Смертельная игра

Два дня прошли крайне быстро и довольно-таки обыденно. По крайней мере, дальнейшее пребывание в обители Одина со всем своим зловещим энтузиазмом обещало мне быть именно таким: скучным, одиноким и серым, не обращая внимания, конечно, на то, что солнце было слишком ярким, а снег был слишком белым, из-за чего, постоянно раздвигая плотные шторы и недовольно взирая на бессовестный радостный мир, я была вынуждена болезненно щуриться, морщить нос, который, казалось, уже просто не выходил из этого состояния, и проклинать все на свете, резко закрывая огромные окна этими бедными шторами и в душе радуясь тому, что они вполне себе плотные. Во всяком случае, собирать еще и тряпки по всей комнате, которую я, кстати, до сих пор не смогла полностью обойти, никак не входило в мои планы. Два дня прошли, а я их толком и не помню. Будто бы все в неясном, темном тумане. Будто бы на сознание небрежно кинули тонкую накидку – видишь, думаешь, а осознать ничего не можешь. И содрать ее – дело, стоящее огромных трудов и усилий, будто бы она не легкая, практически невесомая ткань, раздражающая кожу своими нечаянными, мимолетными касаниями, а тяжелая, свинцовая плита, навалившаяся неподъемным грузом на мои плечи. Прошло всего лишь два дня, а домой хочется, как никогда. Все отдам, все, что есть, даже стерплю уроки Цыси, ее вечные упреки и монотонные речи о правилах этикета и манерах, но заберите меня домой. А дома отец, и от этого в разы противнее. Отдал этому чудовищу на растерзание, так больше не увидит меня никогда. Уж лучше посижу здесь, оказывается, что в этих далеко-не-четырех-стенах не так уж и скучно. То и дело обнаруживаю какую-то новую и, как выясняется позже, жутко бесполезную комнату, из которой часами потом ищу выход и проклинаю себя за излишнее любопытство. За эти два дня мною лично были открыты собственная маленькая библиотека, где книги были рассчитаны, как казалось, на пятилетнего ребенка или жутко сентиментальную барышню, на уме которой одни только замки, рыцари и черт еще знает что, но это «черти что» непременно вызывало у меня приступ новой тошноты, а затем и ужасного хохота, ибо столь наивных рассуждений не было даже в излюбленных романах сестрицы, что таскались с нами везде, куда бы мы не поехали; личный кабинет, в котором было так светло, чисто и пусто, что не приходилось сомневаться в том, что эти комнаты созданы минимум человек на десять-пятнадцать, а не на одну меня, хоть и принцессу; ванных комнат было около трех или четырех, так что выбор, где лучше всего порезать вены, был велик и разнообразен (к моему счастью, конечно же); и непонятно мне, но зачем-то, было очень много просто пустующих комнат, где изредка (и то – на великую радость) встречались бархатные кресла, небольшие столики с подсвечниками и пустующими, с довольно толстым слоем пыли на фарфоровых ободках вазами. Я обошла их, кстати, довольно быстро и, наверное, намотала вокруг них кругов шесть, пока окончательно не запуталась. Зато, в голове точно сложился план о побеге: куда свернуть, где пробежать, с какого окна скинуться… Это вполне устраивало меня, но никак не Фригг, которая дала об этом ясно понять уже на следующий день. Царица была настроена весьма и весьма серьезно и не терпела никаких возражений в свою сторону, упрямо волоча меня по коридорам Дворца, пропуская мимо ушей жалкие уговоры о пощаде и затаскивая в абсолютно не знакомые мне доселе комнаты, где такие же абсолютно не знакомые мне женщины начинали с бешеной скоростью крутиться вокруг меня, о чем-то перешептываясь между собой. Как только меня освободили из этого плена, и я наконец-таки смогла свободно продохнуть, ибо корсет, что был затянут убийственно сильно и который они (не знаю, каким чудом) смогли нацепить, с меня сняли, картина, в общем и целом, была не из приятных. Все суетились и бегали, что-то постоянно перекидывали друг другу, и это что-то падало с завидной периодичностью на пол, заставляя дергаться только меня, ибо все остальные, видимо, давно привыкли к резким, не понятно от куда взявшимся звукам. На столе, довольно широком, деревянном и невероятно скрипучем, в разброс лежали ткани всех цветов, какие-то украшения, в надобности которых, наверное, сомневались и они, иглы, ножницы, нитки… В общем, все, цель чего была прекрасно ясна, пожалуй, всем, кроме меня. Однако догадаться особого труда не составило, и даже без пояснения Фригг, которое последовало чуть позже, я уже все отлично поняла и, кстати, ужаснуться успела раз десять-пятнадцать. Ну, конечно же. Помолвка. И кто бы сомневался?! Видимо, сомневаться хотелось только мне, и уже через несколько мучительно долгих минут гордая толпа из пяти фрейлин Ее Величества, одну из которых, а именно Ингу, я уже знала, аккуратно придерживая довольно длинный полупрозрачный шлейф, обшитый маленькими жемчужинами, вынесли платье на всеобщее обозрение. Охи, ахи и