лета, и радостное щебетание птиц. Идеальный, по его меркам, денек.
Жаль, насладиться погодой Гон себе позволить не мог, ведь он стоял у порога госпиталя. Казалось, он уже вечность здесь ошивается, нервно вздрагивая от каждого открывания и закрывания двери. Но цифры в телефоне настойчиво оповещали, что Гон здесь не больше часа. И как бы сильно парень не бесился, он знал, что будет стоять сколько угодно, пока Киллуа наконец не закончит встречу со своим братом.
Справедливости ради, Киллуа изначально говорил ему не приходить.
— Я не знаю, сколько времени это займет, — предупреждал он. — Ты со скуки помрешь, пока будешь меня ждать. Плюс, это учебный день. Разве твоя тетя не будет злиться?
Гон тогда уперто потряс головой:
— Мне все равно. Я хочу быть там, с тобой. Так что я пойду.
Киллуа на это покраснел, очаровательный розовый румянец покрыл его молочные щеки. Маленькая улыбка расцвела на его губах, и Гон понял, что его друг счастлив, даже если тот никогда и не признает это. Киллуа все еще стеснялся, когда речь заходила о подобном. В конце-концов, у него заняло несколько лет, чтобы просто признаться в своих чувствах. И то после Гона, будучи на пороге смерти от удушения.
В памяти в ту же секунду вспыхнули страшные кадры с Киллуа, истерично глотающим воздух; его серая кожа, испуганно мечущиеся глаза и распахнутый рот, лихорадочно открывающийся и закрывающийся, как у пойманной рыбы. Киллуа, жадный до каждого вдоха, с кроваво-красными и ослепляюще-желтыми лепестками, блокирующими ему трахею.
Нет.
Гон впился ногтями в ладони. Он медленно выдохнул, успокаивая болезненно бьющееся сердце.
Киллуа в порядке. Он не погиб, он в норме, он дышит и он
жив. Последние несколько дней Киллуа чувствовал себя здорово — единственные лепесточки, которые он выкашлял, были ссохшимися, рассыпающимися на пальцах и мертвого коричневого цвета.
Они с Гоном кардинально ничего и не поменяли с тех пор, как эмоционально признались друг другу, что могло бы так сильно повлиять на цветок. Разве что Гон пригласил его на пляж в вечер воскресенья: они шагали плечом к плечу, любовались на закат, с удовольствием уминая подтаявшее мороженое. После чего Киллуа был на вкус как шоколадки, а его пальцы были липкими и влажными, но Гон рассудил, что это не важно. Главное — он с
Киллуа, а значит все прекрасно и невероятно, и так будет теперь всегда.
Гон чувствовал себя счастливейшим парнем на планете, просто от того, что Киллуа был рядом. А еще он знал, что друг чувствует то же самое, ведь цветы в нем начали наконец умирать. А это могло значить только одно — Киллуа верит в его любовь и любит его в ответ.
В груди начали лопаться солнечные пузырьки. Лицо заалело, и Гон глупо улыбнулся кроссовкам.
Киллуа влюблен в него. Когда он услышал это из его уст впервые, по всему телу пролетела волна практически невыносимого счастья, и Гон еле сдержал слезы. И даже сейчас, несколько дней спустя, Гон был готов радостно скакать и кричать изо всех сил, пока не начнут гореть бока.
Встречаться с Киллуа — словно ватный сладкий сон. И Гон не хотел просыпаться. Просто любоваться им, иметь возможность притянуть к себе и прижаться к парню губами, переплести пальцы и обнимать его за худые плечи, просто, потому что он мог… И это лучшее, что с Гоном когда-либо происходило. Гон был опьянен счастьем, был на измене от удовольствия, и все из-за Киллуа.
Хотя строить отношения было в новинку для них обоих, но заботиться друг о друге и быть лучшими друзьями они привыкли. Они все еще были лишь Гоном и Киллуа, но теперь для них открылось
огромное множество новых возможностей. Большинство изменений ощущались на удивление естественными, а над остальными они работали вместе. И Гон не волновался о том, как много времени это займет, ведь теперь оно у них было.
