***
— Так, значит, после он ушёл, не сказав ни слова? Я кивнула. Мы шли по вымощенной мелким камнем дорожке, петляли среди кустов и цветов, путались в туманном вечернем сумраке и прохладном лёгком ветре, который нёс с собой густой запах роз. Тишина после громкого оркестра казалось необычной, но ужасно приятной. — Ну, он ещё сказал, что если вдруг для меня что-то важно, то ему ничего во мне не нравится. — И потом твоё настроение пошло под откос, ты была доведена практически до слез, а он ушёл к себе. Я снова кивнула, хотя Фрейя и не спрашивала. Её лёгкий плащ шелестел за ней в такт её размеренному шагу и будто поддерживал хозяйку в каждом сказанном ею слове. — Великий Один, как это в его стиле! — она всплестнула руками, воскликнула, а потом усташве прикрыла глаза, приложив тонкие длинные пальцы к вискам. — Как же с этими мужчинами болит голова, ты не представляешь, — она жалобно протянула и зашагала быстрее к белой скамейке, стоявшей под слконившимся старым деревом. — Теперь представляю, — я хмыкнула, последовав за ней и присаживаясь рядом. Фрейя откинулась на спинку с вензилями и закуталась по сильнее в тонкий шелк плаща. Между её густых изогнутых бровей залегла морщинка, она все продолжала хмуриться и о чем-то думала, иногда недовольно морщась. Становилось прохладнее, а сумерки все сгущались. Мимо пробежала служанка, наверняка собираясь зажигать факела вдоль дороги. Я задумалась — мысли так и заставляли погрузиться в них и, наверное, совсем утонуть. Мне ничего в тебе не нравится. Ничего. Это его противное «ничего» — кончик иглы на пальце и острые когти по спине. Все, что он выплюнул, брезгливо и с отвращением, — тёмное пятно в душе. Разрастающаяся и затягивающая в себя дыра. Неприятное покалывание кожи. Колючее раздражение как предвестник холодной ненависти. Поганый ётун и поганые мысли. И думаешь, наверное, много не о том, о чем нужно. Да, думаю. Думаю, потому что ты сам даёшь мне эти мысли. Пораждаешь их во мне и живёшь там. Каждый твой вздох — новая мысль в моей голове и новое, новое, новое разочарование в самой себе. Тысяча первый пункт в списке недостатков. И тысяча первая причина ненавидеть Локи Лафейсона. Ненавидеть и в тайне тянуться к нему. Как мотылек в темноте летит к огню. Правда, эту, откровенно говоря, самую обычную моль каждый размажет по стене сразу же, а надо мной будто ставят опыты. Например, «Привяжись к ётуну за несколько часов и презирай себя всю оставшуюся жизнь». Я хмыкнула. Осталось завести тетрадь с наблюдениями и каждый день делать там пометки. День на третий я окажусь мертвой, потому что Локи просто-напросто взбесится с меня. Я снова горько хмыкнула: стать причиной его кошмаров — вот моя цель на супружескую жизнь. И его тысяча первая причина ненавидеть меня. Ну, или же миллион тысяча первая. Если есть в мире диагноз психического расстройства, связаный с присутствием в жизни младшего наследника Асгарда, то это определённо мой. Первооткрывателем всегда быть интересно, даже если эти открытия связаны с приближающимся сумасшествием. Я тихо хохотнула, и Фрейя лениво раскрыла глаза, косясь в мою сторону: — Да ты повеселела. Я отрицательно качнула головой. Задор, может и был, но был мрачен, как ночное небо. — Просто представила как мы будем убивать друг друга. Фрейя фыркнула и согласно качнула головой. Её взор задумчиво упёрся в светящиеся окна Дворца. — Как я тебя понимаю. Я бы тоже кое-кому шею свернула. — Фрейр? — я посмотрела на неё. Она сложила руки на груди, закинув одну ногу на другую, и отвела взгляд от Дворца, упираясь им куда-то в землю. Богиня снова кивнула. — Моя извечная головная боль. Хотя кто бы мог продумать: он старше меня на десять минут! — она грустно рассмеялась, и я слабо улыбнулась, не смея прерывать её. — Если он испортит договор с Асгардом из-за своего… — она неожиданно запнулась, но потом продолжила. — Из-за своей тяги к различным увесилениям, — её нежный голос