впечатлительные вздохи сразу же наполнили комнату до краев, отчего захотелось закрыть руками уши и вообще убежать отсюда далеко и надолго, оставляя столь взбудораженную толпу наедине с так понравившимся им кусочком бесполезной, неудобной и кошмарно дорогущей ткани. Но у Фригг, опять же, мнение было другим, и никто исполнить мне пусть и не гениальный, но вполне хитрый план не дал, загородив фигурами служанок двери, что, по отнюдь не счастливой случайности, было больше похоже на осаду. Еще часа два, когда меня все же уговорили надеть этот кошмар, я пробыла в этой уже надоевшей и с недавних пор ненавистной комнате, бессмысленно крутясь из стороны в сторону перед огромным зеркалом, пока одна ушивала рукав, а другая укорачивала подол, ибо помолвка без этого вполне может окончиться несчастным случаем, виновниками которого стали бы мои неуклюжесть, чрезмерная подвижность во всех не подходящих для этого ситуациях и вышеупомянутое платье. Хотя их старания все равно ничего не изменят: с таким корсетом в пору только в погребальную лодку ложится, складывать ручки вместе и ожидать, когда же там огонь уже сожжет все к Хель?! Зато, на празднике присутствовать вовсе не обязательно. Однако этот план, как оказалось позже, тоже с треском провалился, так как корсет было решено ослабить, лицемерно ссылаясь на то, что талия у меня и без этих дьявольских изобретений тонкая, а ребра покалечить себе я успею всегда. Но почему-то мое замечание о том, что мои ребра и так с особой жестокостью уже покалечены младшим наследником, пронеслось мирно и дружелюбно мимо их ушей, которые уже во всю внимали новым указаниям Фригг и, казалось, скоро совсем отвалятся от таких ненужных, ну, на мой взгляд, действий. Опять же, мой взгляд никто учитывать, конечно же, не стал, ибо забот навалилось на их хрупкие плечики слишком много и, как оказалось вдруг, совсем не до глупых принцесс стало. Однако это же и хорошо: я смогла выбраться из окружения и незаметно выскользнуть в приоткрытую дверь, пока Царица и Инга командовали этой дикой стайкой девушек. Моего отсутствия никто не заметил, и оставшуюся часть дня я была предоставлена сама себе. Ничего необычного не произошло, и я опять наматывала круги по комнатам, ища себе хоть какое-то развлечение. Тот факт, что мои вещи были уже доставлены и ожидали моего внимания в тяжелых сундуках, меня никак не волновал, и, собственно, разбирать я их пока не собиралась. На платья уже насмотрелась, так что особого желания вновь разгребать одежду не возникло. По крайней мере, на это всегда есть служанки, которые как раз-таки и нужны, чтобы ведать этими делами. В общем, моим властным и единоличным решением стал вывод о том, что справятся эти девки с сундуками смогут и без моего участия, а я пойду обследовать теперь не только мои комнаты, но и весь Дворец. Как оказалось, он тоже не блещет всякими тайнами, закоулками и прочей ужасно интересной ерундой. Компанию на этот вечер мне составили лишь холодные и темные коридоры, еле-еле светящие факела, колонны, одиноко державшие потолки, и фрески. Много изображений, описывающих жизнь Асгарда. Стоит отметить, что довольно интересно, если бы не тьма вокруг, что хоть глаза выкалывай. Налюбовавшись умопомрачительной темнотой ночи, я направилась назад, в свои покои, просто уповая на то, что такой скучный вечер – первый и последний в этом месте. Так «весело и задорно» прошла первая ночь в Асгарде, от которой вешаться хотелось уже на утро. Но на утро я первым делом отправилась к Фригг, разгневанная и злая абсолютно на все, что попадалось у меня на пути. Причиной моему негодованию послужили две вещи: ужасно огромные комнаты и чертовы ангелы на чертовых бандурах. Если о первом я не переставала, в принципе, возмущаться, то со вторым более-менее смирилась, однако, как выяснилось, только до ночи. Если описывать все как можно короче и не отклоняться от всеми принятых правил культуры и цензуры, то эти позолоченные ангелы на огромных бандурах, занимающих пусть и не пол комнаты, но довольно-таки приличное пространство, так и норовили залезть мне под ноги, заставляя спотыкаться о них и, в конечном счете, целоваться с полами. Так что целью моего довольно раннего визита являлись именно эти комнаты, что точно достались мне по очень несчастливой случайности. Дворец, однако, несмотря даже на раннее утро, уже стоял на ушах. Праздник только завтра, а слуги во всю суетились, бегали, что-то постоянно двигали, перекладывали, перекидывали и делали абсолютно лишние движения, без которых коридоры и так оживали, расцветая на глазах: цветы по всюду, на каждой колонне вились розы, ленты развивались на ветру, ибо окна никто закрывать даже и не планировал, впуская холодный воздух внутрь, а огни горели ярче, танцуя непоседливыми языками пламени. Уломать Фригг на более скромные покои было вполне легко, хотя та и сопротивлялась как могла, ибо «негоже принцессе жить в