Самое главное, чего они достигли — это научились любить
вместе. Они неловкие, смущенные и неуклюжие, конечно, но они наконец все высказали друг другу, и решили разбираться с проблемами, стоя спина к спине, вместо того, чтобы убегать и ранить друг друга в процессе.
Он с Киллуа теперь дышали вместо того, чтобы задыхаться, и жили вместо того, чтобы выживать. Они, крепко держась за руки, смотрели в будущее, и Гон точно знал, что их теперь ничто и никто не разлучит.
И пока это все работает, они с Киллуа могут делать все, что душа пожелает.
ХЛОП!
Гон вскинул голову, сердце нервно забилось.
А вот и Киллуа, громко шлепая по лестнице, выбежал из дверей госпиталя. Его куртка по-мальчишески подвязана на поясе, а в глазах гуляет дикий огонек, от которого у Гона пульс пустился в пляс.
Гон отлип от холодной стенки, и Киллуа в ту же секунду влетел в его широкую грудь.
Весь воздух выбило из легких и пришлось постараться, чтобы не завалиться назад от удара. Он остро вдохнул, когда Киллуа крепко обвил руками его за шею. Гон вдруг слишком отчетливо почувствовал, как сильно блондин вжимается в него всем телом, как его грудь расширяется с каждым вздохом.
Он даже мог различить, как яростно несется кровь по чужим венам. Это хорошо или плохо?
— Киллуа? — Ошарашено спросил Гон. — Киллуа, ты в порядке? Что произ…
Вдруг холодные губы резко оборвали его на полуслове. Киллуа был страстным, настойчивым. Не дал Гону ни секунды оправиться после поцелуя, он вжался сильнее в его тело, словно хотел раствориться в Гоне и никогда, никогда не отрываться от него. И когда Киллуа спустя минуту отпрянул назад, у Гона все еще голова шла кругом от недостатка кислорода и ревущей в ушах горячей крови.
Не то чтобы он жаловался. Если выбирать, Гон в любую секунду предпочел бы, чтобы блондин выцеловал из него весь воздух до последней капли.
Открыв глаза, он встретился взглядом с очаровательными лазурными огоньками напротив. Киллуа светился и сверкал изнутри, и Гону казалось, он сейчас взлетит.
Наконец он выдавил:
— Я… Думаю, все прошло хорошо?
Киллуа на это закинул голову и захохотал. Голос звонкий словно колокольчики или чистые капельки, разбивающиеся о серебряную тарелочку, или…
— Лучше, чем хорошо! — Он снова улыбнулся, и Гон потерял землю под ногами. — Гон, Иллуми, он… он проверил меня, и рассмотрел цветок! Он
почти исчез.
У Гона отвисла челюсть:
— Ты имеешь в виду… он погиб? Бархатцы больше не растут?
— Да! Да-да-да! Он даже позвал еще одного доктора… Леорио, или как-то так… И тот сказал, что он полностью засохнет через неделю! Они больше не имеют права проводить операцию!
У Гона затрепетало сердце, казалось, оно может взорваться в любую секунду. Он схватил Киллуа за талию и с легкостью подбросил в руках, а потом закружился с ним по кругу. Его щеки саднило от слишком широкой улыбки, но ему было все равно — особенно, когда любовь всей его жизни радостно смеется в его руках и восторженно вглядывается в Гона влажными от счастья глазами.
— Киллуа! — Исступленно вскричал Гон, потому что это единственное, о чем он мог думать сейчас. — Киллуа, Киллуа,
Киллуа!
Его лучший друг воскликнул в ответ:
— Гон.
— Киллуа!
—
Гон!
— Киллуа…
Аккуратные пальцы схватили его за лицо, и вот Киллуа уже целует его снова, сладко и нежно, идеально. Киллуа выше, но Гон расцеловывает его изо всех сил, все еще поддерживая его в воздухе. Они стукнулись носами и больно клацнули друг об друга зубами, но Гон мог поклясться, он ничего лучше в своей жизни не чувствовал, чем чужой смех на своем языке. С каждой секундой вместе Гон становился все более одержимым Киллуа, их смешанным пульсирующим счастьем, разливающимся по телу и в воздухе, и Гон взмолился, чтобы это никогда не заканчивалось.
