– «Зерцало благородной юности», епископ Рейнхард Тирский
***
Утро выдалось прохладным: несмотря на близость тёплого очага, Рамильду пробрала дрожь, стоило вылезти из-под одеяла. Было, по-видимому, очень рано: остальные ещё спали, а в остальном доме стояла тишина. Только Экберта нигде не наблюдалось. Сна не было ни в одном глазу, так что Рами собрала волосы в хвост, опоясалась мечом и отправилась на поиски бальдерца. Он обнаружился на балконе, стоя у парапета и наблюдая за притихшим городом. Дымка утреннего тумана окутывала улицы, и крыши узких домов, возносившиеся к Верхнему городу, терялись в ней. Рыцарша подняла руку в приветственном жесте, когда Экберт обернулся, заслышав её приближение. – Доброе утро. Хорошо спалось? – спросила она, подходя ближе. Экберт молча кивнул, и легкая усмешка пробежала по губам бальдерца. Его лицо немного изменилось с вечера: не иначе, сказалась поглощённая человечность. – После века в забвении любой сон будет казаться хорошим, – ответил великан после недолгого молчания. – Не потому, что он крепок или полон приятных сновидений, а от своей человечности. В общении с другими, достойных победах, громких празднествах и крепком сне можно и забыть, что ты уже давно мёртв. Рами негромко усмехнулась и облокотилась о парапет, созерцая улицы под ними. – Жизнь есть жизнь, пока она ещё теплится. Вы ведь зачем-то пошли с нами, так? – она глянула на Экберта и мимолётно улыбнулась. – Значит, ещё что-то видите в том, чтобы идти вперёд и сражаться? – рыцарь вздохнула. – Да, наверно, то ещё времечко для таких разговоров. – Лучшие беседы случаются при свете уходящего и приходящего солнца, – рыцарь пожал плечами, укрытыми новым пурпурным плащом. – По крайней мере, из тех немногих, что я еще помню. А что до моего решения идти с вами… Я принял его не из иллюзии того, что я жив, нет. Пусть я и живее тех опустелых, что мы встречали, моих павших соратников, но всё же я «не-жив». Пожалуй, «не-жизнь» и «не-смерть» – вот лучшие слова для описания таких, как я и вы. – Не знаю, – пожала плечами Рамильда. – Я не привыкла питать иллюзий, но я столько видела за последнее время, что… волей-неволей пересмотрела то, в чём прежде была уверена, – она кивнула вниз. – Посмотрите на них. Они борются, строят, поют песни, влюбляются, растят детей, тянут свою лямку, пока могут. Разве это не жизнь? По мне, так это она и есть. А не то, что происходит с нашими телами. – Возможно. В этом они живее меня, как, впрочем, и вы, леди Рамильда, – Экберт перевёл взгляд на город, и, тихо вздохнув, продолжил. – Я говорю не об обличии, нет. Вы происходите из Асторы, которая всё ещё жива. Жив ваш король, ваш народ, ваш орден. В вас по-прежнему живёт надежда, и на то у вас есть право. А что до меня… Погибло ведь не только наше войско. Расстался с жизнью король, которому я клялся служить и которого не уберёг. Разрушена страна, которую я должен был защищать. От Бальдера остались лишь предания, два не-живых воина и полчища пустых оболочек, бродящих по землям Лордрана. Так что меня ведёт не жизнь, нет, но мой долг перед погибшими. И живыми, которые родились спустя десятилетия после моей смерти. – Я понимаю, – вздохнула Рамильда, пытаясь подобрать слова. – Не могу познать всю степень вашей горечи, но понимаю. Там, в соборе… после всего, что было, я очень живо представила всё это, только как если бы оно случилось с Асторой. И видела кошмары во сне. Мёртвые лица, разрушенные города… Не знаю, как я чувствовала бы себя на вашем месте. Долг – это достойно, но что для вас будет потом? Когда всё это кончится, так или иначе? – Не знаю. – Экберт неотрывно смотрел в одну точку, словно рассматривая что-то. – Я не задумываюсь об этом, ведь чтобы снять проклятие, нам нужно сделать ещё многое. Мы только в начале пути. А меня учили, что гадать о будущем не пристало рыцарю. Когда человек посвящает свою жизнь воинскому искусству и защите своей страны и государя, он должен делать всё, что может здесь и сейчас, а не гадать о том, что ждет его впереди, – бальдерец вновь перевел взгляд на Рамильду, и в его интонациях почувствовалась ранее не свойственная ему строгость. – За думами о былом и грядущем приходят сомнения и, порой, страх. А страх – это сильный враг. Он неотступно следует за каждым. Потому не стоит давать ему роскошь окрепнуть, прорасти на наших переживаниях. Не думайте о своих кошмарах, леди Рамильда, не представляйте Астору на месте Бальдера, а своих друзей на месте моих. Это роскошь, которую вы, рыцарь, не можете себе позволить. Рамильду тронули эти слова. – Правильно, – она улыбнулась уголком губ. – Но рыцарь должен уметь сражаться со страхом, откуда бы он ни взялся. В этом часть его призвания. Всё это очень правильно, слишком правильно даже – сосредоточиться на задании, на приказе, думать конкретно. Но нельзя совершенно не думать о последствиях. Если бы на войне я каждый раз поступала, соображаясь только с достижением победы, я бы многих погубила почём зря. У любой войны должна быть цель. Цель, понимаете? Не только та, которую провозгласят, но та, которую мы сами ставим для себя. И рыцари в целом, и каждый в отдельности. Любая война – она ради будущего, если она осмысленна. И, мне кажется, нельзя полностью от этого отрешиться. Даже если ничего не осталось, – она заглянула бальдерцу в глаза. – Вы много потеряли, сир Экберт, но мир вокруг? Он всё ещё здесь. И вы тоже. И сколько бы вы ни потеряли, вам всегда в нём найдётся место. Экберт ответил на пристальный взгляд, кивнул и слегка улыбнулся. По всей видимости, рыцарь остался доволен ответом соратницы. – Разумеется. Мы люди, даже в этом неживом состоянии. Потому мы никогда не сможем оставить ни наши страхи, ни размышления о грядущем. Но страх опасен, а размышления бесплодны – по крайней мере для нас, здесь и сейчас. Наша цель ясна – снять проклятие, погубившее мою страну и отравляющее весь мир. Наше будущее зависит целиком от того, что случится, когда проклятие падёт. Тогда я и задумаюсь над тем, что мне делать, – воин отвернулся и задержал взгляд на своём щите, о чем-то задумавшись. – Значит, вы были на войне, леди Рамильда… И говорите о победах и потерях зазря. Тогда скажите, что вы думаете о той катастрофе, что постигла войско короля-рыцаря? О нашем последнем походе? Рыцарь внимательно посмотрел ей в глаза, ожидая ответа. – Сложно сказать. Это… наверно, слишком широкий вопрос. Что я думаю о том, как была построена кампания? О чувствах тех, кто видел, как всё разваливается, или о тысяче мелких решений, принимавшихся здесь и сейчас? – Рамильда пожала плечами. – Если вы меня спрашиваете, зря ли всё это было, то, наверное, я отвечу «нет». Я читала записки Элвриха Соммера, который вернулся из похода, и он, конечно, мог быть предвзят, но я готова ему поверить в том, что там было принято слишком много неудачных решений. У похода была благородная цель, но я думаю, решение идти до конца было ошибкой. Страна осталась без защиты и без короля, а тысячи жизней были потеряны. Но даже если так, по меньшей мере, это послужило уроком всем остальным. А мы встретили вас. Значит, оно уже не было зря. Хотя, уверена… иные из тех, кто видел катастрофу своими глазами, не согласились бы. – Довольно осторожный ответ, – Экберт усмехнулся. – Впрочем, вопрос и правда широкий и непростой. Но в любом случае, бремя командира – это отдавать приказы, а долг – сделать так, чтобы эти приказы принесли победу наименьшей ценой. Славная победа – это та, в которой наибольший результат достигнут наименьшими потерями. Достойное поражение – это отступление вовремя, когда можно спасти больше жизней и оправиться от потерь. Достойная гибель – это смерть, которая внесла вклад в победу и была оправдана. – Рыцарь тяжело вздохнул. – Король-рыцарь не принёс нам победы. А ценой его поражения стала его смерть, потеря войска и гибель страны. Не стоит лукавить, последний поход короля-рыцаря – это величайший позор как для моей страны, так и для моего короля. Его величество Рэндалл был мне дорог, потому мне это тяжко признавать…. Но это так. И не стоит говорить об уроке – прошло сто лет, и до сих пор никто не снял проклятия. А наша встреча… Что ж, быть может, нам удастся добиться того, чего не удалось ранее. Но на моём месте мог остаться более достойный. И быть может, не один… – Если позволите, сир Экберт, урок всё-таки был вынесен, – легко улыбнулась Сванн. – Ведь никто больше не пытался устроить такой же поход. Потому что они поняли, чем это может закончиться. Вместо этого теперь посылают одиночек… таких вот, как я. Хотя меня посылали в расчёте на то, что я соберу таких же. Король Рэндалл не хотел такого урока, и да, я думаю, он должен был повернуть назад. Но что было, то было. И не скромничайте, сир Экберт. Без вас кто-нибудь из отряда точно погиб бы – и не раз. Снова вздохнув, бальдерец горько усмехнулся. – Наверно, я слишком предаюсь воспоминаниям и грёзам о том, что могло статься. Это не приведёт ни к чему. Расскажите лучше о себе. Должен признать, леди Рамильда, вы мало похожи на воинов моей страны. Среди рыцарей Бальдера редко можно встретить женщину, да и поэзия не была у нас в особом почёте. Рами обратила взгляд на соседние дома и улицы, протяжно вздохнув. – Я рыцарем хотела стать всю жизнь, но получилось так, что пришла в орден, когда весь мой маленький мир тоже рухнул. Пошла по следам отца. А с чего вы вдруг упомянули про поэзию? – Буквально вчера вы исполняли песни, написанные вашей же рукой, разве нет? – в этот раз улыбка воина была более открытой. – И весьма неплохие, хотя судить мне непросто. Насчёт вашего отца – мои соболезнования. Мой оставил службу задолго до похода и уединился в нашем небольшом наделе. Забавно, что я помню его лицо, но с трудом вспоминаю имя… – Экберт ненадолго задумался, предаваясь воспоминаниям. – Мы с ним не были близки. Воспитывали меня мать и дед – рыцарь старой закалки, ушедший на покой ещё до моего рождения. Он показал мне, как обращаться с оружием, и с самых ранних лет приучал к тяжёлому труду. – Даже дедушка, – усмехнулась Рами. – А я вот своих почти не застала. И они к рыцарям отношения не имели – вплоть до нас с отцом это было не наследственное. К знати мы отношения тоже не имели. Так что этому всему меня папа учил. Должно быть, это замечательно – иметь живого седого деда, который всё ещё может показать молодым сорванцам, как надо вертеть мечом, – она хохотнула. – Это ведь столько историй, столько опыта. – Немногие из них я помню, увы. Впрочем, те, что остались в моей памяти, не блещут разнообразием – походы и битвы, турниры и охота. Эх, знаете, память после долгих лет и многих смертей напоминает мозаику… Порой помню лица, но не тех, кому они принадлежали. Вспоминаю имена, но они ни о чём не говорят. Иногда всплывают в памяти события, но я не знаю, когда они произошли. – Экберт пожал плечами. – Впрочем, это не так печально, как звучит. Со временем, я думаю, что-то мне удастся вспомнить. Вот вы, леди Рамильда, напоминаете мне кого-то из моей жизни. Из двора короля-рыцаря, кажется. Но, увы, не могу