простых опочивальнях». Что там можно, что нельзя меня особо не заботило, так что Рагнар, которого она тоже приплела к подготовке помолвки, был вынужден оставить всякие там цветочки, ленточки и бантики на потом и отправиться со мной управлять всей этой свистопляской, что вот-вот должна была начаться около новых комнат. Он, кстати, особо и не возражал, с небывалой веселостью и резвостью покидая общество милых дам, которые то и дело хихикали, посматривая на Рагнара и розочки. Я, конечно, не спорю – и Рагнар, и розочки довольно красивы. Но эти красноречивые взгляды, кидаемые по большей части на парня, настораживали не только его, но и меня. Хотя Рагнар, по ходу дела, пусть и не в открытую, но наслаждался этим, позволяя смущению заливать бледные щеки, а девушкам восторженно охать и ахать, впадая в небывалое умиление от вида данной картины. И здесь соглашусь – довольно мило, но почти что раздевающие взгляды смущали меня гораздо сильнее, чем Рагнара. Так что, быстро подхватив его под руку, я поволокла еще ничего не понимающего парня куда подальше от этой приятной компании, с головой ныряя в поиски отведенной мне комнаты, расположение которой Фригг объяснила мне с утра. Однако это, впрочем, как и всегда не отложилось у меня в голове, из-за чего Рагнар, выслушав смутный пересказ событий, усмехнулся краешком губ и уже сам схватил меня за руку, уволакивая совсем в другую сторону. Через несколько минут, пару запутанных коридоров и кучу нелестных комментариев относительно моей приключенческой натуры мы наконец-таки добрались до моих комнат, где не было абсолютно ничего, разве что не считая стен, полов и крыши над головой. Однако даже так комнаты умудрялись быть гораздо милее и уютнее тех пещер, что просто утопали в золоте и пыли. И пусть пыль была только на одной старинной вазе, которая, казалось, появилась еще раньше, чем Асгард и все остальные восемь миров, но я это запомнила прекрасно, о чем не брезговала упоминать при каждом удобном случае. Они, на мое счастье, были относительно небольшими: спальня, ванная и кабинет, что был совмещен с такой же маленькой библиотекой. По крайней мере, все было именно так по той планировке, которую я собиралась здесь организовать. А эта планировка никак не хотела организовываться, ибо диван, с которым мучились здесь все: и я, и Рагнар, и еще пара слуг, которых он где-то нашел и, оторвав от подготовки, приволок сюда, – никак не хотел вписываться в обстановку комнаты. Однако похоже было на то, что он не подходил только под мои требования, а остальных все устраивало еще с первого раза. Это не уставал повторять Рагнарек, перекладывая не устраивающие меня вещи с одного места на другое, а некоторые и вовсе предлагая выкинуть, ибо толку от них нет никакого, но места занимают они довольно много. С этим были согласны и остальные, не смеющие мне сказать хоть что-нибудь, однако ободряюще улыбающиеся или кивающие головой на очередное недовольное предложение Рагнара. Но стоит отметить, что эти ребята, за терпение которых точно надо ставить памятники еще при их жизни, справлялись хорошо – не все могут вынести мои указания, что шли по кругу, так еще и выполнить их так, чтобы я осталась довольна. А они выполняли, еще успевая о чем-то разговаривать между собой, смеяться и изредка поглядывать на меня, заставляя щеки невольно заливаться краской, а губы растягиваться в слабой улыбке. За этим всем наблюдал Рагнар, недовольно цокая языком, поправляя выбившиеся пряди золотистых кудряшек небрежным жестом руки и вопросительно изгибая брови. А потом демонстративно выдергивал у меня из рук книги, вазы и другие важные побрякушки, решаясь вдруг геройствовать и расставлять это все самому по местам, и будто специально игнорируя тихие смешки остальной прислуги, которые потом, по возвращению Рагнара назад, шептали ему что-то на ухо, из-за чего он опять недовольно закатывал глаза, отмахивался от них и бубнил себе под нос что-то об идиотах, прикрывая рассыпчатыми кудряшками порозовевшие щеки. Такими темпами, когда мы успевали и разговаривать, и смеяться, наша дружная компания закончили расстановку довольно быстро: к вечеру, на мое счастье и небывалый восторг, что возвращаться в те кошмарные комнаты больше не нужно, все стояло уже на своих местах, радуя меня своей скромностью и уютом, - а Эйр – первая девушка, которую выбрал Рагнар мне в услужение – аккуратно зажигала свечи, оставляя остальные «особо важные» заботы своей подруге и, как я успела заметить, близняшке, Эйлин. Эти девушки были довольно тихие и абсолютно одинаковые: глаза их ярко-зеленые, распахнутые и лучистые, волосы темные, черные, волнами струились по плечам, укутывая миниатюрные фигурки, и улыбки, иногда расцветавшие на милых лицах, были довольно доброжелательны и дружелюбны. Они говорили между собой шепотом, обсуждая какие-то свои дела и заморочки, чем довольно сильно удивили меня – остальные служанки