И теперь, зная последнюю новость, он сделает все, чтобы так и было.
Он медленно остановился и опустил друга на бетонную плитку. Киллуа продолжил крепко цепляться ногтями за его спину, отказываясь отпускать даже на долю секунды. И некоторое время они просто восстанавливали дыхание и зачарованно смотрели друг на друга.
Гон в очередной раз вспомнил, насколько он любит эти морозно-голубые глаза — их элегантный разрез и живой блеск. Но стоит Киллуа посмотреть на него и они полностью меняются, оттаивают и источают нежное тепло. А еще они неописуемо глубокие; порой Гону кажется, что он утопает в их бесконечном голубом сиянии.
Глаза Киллуа прекрасные, потрясающие, впрочем, как и все остальное в нем. И ничего счастливее Гона не сделает, чем этот мерцающий свет, который горит лишь для него.
— Я понял кое-что, — спустя минуту промурлыкал Гон.
Киллуа вскинул тонкую бровь:
— И что же?
— Почему я люблю тебя, я понял!
Киллуа шокировано моргнул, от былой нежности не осталось и следа.
— Чт… что?! Какого черта это должно значить?!
— Я о том… — Задорно выдохнул Гон и надежнее прижал Киллуа к груди. — Я тут подумал. Киллуа, я счастлив рядом с тобой!
У блондина потемнели щеки.
— Я, ах. Я, в общем-то, рассчитываю на это? Я… Я имею в виду,
агх. — Простонал Киллуа, смущенно прикрыв пунцовые щеки ладонями. — Черт возьми, Гон. Вот нужно тебе всегда быть таким смущающим?
— Это нормально, ты просто надумываешь! — Гон ласково потерся щекой о Киллуа. Белесые шелковые волосы защекотали темную кожу. — И тебе не нужно ничего отвечать! Просто говорю, что я на седьмом небе, когда я с тобой. Никто не может заставить меня так же улыбаться и смеяться до колик. Ты делаешь мою жизнь радостнее. И когда я даже просто рядом с тобой стою, чувствую себя пьяным! Вот почему я влюбился в тебя: потому что ты делаешь меня самым счастливым человеком в мире! Никто, кроме тебя так не может.
К этому моменту кончики ушей у Киллуа уже заметно горели. Гон чувствовал горячее тяжелое дыхание на своих пальцах и тепло, волнами исходящее от чужой кожи.
— Чудак ты, — прошептал Киллуа, но Гон слышал улыбку в каждом слове.
— Да ладно тебе! Пока ты хочешь быть со мной, я не буду настаивать на чем-то еще.
Киллуа подавился вздохом:
— Конечно, хочу, дурачина! Мне тоже с тобой весело и все такое!
Гон замер, смакуя чужие слова, а потом расплылся в довольной улыбке. Нравится ему, когда Киллуа открыт и честен. Хотя, пожалуй, тяжело сдержаться и не поддразнить его совсем немного-
— Тебе со мной
весело, хах? — Лениво протянул Гон и самодовольно ухмыльнулся от вида потрясенного Киллуа. — Просто между делом сказал или предлагаешь что-нибудь? Ммм?
—
Ты! — Киллуа раздраженно пихнул Гона в плечо.
Сильно пихнул. — Замолчи!!! У нас такой момент был хороший… и тебе необходимо было вставить свои пять копеек?!
— Ха,
ау… но тебя так легко дразнить!
Киллуа оскалился:
— Еще раз такое провернешь и будешь нового парня искать, потому что я не собираюсь…
— Не-е-ет, Киллуа! — Гон притянул Киллуа назад, не успел тот и шага назад сделать. — Прости! Ты просто такой милый, когда смущаешься!
Киллуа кинул ядовитый взгляд на брюнета. Гон же нежно положил сухие ладони ему на щеки и слегка потер большими пальцами по алым щекам. Пара локонов упала Киллуа на глаза, и Гон, аккуратно вернув их на место, положил руки Киллуа на скулы.
