До рассвета

Во сне все перемешивается, становится улучшенной, сюрреалистичной версией произошедшего наяву кошмара. Над кладбищем в пригороде Бирмингема сияет суперлуние, и огромная луна в чёрном небе уже налилась гранатовым соком. Ухает сова, и где-то вдалеке слышится женское безутешное рыдание, от которого по коже бежит слоновий табун мурашек. Марго копает могилу, и к разводам крови на белом свадебном платье прибавляется серая кладбищенская грязь. Марго вооружена лопатой, оттягивающей руки, и ругательствами, облегчающими душу. С каждым «вот бля!» и «что за пиздец!» яма углубляется, горы земли растут, запах становится всё тошнотворнее, и горло схватывают желчные спазмы. — А когда закончишь, мы потрахаемся? — она оборачивается и видит своего новоявленного мужа, собственную версию Джоффри из «Игры Престолов». Пацан облачён в костюм, в котором встал с ней под венец. В руке держит за волосы отрубленную голову старшего брата, и красные капли от линии среза, тонких ошмётков мышц и кожи, ниточками стекают к земле. — Просто съебись отсюда, и из моей жизни тоже, ваше злоебучее светлейшество, заранее спасибо! — кричит на него Марго, и ударяет лопатой в крышку гроба. Она сделала это! Она добралась до трупа Джейн Чатвин, сейчас найдёт ключ, как маховиком времени отмотает события (или типа того), спасёт Элиота. Вместо истлевшего трупа Джейн на неё глядит состарившийся, седой Элиот, со впавшими глазами, тёмными щеками, с мёртвыми губами, обнажающими зубы. Элиот, проживший целую жизнь и умерший в неизвестном «когда», вдалеке от неё, и она не справилась, не успела, не смогла всё изменить. Рыдания сгибают её пополам, Марго размазывает слёзы и грязь по лицу, кричит, и… Просыпается в своей спальне, на кровати, в объятьях Элиота. Он живой, она спасла его, и он прижимает её к себе так крепко, но лишь отчасти унимая дрожь. — Это всего лишь плохой сон, всё хорошо, — шепчет он, целуя её в макушку. Марго утыкается ему в грудь, всё ещё всхлипывая, и с каждым вздохом расслабляется. Кажется, в руках Эла, вдыхая его запах, ощущая его сердцебиение, она впервые за последние недели чувствует себя не в одиночестве, в безопасности. — Давно это у тебя? — спрашивает он спустя десятки ударов сердца, и Марго задирает голову, вопросительно изгибая брови. — Что «это»? — Красочные кошмары, Бэмби, — со вздохом объясняет Элиот, заправляя прядку волос ей за ухо. — Раньше ты не просыпалась с криком. — Раньше, — фыркает Марго, садясь и смахивая последние слёзы. Она подтягивает коленки к груди, смотрит в окно. Элиот нежно гладит её по спине, рисует линии вдоль позвоночника. — Раньше на моей свадьбе не отрубали голову жениху, я до сих пор на губах вкус его крови чувствую. И вместо горячего красавца мне не доставался в мужья спермотоксикозный, стрёмный, жестокий подросток. И как вишенка на торте — известие, что ты умер. И это события только последнего дня! Рассказать тебе «в предыдущих сериях»? — Не надо, этого достаточно, — великодушно разрешает он. Марго поворачивает голову, подозрительно прищурившись. — Почему ты в моей спальне? Он лукаво улыбается в полумраке, лениво протягивает: — Твоё подозрение почти оскорбительно. Мы не виделись несколько месяцев, я жутко соскучился, чему ты удивляешься? — Элиот тоже садится и целует её в обнажённое плечо, над тоненькой бретелькой сорочки. Марго вновь прижимается к нему, и их пальцы привычно переплетаются. Слишком долго они не прикасались друг к другу, и теперь будто каждой секундой хотят подтвердить свою близость, реальность происходящего. В молчании они глядят за окно. Лунный свет вычерчивает силуэт филлорианского леса, и в небе, словно россыпь драгоценных камней на королевских платьях, сияют десятки созвездий. Марго по инерции ищет «большую медведицу», но ни один узор не похож на Земной. Она думает, что неплохо было бы загадать на первую звезду что-то вроде «чтоб мы с Элом наконец-то разобрались в своих отношениях». — Знаешь, я начал вспоминать то, чего не было, — вдруг говорит Элиот, и Марго встревоженно на него глядит. — Нашу альтернативную жизнь с Квентином. — Как это возможно? — она ласково ерошит его тёмные кудри. — Я же успела. Элиот пожимает плечами в ответ. — Ну-у-у… Это не совсем воспоминания. Технически. Похоже на реалистичный сон. Или на чувство, когда завершается любимый фильм, эта история навсегда остаётся с тобой, но она не твоя. Марго молча кивает и неотрывно смотрит в серьёзные, уставшие глаза Элиота. Он нежно заключает обе её ладони в свои. — Я помню, что прожил в общем-то хорошую жизнь. Мирную, счастливую, спокойную, в любви. За исключением моментов, когда Кью бесил своими ботаническими замашками или становился сварливой женой. Они оба хихикают, но веселье вновь уступает место серьёзности, невидимыми веточками прорастающей и связывающей их. Серьёзность — предвестник шокирующих откровений. — Но я бы не хотел это повторить. Потому что теперь знаю, каково это — прожить целую жизнь, в которой нет тебя. Так себе опыт, скажу я тебе. — Вау, — только выдыхает Марго. Она понимает. Она тоже помнит то, чего не было — несбывшуюся реальность, в которой Зверь убивает Элиота раньше, и она, сама умирая, рыдает над его окровавленным телом. Проживает на несколько минут дольше. Этот кошмар тоже порой преследовал по ночам. — Ты просила, чтобы я не стал мёртвым идиотом. Я прошу тебя о том же, поняла? Мы через всё пройдём вместе, твои внезапные свадьбы, моих внезапных детей, сраную королеву фей и что бы ещё там ни было. Марго закусывает губу и часто кивает. Хлопает ресницами, смаргивая вновь подступающие слёзы. Элиот притягивает её к себе, обнимая. — Это всё так приторно и ванильно, и я снова почти плачу. Что это, Эл? Какой-то сентиментальный кризис подкрался незаметно? — шепчет она. — Я не знаю, но моя рубашка вся в твоих слезах. Насквозь мокрая, Марго! Она снова смеётся. Кажется, она целый век не чувствовала себя так хорошо, с таким облегчением не плакала и не смеялась. — Останься со мной до утра. Вместо ответа Элиот прижимается щекой к её волосам и нежно гладит по спине, наполняя её душу теплом, умиротворением и спокойствием. В эти несколько часов до рассвета Марго Хэнсон наконец-то свободна от кошмаров и позволяет себе не думать о проблемах завтрашнего дня.