обычным разговорам предпочитали лживые сплетни, от которых их языки, казалось, давно должны были покрыться мозолями, ибо так усердно ими работать было просто невозможно. Зато, они не боялись. Просто было не из-за чего бояться, ибо врать они не привыкли, в принципе, не считая сплетни достойными их внимания. Они были спокойны и приветливы, на все мои расспросы о Дворце, его жителях и вообще жизни в целом, коих, кстати, было довольно много, отвечали по очереди, иной раз дополняя друг друга, а потом посмеивались над какими-то забавными случаями, стараясь вспомнить все в подробностях и рассказать мне. Девушки были не на много старше меня, года на два-три, и, как удалось выяснить, во Дворец попали еще в далеком детстве вместе с Рагнаром, которого они же некоторое время назад выгнали вон из комнат, аргументируя тем, что не положено ему здесь находиться – раз, и вообще мне надо выспаться перед завтрашним торжеством – два. Тот надулся, недовольно свел брови к переносице и презрительно фыркнул, закатывая темные глаза. Но все же вышел, не смея перечить Эйр, которая, уперев руки в боки, просто выжигала его взглядом со свету, пока тяжелая дверь с тихим и таким же недовольным скрипом не закрылась за парнем. Словом, Эйр и Эйлин были довольно-таки милы в общении и обращении, так что заслужили в моих глазах особое отношение. Вполне возможно, что с ними у меня тоже получатся отношения, походящие на дружеские. По крайней мере, хотелось на это надеяться. Закончился второй день, и ночь была темной. Девушки ушли почти сразу же, учтиво поклонившись перед тем, как выйти. Сон все не шел, да и крутиться на кровати просто так надоело уже минут через двадцать. Виноваты ли в том волнение, страх и прочая ерунда – не знаю и знать-то, собственно, не очень хочется. Все равно ничего уже не поменяешь, а страдать из-за этого перестать не могу. Уже от самой себя противно. Мямлящая, беспомощная. Жалкая. Когда такое вообще было, что бы я рыдала из-за какого-то ётуна? Так и хочется сказать, что никогда такого безобразия не было, а сейчас я только себя позорю, но голос внутри, явно принадлежавший не мне, ибо был он на редкость противным и писклявым, учтиво молвил, что совсем недавно. Точно позорище. Ведь, он – никто, а я – дочь одного из двенадцати Великих Богов Асгарда. Это он мне в ноги должен кланяться, да подол платья целовать. И все равно, что платьев я не ношу, и надеть его, как по мне, целый подвиг. Должен. Должен он, а не я. Эти мысли заставили меня улыбнуться. Улыбнуться и помрачнеть сразу же. Даже если и так, этот вшивый ни за что не отстанет от меня. Большое самомнение? Нет. Просто глаза его горят такой ненавистью, когда он смотрит на меня, когда он шипит, находясь рядом со мной, то будто бы ядом своим хочет отравить. Это пугает, врать не стану. Пугает, и почему-то, сама того не желая, руками тянусь к шее. Кончиками пальцев прохожусь по коже, под подушечками чувствую незаметные глазу следы и больно уже от этого. Она еще помнит его прикосновения. Помнит, как он сжимал шею чуть ли не до хруста, впечатывая меня со всей дури в стену. А я помню его шипение над ухом, глаза помню. Зеленые глаза, которые только выкаливать и нужно. Чтобы никого не видел, никого взглядом не убивал. Как же противно. Ужасно тошно от того, что руки дрожать начинают сами по себе, а зубы кусать начинают губы, в кровь раздирая кожу. И вроде бы больно, и хочется это прекратить, но сильнее хочется забыть его следы. А я все равно не могу, потому что его метки болят сильнее, и это вынуждает меня кусать губы еще больше, пальцами цепляться за тонкие покрывала, пока костяшки не побелеют и тупо не заноют. Однако ничто уже не помогает. Мне вообще уже ничем не помочь. Паранойя. От ужасного чувства безысходности кидаю подушку в стену, но это совсем не облегчает моего положения, так что две другие летят совсем не заметно для меня, а потом еще одна, и еще. Они летят, и крошечные перышки, будто снег, кружат в воздухе. Противно. Скользко. Гадко. Дышать не могу – тяжело. А руки все равно трясутся. Дрожат. Ногти в простыню впиваются, резко дергаются и тихий скрип разрывающейся ткани прорезает уши. От этого страшно. В кого меня превращают мысли об этом уродце? Не могу найти ответ, а внутренний голос, который вообще непонятно откуда вылез, противно пищит из глубин подсознания: «Он ведь не уродец». Не уродец, и от этого противнее в разы. Гадко от того, что признаю в нем внешнюю привлекательность. Но внутри все равно гнилой, насквозь прогнившая тьма его заполнила давно. И что б он в этом болоте потонул. За такими мыслями не замечаю, как начинаю засыпать на подранных моими стараниями простынях, подкладывая под голову руки. Трясущиеся, холодные руки. И пусть в этом будет виноват лишь ветер. Ледяной, не щадящий никого. Это только ветер. Это все его проделки. И сейчас меня совершенно не волнует то, что окна все закрыты слишком плотно, чтобы пропускать его порывы. Вымышленные, но почему-то отлично осязаемые порывы.

