***
Этот день обещал быть чудесным. Солнце, которое лениво поднималось над алеющим горизонтом, разрезало бледно-голубое небо своими острыми золотистыми лучами. Зима, у которой, по ходу дела, проснулась совесть, решила порадовать жителей Асгарда только-только выпавшими хлопьями пушистого снега, которых в воздухе удерживали только морозные порывы восточного ветра. То, что надо для охоты. Я, вдохнув этот по-зимнему холодный воздух, который несщадными порывами проникал в большую комнату через настежь открытые окна, довольно улыбнулась. Солнце ласкало мое лицо первыми поцелуями рассвета, не обходя милые ямочки на щеках. Такими темпами у меня скоро прорежутся веснушки, которые так яростно ненавидела Летиция и так любила я. Ой, сестренка, сегодня тебе не повезет… Стоило только солнцу продержаться на небе хотя бы неделю, как на наших лицах эти коричневые точки устраивали целую свестопляску. Повезло только Доротее. Ее аристократически-бледная кожа никогда не страдала от таких высыпаний. Ну, с таким «счастьем» ее все время поздравляла Цыси, а я, наверное, больше сочувствовала, ибо конопушки нравились мне куда больше обычного бледного, как мел, лица. Я опять улыбнулась, в очередной раз обжигая легкие морозным воздухом, и осмотрела быстрым взглядом свою комнату. Солнце только-только восходит, а золотистые лучи уже приятно разливаются по большой кровати с балдахином, огибают письменный стол, книжный шкаф… Очерчивают контуры позолоченной арки, ведущей в уборную и столовую… Самое обычное утро. Да и началось оно, собственно, также вполне себе обычно. Сначала — прием ванны, где как всегда вокруг меня толпились куча служанок и начали опять причитать о том, что я слишком исхудала и батюшка мой головы им снесет за такие кости. Затем — завтрак, который в меня пихали с такой силой и скоростью, что я не смогла не то, что прожевать его, а просто забыла, как дышать. Ну, и в завершении такого «веселенького» утречка — парад самых новомодных платьев, туфель, корсетов и всего самого лучшего, что носят в самом Главном Дворце Асгарда. А на мое замечание, что я, Слава Великому Одину, там не живу и даже не собираюсь в ближайшее время туда наведываться, последовали недовольные цоканья-чмоканья и очередные попытки втюхать мне какую-то шелковую тряпочку, которая, по моим предположениям, была бессовестно вырезана с моей простыни. Во всяком случае, я не принцесса, мне можно. Тем паче, что на охоте юбка из шелка и новый корсет вряд ли помогут заманить и убить волка. Хотя, возможно, некоторых особей дамы высшего общества именно так и ловят. Но это уже среди асов и совсем другая история. — Но, госпожа, я прошу Вас, примерьте это платье. Оно ведь Вам так к лицу, — Герда, не унимаясь в комплиментах данному виду одежды, который все равно напоминал мне просто обрубочек моей простыни с кровати, настойчиво сувала мне эту тряпочку в лицо. — Да-да, — ее песню подхватила Ингрид, — Темно-фиолетовый так подходит к Вашим белокурым локонам! И, между прочим, — она с прищуром покосилась на меня, -такой цвет сведет любого Бога с ума! — она глупо захихикала, кокетливо прикрывая рот ладошкой. Герда засмеялась вместе с ней, уже приготавливаясь нацепить мне на талию беспощадное орудие убийства. И вот неужели меня должны волновать такие глупости?! Я смерила их недовольным взглядом и усмехнулась. Вот от кого Боги теряют голову, фиолетовый на них цвет или нет. Но не от меня. — Девочки, ну вы что, дурочки что ли? Я не собираюсь на охоте сводить с ума волков. Мне будет достаточно только лука, — они опять захихикали, аккуратно складывая платья в комод около моей кровати, и, понимая, что спорить со