Лекарство из крест-травы

*** Разумовский сдержал слово: в армии Олег регулярно получал от него письма и старался исправно отвечать, хотя рассказывать было, в общем-то, нечего. Но каждая мелко исписанная от руки страница от Сергея была пронумерована, а на полях значились даты, и это подстегивало желание писать ответы как можно скорее: поначалу рыжий отправлял письма ежедневно (и это после того, как они, живя вместе, находили на общение лишь один вечер в неделю, а с момента ухода Олега из общежития встретились лишь однажды, когда Сережа пришел на вокзал проводить его в армию), но, так как Волков не мог писать столь же часто, принялся составлять более редкие, но длинные письма, напоминающие дневник. Олегу нравилось читать их, хотя с каждой строчкой он все сильнее отдалялся от лучшего друга. Он уже давно понял, что сделал правильный выбор, отдав предпочтение карьере военного, но даже не подозревал, насколько это может изменить его мировосприятие, насколько далекими и бытовыми покажутся все эти рассказы об учебе, достижениях, кодах. В определенный момент поток писем иссяк по обоюдному молчаливому согласию. Первым отвечать перестал Сережа, и хотя Олег иногда скучал по нему – просто скучал, без гнетущей тоски, – он вздохнул с облегчением, когда Разумовский сообщил, что нашел свое призвание и должен будет уделять ему все свое время. Поначалу Волков еще писал ему, но после нескольких неудачных попыток перестал: к тому же новый режим требовал полной отдачи, и к выполнению приказов Олег подходил с юношеским азартом и неподдельным энтузиазмом, полный решимости не отставать от рыжего компьютерного гения и стать лучшим. Стать первым рыцарем, вернувшись к королю с победой. Только вот рыцарем он не был, и первое за много месяцев письмо, которое Олег так и не отправил, было коротким: «Сереж, я убил человека. Почти пацан был.» Закуривая, Волков сжег записку. Не стоит рыжему знать об этом, тем более, что «пацан» был не единственным в тот день, а угрызения совести испарились еще до того, как он поставил точку в конце. Убивать Олег не любил, но ему нравилось чувствовать себя настоящим профессионалом, а профессионалы его дела убивают – это само собой разумеется. И могут быть убиты: пока ему везло, но он несколько раз чувствовал, что прошел всего на волосок от лезвия косы мифической старухи. Может, его и правда оберегало нечто, полученное в тесной сувенирной лавке. Прошло всего несколько лет, но Волкову казалось, что миновала целая жизнь: между ним и теперь уже миллиардером и самым известным в России человеком Сергеем Разумовским были терабайты кода, мили переходов, бессчетные ночи караулов и горячие вечера увольнительных, запах пороха, миллионы пуль, истоптанные сапоги, изнывшееся от отдачи плечо, бездна адреналина, – и все же Олег вряд ли смог бы с абсолютной уверенностью сказать, что Разумовский стал для него чужим человеком. Просто он больше почти не думал о друге детства и своей давней отчаянной влюбленности в него. Волков в принципе старался не привязываться к людям и как можно сильнее затереть старые привязанности: ему не нужны были лишние заботы, да и сам он, вместе с его сумасшедшим графиком, постоянной угрозой для жизни, жесткими рефлексами, вряд ли был кому-то нужен больше, чем на одну ночь. Однако доверять – не значит привязываться, и Олег долго присматривался к сослуживцам, чтобы однажды собрать из них команду лучших под своим началом для выполнения тех операций, куда стараются не отправлять государственные силы. Это казалось ему идеальной альтернативой той самой спокойной и размеренной жизни, от которой он когда-то убегал, сначала уйдя просто в армию, затем отправившись служить по контракту и добившись определенных успехов в войсках специального назначения. Заслужив репутацию и как боец, и как командир, Волк понял, что хочет собрать собственную небольшую армию, и уже тогда знал, кому предложит быть на его стороне. Мальчишка, мечтавший стать верным рыцарем без страха и упрека, вырос и превратился в наемника, охотника за удачей, выраженной в валюте. Не самая плохая судьба, – думал Волк, закуривая и глядя на падающее в облачный костер солнце. Позади – еще одна с блеском выполненная миссия. Впереди – новые заказы, среди которых Олег, конечно же, выберет самое необычное и интересное, способное стать вызовом для его людей, которым перестрелки в горячих точках уже казались