сочился ядом, что, услышь его Фрейр, обязательно бы отравился, — видят Боги, я убью его собственными руками. — Он так важен? Она неожиданно сильно закивала головой, разворачиваясь ко мне. — Очень. К нему шли больше ста лет, и это удача — заключить его. И если Фрейр пропустит все мимо своих рук, ему больше не быть Царём. В договор вложено все: и деньги, и власть, и, — она хмыкнула, — твоя сестра. И, упаси великие предки, ему провалиться. Ещё ценнее будут дети этого брака, претенденты на три короны, — она замолчала на некоторое время, но потом продолжила. — Впрочем, тебя это не должно волновать, — она нежно улыбнулась. — Ты думаешь, у них будут дети? Она почему-то громко рассмеялась, запрокинув голову, точно я рассказала ей самую смешную шутку. Я смутилась, опуская взгляд, но она взяла меня за руку, не прекращай улыбаться, и, чуть посмеиваясь, сказала: — Это все политика. В любом таком браке будут дети, дорогая. К сожалению, это не будет зависеть от их желаний. Как и от ваших с Локи, — её улыбка действительно наполнилась некоторым сожалением. — Как бы тебе не хотелось отрицать этого. Возможно, — она опустила взгляд на мой живот, туго затянутый в корсет, — ты уже беременна. Я отрицательно качнула головой, и во взгляде Фрейи мелькнули сначала лёгкая насмешка, а потом догадка и окончательное понимание. Она усмехнулась. — Локи не был бы Локи, если бы не перестраховался, конечно же, — она хитро посмотрела на меня, но пожала плечами и произнесла. — Это ничего не меняет. Будут ещё и другие ночи. — Нет. — Да, — мое упрямство её только забавляло. — Даже слова Локи не могут этого поменять. В конце концов, его просто никто не спросит. Или же подобьют тебя его соблазнить. Что-то подсыпят ему, — она готова была перечеслять очень долго, но в конечном счёте просто произнесла. — Одним словом, рано или поздно у вас появится ребёнок, и бдительность Локи просто даст сбой. Конечно, — она кивнула, не без резона отмечая, — все хотят как можно раньше. Даже я, — она рассмеялась на мои поджатые в недовольстве губы. — Мне просто интересно посмотреть на вашего малютку, — она ласково улыбнулась, наклонив голову на бок. — Но он же сказал… ? Закончить мне она не дала и только фыркнула, взмахнув ладонью так, точно хотела прогнать мои слова как можно дальше от себя. — Какая вообще разница, что он тебе сказал? Если бы я слушала все, что он мне говорит, я бы от обид и грусти уже давно умерла, — она рассмеялась и зябко повела плечами. — Локи, на самом деле, может сильно обидеть, поэтому его проще просто не слушать. Так и нервы целее будут. Хотя, — она скосила глаза на меня, — тут смотря, что тебе нужнее. — В смысле? Фрейя вновь пожала плечами. — Если тебе просто не нужны его слова, ты не обращаешь на него внимания. Но, если тебе нужна правда, ты его слушаешь. Необъяснимый парадокс, — она хмыкнула, — как и со мной: Бог лжи говорит правду. Просто понимаешь это спустя время, когда уже натворишь всяких бед. — Ты хочешь сказать, что его слова — правда? — я растеренно посмотрела на неё. В сгустившейся темноте её голубые глаза казались бутылочно-зелеными, волосы были чёрными, а заботливая улыбка — жестоким оскалом. — Зачем тебе моё подтверждение? Ты же сама знаешь. Она холодно улыбнулась, и от этой улыбки тело охватил озноб. Он медленно встала, расппавляя юбку и плащ. Фрейя посмотрела на меня через плечо и свысока. — Ты ещё слишком юна, Лива. И будет гораздо лучше, если ты усвоишь кое-что как можно раньше, — её голос будто питался окружающим сумраком, в один момент становясь глухим и низким. — Не жди здесь любви. Всем абсолютно все равно, любите вы друг друга или же нет, — она грустно усмехнулась. — Во Дворце всем нужна обертка: на балах и важных мероприятиях вы будете вместе, вы будете улыбаться и ходить под ручку, вы будете обязаны быть счастливыми, — она на секунду замолчала, точно набирала больше воздуха, и продолжила. — Потом у вас появятся