мной бесполезно, достали такие привычные мне кожаные штаны, с широкими рукавами блузку и меховой плащ. Корсет никуда не подевался. А очень жаль… -Ничего Вы не понимаете, госпожа, мы ведь Вам счастья желаем, — Герда горестно вздохнула, надеясь впихнуть мне хотя бы новые сапоги, которые я нехотя приняла, а ее подруга согласно закивала. — Боюсь, что на охоте, шелковые платья не доставят мне особого удовольствия. С воспалением легких я не хочу потом в кровати валяться, — я усмехнулась, наблюдая как Ингрид принимается за мои волосы, проделовая с ними такие манипуляции, что даже вороньи гнезда, кои и имели честь украшать мою голову каждое утро, превращались в шикарные локоны. У нее поистине золотые руки. И вот теперь, когда на моих плечах лежали две косы, а шнуровка корсета с боем была затянута, я поспешила в комнату Цыси, что сопроводилось недовольными возгласами со стороны моих служанок. Ну и пусть орут, курицы, этот день мне ничем не испортить! Я, подобно ужасному урагану, что не жалеет никого на своем пути, врываюсь в комнату старшей сестры. Она, по всей видимости, не оценив мое феерическое появление, смерила меня недовольным взглядом и жестом своей тонкой кисти указала на стоящий перед ней пуфик. А теперь вспомним фразу моей верной служанки про мужчин и фиолетовый цвет. Вот передо мной сейчас сидит девушка, которая даже без фиолетового цвета сводила с ума абсолютно всех вокруг, будь то Боги или Богини… Высокая, с аристократическими чертами лица и соответствующей ее происхождению мраморной кожей, длинные локоны, которые по цвету было нетрудно спутать с недавно выпавшим снегом, всегда были уложены в высокие прически, поражающие своей роскошью, а глаза… Боже мой, какие у нее были глаза: светлые, небесно-голубые, они поражали всех своими размерами. Больший эффект добавляли и длинные, немного пушистые ресницы. В общем, я и рядом не стояла с этой красотой. Она, видимо, только проснулась. Волосы еще не успели заплести и поэтому сейчас они длинными кудрями струились по ее плечам, чуть ли не доставая до пола. Летиция запахнула полы шелкового халата и недовольно посмотрела на меня, оторвавшись от какой-то книги. — Душа моя, ты опять меня огорчаешь, — она легким движением своей руки захлопнула книгу и положила ее на стол, подняв свой пронзительный взгляд на меня. Укор в ее голосе слышался прекрасно, — Ты помнишь, о чем мы говорили? Мой сдавленный кивок последовал за ее вопросом. Помню я, помню твои нотации, Летиция… — Ты — Богиня, Лива, Богиня. И тебе не подобает себя так вести, будто бы ты простолюдинка. Я молча киваю головой, соглашаясь с каждым ее словом. Угу, я Богиня. Ага, не простолюдинка… Она останавливает свою гневную тираду о моем переходящем все границы поведении и опять недовольно смотрит на меня, поджимая тонкие бледные губы в одну линию. Ее бровь надменно изгибается, выражая свое холодное удивление и не в меньшей мере жаркое недовольство. Ну, не такая я, как ты, Цыси, не такая! — Да поняла я тебя, сестренка, поняла! — я вскакиваю с этого чертового пуфика, на который меня усадили, и смотрю, как Летиция морщит свой прямой, без какого-либо искривления носик. — Что я тебе говорила на счет обращений, Лива? И как ты должна вести себя в компании старшей Богини? Почему вскакиваешь со своего места, как ошпаренная, до того как все за столом закончат трапезу? — вопросы сыпятся на меня с ужасной скоростью, а железные нотки в ее голосе не предвещали моей голове ничего хорошего. — Да за столом только ты одна! — я, расширив и без того огромные глаза, гневно смотрю на сестру, — Неужели я должна соблюдать эти бестолковые правила этикета даже со