будничной рутиной. Выбор на этот раз предстоял непростой, и Волков, как давным-давно, в случае со шкатулкой, так и оставленной молча в общежитии, «сердцем» наугад кликнул по одному из понравившихся запросов на форуме и тут же задумался, каким образом объяснит это ребятам. – Волк, что за тема? Я в деле. – А я против. Это же откровенный криминал. – Совсем ссыкло? Как будто до этого был весь в белом и с нимбом. – Вы вольны отказаться, но на дело я пойду. – Волче, не гони. Мы с тобой. – Камикадзе, млин. – Босс, послушай: одно дело смертников валить за бугром, а другое – налет на тюрьму на своей же территории… – Наш клиент явно тот еще псих, раз такое удумал. – Наш командир – тоже. – Завали орало. – Да за такие бабки я б этому психу еще и отсосал. – Ха, он сам тебе отсосет, если из Крестов его вытащишь. Кореш покойный рассказывал, что там творится, и я этому мужику не завидую. – А теперь все заткнулись и слушаем сюда: дело рисковое, поддержки правительства ждать не приходится. Я не настаиваю на участии всех и каждого в операции, но ставки высоки. Подумайте, что вы можете получить, если согласитесь или откажетесь. – Откажемся? – Пулю в лоб, без вариантов. Волк, может, и не хочет никого запугать, но если кто-то из вас, залупогрызы, расколется, все полетит по звезде. Так что команда мы или нет? В ту ночь Олегу с трудом удалось заснуть, хотя прежде он редко страдал от бессонницы, вызванной сомнениями в принятом решении. Все пятнадцать ребят поддержали его, только один – перед страхом смерти. Но при таком раскладе один – уже много. Уже под утро ему снилась тюрьма, объятая пламенем. Пепел летел отовсюду, забиваясь в горло, комком скапливаясь в легких. Едкий дым до рези разъедал слезящиеся глаза. И совершенно нелепо, с тихим хрустом разбитой скорлупы, треснула над головой балка. Волков проснулся и долго смотрел в потолок, прежде чем смахнуть со лба выступившие капли пота. Откуда взялась эта клятая тревожность? Риторический вопрос: Волк со своими наемниками собирался перейти на другую сторону закона, а это было чревато множеством последствий. Прежде он еще удерживался на грани, хотя и успел нарушить едва ли не все заповеди. И все же чего он боялся лишиться: жизни? свободы? стабильных государственных заказов? статуса? Олег сам себе не мог ответить на этот вопрос, но идти на попятную было поздно, тем более, что увлеченный мальчишка, все еще живший в нем, готов был принять вызов и до последнего идти к поставленной цели. Все просто до невозможности: проникнуть в питерский следственный изолятор, вытащить оттуда клиента с пухлым кошельком, доставить его в безопасное место, получить оставшуюся часть суммы и снова вернуться к привычным миссиям против ближневосточных боевиков и мелкой европейской шушеры, мутящей перевороты. Никто, черт возьми, даже не узнает, кто курировал эту операцию и чья группа была задействована. Риск, конечно, есть, но он оправдан и не настолько велик, как могло показаться. В конце концов, его ребята правы: просчитаться можно только изнутри, а свинец в голове быстро изгоняет предательские мысли. Но стрелять в своих Волков пока не был настроен. Готовились тщательно, хотя и крайне поспешно: клиент обозначил просто нечеловечески краткие сроки. Профессионалам такие трудности – пальцем растереть, и все же ощущалось нечто напряженное в знакомом Питерском воздухе, по которому Олег так и не успел соскучиться, хотя не возвращался сюда еще со времен университета. Родной город был неуловимо чужим, чересчур помпезным, слишком столичным. Стрелять в ребят из Крестов, прошедших неплохую по общим меркам подготовку, было все равно что в гражданских: вторжение стало для них неожиданностью или размеренное течение жизни вдали от настоящих военных действий расслабило тюремный персонал, но для Волка они двигались слишком медленно, неумело, предсказуемо. Расчистить путь к указанной клиентом точке не составило труда. Теперь предстояло нечто посложнее: обеспечить безопасность денежного мешка при отходе и при этом не оставить следов, которые вывели бы следствие на «стаю». Обычно наемников не интересует личность заказчика, его прошлое или внешний вид – только платежеспособность, – но у самой двери в комнату для допросов, тренингов и еще бог знает чего Олег поймал себя на мысли, что этот наниматель должен отличаться от остальных. Прежде всего, он не имеет никакого отношения к политике