дети. И чем раньше, чем больше, тем гораздо и гораздо лучше. Одину нужны наследники и гарантии сильной власти. Когда он получит эти гарантии, вы станете немного свободнее: на ваших любовников закроют глаза. А они появятся, ты даже не сомневайся в этом. Рано или же поздно, но они будут, — Фрейя оскалилась. Её фигуру со всех сторон обдувал усилившийся ветер. — И никакие попытки Локи вернуть магию, никакие его уговоры Тора, чтобы он помог ему в этом, не помогут. Её слова носил по саду ветер, закручиваясь вокруг меня безжалостными порывами. Её фигура — скала посреди цветов, её взгляд — молния в ясном небе. Фрейя улыбается по истинне ледяной улыбкой, но идти пока что никуда не торопится. Её последняя фраза ударила в голову неожиданно. Она уже разворачивалась уходить, но я подскочила со скамьи, удерживая её за руку. Она с довольной улыбкой развернулась ко мне. — Уговоры Тора? Они об этом говорили на балконе, так ведь? Она улыбнулась шире, но мягким движением скинула мою ладонь с себя. — Я иногда так много болтаю, что не замечаю, как говорю что-то совершенно лишнее. — Так, значит, об этом. Она ничего не сказала — ни согласия, ни отрицания. Только держала на лице улыбку и развернулась на каблуках, растянуто кинув через плечо: — Я пойду, а то матушка скоро пришлёт за мной Фрейра, — она поправила плащ на плечах и окинула меня прищурым взглядом. — Ты тоже не засиживайся тут долго. Уже холодно, — её прямой нос привиредливо сморщился. Фрейя сделала один шаг, но делала его медленно и точно ожидала, что её остановят. Я снова схватила её за руку, и послышался её тихий смешок. Она точно этого ждала. — Но я не хочу так жить. Она развернулась последний раз, и её острый взгляд с хитрым прищуром мазанул по мне. Её губы почти что не шевелились, но лёгкий шёпот окутал моё тело вместе с ветром. — Боюсь, по-другому будет невозможно.***
Дворец уже давно спит — глубоко за полночь, но мои свечи ещё горят на столах, подоконниках и тумбочках, прогоняя сон из каждого тёмного угла. Я сидела на кровати, обхватив колени руками, и бездумно смотрела в стену. Волосы рассыпались по плечам, спутанные и не расчесанные. Платье валялось на полу, корсет был расшнурован только на половину и все ещё стягивал талию в лёгкой сорочке. Раздеваться не хотелось. Спать не хотелось. Ничего не хотелось. Всем абсолютно все равно, любите вы друг дурга или же нет. Во Дворце всем нужна обертка. Я судорожно вздохнула, вытягивая ноги и ложась на подушки. Лет через сто такого представления можно просто сойти с ума. Или самой, даже без помощи Локи, скинуться с башни. Локи. Я перевернулась на живот, подкладывая ладони под подбородок. Взгляд уставился в пустую стену, рассматривая белые вензеля лепнины. Если представление заставит сойти с ума лет за сто, то Локи за десять минут вызовет неукротимое желание отравиться. И если тебе это так важно, то нет. Я хмыкнула, и палец очертил несколько узоров. Почему он решил, что это для меня важно? Вовсе нет. Я встала с кровати, немного пошатываясь от слишком резкой смены положений, и подошла к зеркалу. Тёмное отражение по углам отливало оранжевым. Я подхватила небольшую свечу со стола, задев подаренный Тором кинжал, и поднесла её ближе, немного наклонившись. Синяки на утро обещали быть весьма грандиозными. Я хмыкнула: скоро они станут неотъемлемой частью моего образа. Пальцы приблизились к подбородку, немного задирая его вверх. Тонкая длинная шея была чистой и без всяких намёков на ту ночь. Пальцы двинули подбородок влево, разворачивая голову. Одна заколка с розой все ещё висела на волосах, запутавшись в них. Я потянула за неё и сразу же зашипела, отпуская. Дело бесполезное. Гребень лежал здесь же. Покрутив его, я запустила зубцы в волосы, попыталась протянуть его вниз, но он безнадёжно застрял в бесконечных колтунах. Я тихо выругалась под нос и опустила глаза. Рукоять кинжала блестнула рубинами в свете огня. Мне не нравятся