своей родной сестрой?! Может, мне еще и книксен делать, как перед Королевой? Она глубоко вздохнула, сжимая длинными пальцами салфетку. — Значит, ты должна ждать пока я закончу есть, а потом вскакивать, — она немного угрожающе повышает свой голос, который и в мирное-то время казался мне через чур громким, — Ты обязана соблюдать эти, как ты их назвала, «бестолковые» правила. Ты — Богиня. Ты — дочь одного из двенадцати Верховных Богов Асгарда. Так будь Богиней, чье поведение соответствует ее титулу. Не позорь меня и нашу семью, Лива. Пойми же ты, что это все — лишь тебе во благо. Не позорь меня… Ну да, я же только позорить и умею. Этот наш «Чистокровный И Благородный Род, Что Начался С Самого Одина». Да вот только рода-то никогда и не было. Трех девиц, у которых даже происхождение под большим вопросом, никак нельзя назвать «Чистокровным» родом. — Уймитесь, Моя Богиня, с Вашими нотациями и давайте начнем готовиться к охоте, которую я ждала чертов месяц. Лучше прекратить эту перепалку, которая возникла ни с того ни с сего, и все-таки поехать на охоту. Да, даже в моей голове иной раз проскальзывают умные мысли. Я ухмыляюсь самой себе, поражаясь своему благоразумию, а то обычно такие разговоры заканчивались вмешательством отца и двумя лишними часами урока дворцовой этики, который преподавала мне Летиция. Перевожу взгляд на свою сестру, которая, хоть и сопротивляясь, но улыбнулась на мою выходку и снисходительно покачала головой из стороны в сторону. — Иди к Доротее, Душа моя, и ждите меня там. Я скоро приду. Душа моя… Наверное, только ей дозволено так со мной разговаривать. Многие, конечно, пытались перетянуть это обращение и начать называть меня так, но они либо жестоко игнорировались, либо просто посылались мной куда подальше. Ну, естественно, в вежливой форме, иначе, стараниями Цыси, я не дожила бы и до шестнадцати. Я радостно улыбаюсь и, борясь с порывом обнять эту Госпожу, выбегаю из комнаты, уже пропуская мимо ушей замечания Цыси на счет того, что чертыхаться юной деве не дозволено. Мне можно все. По крайней мере, сегодня. Ни будь я тогда Ливой…***
— Да ты посмотри, как же здесь хорошо! — я, блаженно раскинув руки в стороны, наблюдала как Летиция недовольно морщила носик, пытаясь преодолеть очередной сугроб. М-да, охотой в этом семействе явно увлекаюсь только я и, возможно, отец, который до сих пор не вернулся домой. А ведь обещал. — Безумно, Душа моя, безумно… — она недовольно смотрит на меня, поджимая губы в одну тонкую линию, — Но охота — это не мое. Прости, Лива, но тебе и Доротее придется самим бегать за волками. Я уж как-нибудь справлюсь здесь сама… — улыбается, указывая рукой на близ стоящую беседку, в которой она обожала распивать чай летом и отсиживаться на охоте зимой. Ну и ладно… Я опять улыбнулась и подставила солнцу свое лицо. Теплые лучи приятно грели замерзшую кожу, оставляя на ней свои поцелуи. Щеки стали розовыми, перенося морозный румянец на нос. Яркий свет солнца, которое во всю рисовало на моем лице неизвестные никому узоры, пробивался даже через закрытые веки. Улыбка стала шире, а глаза еще больше сощурились. Летиция опять недовольно поморщилась, наблюдая за мной, и заправила выбившийся локон из прически за ухо. — Душа моя, я прекрасно понимаю, что ты обожаешь солнце, но не переусердствуй — я не хочу потом весь вечер отбеливать тебе кожу, — видимо, поняв, что убеждать меня — дело бесполезное, она закатила глаза и углубилась в чтение так полюбевшегося ей романа, который автор, чье имя мне было неведомо, умудрился расписать на пять томов и теперь эти глыбы, спасибо этому человеку большое, сопроваждали нас каждое