международного уровня. Скорее всего, попался на каких-либо финансовых махинациях и успел запрятать порядочную сумму, из которой и оплачивал теперь услуги «освободителей», так как собственная дряблая шкура ему дороже всего. В противном случае не стал бы он разоряться на столь громкое и рисковое мероприятие. Вероятно, ему за тридцать, он самоуверен, изворотлив, но труслив и непривычен к каким-либо ограничениям. Волкову его образ заранее не нравился: он так и представлял себе обрюзгшее лицо мажора, привыкшего сорить деньгами и ни во что не ставившего покой в городе и жизни простых работяг, давших присягу. Дверь открылась, громыхнув сигналом к финальной и самой захватывающей части, и от увиденного Олег невольно поднял руку к глазам, надеясь стереть видение, но на деле стаскивая форменную фуражку и все больше убеждаясь в реальности происходящего. Город, который Волков в последний раз видел еще в прошлой жизни, не мог подкинуть ему настолько живые и ностальгические галлюцинации. Волк в принципе не склонен был к подобным проявлениям и моментально взял себя в руки. Потом – можно будет спросить. Сейчас – остается только принять как данность то, что клиентом оказался симпатичный молодой человек со спутанными рыжими волосами и такими родными глазами цвета диких фиалок, а не зажравшийся тюфяк, которому совсем уж не мила жизнь на зоне. В голове разом пронеслись две не особо приятные мысли: что надо было следить за новостями родного края и что задача неуловимо усложняется, рискуя перерасти в кабалу, – но в то же время Олег осознавал, что чертовски рад снова увидеть Разумовского после стольких лет. Перемены, произошедшие в друге, казались совершенно незначительными: все так же начал с ворчания, а затем с потерянным и немного сердитым видом поспешил следом, хотя в глазах и появилось нечто совершенно незнакомое и чересчур жесткое, а от присущей Сереже мнимой хрупкости остался только слабый след. Он не был похож на бойца, насколько мог судить Волков, и все же держал себя в форме. Если раньше Олег обратил бы особое внимание на шрамы и синяки на бледной веснушчатой коже, то сейчас они выглядели вполне органично: за исключением креста на груди, заставившего подумать, что Сергея терзал какой-то маньяк. Уже покончив с делом и тут же получив другое (при безоговорочном согласии команды), Волков узнал, что маньяком оказался сам рыжий. Естественно, напрямую он ни о чем не спрашивал, но запроса в любой поисковик было более чем достаточно, чтобы получить огромное количество материалов по Чумному Доктору, какое-то время державшему в страхе и восхищении российскую общественность. Каким-то чудом новости обошли стороной занятых ближневосточными конфликтами и якобы частными заказами наемников, и Олег с некоторым отторжением думал, что лучше бы ему так и оставаться в неведении. То, что писали о Разумовском, не вязалось в голове Волкова с тем образом, который он запомнил, или с тем, который был теперь перед его глазами. Но эти два Сережи, оба одинаково реальные, также не желали накладываться друг на друга. Нынешний был незнаком Олегу и в то же время отчаянно сопротивлялся превращению в безликого нанимателя. – Все еще носишь его? – Они вдвоем летели на частном самолете, и Волк впервые не знал координат конечной цели. Его интересовали детали новой миссии, обещанный «стае» гонорар, душевное состояние нестабильного клиента, но Разумовский заговорил о кулоне, который так и висел на шее наемника с той новогодней ночи. Он рассеянно кивнул, без обиды, но с неясным раздражением подумав, что рыжий наверняка уже давно избавился от его подарков. – Это приятно, – улыбнулся Сережа, и эта улыбка была снисходительной и даже несколько высокомерной, она словно шептала в подсознании: «Что, Волчонок, я купил тебя?». – Кстати, тут есть мини-бар. Мы могли бы отметить чудесное воссоединение! – Чудесное? – с сомнением переспросил Волков, но неловкость постепенно отступала. Он знал, что еще немного – и снова почувствует в Сергее друга, забавно-серьезного рыжего мальчишку, каким он был когда-то и каким больше никогда не станет. Так пес после долгой разлуки с хозяйским приятелем постепенно узнает знакомый запах и вновь проникается доверием к старому и почти забытому другу, сменившему потертые свитера и джинсы на пижонские фирменные костюмы. – Ей-богу, Олег, я понятия не имел, что ты завязал со спецназом и подался на вольные