***

Утро бессовестно яркое. Солнце проникает острыми лучами даже через плотно закрытые шторы, беззастенчиво разгуливая по моему лицу, отчего приходилось хмуриться, а потом и вовсе лениво разлепить глаза, рыская руками по кровати. По моему плану я должна была сейчас найти хотя бы одну подушку и спрятаться в нее лицом, но этого необходимого атрибута под рукой, как назло, не оказалось. Недовольно цокаю, руками пытаясь определить хотя бы одеяло, но того также не оказалось рядом, а потом в голове и вовсе начали смутно всплывать события прошлого вечера. Недовольно простонав под нос, я заставила себя сесть на кровати, чуть шатаясь из стороны в сторону, свесив ноги вниз и касаясь пальцами холодных полов, отчего невольно вздрогнула. Солнце продолжало нещадно царапать глаза, которые-то и закрытые не могли защитить от ярких лучей. А от этого безобразия морщусь еще сильнее, пряча лицо в белокурых волосах. Спутанные. Вот гадство. Руки неприятно ныли. Не больно, но весьма и весьма противно. Опять морщусь и перевожу кое-как раскрывшиеся после сна глаза на запястья. Красные, холодные и со следами завязок сорочки. Ну, а что я хотела, когда спать ложилась на руки? Ничего хорошего – это явно, так что теперь некоторое время придется мириться с этими кошмарами. Смахиваю с глаза особо назойливую прядь, довольно громко фыркая, и все-таки решаюсь посмотреть на виновника моего столь раннего пробуждения. Раскрываю и ничего хорошего в итоге не получаю. Однако нахожу в себе силы обвести все еще сонным взглядом комнату, продолжая без цели мотать ногами вперед-назад. Подушки кто-то собрал, перья белым ковром на полу больше не лежали. Наверняка девочки уже давно стояли на ногах, продолжая вчерашнюю суету, которая сегодня с особым весельем обещала продолжение. От этого становится жутко, и я шумно вздыхаю, разминая шею. Тоже затекла. Господи, мне всего шестнадцать, а разваливаюсь уже буквально на глазах! С такими отнюдь не радостными мыслями о своей наступающей на пятки и дышащей в затылок старости ловко спрыгиваю с кровати, отмечая, что уже новые подушки и одеяло, которое, выходит, я по чистой случайности умудрилась ночью спихнуть ногами, преспокойно лежат на прикроватной тумбочке аккуратной стопкой. Все еще пошатываясь, бреду в сторону окон, окончательно распахивая шторы и давая солнцу официальное разрешение на такое наглое вмешательство. Этим оно сразу же воспользовалось с огромным энтузиазмом, задорно отплясывая на моем лице. Однако, довольно тепло. Даже приятно. Я улыбаюсь еле заметно, чуть щурясь и рассматривая пейзажи утреннего Асгарда. За окном красиво. Гораздо красивее, чем в тех комнатах – сад мне нравится гораздо больше сухих веток безжизненного леса. Здесь красиво до беспамятства, впрочем, по-другому быть и не может – в Асгарде всегда красиво, что порой дышать трудно. Как и сейчас: снег блестит в солнечных лучах, деревья бережно укутаны в него, позволяя самые тонкие ветки облепить инею, сверкающему и серебристому; на небе не было ни облачка, лишь бездонная синева над головой нависала неизбежной пропастью. Фригг уже прогуливалась в заснеженном саду, придерживая кончиками бледных пальцев плащ, соболиный мех которого заботливо лежал на ее плечах, укрывая шею от неожиданных порывов ветра. Рядом шла Инга, о чем-то оживленно рассказывая Царице, на что та лишь кивала головой, изредка поправляя завитые локоны грациозным жестом руки, величие которого видно даже в мое окно. Я хмыкнула, качая головой, - будто бы жесты Фригг могли быть другими, и отошла от окна, стараясь не споткнуться о подол белой сорочки, который так и норовил залезть под ноги, завязывая их чуть ли не в один узел. Однако даже так я смогла доковылять до столовой, ни разу не упав и не споткнувшись. Прекрасный повод для гордости. Близняшки уже во всю кружились по комнате, расставляя завтрак на стол, что-то вытаскивая постоянно из сундуков и увлеченно разговаривая о чем-то. Стоило мне войти и плюхнуться в рядом стоящее кресло, как они тут же замолкли, учтиво поклонились, на что я лишь махнула рукой, и начали придвигать ко мне завтрак. Все-таки, когда минут через пять я сдалась под их натиском, что мне обязательно нужно сегодня поесть, я лениво пережевывала оладья, залитые медом от души, и периодически отправляла в рот ягоды малины, которые непонятно откуда взялись зимой. Разгадывать эту тайну долго мне никто не дал, ибо тарелку самым наглым образом вырвали у меня из-под носа и ничего не понимающую усадили на кресло перед зеркалом. Ужасаться долго моему «прекрасному» облику с утра, опять же, никто не дал, и Эйлин, а может быть и Эйр, вооружившись гребнем и щеткой, начала геройски расчесывать мои спутанные всеми возможными и невозможными способами патлы, наверняка сетуя в душЕ на их длину. Однако это приносило свои плоды, и они были