путешествие. — Ну что, Дора, начнем? — я откинула назад толстые косы и посмотрела на младшую сестру, которая уже сидела в седле и осматривала своими большими голубыми глазами лес. Маленькая фигурка Доротеи величественно возвышалась надо мной, сидя на белогривом коне. Она перевела взгляд на меня и скинула с головы меховой капюшон, выставляя солнцу свое мраморное лицо, которое под воздействием ветра вмиг стало бледно-розовым. Недовольный стон послышался со стороны Летиции на это действие. Она только цокнула, качая головой и понимая, что сейчас всякие ее уговоры будут бессмысленными. — По правде говоря, я бы лучше осталась с Цыси, Лива, — она виновато улыбнулась и прикрыла ладошкой лицо, отгораживаясь от ярких лучей. Я перевела взгляд на Летицию. Та, слыша наш разговор краем уха, довольно улыбнулась и поманила Доротею к себе на скамейку. Сестра ловко спрыгнула с коня и подбежала к Цыси, которая сразу же заставила ту надеть на себя этот злосчастный капюшон и укрыла ее теплым пледом, что заблаговременно был принесен служанками из кареты. Ну и пожалуйста. Я и без вас справлюсь. — Давай, Лива, давай! — крик Летиции донесся до моих ушей. Ненавижу, когда она так делает. Подстегивает. Выставляет слабаком, в то же время абсолютно ничего не говорит. — Или ты струсила без нас? — Я не ты, Цыси! — запрыгиваю на коня, захватывая в руки лук. Она сидит в беседке, прижимая к себе Дору, и самодовольно ухмыляется. — Ну, давай-давай! Я шубку новую хочу! — Хочешь? — я ухмыляюсь, — Значит, получишь. Звонкий смех Летиции звучит мне вслед, но мощные порывы восточного ветра заглушают его, оставляя меня и природу наедине. Я обожала охоту. Сходила по ней с ума. По этой скорости. По силе ветра, который обжигал мне легкие холодом. Я получала огромное удовольствие от того, как мои длинные косы расплетались и летели за мной шлейфом. Как мороз щипал за щеки. Как руки примерзали. Как губы становились обветренными. Я обожала охоту. Обожала в ней все. Особенно, тот адреналин, что плавными волнами растекался по моим венам, заполняя все тело. Я родилась охотницей. Я выросла для того, чтобы стать охотницей. Я — дочь Бога Войны и что бы там не говорила Летиция, но именно я являюсь той Богиней, той дочерью, которая достойна быть в родстве с такими Богами, как Тюр и Один. Только я… Удар. Резкий, неожиданный. Конь сбрасывает меня, вставая на дыбы. Мое тело летит вниз. Все как в тумане. Голова касается холодного снега, который обхватывает меня своими ледяными языками. Больно. Очень. В боку неприятно щиплет. Я переворачиваюсь на живот, пытаясь не застонать в голос. На белоснежном снегу лениво расплывается алое пятно. Моя кровь. — Лива, Великий Один, Лива! — громкий крик Летиции раздается рядом со мной. Платье шуршит и она опускается на снег, обеспокоенно осматривая бок. Слабый стон срывается с моих губ. Она что-то задела в ребре. Теплая рука накрывает лоб. Я морщусь. — Что это за тварь? — еле выдавливаю из себя эти слова. Язык заплетается. Глаза слипаются. Не смей спать, Лива! — Я не знаю. Это человек. Кто-то посмел напасть на Богиню… — тонкий голос Доротеи звучит чуть дальше, чем голос Летиции. Она также опускается рядом со мной, перехватывая руку сестры и что-то тихо шепчет ей: — У нее сломано ребро, сестра. Задета кожа. Поэтому и кровь. Видимо, кинжал или что-то в этом роде. Посмел напасть на Богиню… Ну уж нет! На меня никто не смеет нападать. Я с тихим и хриплым стоном, чуть пошатываясь, поднимаюсь на ноги. Слова и предупреждения сестер летят мимо меня. Больно. Очень. — Нет, Лива, нет! — Душа моя, не смей! — Летиция пытается остановить меня и тянет за рукав, но ее рука