вспомнить, ни как звали ту женщину, ни кем она была. – Надеюсь, она была славная женщина, – улыбнулась Сванн. – Сочувствую, сир Экберт. Но одно могу сказать: я говорила с Ксендриком, у него тоже мозаичная память после многих смертей. Но, по его словам, чёрная эссенция помогает с восстановлением. Уверена, мы и вам сможем помочь, – она на мгновение взяла паузу. – Может, та женщина тоже пела песни? А вообще, я в ордене не одна такая – мне было у кого учиться. Вообще, это стало для меня чем-то вроде личного флажка, – Рамильда усмехнулась. – Так уж получилось, что мне нужно рано или поздно выплёскивать чувства на бумагу, так что я в какой-то момент прослыла, конечно, «менестрелем». Помню, я впервые решилась спеть для своих ещё до первой кампании – жутко стеснялась тогда, но потом пошло понемногу. И со временем друзья и товарищи уже привыкли к тому, что как мы возвращаемся с задания, сидим где-нибудь у костра – там Рамильда поёт, если не в карауле. Это и мне, и им помогало. Хотя видели б вы мои первые вирши, вы бы далеко не так лестно о них отзывались, – она с улыбкой покачала головой и прикрыла лицо. – Да, та строчка про «старые песни» родилась неспроста. – Даже если у молодого воина есть талант во владении мечом, он не стоит ничего, пока не освоит на своём опыте техники и не отточит навыки. Не думаю, что здесь перо отлично от меча, – Экберт пожал плечами. – А что до воспоминаний. Меня эта мозаика не сильно тяготит, хотя, безусловно было бы приятно вспомнить больше о прошлом. И полезно для нас всех, когда мы дойдем до Цитадели. Впрочем, человечность стоит приберечь для вашего товарища по ордену… Сир Самерсет теряет связь с реальностью, я вижу это по его блуждающему взгляду. Он словно ищет что-то в пустоте. Я насмотрелся подобного и, боюсь, любая смерть может стать концом для него, – рыцарь нахмурился и покачал головой. – Я постараюсь этого не допустить, но не могу ничего обещать. Рамильда кивнула, посерьёзнев. – Я сама вижу этот взгляд. С ним… произошли страшные и странные вещи. До сих пор не знаю, какая в этом доля проклятия, а какая – его характера. Мы все знаем, на что идём, в конце концов. И если с ним случится самое страшное, ничего не останется, как идти дальше. Знаете, он… ненадёжен. Мне неприятно это говорить, но я не могу полностью ему доверять по некоторым причинам. Рыцарь удивленно поднял бровь: – Ненадежен? Что вы имеете ввиду и о каких причинах ведёте речь? Не в моих намерениях выпытывать тайны о вашем брате по ордену, но лучше не иметь друг от друга секретов в том, что касается нашего похода. – Нет, секрета нет. Мы здесь один отряд. Просто он… слишком непримиримый. И имеет иные понятия о чести, чем я. Когда мы пришли сюда, нас встретили весьма недружелюбно. Вы сами видели, как здесь относятся к чужакам. И если Ксендрик начал вести переговоры, то Самерсет во всеуслышание заявил, что не собирается мириться с хамством и угрозами в свой адрес, а потому, дескать, требует извинений, не то станет защищать свою «честь» не словами, а мечом, – Рами заметно изменилась в голосе. – Я насилу удержала его от глупой выходки. Всё это чуть не стоило нам переговоров. А нас могли запросто перестрелять в том переулке – мы были у них на прицеле всё это время. А потом, когда нас повели к Дориану, он отказался сдавать оружие. И заявил мне, что слушаться меня не будет, раз я сама позволила им попирать рыцарскую честь. Хотя я и старше его по рангу. Вкратце так. – Звучит прискорбно, – Экберт перевел взгляд на город. – Но, увы, для некоторых честь заключается в словах не меньше, а то и больше, чем в делах. И для многих она слишком сопряжена с гордыней. Жаль, что сир Самерсет не умеет отличить одно от другого. И, боюсь, вряд ли нам удастся научить его этому. Не в его нынешнем состоянии… Сочувствую вам, леди Рамильда, что в этом мрачном лимбе вам пришлось встретить не лучшего из воителей вашего ордена. Вы ведь не были знакомы с ним до того, как попали в Лордран? – Нет, – Сванн покачала головой. – Мой отец был. Он был ему другом. Самерсет погиб в бою – фактически у него на глазах. Но, по словам отца, он был одним из лучших рыцарей, каких он знал. Только вот реальный Самерсет оказался иным. Не полностью – но иным. Правда ведь в том, что он почти как вы. Он ожил похороненным заживо и долго не мог выбраться, а когда выбрался, был настолько опустошён, что много лет скитался в беспамятстве по лесам пограничья. Богам известно, как он набрёл на столько человечности, чтобы вернуться во… вменяемое состояние. Мне кажется, все эти годы оставили след на его сознании. Не могли не оставить… – Мне жаль, что он не оправдал ваших ожиданий. – Экберт отстранился от парапета, и, внимательно посмотрев на Рамильду, положил руку ей на плечо. – Проклятье может стать бременем даже для лучших из нас. Быть может быть, он когда-то и был тем достойным рыцарем, каким запомнил его ваш отец. Но сейчас он уже не тот человек. Примите это, и будьте настороже. Если нужно, проститесь про себя с ним… Но не терзайте себя тем, что потеряли брата по ордену и не сокрушайтесь о том, кем он был. Это лишь будет подтачивать вашу душу и принесет только больше боли и сомнений. На какое-то время голос Экберта был очень проникновенным и преисполненным сочувствия. Он еще раз внимательно взглянул в глаза девушке и убрал руку. Подобрав свой щит и закинув его за спину, он продолжил уже ставшим привычным глухим, бесстрастным голосом: – Думаю, нам стоит собирать отряд… Это была приятная беседа. Мне уже давно не доводилось вести подобные. – Спасибо, сир Экберт, – слабо улыбнулась Рами. – Мне тоже было приятно. Рада, что вы с нами.***
Короткий разговор с Лейтоном – ставшая привычной рутина. Остальные, казалось, были в порядке. По вчерашней просьбе Рю, знакомый торговец заглянул к ним как раз перед тем, как уходить на новую ходку – на этот раз за пределы города. Кацумото попросил его о необычной услуге: достать ему селитры и серы, из которых он при добавлении угля смог бы создать порох. Почесав голову, торговец что-то прикинул в голове и заверил, что сможет всё это раздобыть, но ему понадобится на это время – не меньше нескольких дней. На вопросы товарищей Рю ответил, что порох был ему нужен для гранат, а ещё туманно намекнул на некую идею, которая пока лишь созревала в его голове. После этого часть отряда направилась к Дориану на долгий и обстоятельный разговор – им нужно было как можно больше сведений про Чумной город и сад Тёмных корней, и кое-какие вещи они сразу занесли на бумагу. Ксендрик выглядел на редкость задумчивым и даже слегка погрустневшим. Уже после разговора, решив удостовериться, что всё было в порядке, Рамильда подошла к нему и спросила, положа руку на плечо: – У тебя всё хорошо? Прости, мне просто показалось, что ты немного потерянный. Ксендрик усмехнулся. – Нет-нет, о чём ты. Потерянные мы здесь всё, – на его лицо вернулась задумчивость. – В каком-то смысле. – Тревожные мысли? – Не то чтобы. Просто, знаешь, иногда наступают моменты, когда нужно… обдумать некоторые вещи. И, в общем, именно этим я и занимался, – чародей натянуто улыбнулся и иронично добавил. – А думать и говорить одновременно довольно сложно, ха-ха-ха! – Ладно. Надеюсь, всё хорошо. Не переживай. – Я не переживаю. Спасибо тебе, но, правда, это никак не связано с переживаниями. Но спасибо за поддержку. Я всегда могу на тебя положиться, верно? Рамильда кивнула, слабо улыбнувшись. На коротком совете отряд решил всё же наведаться в лес перед походом в Чумной город – хотя бы затем, чтобы запастись фиолетовым мхом и целебными травами. Вдобавок, предложение кузнеца тоже выглядело неплохо в свете опасностей, подстерегавших там, внизу. Последним нерешённым вопросом оставался сгусток чёрной эссенции, отложенный с позавчерашнего дня. – Больше всего в этом нуждается сир Самерсет, – заявил Экберт. – Мне уже преподнесли человечность здешние обитатели, а наш друг пока так и не восстановился после проигранного поединка. Ксендрик протяжно вздохнул. – Я, конечно, всем сердцем люблю сира Самерсета, и даже поддержал бы такое предложение… – Можешь не ехидничать, колдун, – процедил Лейтон. – Говори, как есть, и сразу. – …Но мне кажется, что это будет, возможно, не очень перспективное вложение для нашего отряда. Я бы, например, проголосовал за то, чтобы оставить эту эссенцию в запасе и отдавать её только в случае крайней нужды. Тому, кому она первая понадобится. – Что значит «не очень перспективное?» – спросила Габи. – Сир Самерсет – человек. И не меньше нас заслуживает снисхождения. – Можем это обсудить, если хотите. Я просто высказал своё мнение, но последую за решением большинства. Рамильда, привлёкши внимание чародея, покачала головой и одними губами сказала: «Не сейчас». Ссора в текущих обстоятельствах была последним делом. – Если мы не готовы сейчас отдавать человечность, отправить её в запас – разумная идея, – высказался Экберт. – Не самая плохая идея, – вздохнула Рамильда. – Мало ли что может случиться. Но Самерсету сейчас нелегко. – Не стоит, сестра, – отозвался Лейтон. – Я тебе говорил. Вы же видите, что этот чародей меня ненавидит. Ему не нужно причин, чтобы голосовать против меня. Ксендрик рассмеялся. – Какие сильные слова! Поверьте, сир Самерсет, таких сильных чувств вы у меня не вызываете. – Я уже всё давно понял. Вы спелись с разбойниками, теперь строите заговор против меня. Что ещё мне ждать от вас всех? – Ба, да тут налицо паранойя. Вам бы следовало принять лекарств. Могу вам приготовить успокоительного, хотите? – на лице у Ксендрика появилась лёгкая ехидная улыбка. Самерсет посмотрел на него так, будто был готов зарубить на месте. – Хватит, – веско сказал Кацумото, вскинув ладонь. – Эссенция останется в резерве. Если Самерсет погибнет первым – сразу отдаём ему. Всех устроит? – присутствовавшие покивали, и самурай поднялся на ноги. – Ксендрик. На минуту. Они вышли из комнаты, и Рю, скрестив руки на груди, испытующе заглянул в глаза Ксендрику. – Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? – Мне кажется, что я её недогибаю, – ответил тот с предельно серьёзной миной. – Его поведение обусловлено его смертями в том числе. – Рю. Давай посмотрим на ситуацию честно. Насколько быстро он бежит навстречу опустошению совершенно без нашей помощи? Я, безусловно, хочу ему помочь. Но некоторым я хочу помочь больше – прости меня за это малодушие. Тебе. Сиру Экберту. Рамильде, Габи и Солеру. А знаешь, почему? Потому что они того стоят. Самерсет, безусловно, хороший боец. Но, ты меня прости, конечно, он полный дурак. – Я это не отрицаю. – А это значит, что если мы будем бесконечно тратить на него человечность, она будет просто уходить в Бездну. Впустую. Мы с таким же успехом можем пойти к пропасти и выкинуть туда эту склянку. Авось, кому-нибудь она пригодится больше. – Ксендрик. Если с ним ничего не изменится, я сам выбью из него остатки человечности. – Ничего себе, – усмехнулся маг. – А ты суров. Но если мы сейчас не будем искусственно продлевать его жалкое существование, то сможем куда нагляднее посмотреть, что с ним будет происходить. Будем растягивать – сами лишимся самого ценного ресурса. И если ты сейчас предложишь отдать человечность Самерсету, то отнимешь её у всех нас. И я говорю даже не про себя – мне пока что достаточно. Но подобными решениями мы ослабляем отряд. Тебе, как командиру, должно это быть понятно. Я понимаю твоё чувство жалости, но… – Я жалею не Самерсета. Если он опустеет, на Рамильду это подействует не лучшим образом. – Я понимаю. Но Рамильда – большая девочка. Она справится. Рю покивал и, разворачиваясь, молча кивнул на дверь.***