весьма и весьма неплохими. По крайней мере, волосы теперь лежали преспокойно на плечах, отливая серебром в солнечных лучах, да и общая картина моего внешнего вида была не такой уж и кошмарной. Разве что голубые глаза особенно ярко выделялись на фоне красных белков после относительно бессонной и неспокойной ночи. А так все было даже ничего. Зеркало не трескается, и на том спасибо. Казалось, того же мнения придерживалась и одна из близняшек (кем бы она не была, различать я их пока что не умею), так что встать мне разрешили сразу же, с такой же настойчивостью, как и во время завтрака, сопровождая меня в спальню, дабы помочь одеться. Однако руки есть и у меня тоже, словом, их помощь понадобилась только с корсетом. Штуку я эту, если выражаться как можно мягче, нежнее и вообще культурней, не очень-то сильно и жалую на себе. Но дворцовые правила таковы, а против них даже я попереть не могу. К великой скорби, огорчению и, возможно, гневу. Расправившись и с этой неприятностью, в комнаты наконец-то разрешили впустить Рагнара, который, как выяснилось, вился около дверей чуть ли не с самого раннего утра. Парень с сияющей улыбкой на бледном лице, которая скоро точно сможет достать до ушей, резво вошел в комнаты, шутливо поклонившись девушкам, на что те одинаково фыркнули, поправили, не сговариваясь, одновременно волосы и вышли. - Ваше Высочество, - он подмигнул мне, улыбаясь еще шире, и плюхнулся рядом на близ стоящий стул, - утро доброе. Я кивнула, подтверждая правильность сказанных им слов, а он только хмыкнул, отправляя в рот несколько ягод, которые он так удачно и вовремя заприметил на столе. - Ты чего такая грустная? – расправившись с ягодами, что, казалось, пришлись ему по вкусу, ибо он расплылся в довольной ухмылке, Рагнар поудобнее устроился на кресле, изучающе осматривая меня. - А мне есть чему радоваться? – я ухмыляюсь, и парень фыркает, закатывает темные глаза и опять фыркает, еще громче и недовольнее, так как прядь золотистых волос обнаглела в край и теперь настырно тыкалась ему в лицо. - Ой, - решив все свои вопросы с волосами, Рагнар вновь обращает свое внимание ко мне, - хватит. Ты же не умирать идешь, - он ухмыляется, видя крайнюю неуверенность и скепсис на моем лице. - Почти. Рагнар снова фыркает, совсем как кот, отмахиваясь от моих отговорок небрежным жестом ладони. На сим разговор оказался оконченным. С моей стороны-то точно, а вот с его… Рагнарек продолжал о чем-то увлеченно вещать, активно жестикулируя, иногда смеясь в голос или же тихо хихикая над очередной шуткой, отчего и у меня губы сами собой подрагивали, вторя его бесконечным ухмылкам, хотя слушать его я и не старалась, будучи занята абсолютно другим. Как выяснилось, не все вещи лежали на своих местах, так что наша смелая группа из двух человек отправилась в прежние покои забирать какие-то безделушки. Они были абсолютно бесполезны, да и не зачем мне было их держать-то вообще, но заняться надо было чем-то. До полудня, а дальше – подготовка к постановке и сама премьера. Интересно, меня он скинет сразу же или для большей драматичности подержит дольше? Хотя, будь его воля, меня бы в принципе здесь не было. Мысли были крайне позитивными и радужными, как всем известный мост, с которого не менее знаменитое безобразие летело и почему-то не смогло убиться. Рагнару же мое кислое выражение лица, будто бы в меня лимон на силу запихали вместо завтрака, совсем не приходилось по нраву, так что он резко затих, вынужденно прерываясь на, как оказалось, самом интересном моменте очередной легенды из жизни Дворца, и впился в меня недовольным, осуждающим взглядом. Мало того, что его глаза и на солнечных лучах походили на две темные дыры, так в полумраке коридоров, даже ели он бы стоял ближе к факелам, они и вовсе становились черными, почти что кровавыми. А так как я – дама весьма и весьма впечатлительная, да и фантазия моя не из слабеньких, то невольно вздрогнула всем телом, отшатываясь от него в противоположную сторону, однако была достаточно быстро возвращена на прежнее место – хватка у Рагнара крепкая, цепкая, и вырваться не представлялось особо возможным. Только если силы в тебе на две армии Асгарда. А из-за того, что я, на радость или на беду – не знаю, не принадлежу к данным представителям асов, то выбраться для меня – тем более дело не очень-то и легкое, конечно же, выражаясь по всем правилам этикета. Его это, казалось, никак не трогало, и рука совсем не хотела ослаблять силу сжатия пальцев на моем бедном локте. - Совсем не интересно? – его губы дрогнули, расплываясь в подобии слабой улыбки, - Признаться, я уже и не знаю, что тебе придумать, - он потирает свободной рукой затылок, взлохмачивая свои кудряшки еще сильнее, а видя мой вопросительный взгляд, поспешно добавляет, - Да-да, меня попросила Фригг. Отвлечь тебя сегодня. - Кто бы сомневался… - медленно и тихо протягиваю, уже не зная, как стряхнуть с