Что-то такое до абсурда простое делало его счастливее чем когда-либо еще. Киллуа творил с ним… нечто невообразимое. Он чувствовал себя цельным, законченным. И он даже не мог полностью описать, насколько сильно Киллуа на него повлиял, потому что пожирающую его влюбленность невозможно было вместить в слова. Что он точно понимал — без Киллуа мир очень холоден. А такой мир ему не интересен.
— Пожалуйста, не уходи? — Прошептал он. — Твой цветок умер, и теперь... Ты ведь останешься со мной?
Киллуа фыркнул, и Гон почувствовал как кожа под его ладонями стала еще горячее.
— Не нужно спрашивать, когда уже знаешь ответ.
На что Гон широко улыбнулся и сильнее прижал к себе.
— Мм, хотя, ты прав. Но все равно приятно было услышать.
— С тобой очень тяжело, — пробормотал Киллуа ему в ключицы. — Конечно, я останусь с тобой. Как будто я что-то другое мог сказать после всего, что произошло. Я буду с тобой, пока ты хочешь этого, Гон.
У брюнета зашлось сердце.
— Значит, навсегда?
— Что? — Замер блондин.
— Ты сказал, что будешь со мной, пока я хочу этого. А я хочу тебя
всегда.
— Ты… Нельзя наперед загадывать! — Прокряхтел в темную кожу Киллуа.
— Я не загадываю! Просто знаю, чего хочу. — Гон обвил руками Киллуа за талию, мысленно отмечая, как тот начал плавиться от этого. Вот так держать его в своих руках и видеть, как Киллуа молча отвечает на ласку — Гон никогда от этого не устанет.
Он довольно вздохнул и уткнулся носом Киллуа в мягкие волосы. И затем честно сказал:
— Я
хочу тебя. Начиная с этой секунды и до самого конца. Ничто никогда этого не изменит.
Мгновение спустя Киллуа издал долгий, дерганный вздох.
— Давай начнем с малого, ладно? Я минут десять назад узнал, что больше не умираю от Ханахаки. Мне нужно это слегка обдумать.
— Как скажешь. Я согласен на все, если это то, чего ты хочешь, — он замолчал на секунду и, немного подумав, спросил: — Эй, Киллуа?
— Хм? — Горячо выдохнул ему в плечо Киллуа, и Гон на секунду потерялся в мыслях.
— …Почему ты поверил мне? — Спросил он. — Когда я признался тебе в субботу? Просто интересно.
Повисла тишина. Когда он, отпрянув, снова взглянул на Гона, его глаза сияли под золотыми солнечными лучиками.
— Я не совсем тебе поверил, если честно, — медленно проговорил Киллуа. — Это немного тяжело объяснить, но я скорее поверил
в тебя. Поверил в твои слова и действия… и все, что привело нас в тот день, в твою комнату, вроде как, сошлось. И тогда я понял…
Он вздохнул полной грудью. Затем улыбнулся, и его глаза засияли еще ярче, и продолжил:
— Я верю в
нас, Гон. Я так сильно хотел быть рядом с тобой, что совсем упустил все, что происходило под носом. И после того, что ты сказал тогда ночью, я наконец понял: мы были вместе все время, но я был такой слепой и ничего не замечал. Твои слова вылечили меня, Гон. И я всегда буду любить тебя за это.
У Гона начали гореть глаза и встал в горле ком. Киллуа смотрел на него так, словно Гон был для него всем, и его сердце вдруг замерло — в голубых глазах плескалась чистая, безудержная любовь. Каждой частичкой тела Гон подался вперед, желая быть как можно ближе, прильнуть как можно сильнее к его лучшему другу, к человеку, которого он любит сильнее, чем кого-либо еще. К человеку, который любит его с таким же отчаянным обожанием, как и он.
Он прижался ладонями к нежному бледному лицу и поцеловал. Гон целовал его так, словно это их первый и последний раз, словно он сможет поцелуем спасти Киллуа от самого себя, хотя он уже это сделал.
Гон целовал его, и Киллуа оживал под прикосновениями.
***
«Я верю в тебя.» Слова - это лишь цветы из воды.
— Michael Faudet