улетает от меня, как назойливая муха, что была небрежно отброшена куда подальше. Смотрю вдаль. Эта мразь не успела далеко уехать. Мой конь не признает его. Это только мой конь. Мой. Как и лес. Как и мое тело. Никто не смеет так относится ко мне, а тем более пытаться убить меня. Это мужчина. Высокий, осанка, несмотря на то, что он явно запыхался и был уставшим, прямая. Длинные волосы черные, как уголь, зализаны назад. Богатая одежда. Дорогие доспехи. Что же он забыл в моем лесу? Я ухмыляюсь. Что бы ты там не задумал, дорогуша, далеко ты не ускачешь. Ты просто не знаешь с кем связался. Тетива сама натягивается в моих руках, а острая стрела с позолоченным наконечником, которую я планировала вонзить в сердце волка, а не человека, устрашающе переливается серебром в солнечном свете и срывается с бешеной скоростью. Плечо. Промазала. Я поморщилась от боли в боку и слегка пошатнулась. Летиция вскрикнула, поддерживая меня со спины. — Что ты натворила, сестра?! Что скажет отец?! — Цыси кричит, всматриваясь в даль. Человек падает лицом на землю. Стрела величественно и угрожающе торчала из его темного плаща, по которому расползалось кровавое пятно. — Скажет, что я правильно сделала! Он не должен был пытаться убить меня! — я отмахиваюсь от сестры, которая, не рассчитав силы, упирается руками в холодный снег, что был пропитан моей кровью. Она прекрасно понимала, что так и должно быть. Этот человек заслужил наказание. Он заслужил мою стрелу в своем плече. А лучше — в своем сердце. Я, насколько это возможно, быстро иду к этому человеку. Он был знатного рода. Это точно. Золотые доспехи, темные одежды… Его бледная рука пытается вырвать из плеча стрелу. Голова запрокидывается назад, даруя мне возможность рассмотреть его профиль. Высокий лоб, острый нос, тонкие губы. Скалится. Да, стрелы в плечи получать, конечно, больно. Но не смертельно. А жаль. Я уже близко. Ближе чем нужно. Я прекрасно вижу его. Я стою прямо над ним. Он в моих ногах. Лежит, корчится. Какая неженка… Наступаю на его спину, придавливая к земле сильнее и заставляя того прекратить вертеться. Шипит, царапая кожу моих сапог руками. Ну-ну, ты еще мне побрыкайся… Обхватываю стрелу, выбивая из его груди слабый и хриплый стон. Тяну на себя. Голова опять запрокидывается. Шипит сильнее. Как дикий зверь. Моя нога лениво, не без брезгливости и презрения переворачивает его на спину. Лицом ко мне. Глаза закрыты, грудь тяжело вздымается. А он красивый. Даже очень. Бледное лицо, острые скулы, которые свели с ума, наверное, не одну представительницу прекрасного пола, длинные, слегка подрагивающие ресницы, тонкие губы. Даже жаль убивать такую красоту… Сажусь вниз, сжимая его челюсть и разворачивая лицо к себе еще больше. Глаза плотно сжаты. Ну, не бойся меня… — Глазки открой, солнышко, я же не кусаюсь… — шепчу ему на ухо, щекоча впалые щеки бледными прядками. Он морщится, видимо, ему не понравилось мое приветствие. Очень жаль, обычно обо мне все высокого мнения. — Отвали от меня, женщина, а то я начну кусаться… — а зубки-то и в правду есть. Глазки раскрыл. Зеленые, сочные, яркие глаза. Ну да, девушек он сводил с ума этими глазками много. А вот взгляд… Боже мой, он же одним только взглядом может убить меня! Сколько там ненависти, зла… — Ты не язви, солнышко, стрела ведь и в сердечко попасть может… — я усмехаюсь, наблюдая как его взгляд уже расчленяет меня на мелкие кусочки. — Душа моя, ты как? — Летиция, причитая, опустилась рядом со мной, беспокойно всматриваясь в лицо, — Кто этот человек? Мужчина опять поморщился, а Летиция, всматриваясь теперь в его лицо, побледнела сильнее. — Великий Один, это же Локи…