себя его руку, - Рагнар? - Что такое? – тот переводит обеспокоенный взгляд на мое лицо и встречает недовольный кивок в сторону его уже побелевших от напряжения пальцев. - Рука. - Ах, точно, прости, - смущенно улыбается, позволяя ямочки вновь залечь на бледных щеках и расцепляет хватку, позволяя теперь мне облегченно улыбнуться и потереть место захвата. - Ничего страшного, - я отмахиваюсь от него, и мы продолжаем путь в полной тишине. Каждый думал о своем, и прерывать столь долгую паузу казалось крайне бестактным и непозволительным. Даже неправильным. Впрочем, мысли в голове крутились такие же: неправильные, непозволительные. А сделать с ними ничего не могу, так что беспрекословно подчиняюсь им, отдавая в полную власть свой разум. Дальнейшая дорога была туманна. Что-то помню, видела, даже, возможно, говорила вслух, а что-то даже отрывками раскопать в глубинах подсознания не имею ни шанса. Слишком кажется невозможной мне данная прерогатива. За мыслями, будь то хорошие, не очень веселые или же совсем темные, как ночь, не замечаю, как часы начинают бежать с бешеной скоростью, обгоняют друг друга, приближая вечер. И он, подыгрывая им, с радостью позволяет принести себя. Как только мы с Рагнаром в полной тишине переступили порог комнат, близняшки, Эйр и Эйлин, сразу же налетели на меня, выхватывая из рук всякие побрякушки, за которыми мы направлялись ранее, перекидывали их пареньку в руки, и тот судорожно пытался словить их все, но некоторые все же неизбежно, с глухим стуком падали вниз, а меня усадили перед зеркалом, снова тщательно расчесывая волосы. Пока то ли Эйр, то ли Эйлин мастерски справлялась с локонами, вторая вывалила на прикроватную тумбочку всякие заколки, шпильки и прочую дребедень, цель которой, порой не была мне вообще известна. Однако все эти безделушки сияли так ярко и так по истине дорого, что сомневаться в том, что они сделаны только из золота, серебра, так еще и инкрустированы самыми редкими кристаллами, не приходилось. Я была вынуждена лишь сощурить глаза от такой слепящей красоты, сочувствуя самой себе. Не они будут эту сокровищницу у себя в башке носить. С волосами они мучились довольно долго. Как можно было понять по нудным вопросам Рагнара, по типу «Сколько можно?!» или «Их Величество давно интересовалась, когда же вы уже закончите?!», прошло около часа, прежде чем волосы волнами начали виться по спине, спадая, пока я сидела, почти что до пола. Когда я встала, ситуация отнюдь не улучшилась: да, доставали не до пола, но зато прекрасно струились до бедер. Видимо, близняшки тоже в начале недооценили мои лохмы, так что, через некоторое время и безмерное количество провальных попыток что-то с ними сделать, было единогласно принято решение заколоть их маленькими штучками на затылке. Выглядело весьма неплохо, словом, результатом остались довольны все, даже Рагнар, которого потом сразу же выставили за дверь. Тот, обидевшись до глубины души, направился, по всей видимости, к Царице, по его словам, доложить сложившуюся обстановку и поинтересоваться о том, а не нужно ли чем-нибудь еще помочь? Помощь Рагнара не потребовалась, так что он уже спустя минут десять вновь стоял под дверью, ожидая, когда же меня наконец-то облачать в платье, а его разрешат впустить. На удивление, одеться удалось без особых приключений. Разве что крючки корсета постоянно цеплялись за волосы, больно дергая их вниз. И вот, промучившись гораздо меньше часа, на мне уже гордо красовалось нежно-розовое платье, обшитое сияющими жемчужинами. Совсем как на том наброске. Жемчуг крупный, матовый, шлейф не такой длинный, как был, а корсет все такой же узкий, тонкий и с причудливыми узорами на нем. Да, глупо не признать, что этот наряд красив. А за этим признанием в голову лезут мысли о явной ошибке. Не для меня это платье. Но девушки, будто бы хотели всеми способами оспорить мою точку зрения, воодушевленно поправляли пышную юбку, а Рагнар, над которым сжалились и все-таки решили пустить в покои, слабо ухмыльнулся, размеренно покачивая головой из стороны в сторону. - Совсем плохо, да? – отворачиваюсь от зеркала, последний раз кидая на свое отражение хмурый взгляд. Девушки отходят в сторону и сразу же бросаются на какие-то резные деревянные шкатулки, что-то аккуратно раскладывая на столе. - Хочешь верь, хочешь – нет, но ты в нем превосходна… - Рагнар едва заметно улыбается, сопровождая свой горящий взгляд милыми ямочками и кинув взгляд на девушек, поспешно подходит к ним. Шкатулка в его руках была гораздо больше, чем все остальные. Такая же деревянная, с резной крышкой, замысловатыми узорами, что были, словно змеи, витиеватые и темные, и странным замком, с которым бедный Рагнар мучился около двух минут. Как только это препятствие было с успехом пройдено, он медленно раскрыл крышку, удивленно изгибая брови и тихо фыркая себе под нос. Я, как натура очень любопытная, все-таки решила