Попрощавшись с гостеприимными хозяевами квартала, отряд направился обратно через акведук, к Святилищу Огня. Спускаясь по узкой скальной дорожке, они заметили некоторое оживление: в пристройке, где обосновался отец Петрус, прибавилось людей. – Кажется, прибыла экспедиция, – заметил Экберт. Габи протяжно вздохнула. – Это не делегация. Это агнцы на заклание. Как я в своё время. – Увы, – вздохнул Ксендрик. – Думаешь, мы можем что-нибудь сделать? – Нет. Они слишком уверены в праведности пути. – Кто знает, может, ты смогла бы их переубедить, – заметила Рамильда. – Ты ведь видела всё это изнутри, – поддержал Ксендрик. – Посмотрим, – Габи поджала губы. – Интересно, кто на этот раз… Озрик, как обычно, предупредил господина о приближении гостей. Рядом с Петрусом находилось двое высоких одоспешенных парней с похожими стрижками. Один, более мощный, стоял чуть в стороне с двуручным боевым молотом в руке. Второй, как и Петрус, был вооружён щитом и булавой – он был даже хорош собой, совсем ещё юн. Судя по виду, оба были посвящёнными клириками. В дальнем конце пристройки, у стены, сложив руки в молитвенном жесте, стояла на коленях девушка в белом одеянии – в точности, как у Габи. Петрус, повернувшись к гостям, с улыбкой наклонил голову. – О-о, вот и наши знакомые, рад вас видеть в добром здравии. – И вы здравствуйте, – ответил Ксендрик. – Как видите, миледи Рея и мои компаньоны уже прибыли. Так что в ближайшее время мы покинем Святилище и отправимся в катакомбы под этой скалой. К сожалению, больше не смогу составлять компанию вам – и, что в особенности терзает мне сердце, вам, сестра Габи. Но долг есть долг, ритуал Возжигания не ждёт. – Ах, как же мы переживём эту потерю? – саркастично усмехнулся маг. – Ну полно, мэтр Ксендрик, – улыбнулся Петрус, не поведя и бровью. – Божественной милостью, наша миссия увенчается успехом, и мы с вами встретимся вновь. – Это было бы очень приятно. Удачи вам. – Благодарю. Рамильда переглянулась с Габи: та мяла подол своей рясы, но подойти к Рее пока не решалась. Ксендрик, заметив это, ненавязчиво двинулся в сторону молившейся девушки, но один из новых парней вскинул ладонь, вставая у него на пути: – Эй-эй, постойте. Не нужно мешать миледи – особенно сейчас. Она очень сосредоточена на предстоящей миссии, сами видите. – Мы подождём, – невозмутимо улыбнулся Ксендрик. – А когда можно будет с ней побеседовать? – Перед ней стоит очень важная задача. И сейчас ей не следует беседовать с… с посторонними. – А своей сестре она тоже откажет в беседе? – спросила Рамильда, красноречиво кивнув на Габи. Юноша замялся. – Лучше будет, если вы просто пойдёте по своим делам. Ваши… Лица некоторых из вас могут её напугать. – Как недружелюбно. Мы же не собираемся мешать. Давайте лучше пока помешаем вам! Раз уж вы так любезны. – Ну предположим, – юноша слегка ошалел. – А какое у вас может быть дело ко мне? – Лично я никогда не встречал экспедиции, снаряжённые Белой церковью, и меня гложет банальное человеческое любопытство. – Может, представимся, как подобает? – подыграла Рами, надеясь разговорить клирика, и с улыбкой протянула ему ладонь. – Рамильда Сванн, рыцарь Асторы. После секундного колебания клирик пожал ей руку. – Винс. Брат Винс. А это Нико, – он кивнул на своего друга с двуручным молотом. – Ксендрик. – Вы ведь сопровождающие? – продолжала расспросы Рамильда. – Всё верно. Мы однокашники миледи – обучались вместе. – А какова роль миледи во всём этом? – Ну… Раз отец Петрус уже рассказал вам про ритуал Возжигания, вы же должны понимать, что, когда мы найдём его компоненты, она должна будет его провести? И зажечь в полную силу один из путеводных костров. – Как интересно, – покачал головой Ксендрик. – А каковы же компоненты? – Предположительно, древний манускрипт. Большего сказать не могу. – Значит, она станет своего рода хранительницей огня? – уточнила Рамильда. Винс был явно сконфужен вопросом. – Нет… Это… это совершенно иное. Почему вы спрашиваете? – он недоумённо нахмурился. – Вы задаёте на удивление много вопросов для нежити. – Мы просто любим разговаривать, – хохотнул Ксендрик, явно получая удовольствие от процесса. – Мы все люди, нежить или нет, – ответила Рамильда. Она обратила внимание, что Петрус просто стоял в стороне и с ухмылкой наблюдал за разговором. – Ваша протеже ведь тоже умертвие. А у вас какие-то предрассудки на этот счёт? Юноша сконфузился ещё больше: сказывалось какое-никакое воспитание, явно шедшее вразрез с предрассудками, которые он привык воспринимать как данность. Ксендрик насилу сдерживался от смеха. – Нет-нет, что вы, эээ… Я… я не имею ничего против вашего… вас. Простите. – Ничего страшного. А вы вообще имеете представление, где надо искать? – Слабое, честно говоря. Но что есть, то есть. Нас, в конце концов, учили сражаться с нежитью, да и отец Петрус здешние места хорошо знает. Так что мы в надёжных руках. А уж мы с Нико сделаем всё, чтобы защитить миледи. – И вы так уверены, что сможете найти этот манускрипт? – впервые подала голос Габи, глядя на Винса исподлобья. – Что за вопрос? На нас возложена священная миссия. И мы либо выполним её, либо погибнем, пытаясь. Габи протяжно вздохнула, прикрыв глаза. Ей явно многого стоило сдержаться. Рамильда, наклонившись к её уху, прошептала: «Давай». – Простите, Винс, можно я всё-таки поговорю с миледи Реей? У нас всех не так много времени, а я очень хотела бы кое-что ей сказать. – А вы… Кто вы? – Сестра Габи. – Вы здесь… тоже с миссией? – он недоверчиво приподнял бровь. – Да, – кивнула девушка. – Только моя не увенчалась успехом, и теперь, милостью отца Петруса, у меня… другая миссия. Так угодно предназначению. Но мне очень хотелось бы… Она вдруг осеклась и не закончила, опустив взгляд. Винс вопросительно посмотрел на Петруса, и тот кивнул с совершенно уверенным видом – «Пускай». – Ну… хорошо. Вам, наверное, можно, сестра Габи. – Благодарю вас. Она прошла несколько шагов и остановилась подле Реи, привлекая её внимание. Миледи поднялась с колен, поворачиваясь к своей сестре по вере. Лицо у неё было совсем юное – вероятно, она была даже моложе Габи. Нечто аристократические присутствовало во всём облике, от черт лица до плавности жестов, и белые одежды только подчёркивали эту грацию. Густые светло-каштановые волосы были собраны в сложный пучок. Пару мгновений два клирика смотрели друг другу в глаза. – Простите великодушно, – начала Габи. – Не хотела прерывать вашу молитву. – Нет-нет, не волнуйтесь, – ответила Рея нежнейшим голосом. – Я уже завершила разговор с Владыкой. Вы… – Сестра Габи. Из отряда отца Люциана. – Сестра Рея. Очень рада знакомству. Отец Петрус рассказывал мне о вас. Мне очень жаль, что вы потерпели неудачу. – У нас не было хорошего проводника. Только и всего. – Соболезную вам. Боюсь, у нас нет времени на дружескую беседу. У меня своя миссия, а у вас, без сомнения, есть своя. Мы не должны дать проклятию одержать верх над собой. Знайте, что ваша цель тоже важна, и пусть это придаст вам сил. – В этом у меня… сомнений нет. Как давно вы обратились? – Минувшей осенью. Меня долго готовили к этому походу. Даже если мне не суждено… провести ритуал, я должна сделать всё, что смогу, во имя нашего блага. Милостью Гвина, у нас получится. – Вы так уверены, сестра Рея? – с грустью в голосе спросила Габи. – Прошу простить, что вы подразумеваете? – слегка опешила девушка. Клирик проглотила слова, не ответив. Рея сочувственно вздохнула. – Простите ещё раз. Но вы должны понять срочность нашей миссии. Мы отправимся с часу на час, и боюсь, если мы промедлим, у нас обоих на сердце останется ненужный груз. Быть может, в другой раз, если Владыка будет к нам благосклонен. – Да, – тихо проговорила Габи, сжав кулаки. – Значит, вы так и не поняли. Она отошла на пару шагов и, бессильно всплеснув руками, оглядела остальных, продолжая медленно отступать. – Разве вы не понимаете? Неужели вы до сих пор не поняли, что вас ведут на убой?! Что вас просто отправили на смерть! Выбросили, как ненужных котят! Что нет никакого ритуала Возжигания, и всё это просто красивая выдумка, чтобы обмануть доверчивых! Если отец Петрус прежде всегда сохранял полную невозмутимость, то теперь по его лицу было отчётливо видно, что его застали врасплох. И сделал это человек, от которого он совершенно такого не ожидал. Священник просто стоял, поражённый, до сих пор не вполне веря в то, что слышит. Только в этот момент его настигло осознание, что за личиной наивной девочки скрывалась та, кто уже давно всё поняла. Габи продолжала, указав на него: – Вы хоть знаете, зачем здесь этот человек? Разве не понятно, что его задача – это удостовериться, чтобы вы не вернулись?! Если в вас есть хоть капля рассудка, умоляю, остановитесь, пока не поздно! Пожалейте себя, сестра Рея! Если отправитесь в катакомбы, вы просто умрёте ни за что! Здесь есть общины нежити – таких, как мы – идите к ним, помогите им, чем можете! Несите свет Владыки туда, где он действительно нужен! Но не губите себя понапрасну! Голос у неё дрогнул, а на глазах выступили слёзы. Рея смотрела на сестру по вере совершенно ошарашенно. – Сестра Габи… Что вы такое говорите? Только теперь Петрус понял, что надо возвращать контроль над ситуацией. Картинно вздохнув, он сделал несколько шагов в сторону Реи и спокойно, размеренно произнёс: – Таковы печальные последствия проклятия, миледи. Теперь вы можете воочию лицезреть, как оно воздействует на разум человеческий по прошествии длительного времени, – он остановился и сверкнул глазами в сторону Габи. – Да… Меня предупреждали. Это всё очень печально. Мне жаль видеть вас в такой беде, сестра Габи, но разве можете вы так говорить? Разве можете вести такие речи перед глазами нашего бога и перед моими друзьями, которые пожертвовали всем, чтобы послужить мне защитой здесь? – Сестра Рея, я всего лишь пытаюсь вас спасти. Я своими глазами видела весь этот обман. Всю ложь, которую нам внушают. Обряд Возжигания – это сказка. А отец Петрус – ваш враг. – Габи, девочка моя, вы, кажется, немного не в себе? – произнёс Петрус, сделав к ней пару шагов. Рамильда встала рядом с ней и демонстративно положила руку ей на плечо, держа правую ладонь на эфесе меча. – Я понимаю, ваши обстоятельства весьма тяжёлые. Но вы же явно не отдаёте себе отчёт в том, что говорите? – Действительно, – заметил вслух Ксендрик. – Что могла видеть сестра Габи, которая была на точно таком же задании?.. Ничего существенного, не правда ли? – Не ломайте комедию, отец Петрус, – процедила