хлеба. Справедливо, учитывая то, что в созданной Разумовским соцсети его друг детства так и не зарегистрировался, хотя об этом достижении знал практически из первых рук. Сережа, конечно, по праву мог считаться гением, однако вряд ли он стал бы копаться в контактах одних из лучших наемников, сидя в тюремной камере. Сам Волков не знал, кто пишет ему с другой стороны экрана. Просто для одного это было делом наживы, а другой анонимно покупал свою свободу – и, как оказалось, возможность мести. Если бы Олегу была известна личность клиента, он наверняка задумался бы, стоит ли игра свеч: с какой стати примерному мальчику Сереже вдруг пришло в голову стать палачом, освоив все мыслимые и немыслимые виды казни, не устранит ли он бывшего друга, как других свидетелей своих актов очищения, не станет ли их прежняя связь зацепкой для следствия. Теперь же побег уже состоялся и было поздно раздумывать над другими возможными вариантами. К тому же вид у Сергея был хоть и не так плох, как несколько часов назад, но все же оставлял желать лучшего: Волков всерьез задумался о том, что же действительно происходило с ним в тюрьме, и одна мысль казалась ужаснее другой. Почему-то, когда смерть, пытки, насилие, унижение касались кого бы то ни было, Волк оставался хладнокровным и жестоким, но с Разумовским этот фокус натренированного сознания проходить не желал. Возможно, стоило бы забыть о карьере военного и остаться оберегать этого сумасбродного рыжего. Что за нелепые мысли? – осадил себя Олег. Каждый из них сделал свой выбор, и никто не виноват, что все обернулось именно так. В конце концов, раньше они были друзьями, а теперь, как бы ни хотелось обратного, стали друг другу никем. И все же что-то от их прежней связи осталось: Волков все еще испытывал некую привязанность к Сереже, не связанную с тем, что рыжий нанял его в качестве телохранителя. Работа – это другое, к таким ощущениям наемник уже привык. С Разумовским же выходило совсем иначе: вместо равнодушного внимания пришло что-то сродни заботе и личной заинтересованности. Но хуже всего было чувство жалости: то ли о проведенном порознь времени, то ли по отношению к самому Сергею, дошедшему до подобного состояния и пережившему то, для чего он казался совсем неприспособленным. Волк все же воспользовался предложением взять в осаду мини-бар, смешал коктейль для Сережи, а себе плеснул чистого виски, добавив пару кубиков льда и надеясь опустошить стакан раньше, чем напиток смешается с талой водой. Вспомнилось, как они вместе пили шампанское и ловили снежные хлопья. Один глоток – и Олег совершенно четко осознал, что и в самом деле неимоверно соскучился по другу и рад его видеть в относительной целости и сохранности. – Расслабься, – улыбнулся Разумовский, устало подмигнув. – Я же не требую от тебя невозможного. Волк устроился в кресле и сделал очередной большой глоток. С чего бы ему вообще беспокоиться? Он на самом выгодном частном задании в своей жизни, сложность которого состоит разве что в вынужденной необходимости нарушения уголовного кодекса – ну, теперь уже не впервые. Кроме того, занимается тем, к чему привык с детства и что ему всегда нравилось, – оберегает рыжего от внешних угроз. Если смотреть со стороны, в этом не было ничего сложного, если при этом не пытаться смешивать деловые и личные отношения, однако некоторая тревога не отпускала: пусть Олег и был крепче, но ему далеко не всегда удавалось совладать с самым опасным врагом – самим Сережей и его принципами, возведенными в абсолют. В студенческие времена он пытался заставить Разумовского, доведенного до полуобморочного состояния бессонницей, хотя бы попробовать выспаться. Теперь же предстояло не дать мести свести его с ума: Волк видел людей, ослепленных яростью или гордыней, и пока Сергей еще не был похож на них, но то, как он говорил об Игоре Громе, настораживало. Впрочем, пока что Олег рассчитывал вовремя вмешаться в ход мыслей друга и предотвратить возможную катастрофу. – Куда мы летим? – спросил он непринужденно, полагая, что лучше поговорить об этом, чем о грядущей операции с захватом заложников. Разумовский заверил, что, кроме Грома, никто не пострадает, но Волков так и не научился с полной уверенностью определять, лжет друг или нет. Что можно было утверждать наверняка, так это то, что Сережа всегда умел произвести впечатление, а теперь у него были для этого все средства.