поинтересоваться, что же там такое, подлетая к пареньку на бешеной скорости, на что он опять фыркнул, но уже громче и, на мое счастье, показал мне эту штучку. Яркая и, казалось, слепящая всех, диадема с инкрустированными в нее бледно-розовыми бриллиантами, что наверняка специально подбирались под цвет моего платья Фригг, умудрялась даже лежать на темной бархатной подкладке величественно. Сделанная из чистого серебра, а сомневаться в этом не приходилось, она с легкостью заставила меня округлить глаза и раскрыть рот в немом удивлении. Вид Рагнара был менее выразителен и красноречив, чем у меня, однако и он продолжал упорно прожигать диадему вопросительным взглядом, будто бы она просто обязана раскрыть ему все тайны и секреты этого бренного мира. - Диадема? – я первая нарушаю затянувшуюся тишину, и Рагнар согласно качает головой и, аккуратно, стараясь ничего не задеть, достает сие великолепие. - Вернее будет сказать, что это – тиара-корона, - на мой вопросительный взгляд, а-ля «В этом есть хоть какая-то разница?», он опять фыркает, но все же отвечает, - Ты обучалась этикету и дворцовым правилам? Я скривилась, однако промямлила что-то не очень понятное и членораздельное, наврав, что припоминаю какие-то такие события в своей короткой жизни, и Рагнар активно закивал кудрявой головой, ясно давая понять, что актриса из меня не особо-то и хорошая, да и врать я, собственно, совсем не умею. - Все с тобой поня-я-я-ятно… - многозначительно протягивает и подмигивает мне, из-за чего мое лицо с помидором, если бы их поставили рядом, было совсем не различимо, - На самом деле, диадемы разрешено носить всем, а вот тиары только знатным дамам. - Хорошо, - киваю, подтверждая тот сомнительный факт, что я уяснила этот момент, и продолжаю, - А чем отличается тиара-корона от обычной? – вопросительно изгибаю брови, а он лишь широко ухмыляется, неверующим взглядом изучая мое лицо. - Да тем и отличается! – он задорно хмыкает, явно поражаясь моим умственным способностям, - Тиару-корону носят исключительно члены царской семьи, в то время, как я тебе уже говорил, если ты, конечно, слушала, - опять слишком красноречиво смотрит на меня, а я краснею еще сильнее, - тиары носят просто знатные особы. А своим названием данная вещица обязана схожестью с короной. Ты и так, думаю, это поняла. Правда, она немного меньше и более женственна. Поэтому и тиара-корона, - он шумно выдыхает, все так же аккуратно перемещая украшение на стол, - Теперь она твоя. - Это, конечно, просто прекрасно, что она теперь моя, но не говори, что я обязана это надеть, - я придирчиво осматриваю это безобразие, хмурясь с каждой секундой все сильнее. Рагнар тихо хихикает, предпринимая провальные попытки заглушить смех, и немного виновато смотрит на меня, а я, догадываясь о том, что сама огласила один из пунктов своего сегодняшнего приговора, страдальчески закатила глаза и глухо простонала в потолок. Парня это развеселило еще больше, а близняшки вопросительно покосились на нас, но он отмахнулся от них, подтверждая, что все со мной в полном порядке, и продолжил возиться с этой отвратительной гадостью. - Ну, не куксись так сильно. Она очень даже ничего, - придирчиво осматривает ее, качая головой, - Но, согласен, слишком вычурно, - поджимает тонкие губы в одну незаметную полосу, а я притворно охаю, всплескивая руками: - Да что ты говоришь?! Это просто верх роскоши и величия! – я опять слишком эмоционально всплескиваю руками, отчего Рагнар чуть было не выронил эту красоту из рук, собираясь вот-вот водрузить это безобразие мне на голову. Ну, не люблю я такие дорогие побрякушки, поэтому начинаю отчаянно вертеться, как упрямая девчонка, не позволяя ему нацепить это пыточное изделие на меня. - Постой нормально хотя бы минуту, а потом возмущайся… - он закусывает губу, увлеченно рассматривая драгоценные камни и все-таки умудряясь пристроить эту тиару-недокорону мне на голову. Я недовольно морщусь, оттого, что эта, казалось бы, самая легкая вещь в мире, весит, как целое стадо лошадей. Много и до неприличия тяжело. Хотя, в зеркале отражение радовало всех, включая даже меня. Вынуждена признать, что белоснежные волосы, синие глаза и миниатюрная фигура смотрелись очень даже выгодно в пышном платье, узком корсете и с этой мини-короной на голове. По крайней мере, близняшки одновременно улыбнулись, восторженно приоткрыв рты в восхищении, да и Рагнар снова ухмыльнулся, демонстрируя всем ямочки на щеках. Он проходит вперед, демонстративно встает напротив меня и улыбается еще шире, нарочито медленно протягивая: - Ну что, Ваше Высочество, разрешите сопроводить Вашу персону? – он шутливо кланяется, а потом садится в жутко смешной и нелепый реверанс, опять же медленно и величественно подавая мне ладонь, - Вас уже все ожидают… Девушки приглушенно смеются, кокетливо прикрывая рты ладошками, а я нервно и смущенно улыбаюсь, принимая предложение парня.