Рами, нахмурившись. – Она прекрасно отдаёт себе отчёт в своих словах. А вот вы здесь прилюдно лжёте. – Я бы попросил… – начал было священник. – А вы думали, я буду послушной овечкой, отец Петрус? – сказала Габи, подняв на него взгляд. – Не старайтесь. Не надо. Я знаю всё и про вас, и про конклав архиепископов, и про то, что они посылают на эти миссии не только нежить, но всех, кто им неугоден. Вы двое, – она обратилась к Винсу и Нико. – Где вы умудрились нашкодить? Чем прогневали наставников, что вас послали сюда? Или там уже не заботятся? Там уже всё равно, кого посылать, да? Даже если вы просто друзья, даже этого хватит? Чтобы семя сомнения не проросло? – Да позвольте же! – возмутился Винс. – Какое право вы имеете говорить о том, что наша миссия, якобы, вздор? И о том, что здесь варится, простите, какой-то заговор! – Послушайте её, – настояла Рамильда. – Она знает, что говорит. Рея – ваш друг, и вы не отвернулись от неё, когда она обратилась. – Именно поэтому нас и отправили с ней! – Совершенно верно! – рыцарша указала на него пальцем. – Потому что она ваш друг, и у вас родились бы сомнения в том, что нежить – это скверна. А от сомнения до ереси всегда один шаг, верно? Винс просто открыл рот, силясь подобрать слова. – Вы позволяете себе совершенно грязные, неуместные инсинуации, – сказал Петрус, медленно выходя из себя, – Я требую прекратить этот разговор немедленно. Право слово, мне попросту печально смотреть, насколько проклятие затмило вам разум. Видите, миледи, сколь опасен этот недуг?.. Такая судьба ждёт и вас, если наша миссия провалится. Не обращайте внимания и крепитесь. Это ещё не самое страшное. – Не верьте, миледи, – сказала Рамильда. – Мы такие же люди, как прежде. И опустошение меняет нас совсем иначе. – Бегите, пока есть возможность, – проговорила Габи, вытирая слёзы. – Если вы вернётесь, вас убьют. Здесь у вас ещё будет шанс найти себе место. Рея… заклинаю вас, выберите жизнь. Вы выше этой лжи. А вы, Петрус… вы просто взяточник и негодяй. Так и знайте. Резко развернувшись, она скорыми шагами пошла на выход, оставляя остолбеневшую Рею с отцом Петрусом и своими мыслями. Остальные последовали за ней. Поравнявшись с остывшей Габи, Рамильда легонько потрепала её за плечо. – Мы пытались, – сказала она. – Не стоило того, – с показным безразличием ответила девушка. – Я знала, что так и будет. – Они ещё могут задуматься над твоими словами. Габи не ответила. На уступе рядом с ротондой обнаружился Лаврентий: он по своему обыкновению сидел в позе лотоса и созерцал лордранские горы, о чём-то размышляя. Заслышав приближение отряда, он обернулся и помахал им рукой – мешать пироманту не стали. Сейчас внимание отряда приковала другая фигура, сидевшая на скамье возле костра. Это была женщина в длинном фиолетовом платье с широкими рукавами и накидкой на плечах, носившая такого же цвета высокую остроконечную шляпу с полями, колпак которой был украшен золотистой нитью. Она сидела, закинув ногу за ногу и прильнув к посоху высотой в собственный рост. Наблюдая за отрядом из-под полей шляпы, женщина дожидалась их приближения. Когда они подошли ближе, Рамильда смогла рассмотреть её лицо: женщина была молода, с тонкой линией губ и каштановыми волосами, не доходившими до подбородка. Её посох был непохож ни на один магический каталист, виденный рыцаршей прежде – а в том, что посох был магический, она не сомневалась. Длинный, ровный кусок дерева с оплёткой искривлялся в верхней трети, будто иссохшая ветка. Древесина походила на морщинистую кожу старца, а навершие разделялось на несколько кривых, острых сучков, смахивавших на когти, торчащие в разные стороны. Посреди навершия чернело своеобразное маленькое дупло, под которым хозяйка посоха примотала нитку с бусинами из сердолика и двумя зелёными перьями. Всё это, в совокупности с нарядом и странным оберегом, привешенным к поясу, производило впечатление чего-то оккультного. На ум лезло только одно слово: ведьма. – Кажется, это по твоей части, – шепнула Рамильда Ксендрику. Чародей кивнул. – О, вижу, гости Святилища пожаловали? – произнесла женщина приятным голосом, приподняв шляпу. – День добрый. – Добрый день, миледи, – улыбнулся Ксендрик. – Будем знакомы? – Беатрис, – вернула улыбку незнакомка. – Можно просто Трис, как вам будет удобнее. А вы? Члены отряда по очереди представились. – Что привело вас сюда? Если, конечно, это не секрет, – спросил Ксендрик. – О нет, умоляю вас, какие секреты, – усмехнулась женщина, на мгновение отведя взгляд. – Главное, чтобы у вас голова была на плечах и все дома. Это качество на удивление нечастое. – Ну, за большинство моих товарищей могу поручиться! – Славно, – натянуто улыбнулась Беатрис. – Я о вас тут слегка наслышана. – Правда? – Говорят, вы наделали шуму в последнее время. Вот этот милейший человек на утёсе мне рассказал, что вы его спасли от страшного культа каннибалов. – Всё именно так и было, – усмехнулся чародей. – Весьма достойно, – женщина внимательно смотрела на него некоторое время, а потом продолжила. – А вы, Ксендрик, из Винхайма, да? – Ну, было несложно догадаться, – кивнул маг, глянув на кольцо с драконом. – В общем-то, чего тянуть, перейду к сути. Вы ребята явно знающие своё дело и умельцы хоть куда, так что будет у меня к вам… деловое предложение. – Мы вас внимательно слушаем. – Я правильно понимаю, что вы собираетесь наведаться в сад Тёмных корней, верно? – А от кого вы об этом знаете? – спросила Рамильда. – Люди говорят, – Беатрис пожала плечами, постукивая ногтем по посоху. – Значит, не врали. Хорошо. Дело такое. М-м-м… Чтобы между нами не было недопониманий, сразу скажу, что я ведьма. Стесняться этого слова не надо, а если кому-то этот факт доставляет неудобства, вы можете сразу этому возмутиться и, в сердцах махнув рукой, сбежать от моего обворожительного взгляда, куда глаза глядят… Ксендрик и Рами оба посмеялись при этих словах и переглянулись. Маг ответил первым: – Ну что вы, госпожа, напротив! Мне было бы очень интересно с вами пообщаться. – Если вы не пьёте кровь младенцев, проблем у нас с вами не будет, – слабо улыбнулся Рю, скрестив руки. Беатрис заговорщицки глянула на него, часто заморгав. – Только в полнолуние, уважаемый. Надо соблюдать все ритуалы, – она качнула головой, возвращая себе серьёзный вид. – Но, в общем говоря, ничем подобным я действительно не занимаюсь. Я здесь, в Лордране, с некоторой… личной миссией, детали которой я предпочту не раскрывать – пока о них говорить не время, а что важно знать для вас, так это то, что я тоже собиралась наведаться в сад Тёмных корней и навестить там одну необычную особу под названием «Лунная бабочка», – ведьма повела в воздухе пальцами под стать интонации. – Вы о ней слышали? Дориан действительно рассказывал отряду про это создание. Лунная бабочка была одним из творений Сита – колоссальным магическим мотыльком, который улетел на свободу и облюбовал ту самую старую крепость на окраине леса. Обладая разумом, абсолютно чуждым человеческому, бабочка владела ещё и способностью колдовать – и убивала магией души любого, кто осмеливался пробраться в крепость. Если они хотели добыть магический уголь, о котором рассказывал Андрэ, им, вероятнее всего, предстояло покончить с этим созданием. – Слышали, – кивнул Ксендрик. – Интересный способ покончить с собой. – Все мы здесь немного самоубийцы, – улыбнулась Трис. – Но, как вы и заметили, ходить в гости к этой госпоже в одиночку – дело весьма опасное. Так вот. Я осмелюсь сделать вам предложение наведаться к ней вместе. И разделить ту добычу, которая нам с неё перепадёт. Сразу скажу: в этой бабочке меня интересует вещь вполне конкретная, а именно – её душа. Я кое-что знаю про тварей, которых создаёт наш «Белоснежный» герцог, и про… их особенности. Далеко не всё, разумеется, потому что герцог – тип жутко скрытный и любящий секреты. Но я знаю, что таких бабочек у него больше одной, просто конкретно эта, судя по всему, в какой-то момент улетела и стала сама по себе. А поскольку Сит создавал её и ей подобных, как своего рода стражей, она решила, что теперь будет охранять заброшенную крепость. Её душа обладает очень сильной, текучей магией. А мне, так уж получилось, эта сила сейчас очень нужна. В свою очередь, я также знаю, что рог и крылья этой бабочки могут послужить ценным материалом или компонентом при создании магических предметов. Например, из всё того же рога получится весьма недурной каталист. – Интересно, – покивал Ксендрик. – Этот материал я готова в полном объёме уступить вам и довольствоваться душой бабочки. Любые другие трофеи, которые мы добудем в крепости, тоже будут за вами. Сама я, соответственно, готова буду вам помогать любыми чарами, заговорами, магическими хитросплетениями и прочими трюками и фокусами, которые есть в моём арсенале. – Любопытно. Но, прежде чем мы согласимся на ваше предложение, может, вы нам расскажете про бабочку подробнее? Про её собственные фокусы и трюки? – Да, разумеется – то, что знаю сама, я сообщу. Но мне важно скорее принципиальное согласие. Если вас волнует вопрос опасности, то – да, это опасно. Потому что лунная бабочка умеет сплетать нечто похожее на копьё души Логана, не говоря уже про лучи и кластерные стрелы. А сама она к магии души уязвима мало, поэтому если в неё и стрелять, то из самых сильных орудий. Это то, что знаю из реалистичных сведений. – Любопытно, – повторил Ксендрик, оглядывая товарищей. – Ну, господа, мы, конечно же, все помним, что в этой крепости есть кое-что, что нас интересует. Так что я бы, конечно, согласился. Но нужно узнать мнение каждого. – Это как раз совпадает с нашими планами, – кивнул Рю. – Я тоже согласен. – Лишний союзник никогда не будет лишним, – с улыбкой кивнул Экберт. Беатрис сдержанно посмеялась. – Да, – сказала Рамильда, – это, честно говоря, очень внезапно и очень мило с вашей стороны. Нам сейчас действительно не помешала бы надёжная рука. Так что я возражений не имею, – она улыбнулась ведьме. – К слову, а вы разбираетесь в травах, Беатрис? – О да. Я не уверена, какая это будет фигура речи, но на этом я собаку съела. А вам нужна помощь с этим? – В некотором роде. Габи, ты же ведь хотела поискать закатник и зеленоцвет? Девушка, казалось, только сейчас вышла из некоторой прострации. – Да, это как раз неплохая возможность. Если вы мне с этим поможете, я вам буду очень признательная. – Не вопрос, – слабо улыбнулась Беатрис. – Поищем. – Вдобавок, как можно пройти мимо просьбы о помощи? – усмехнулся Солер. – Это, сдаётся мне, не по-нашему. Самерсет, что скажете? Рыцарь, хмурый, как туча, тяжело вздохнул. – Ну всё. С меня хватит, – он угрюмо глянул на остальных. – Знаете, господа, вы показали, что вы ничем не лучше отряда Фергюсона. Ничем. Сделки с бандитами. Охота за наживой, теперь ещё одна. Вы, кажется, забыли, что наша миссия – искать ключ к проклятию. – Самерсет, мы от этой цели не отступали ни на шаг, – отрезала Рамильда, нахмурившись. – Или снова будешь бросаться беспочвенными обвинениями? – Беспочвенными? – он вышел вперёд и