твои волосы. Мне тоже. Хоть где-то наши мнения совпали. Рука сама потянулась за кинжалом, пальцы пробежались по дорогим камням, очертили узоры и имя на лезвии. Я снова посмотрела в зеркало. Оттянула волосы немного ниже плеч. Да, так будет хорошо. Пальцы на рукоятки сжались сильнее. Взмах. Взмах. Треск. И ещё раз взмах. Искромсанные, неровные и все ещё спутанные, большая часть волос лежала на полу отвратительными кусками. Кинжал с громким лязгом был откинут куда-то в сторону. Хорошо не получилось. Я оскалилась своему отражению. Волосы теперь еле-еле доходили до лопаток, глаза слезились, и губы заметно подрагивали. Вот так тебе нравится? Конечно же, нет. Мне ничего в тебе не нравится. — Почему? Две мокрые дорожки медленно прошли по щекам, каплями скатываясь на подбородке. Не от боли и страха, а от отчаяния и проедающейся в груди, неприятно извивающейся, как червяк в земле, обиды. Голос в темноте, в ночной тишине, звучит глухо и сипло. — Но я не хочу так жить. — Боюсь, по-другому будет невозможно. Нет, как раз-таки и возможно. Двери комнат хлопают с громким, очень громким грохотом, и, кажется, что весь Дворец должен мигом вскочить на ноги, сонно озираясь, но в коридорах стояла темнота, факела лишь лениво развевали мрак, с окон дул промозглый ветер, а мои шаги утопали в сумрачном молчании. Комнаты Локи теперь кажутся не такими уж и далекими, но перед его дверьми находится ещё одно препятствие. Я вымучено закатила глаза, но шага не сбавила. Его слуга, простой мальчишка, стоит, облокатившись на стену, и даже не пытается бороться со сном, склонив тёмную вихрастую голову на бок. Раньше я его не видела. — Парень, — я дёргаю его за плечо, и он растерянно хлопает глазами, пытаясь сфокусироваться взглядом хоть на чем-то. — Иди к себе и поспи нормально. — Ваше Высочество, — он торопливо кланяется, испуганно отводя от меня взор и что-то неразборчиво мямля под нос про приказ Локи не уходить отсюда. Я снова закатила глаза. — Иди. — Но… — Вот тебе мой приказ: иди к себе! Он исчезает практически сразу, и я открываю двери с противным скрипом, царапающим уши. Трикстер лежит на кровати в одних штанах, держит перед задумчивым бледным лицом какую-то книгу, и не успеваю я сделать и шага в его сторону, как он, не открывая взгляда от старых страниц, тихо протягивает: — Я не разрешал тебе приказывать моим слугам. — Мне не нужны твои разрешения. — Ты могла бы быть с ним по вежливее. — Не могла бы. Я прошла внутрь, захлопывая двери, и Локи холодно посмотрел на меня, откладывая книгу в сторону. Его глаза на секунду изумленно расширились. Он встал с кровати, распрямился во весь свой рост, и я смущённо отвела взгляд в сторону, когда он подошёл ко мне, не скрывая своего торса. Он тихо хмыкнул. — У тебя какое-то дело, что ты пришла ко мне сама? — его голос похож на тягучее шипение змей. — Да ещё в таком виде. Проблемы с корсетом? — низкий смех волной прошёлся по позвоночнику. — Да есть одно дельце. Его глаза, суженные щели, окинули меня с ног до головы и остановились на волосах. Он что-то прошептал под нос, усмехнулся и, ленивым жестом руки указав на них, прошелестел: — А ты вчера не пошутила. Весьма кардинальненько, — он нарочито громко хмыкнул. — Косо и криво. Наверное, сама делала, — он немного помолчал, изучая, и в завершении, будто вынося свой вердикт, сказал. — Тебе не идёт. Я прикрыла глаза и шумно выдохнула. Пора привыкнуть, что ему ничего никогда не нравится, и прекратить так остро реагировать. Всё, дорогая, пора брать себя в руки. Я встрепянулась, ничего ему не ответила, что его, наверное, и удивило, вскинула подбородок и сказала, громко и уверенно, так, что лицо ётуна на мгновение окаменело: — У меня к тебе сделка, Локи. Услуга за услугу. Он усмехнулся. В следующее мгновение его лицо стало прежним и в глазах вспыхнул лёгкий интерес. Я внутренне улыбнулась — поверь, мне есть, что предложить тебе. Магия на свободу, неплохо, да?