указал жестом на Беатрис. – Вы только посмотрите на неё. Женщина признаётся нам в том, что она ведьма, и даже не краснеет! И вы правда хотите ей помогать? – Простите, юноша, а она от кокетства, что ли, должна была покраснеть? – спросил Ксендрик, сдерживая смешок. Беатрис, изогнув бровь, искоса посмотрела на Самерсета. – Очередное противоречие твоему кодексу? – спросил Кацумото. – Да вы с ума, что ли, все здесь сошли?! – взорвался Лейтон. – Причём тут какие-то кодексы?! Она просто использует нас, как послушных пешек, для своих корыстных целей, о которых даже не хочет говорить! Это сейчас она толкает сладкие речи! Прикроется нами, а потом предаст при первой возможности, когда почует, что мы отслужили своё! Бросит на свалку, как ненужное тряпьё! – А мы используем её, – парировал самурай. – Это называется партнёрство. – Я же говорил, что это паранойя… – вздохнул Ксендрик. – И уже очень тяжёлая стадия. Может, вам всё-таки сварить лекарство? Лейтон, стиснув зубы, замахнулся рукой на мага. Рамильда тут же шагнула вперёд, останавливая удар в зародыше, и оттолкнула Самерсета. – А ну остынь, кретин! – сердце у неё забилось быстрее. Она уже давно предчувствовала этот взрыв – теперь оставалось только смотреть, какие будут последствия. Сейчас её брат по ордену прямой дорогой нёсся к пропасти. – А-а, я знал! Знал, что ты, проклятый чернокнижник, первый за неё вступишься! – рыцарь ткнул пальцем в лицо Ксендрику. – Потому что ты такой же, как и она! – Я волшебник, а она – ведьма. Вас глаза подводят, – продолжал ехидничать маг. – Правильно, ведьма! Она владелица злой магии, вы хоть понимаете это? – Лейтон оглядел остальных. – Вы понимаете, с кем имеете дело?! Это сейчас она толкает сладкие речи! – Прошу простить, сир Самерсет, – вмешался Солер, подойдя к рыцарю почти вплотную. Голос его был спокоен, но на лице читалось крайнее неодобрение. – Но позвольте спросить: вы в первый раз видите эту женщину, вы ничего про неё не знаете, и уже осуждаете её? По словам и по одёжке, так получается? Вы уж простите, но сей человек считает, что это совершенно не по-рыцарски. Ну и что, что она владеет ведьмовской магией? Это всего лишь инструмент, а важно то, что у человека внутри, в сердце! А мы пока не можем этого знать. Неужели так сложно проявить снисхождение и доверие на первых порах, когда человек ещё совершенно ничего злого не сделал? – Твоё снисхождение нас всех погубит, Солер! Тоже мне, рыцарь выискался! Знай только угождать всем барышням вокруг и сыпать направо и налево своей чепухой! Это не геройство, а идиотизм! И ты, мой солнечный друг, повредился головой и витаешь в облаках! От твоего фальшивого благородства никому нет толку! Ты болван, а не солнечный рыцарь! – Не смейте так говорить! – вскрикнула Габи, вставая между ним и Солером. Она будто превратилась в фурию, и зрелище взбешённой девушки-клирика, неспособной, казалось, на подобные вещи, было совершенно дикое. – Не смейте оскорблять Солера! Вы, да как вы… да как вы смеете?! Вам ли говорить про благородство, когда вы готовы бросаться на всех вокруг, кто смотрит на мир по-иному? В отличие от вас, Солер добрый человек! И он готов доверять другим, пока они не докажут обратного. Может, он и мечтатель, но его мечты ничем не хуже ваших, и он не пустозвон, как вы! Это вы – и только вы здесь показываете фальшивое благородство! Единственное, что у вас есть – это предрассудки и гордыня! Вы в точности, как они, – она указала в сторону разрушенной церкви, – клирики, позабывшие бога! – Не желаю даже слушать. Вы, служитель Белого пути, ведёте такие речи? – Самерсет, прекрати немедленно, – процедила Рами, повысив голос. – Нет! Всё! С меня хватит! Если вы здесь собираетесь заигрывать с ведьмой, то я в этом не участвую! Хватит с меня ваших уступок, ваших заговоров, вашего стяжательства – чем вы вообще здесь занимаетесь? Вы забыли, преступно забыли о нашей цели! – Тихо, – веско протянул Рю. – Самерсет. Раз уж у нас зашёл такой разговор, то наши пути разойдутся здесь и сейчас. Если ты попытаешься нас преследовать или уж тем более мешать, мне придётся тебя убить. – А, вон оно что, – недобро улыбнулся Лейтон. – Значит, и тебе проклятие проело мозги. – Как тебе будет угодно. А теперь пошёл прочь. – Ну ладно. Я с вами больше дел не имею. Как хотите, так и делайте. Можете гоняться за чем угодно, а я пойду исполнять пророчество. А ты, поганый чернокнижник… Будь ты проклят. Ты сгноил самого чистого человека в нашем отряде, – он указал на Рамильду. – А ты, сестра? Неужели и дальше будешь плясать под его дудку? Он тебя не стоит, поверь. Сванн с трудом подавила желание ответить. Ей хотелось провалиться под землю от стыда. Она просто проводила Самерсета взглядом, пока тот направился в сторону руин колокольни. Беатрис, всё это время не проронившая ни слова, качнула головой, явно будучи в замешательстве. – Мм… да. Неудачно получилось. Наверное, если… – она закусила губу и постучала по навершию посоха, подбирая слова. – Наверное, я не вполне правильно оценила, кому стоит делать подобное предложение. И если вы… очевидно, имеете проблемы с моим присутствием… – Что вы, госпожа Беатрис! – не дал ей закончить Ксендрик. – Он у нас дурачок! А теперь уже и не у нас. – С вашим присутствием имеет проблемы только один человек, который уже покинул наш отряд, – сказал Кацумото. – Беатрис, – Рамильда подошла к ней на шаг и склонила голову. – Простите, если слова моего товарища вас обидели. Его занесло по глупости. Мне, как рыцарю Асторы, очень стыдно, и от лица ордена я прошу у вас прощения. Я… Она осеклась, глянув в сторону церкви. Случилось, по всей видимости, неизбежное. Но Рамильда знала: она не простит себе, если не попытается исправить ситуацию последней, отчаянной попыткой. Сжав кулаки, она шагнула следом за братом по ордену. – Я пойду и вправлю ему мозги, – бросила она. – Рамильда, стой, – отрезал Кацумото. – Рю, – она остановилась и развернулась к самураю вполоборота. – Даже если я не вправлю ему мозги, я обязана с ним поговорить сейчас. – Помните, о чём мы с вами говорили, леди Рамильда, – пробасил Экберт. Сванн кивнула. Самерсет обнаружился сидящим на скамье с мечом на коленях. Он с подавленным видом смотрел в пустоту и не сразу поднял голову на подошедшую Рамильду. Рыцарша заглянула ему в глаза. – Я вижу, ты решил быть последовательным, да? – Не трать воздух на нравоучения, – отвернулся Лейтон. – Они тебе не к лицу. – Настоящий рыцарь, ничего не скажешь. И ты даже не извинишься перед ней? – Не имею ни малейшего намерения. – Значит, всё кончено, – Рамильда села на скамью рядом с Самерсетом. – Ты и правда этого хочешь? Пойти в одиночку? – По-видимому, – вздохнул рыцарь. – Выбора нет. С ними я больше… не хочу. – Только себя напрасно погубишь. – Таков мой рыцарский долг. Либо победить, либо умереть, пытаясь. Не ты ли это говорила? – Да, – прошептала Рами. – Может, и говорила. – Зачем ты вообще пришла? Тебе, кажется, хорошо с ними. Можно и о чести забыть. И о призвании. – Раз уж сам попросил без нравоучений, так давай, чтобы это было взаимно, хорошо? – она повернула голову к Лейтону. – Мне… просто очень хочется понять, что стало с тем рыцарем, которого знал мой отец. Почему он стал таким. – Мир не был добр ко мне. И самые близкие люди предавали меня раз за разом. – И поэтому ты озлился? – Озлился? Просто понял, что люди не стоят того. Большая часть, – он только теперь повернулся к Рамильде лицом. – Кто тебя предал? – сощурилась Сванн. – Человек, которого я любил больше всего на свете. Моя невеста. Рамильда поначалу не нашлась, что сказать. Её чувства к товарищу день ото дня становились менее противоречивыми, но теперь в ней проснулась жалость. Она очень хорошо знала, каково это – страдать из-за возлюбленного. Пусть её история и была иной, но Самерсета она понимала. Медленно, покивав, она продолжила смотреть в глаза рыцарю. – Прошу, расскажи. Станет легче. – Мы обручились, перед тем как я ушёл в поход. Клялись друг другу в вечной любви. А потом… – Лейтон тяжело вздохнул. – Потом я погиб. И когда выбрался, пробыл в беспамятстве почти десять лет, пока не убил какого-то человека в лесах и не взял его человечность. Я даже не помню, кто он был… Но я не владел собой в тот момент. А потом скитался уже сам, пока не вернулся в Астору. Я… просто боялся. Но тоска была слишком сильна. Я хотел узнать, как там моя Фелиция… Что с ней стало. Рамильда покивала. – Неужто она… сдала тебя Белым? – Да. Именно. Человек, которого я любил, кому хотел посвятить свою жизнь… разбил мне сердце. Даже хуже. Понимаешь… моя семья, Лейтоны – мы враждовали с другой фамилией. С Дорренами. Из-за серебряного рудника в Церонских горах. В юности я считал эту вражду мелочной и недостойной… Но Доррены перешли все границы. За те годы, пока меня не было, они сжили мою семью со света. Многих убили, пока не вмешался король. Но было уже поздно. А из-за своих связей Доррены оставили всё себе. И кровь моих близких осталась неотомщённой. Но самое худшее было в том, что Фелиция вышла замуж за одного из них. По собственной воле. – И ты точно уверен, что её не вынудили? – Да. Она сама мне всё сказала. Сказала, что полюбила этого негодяя Альбрехта. Что я… чудовище. – Сочувствую. Это было жестоко с её стороны. – Да. Она предала нашу любовь. Я верил ей, а она предала… – Самерсет… Её слова были жестоки, я понимаю. И ни в коем случае её не оправдываю. Но… разве не позволено человеку полюбить снова? И спустя столько лет. Она ведь была уверена, что ты погиб. – Любовь не предаётся, – твёрдо заявил Лейтон. – Как и клятва. – Но разве её в этом вина? Каждый может найти новую любовь. Может, Альбрехт был не таким уж плохим человеком. – Ты не знаешь, о чём говоришь! Она предала меня. Рами внезапно почувствовала приступ злости и не сдержалась. – И ты озлился на свою невесту только потому, что она нашла в себе силы полюбить снова? – она наморщила лоб, покачав головой. – Потому что посмела «предать» человека, который был мёртв? Почему ты считаешь, что у неё не было права на счастье? – Ты не понимаешь. То, что было у нас – это любовь настоящая. Но разве можно предать память твоего суженого? – Она тебя не предавала, Самерсет! – Да?! Тогда скажи, как, как можно было полюбить такое чудовище, как Альбрехт?! Они извели мою семью почти под корень! Я посвятил почти десять лет жизни тому, чтобы совершить правосудие! – Правосудие?.. – снова сощурилась Рамильда, почувствовав, как что-то резко упало внутри. – Да. Никто не смог восстановить справедливость, и тогда я взял дело в свои руки. Я убил почти всех Дорренов, у которых была кровь на руках. А потом нашёл и Альбрехта. – Что?.. Ты просто искал и убивал членов их семьи? Учинял самосуд? – Они этого заслужили. Все они. И Альбрехт, сынок старого Виллема, тоже. И когда этот преступник ползал предо мной на коленях и умолял о пощаде вместе с Фелицией, моя рука не дрогнула. Потому что он ничем не помешал преступлениям своего отца! Знаешь, я… в приступе гнева я хотел убить и Фелицию. Но у меня не поднялась рука. И я оставил её, а потом… меня нашли. – Чёрт меня возьми, – шёпотом выдавила Рамильда, отвернувшись. Ей сделалось тошно. – И я-то думала, что она оскорбила тебя… Что ты был жертвой… – она стиснула зубы и глянула рыцарю в лицо. – Знаешь, брат. Возможно, Фелиция была права. Ты действительно чудовище. У Лейтона перекосило лицо. На удивление, не от гнева – могло показаться, что он вот-вот заплачет. – Даже ты… даже ты, сестра. А знаешь, ты ведь последняя чистая душа в этом отряде. Несмотря ни на что. Все мы порой сбиваемся с пути. Но ты пришла в Прибежище за нами. Ты нас спасла, хотя не могла знать, будет ли там хоть одна разумная душа… И я только из-за тебя оставался с ними. Терпел все эти насмешки, все эти происки. Знаешь… Рами, в тебе я увидел чистоту, которую когда-то увидел в моей возлюбленной. При этих словах Сванн сделалось на редкость не по себе. Хотелось как можно скорее встать и уйти. Внутри закипал гнев. – Я следовал за тобой всё это время, – продолжал Самерсет. – Рамильда, ты ведь выше их, ты лучше и чище, я знаю. Давай уйдём вместе. Мы всё ещё рыцари, мы справимся даже вдвоём. Прошу, заклинаю, сестра – оставь их, пойдём со мной… Он взялся за её ладонь, но Рамильда резко вскочила, отдёрнув руку. Внутри неё всё пылало. – Нет! Даже не смей! – Сестра! Прошу, ты моя последняя надежда! Он поднялся следом, и Сванн отвесила ему пощёчину. – Даже не проси меня их предавать! Если уж так, то кончено. И просить меня больше не смей. Ни за что! Иди, куда хочешь, а их я не оставлю! И не подходи ко мне больше никогда! Я жалею, что жала тебе руку. Прощай, Самерсет. Не дав рыцарю ответить, она крутанулась и зашагала к своим. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Ей вослед не неслось ни проклятий, ни пустой мольбы – тем лучше. Она была жутко зла на Самерсета – и зла на себя за то, что тянула его всё это время. Рамильде приходилось терпеть многих товарищей по ордену и выгораживать их перед командованием, когда они совершали проступок. Иногда – терпеть даже откровенно злонамеренные вещи. Но у всего был предел. Сейчас в её глазах Самерсет оказался последним подонком на свете. И не было чувства облегчения оттого, что он разошёлся с отрядом – только жгучая ненависть. И жгучий стыд. Она прошла мимо друзей, не слыша голосов. А потом бухнулась на скамью в ротонде, уставившись в землю пустым взглядом. Ксендрик подошёл к ней первым. – Рамильда?.. Что случилось? Она распрямилась и покачала головой, не глядя на мага. – Ничего. Так будет легче – и нам, и ему. – И всё-таки скажи. – Не сейчас. Всё и так уже решено – и… пускай. Маг тяжело вздохнул. – Если ты хочешь, я, конечно, не буду к тебе приставать. – Сделай одолжение. Пока, – отозвалась рыцарша, глянув на Ксендрика. Тот понимающе кивнул и отошёл в сторону. – Я, пожалуй, заварю чаю, – произнесла Габи, устраиваясь у костра. – Мм, я гляжу, среди вас есть знатоки чаёв? – поинтересовалась Беатрис. – Хотите, поделюсь рецептом? Я как раз собрала свежий чабрец, а если добавить ещё листочек амаранта… – С удовольствием, спасибо. Надо позвать Лаврентия. – Пойду и займусь этим, – кивнул Солер. Он переглянулся с Рамильдой, но, видимо, понял, что сейчас её лучше оставить в покое. Проходя мимо неё, он легонько хлопнул её по плечу и направился дальше.***
Вскоре вокруг костра собралась компания из поредевшего отряда, Беатрис и Лаврентия. Разговоры Рамильда почти не слушала – они все звучали, как через толщу воды. Она старалась отрешиться от дурных мыслей и присмотреться к их временной попутчице, но получалось с трудом. Хотя следовало отдать ведьме должное: её чай весьма помог успокоиться. Самерсет оставался где-то там, в развалинах церкви, и от этого было не по себе. Всё случившееся, услышанное – всё, что она вынесла с Лейтоном, казалось большой злой шуткой. Но сделанного было не изменить. Пользуясь случаем, рыцарша наведалась вниз, к Анастасии, чтобы угостить и её. Хранительница тепло улыбнулась Рамильде при её появлении и придвинулась ближе к решётке. Следом за глиняной кружкой перед ней появилось и другое подношение – восковая табличка со стилом. – Держи. Как и обещала. Анастасия просияла при виде подарка. Схватив дощечку, она тут же принялась чертить стилом по воску: «Спасибо огромное!» – Всегда пожалуйста, – усмехнулась Рами. – Я же говорила, так будет легче. Как ты здесь? «В порядке. Рада, что навещаете. А ты?» – Бывало и лучше. Но пока всё… весьма даже неплохо. Анастасия посерьёзнела. Облизав губы, она снова заскрежетала стилом – на этот раз послание было куда дольше. «Я слышала всё. Он попросту был неправ. Я знаю, что такое людская злоба, и каково быть гонимой. Он был тебе товарищем – это больно, знаю. Просто держись». – Спасибо, – слабо отозвалась Рамильда. – Я постараюсь. Анастасия протянула ей руку сквозь прутья, и они сплели пальцы на несколько мгновений. Своими взглядами и своим молчанием они сказали друг другу даже больше, чем словами. Благодарно кивнув, Сванн удалилась к своим. Лаврентий, обычно слегка стеснительный, на удивление оживлённо беседовал с Экбертом, пока остальные заинтересованно слушали. В речи пироманта порой проскальзывали заикания – скорее не от волнения, а попросту оттого, что общение с людьми не было его сильной стороной. Бальдерец, в свою очередь, пересказывал ему историю своего векового сна: – …И когда от нашего отряда ничего не осталось, я решил, что нет иного выхода, кроме как найти свой, личный способ избавления. И я пришёл к такому выводу: чтобы избавиться по-настоящему, надо уподобиться настоящим мёртвым. Устроился среди своих павших товарищей в крипте, попытался полностью избавиться от мыслей и погрузился в летаргический сон, который продолжался не менее века. – Погрузились в сон? – переспросил Лаврентий, теребя подбородок. – Вот как. Ничего себе… Простите – я вам верю, безусловно, но как это… Как у вас это вышло? Вы… Вы имели какое-то отношение к… медитативным традициям? Или вы сами, по своему наитию это сумели? – Можно сказать, что по наитию. Хм… – Экберт задумался. – Среди бальдерского рыцарства в годы короля Рэндалла пользовались популярностью некоторые тексты, пришедшие с востока, и идеи оттуда. О должном поведении для воина – о том, как воин должен воспитывать сам себя, свой характер. Это повлияло на многих Пурпурных плащей, в том числе и на меня. Одна из ключевых мыслей была в том, что настоящий воин должен отринуть себя – отринуть все свои желания, стать единым со своим долгом и оружием. В таком состоянии, отрешаясь от всего остального, проще найти… своего рода сосредоточение ума. Которое в спокойных обстоятельствах позволяет перейти в состояние… транса – кажется, так это называется, – Лаврентий покивал при этих словах, продолжая внимательно слушать. – Я не был особым практиком духовных опытов, хотя и старался следовать этой идее на войне. Но в ситуации, когда не остаётся ничего, кроме как ждать конца, пробуешь и не такое. Я сам не вполне ожидал, что у меня получится. – Значит, вы таким образом решили… Хм. Хм, как это всё любопытно… – пиромант покачал головой. – А ведь… это очень интересная идея. Если отвлечься от именно воинского долга, то центральная мысль, наверное, как раз в том, чтобы уйти от всех привычных отвлечений, эмоций, тревог, от всех мешающих мыслей, верно? – Экберт кивнул. – Знаете, мы на Болотах практикуем нечто подобное. Я сам, когда был учеником у своего мастера, и мои собственные ученики тоже – мы использовали эту практику, чтобы лучше постигнуть суть пиромантии. А, но… вам, наверное, не слишком интересно слушать про это, да? – Почему бы и нет? – Очень даже интересно, уважаемый! – подтвердил Ксендрик. – А, ну… – пиромант нервно усмехнулся. – Мало ли, я не люблю навязываться, да и моё искусство довольно… довольно… – Не стоит тушеваться, – улыбнулась Беатрис. – Здешняя компания явно не отличается фанатичностью. Уж раз меня, еретичку, не прогнали, то чего бояться тебе? – И то верно, – кивнул Лаврентий, скривив губы. – Так вот, дело в том, что пиромантия очень тесно взаимосвязана с природой. Чтобы пробуждать пламя и направлять его, нужно достигнуть некоего… единения с окружающим пространством. Неполного, конечно, но оно совершенствуется с годами. А Великие Болота – это удивительное место, где природа всё ещё девственная, нетронутая, и, соприкасаясь с ней, можно… лучше познать себя. Знаю, звучит, как бред, но… вы поймёте, если там побываете. Когда ты сидишь один в кромешной темноте вдали от огней поселений, на берегу стоячей воды, тебя окружают жутковатые силуэты деревьев, а вокруг со всех сторон звуки ночного леса, и звёзды над головой яркие-яркие, но совершенно холодные, это… очень страшно поначалу. И ты всё воспринимаешь очень чутко и тревожно. А потом ты внезапно понимаешь, насколько ты беззащитная, незначительная пылинка в этом огромном мире. И вокруг нет ничего – совершенно никакой преграды между тобой и первозданным хаосом. И всё, что тебя заботило и тревожило, теряет в этот миг всякий смысл. Ты попросту сливаешься с этим хаосом, растворяешься в этакой бездонной пучине. И это всего лишь один пример. Подобного состояния можно достигать разными способами. Это помогает очистить разум и быть открытым к, ну… естественному течению вещей. В том числе и пламени. Воспринимать всё незамутнённо. Это очень важная практика… А войти в состояние глубокого транса – это и вовсе… – пиромант так и не смог подобрать слов. – И вы, Экберт, говорите, что у вас это получилось почти по наитию? То есть, раньше вы не пытались так делать? – Нет. – С ума сойти. Знаете, когда я был учеником, я был юноша весьма непоседливый и не представлял, как вообще так можно. Ну, знаете: столько всего интересного вокруг! Для детей сосредоточиться вообще очень сложно, а уж отрешиться от всего – куда там… Мне помогло то, что я немного одиночка, и мне не скучно быть наедине с природой. Но даже для дисциплинированного воина, как вы, достигнуть такого с первой попытки – это… солидно. И одно ещё дело на несколько часов – это, в общем-то, регулярная практика для матёрых пиромантов. Но впасть в летаргический сон на целую сотню лет… Прозвучит странно, но я должен сделать огромнейший комплимент вашей силе духа. Рыцарь пожал плечами, лязгнув доспехами. – Может быть. Но не забывайте, мастер Лаврентий, что тогда, на болотах, вы мало того что были ребёнком – вы были живы. Когда ты уже мёртв, когда опустошение постепенно даёт о себе знать, и ты оказываешься в полном одиночестве – и в мёртвой земле, подобное отрешение даётся гораздо проще. – Да. Да-да, в этом есть огромный смысл. Знаете, я и сам, ну… не очень дружил с людьми, – пиромант усмехнулся. – Так что, когда я словил метку, для меня не особенно много изменилось. Но да, я безусловно понимаю, о чём вы говорите… Ведь когда тебя ничто больше не связывает с прошлой жизнью, это действительно легче – найти свой… свой центр. Экбрет, я немного стесняюсь спрашивать, но… вам не было бы интересно… ну, например… например, попробовать научиться пиромантии? – он тут же поднял ладони в примирительном жесте. – Да, разумеется, если я переступаю грань, вы мне сразу скажите, но мне правда любопытно. Возможно, это вам даже поможет. – Так-так-так, – вмешался Ксендрик с ехидной улыбкой. – Вы простите, Лаврентий, друг мой, но если Экберт снова погрузится в летаргический сон или станет деревом, нашей компании это очень сильно помешает! Сидевшие у огня посмеялись – даже Рамильда не смогла сдержать смешка. Лаврентию шутка особенно понравилась. – Не волнуйтесь, мэтр Ксендрик, – скупо улыбнулся Экберт. – Один раз ваш отряд меня уже разбудил, а за вторым дело не встанет. – Ха-ха, нет, ну вы что, я вовсе не на это намекаю! – заулыбался Лаврентий. – Становиться деревом – это дело сугубо добровольное, – тут снова раздались смешки. – Но я говорю больше про… Это сложно объяснить… Занятия пиромантией помогают обрести новое понимание себя и окружающего мира. Циклов природы. Так, по крайней мере, происходило со мной. И это предложение я делаю всерьёз. Так что скажете, Экберт? – Я подумаю над вашим предложением, спасибо. Но я не думаю, что возраст старше сорока… или ста сорока лет – это подходящее время, чтобы изучать что-то новое. – Вы заблуждаетесь, Экберт, – слабо улыбнулся Лаврентий. – Знаете, кто был первым мастером-пиромантом? – Я полагаю, ведьма Изалита? – Это весьма частое заблуждение, но не стыдитесь, прошу. Правда в том, что Изалита занималась магией огня – а это не то же самое, что пиромантия. Она была гораздо ближе к тому, чем занимаются коллеги мэтра Ксендрика. Магия огня как таковая давно исчезла. Между ней и пиромантией есть преемственность, но пиромантия – она более дикая в некотором роде. Более… хтоническая. И опирается не на алгоритмы или точные расчёты, а на ощущения. И даже инстинкты, я бы сказал. Поэтому она местами может быть сложна для понимания людьми с… определённым складом ума, характера. А для других, наоборот, легче. И прародительницей пиромантии, как гласит предание, была одна из дочерей Изалиты – Квилана. А первым человеком, которого она научила этому искусству, был Саламан. Выходец с Великих Болот, который более чем двести лет назад путешествовал на север и где-то в этих краях встретил Квилану, которая подарила ему пламя и научила им управлять. Все это передаётся из поколения в поколение как устное предание, так что не могу его подтвердить или опровергнуть, но что я точно знаю – так это то, что Саламан был фигурой вполне реальной. И, для вашего сведения, Саламану было уже под пятьдесят, когда он встретил Квилану. – Ну-у, это ещё почти юность, – усмехнулся Ксендрик. – Особенно когда ты живёшь в единении с природой, – весело поддакнула Беатрис. – И, прошу заметить, пользуешься лучшими маслами и мазями, чтоб кожа была гладкой! – присоединился к веселью Лаврентий. – А вообще я это к тому, что никогда не поздно. Экберт кивнул. – Что ж, ещё раз повторюсь – я подумаю над вашим предложением. – Буду рад, – улыбнулся пиромант. Рамильда слабо улыбнулась: похоже, последний рыцарь Бальдера постепенно возвращался в мир живых. По крайней мере, что-то хорошее тоже происходило в их отряде. Она перевела взгляд на Ксендрика и на мгновение вспомнила все обвинения Самерсета в его адрес. А что, если в них была толика правды? В конце концов, неприязнь чародея к рыцарю была очевидной. Она поспешила отмести эти мысли в сторону. Рами понимала, что Ксендрик, будучи всю жизнь придворным магом, явно хранил свои секреты и не во всём был до конца откровенен со спутниками. Но она не считала, что его добрые стороны были игрой. А Самерсетом двигала, пожалуй, одна лишь злоба. Было больно оттого, что человек, носивший синее с золотом, превратился из благородного рыцаря в подлеца, возомнившего себя мечом правосудия. Больно – потому что он был её братом, её ответственностью. И наравне со злостью Рамильда всё ещё ощущала толику вины в том, что не смогла своего брата вернуть. Но она отчётливо понимала: тот факт, что он откололся, был только к лучшему. И оставалось только признать это малое поражение и двигаться дальше.***
Они выдвинулись через час с лишним. Мимо Петруса и его компании прошли, стараясь не обмениваться взглядами. Андрэ был весь в работе – поприветствовав кузнеца, отряд прошёл в большой, обветшавший колонный зал, выход из которого вёл к окраине леса. Габи задержалась наверху у костра, утянув Солера на приватный разговор, и остальные ждали их внизу. Дурное настроение у Рамильды сошло на нет. Она давно приучила себя выкидывать подобные мысли из головы, когда впереди ждала опасность. Пользуясь случаем, к ней подошла Беатрис. Ведьме было явно неловко. – Прошу прощения, что навязываюсь. Вы в порядке? – Да, – кивнула рыцарь. – Спасибо. – Извините, мне жутко неудобно, что так вышло. Я… не намеревалась сеять раскол в вашем отряде. – Он зрел уже давно, – вздохнула Рами. – Вы не виноваты. И не думайте про моего… бывшего товарища. Большая часть ордена не разделяет его взглядов, а он повёл себя недостойно уже не впервые. Так что всё кончилось закономерно. – А, вот как. А в чём… было дело с ним? – Опустошение. И… пожалуй, просто такой человек. Он был другим когда-то. Но сейчас я не хочу иметь с ним ничего общего. Я пыталась его тянуть, оно того вряд ли стоило, но… Просто он всё равно был моим братом. – Понимаю, – кивнула Беатрис, посмотрев Рамильде в глаза. – Это… тяжко – хоронить человека заживо. Слова оказались на удивление меткими. Рыцарша покивала. Глянув в сторону, она пересеклась взглядами с Рю – тот мотнул головой в сторону. – Рами, сходи посмотри, где там Габи с Солером. Нам пора. Сванн кивнула и зашагала обратно к костру через кузню. Она подсознательно пыталась шагать по лестнице тихо, не громыхая доспехами, боясь прервать разговор. Через пару ступеней она отчётливо расслышала слова: – Ох, да, надо ведь уже идти, а я и так безбожно вас задержала… Зачем только… – Нет-нет, что вы!.. Рыцарь замерла на лестнице, не решившись прервать разговор. – Это глупо, и даже не возражайте. А всего-то ведь, чтобы сказать пару слов… Эх, хватит ходить вокруг да около. Петрусу я высказать не побоялась… – Не волнуйтесь. Я не сдвинусь не на шаг, пока вы не найдёте сил сказать, что хотели, – мягко ответил воин Солнца. – Спасибо. Солер… Правда в том, что я вас люблю. С самого… самого дня нашей встречи. И я… – у девушки совсем пропал голос. – Боги, нет, зачем я это сказала?.. Теперь вы знаете. – Спасибо вам, Габи. Я тронут, правда. Но… к моему великому огорчению, не могу ответить вам взаимностью. Повисло тяжёлое молчание. – Габи, – продолжил Солер. – Я вами восхищаюсь, правда. Вы очень добрая и отважная – я не знаю другого такого человека, столь самоотверженного. И я очень ценю ваше чувство. Просто я… как бы я ни хотел, я не могу, поймите. Это было бы нечестно по отношению к себе – и к вам. Вы заслуживаете того, кто по-настоящему сможет вас полюбить. – Ваше сердце уже несвободно?.. – Вовсе нет. Просто я не могу приказать ему полюбить. Но, поверьте, я счастлив быть вашим другом. – Я всё поняла, – вздохнула клирик. – Простите. Вы просто слишком хороши для меня. Я… – голос у девушки дрогнул. – Зря я это сказала. – Ну что вы, Габи! Совсем напротив! Поверьте, я правда признателен, и я ни в коем случае не хочу вас обидеть… – Нет, прошу, не оправдывайтесь, не нужно. Вы меня не обидели… Просто не судьба. Знаете, я плохой человек. Я правда завидую вашей избраннице. Но она очень хорошая. – Габи… – Забудьте, что я вообще это говорила, пожалуйста. Будьте счастливы, Солер. Сверху послышались шаги. – Габи, да постойте же! Вы не поняли! Рамильда двинулась навстречу. Габи со слезами на щеках прошла мимо неё, даже не обратив внимания. Проводив её взглядом, Рамильда подняла голову и встретилась глазами с Солером. На лице у рыцаря отражались волнение и замешательство. Он остановился, и пару мгновений они смотрели друг на друга. – Плохо дело, – сказал Солер. Закусив губу, Рамильда сбежала по лестнице, догоняя подругу. Уже на выходе из кузни она поравнялась с ней, попытавшись заговорить. – Габи. Габи… – рыцарша тронула её за плечо. Та отдёрнулась, будто раздражённая, но остановилась. – Рамильда… – произнесла она, стоя вполоборота. – Не надо. Ты ведь слышала, да?.. – Габи, не расстраивайся. Ещё ведь ничего не кончено. Может, он… – Нет, – она только теперь посмотрела на Рами. – Не надо. Ты счастливая, вот и будь счастлива. Он ведь из-за тебя так сказал. Конечно, ты ведь лучше. Ты рыцарь, а я кто?.. Так что, пожалуйста, не надо меня утешать. Для меня кончено. Она развернулась и быстро зашагала к остальным. Рамильду огнём ожгла догадка: Габи ревновала не к какой-то абстрактной фигуре, а к ней. Клирик думала на неё, и потому превратно истолковала слова Солера, так и не поняв, что он имел в виду. Эта молниеносная догадка вызвала столько эмоций, что Рами так и осталась стоять в проходе, не в силах объять это умом. Почему Габи вообще так подумала? Откуда у неё возникла эта безосновательная, казалось, мысль?.. Сзади зазвенела кольчуга Солера. Два рыцаря переглянулись и не произнесли ни слова. Но по смятённым взглядам друг друга им и так всё стало ясно.***
Снаружи их встретило звёздное небо. Все знали, что сейчас был день, но небесный свод был тёмен, как в лунную ночь. Там, где сейчас должно было находиться солнце, светил белёсый, тусклый шар. В его мерклых лучах, под усеянным звёздами сводом, раскинулся густой горный лес. – Тёмное солнце, – произнесла Рамильда, заворожённо глядя на померкшее небесное тело. – Как в Бальдере… – Да, – отозвался Экберт, встав рядом. – Я видел такое в Беренике незадолго до похода. – Сила Пламени здесь слишком слаба, – сказала Беатрис. – Хотя такой резкий контраст немного странен. Вы ведь видели, как солнце тускнеет, когда приближаешься к проклятым землям? – Да… – кивнула Сванн, не отрывая взгляда. – Это всё… действительно странно. Рыцаршу пробрала дрожь. Её вдруг коснулось какое-то подспудное чувство первозданной магии, пронизывавшей эту землю и древний, волшебный лес, объятый ореолом загадочности. Вокруг стрекотали сверчки и изредка пели ночные птицы. Сад Тёмных корней встречал своих гостей. Этот лес был практически девственный: на земле тут и там гнили стволы мёртвых деревьев, покрытые мхом, а подлесок рос почти повсюду. Но наметившиеся тропы свидетельствовали, что люди здесь всё-таки бывали. Тут и там на значительном расстоянии друг от друга росли невиданные цветы со светящимися лепестками, сиявшими далеко, словно маленькие маячки. Подойдя к одному из них, Экберт сорвал цветок, задумчиво вертя его в руках. – Ноктюрнис, – произнесла Беатрис, встав подле рыцаря. – Или белый люс. Красивый, правда? – Довольно полезный. А долго он будет светиться, если сорвать? – Долго. Рвать бездумно я бы их не стала. Они могут послужить ориентирами в лесу. Или запутать, тут уж как придётся. Экберт кивнул. Он положил цветок на землю, оставив его медленно угасать среди травы. Беатрис привела их к берегу небольшого ручья, вдоль которого произрастал фиолетовый мох. По пути она иногда указывала Ксендрику на полезные растения, кратко поясняя, как их найти и собирать: чародей был замечательным алхимиком, но не травником, и выказывал искренний интерес. Собрав две корзины, отряд двинулся дальше вглубь леса. Из большой лощины они вышли к извилистой узкой дорожке вдоль скальной гряды, возвышавшейся по правую руку. Слева скала обрывалась вниз отвесным склоном, и деревья, росшие внизу, едва доставали макушками до края обрыва. С обратной, не видной глазу стороны гряды через пропасть пролетал высокий виадук, упиравшийся в скалу, на которой высились башни небольшой крепости. За ней самой возвышалась гигантская гора, на вершине которой просматривались сквозь дымку стены заснувшего Анор-Лондо. Город богов почти всегда маячил издали, куда бы они ни пошли. Он был виден почти в любой точке Лордрана – такой близкий, и всё же недоступный, окутанный облаками и мраком тайны. И подступов к нему не было, как ни ищи – единственный известный путь лежал через цитадель Шена, а дорога туда пока была закрыта. Сейчас внимание отряда приковало к себе другое. На одной из крепостных башен, плавно помахивая сверкающими крыльями, сидела колоссальных размеров бабочка, переливавшаяся всеми оттенками изумруда – от голубоватого до тёмно-зелёного. Размахом своих крыльев она могла бы охватить эту башню целиком. Вокруг её колыхавшихся «опахал» блестела в тусклом свете волшебная пыльца. Цель похода предстала перед глазами – оставалось только найти проход на виадук, очевидно расположенный где-то за грядой, забраться на которую представлялось чересчур сложным. Пройдя цепочкой под арочными сводами моста, отряд вскоре вышел на поляну у обрыва, огороженную полуразвалившейся древней кладкой, примыкавшей к соседней, более низкой гряде. Некогда она обозначала собой территорию Королевского сада. Во мшистых каменных развалинах с трудом узнавались очертания старой башни, но архитектура казалась древней – куда старше всего, что они видели прежде. Уцелевшая угловая колонна с желобками и фигурной капителью напомнила Рамильде гравюры погибшего Улачиля, которые она видела в исторических книгах. Самой сохранившейся частью руин была двустворчатая дверь из массивных каменных плит, заросшая плющом. В центре неё находился идеально круглый паз, источавший мистический свет. Видимо, он предназначался для какого-то предмета – возможно, механического ключа, но что это был за ключ, оставалось загадкой. Остатки древних стен образовывали угол, и в кладке слева прослеживалась заложенная камнем арка. Пока отряд остановился на поляне, осматриваясь вокруг, Ксендрик застыл напротив этой арки, задумчиво теребя подбородок, и даже хмыкнул вслух. Беатрис подошла к нему и слабо улыбнулась, глянув на мага: – Ты тоже почувствовал, да? – Мгм, – протянул тот. – Иллюзия?.. Вместо ответа ведьма усмехнулась и щёлкнула пальцами по каменной кладке. На глазах у всего отряда она растворилась, освобождая проход: за ним, в разрушенной нише у обрыва, тлели угли волшебного костра. Рамильда покачала головой. – Неплохо. Хитрая магия. – Ничего особенного, – пожала плечами Трис. – Иллюзия низшего порядка. Любой из вас развеял бы её без труда, просто ударившись локтем. Или головой. – Да уж, тут и шлем не спасёт – каждую стену так проверять. А это… – рыцарша покосилась на каменную дверь. – Это ведь некогда были ворота Королевского сада? Очень похоже на одну гравюру, которую видела в детстве. – Да, сейчас там территория Альвины и её Лесных охотников. Ребята, как слышала, не самые агрессивные, но лучше не заходить на их угодья. Их и без того донимают разные разбойники и мародёры. Ещё и Красные. – Да, – согласилась Рамильда. – Для них мы сейчас будем не лучше разбойников. Рю, привяжемся здесь? Самурай кивнул, проходя к костру. – Привал ненадолго, – объявил он, разжигая пламя. Слегка передохнув, отряд двинулся дальше – в лощину за грядой, где начинался виадук. Рю скомандовал приготовить оружие, и Беатрис вытащила из ножен эсток – вытянутый меч с узким, гранёным клинком. Посох она продолжала нести в левой руке, помогая себе при ходьбе. Экберт, обратив взгляд на меч, негромко произнёс: – Хороший выбор оружия. Среди рыцарей Бальдера оно было популярно в последние годы. У вас хорошо поставленный хват. Беатрис, глянув на рыцаря, в своей манере улыбнулась. – Ну, не думали же вы, что дама моего статуса будет знать толк исключительно в чародействе? Мне, в конце концов, как ведущей такую насыщенную жизнь, полагается. Но спасибо за комплимент. Вскоре заросшая лощина резко расширилась, и отряд остановился, оглядывая открывшееся место. В дальнем его конце, между деревьев, еле проглядывались остатки башни, служившей, судя по всему, ходом на виадук. Но была и другая деталь, насторожившая всех: по всей лощине тут и там валялись груды металла, которые при более близком рассмотрении оказались силуэтами семифутовых великанов, закованных в доспехи, поросшие мхом и травой. Создавалось впечатление, что они лишь спали, подвластные древним чарам, готовые в любой момент подняться и отразить нападение недруга. Ксендрик, указав мечом на одного из них, сказал: – Обратите внимание во-он на те кусты рядом с ними. – Что с ними? – сощурилась Рамильда. – Они растут как будто обособленно от подлеска. И какие-то… немного другие, кажется. – Вам правильно кажется, Ксендрик, – кивнула Беатрис, задумчиво оглядывая картину. – Это те самые. Живые кустарники-стражи. Они бросятся на нас при первой возможности, как только мы пойдём к башне. – Надо попробовать обойти, – сказал Рю. – Здесь повсюду чары, – сказал Ксендрик. – Что-то подсказывает мне, что прокрасться не получится. Не вполне понимаю, правда, что это за магия. Как будто какая-то паутина. – Это ниточки, – пояснила сосредоточенная Беатрис. – Они все заколдованы. Как только мы поднимемся, одну из нитей мы непременно заденем, и тогда они поднимутся, все. Да, колдовал определённо не глупец. – Есть идеи? Ведьма задумчиво помолчала несколько секунд и кивнула. – К счастью, я знаю, что с этим делать. – Как удачно! Каков наш план? – Мне необходимо совершить кое-какие приготовления. А потом, как ни странно, нужно будет их разбудить. – Разбудить? – удивилась Рамильда. – Да. Мы так или иначе нарушим паутину, и стража поднимется в любом случае. Предлагаю сделать так: когда я закончу сплетать чары, кому-нибудь нужно будет просто плавно приблизиться к стражам, пока они не проснутся. И как только это произойдёт, я наложу на них паралич. Это обездвижит их где-то на минуту, и мы сможем добежать до башни. А дальше нас уже встретит лунная бабочка, так что… – Всё будет зависеть от скорости наших ног, – закончила Рами. – Идёт, – кивнул Кацумото. – Как только окажемся на мосту, нужно будет прорываться к крепости как можно скорее. Двигаемся парами под щитами: Солер, прикрываешь Беатрис, Рамильда – Габи, Экберт – Ксендрика, я буду отдельно от щитовиков. Начинай, Беатрис. – Учтите ещё одно, – сказала та. – Мои чары продлятся не слишком долго. И велик шанс, что кто-то из стражей побежит за нами. Просто имейте это в виду. Рамильда плавно выпустила воздух из лёгких и взглянула на Габи. Вид у девушки был крайне отрешённый и подавленный, и это тревожило рыцаршу не на шутку. – Габи. Готова? Клирик повернула к ней голову и кивнула с грустной улыбкой. Рами легко потрепала её по плечу, просто обозначая своё присутствие, и Габи прошептала «Спасибо». Ведьма вышла чуть вперёд и, взявшись обеими руками за посох, перевернула его сучковатым навершием вниз. Острым концом она очертила вокруг себя круг, негромко наговаривая заклинание. Следом в круге появилась пентаграмма, а потом ведьма развязала мешочек у себя на поясе и посыпала рисунок какой-то мерцающей пылью. Рисунок загорелся мистическим фиолетовым светом. Встав в центр пентаграммы, Беатрис воздела руки и продолжила плести заклинание. Из маленького дупла в навершии посоха засочилась едва заметная дымка, уплывая по воздуху в сторону дремлющих стражей. Обернувшись на спутников, она кивнула, и Рю дал отмашку. Экберт и Ксендрик двинулись в паре. Несколько напряжённых мгновений ничего не происходило, а потом все каменные рыцари зашевелились, с лязгом поднимаясь на ноги. Вооружённые круглыми щитами и широкими мечами, они были похожи на ожившие статуи. Кусты вокруг них с треском выпрыгнули из-под земли, оказавшись человекоподобными силуэтами, сплетёнными из стеблей, веток и лозы. Беатрис вскинула посох и выкрикнула ключ заклинания. От неё кругом разошлась волна энергии, которую почувствовали все, и дымка, окутавшая силуэты стражей, вспыхнула. Все, как один, они опустили руки, застыв на месте живыми истуканами. Пентаграмма под ногами Беатрис погасла, и та сорвалась с места. – Бежим! – крикнула ведьма. Ей не было нужды повторять дважды. Отряд ринулся между деревьев, устремляясь к башне мимо поросших мхом каменных силуэтов. Ни один из стражей не повернул головы в их сторону. Ворвавшись в проход, отряд побежал наверх по широкой лестнице, к обвалившемуся верху, где был ход на виадук. Когда они преодолевали предпоследний пролёт, сзади послышался лязг тяжёлых шагов: как минимум один страж увязался за ними со своим древесным эскортом. – Экберт, Ксендрик – в хвосте! – скомандовал Рю на бегу. Взбежав по ступеням, они ворвались на виадук, и крепость на той стороне предстала перед ними во всей красе. Сам мост упирался в угловую квадратную башню, справа от которой был выстроен донжон, ещё пара узких круглых башен прикрывала другие углы, четвёртая была пристроена к первой, возвышаясь над ней, а самая высокая возвышалась на дальнем правом углу. Бабочка, сидевшая на ней, взмахнула крыльями и медленно полетела к непрошеным гостям. С той стороны виадука, в высокой арке, где когда-то находились ворота, появился одоспешенный силуэт – ещё один каменный страж. Теперь их зажимали с двух сторон, а лунная бабочка приближалась сверху. Беатрис и Ксендрик принялись зачаровывать щиты товарищей, а Экберт остановился в проходе, готовясь встречать догонявших огненной бомбой. Рог бабочки озарился изумрудным сиянием. Ксендрик швырнул копьё души на опережение, и оно угодило в крыло гигантскому мотыльку. Тот дёрнулся, сыпанув искрами, и в ответ на отряд обрушился град магических игл. Щитоносцам ничего не оставалось, кроме как прикрыть товарищей: Экберт выстоял, зелёные иглы впились в Рамильду, Солера и Габи, прошивая щиты и доспехи. Рыцаршу пронзила острая боль, и она припала на колено от шока. Кацумото, чудом избежавший этого ливня, выстрелил из лука, но стрела улетела куда-то в темноту. – Собраться! – крикнул Рю. – Габи, лечи! – Нужно на ту сторону как можно быстрее! – бросила Рамильда. Клирик, чуть не сбившись от напряжения, закончила свой речитатив и исцелила раненых. В проходе разрушенной башни вырос силуэт каменного стража. Он двинулся на Экберта, замахиваясь мечом, и тот бросился навстречу, зажимая голема в проходе. Он швырнул чёрную бомбу ему под ноги – как раз в тот момент, когда там пробегал один из живых кустов. Древесный страж воспламенился и ринулся назад, полыхая факелом. Гигантский меч обрушился на щит Экберта, и бальдерца отбросило на пару шагов. – Вперёд! – командовал самурай, жестикулируя рукой. – Вперёд, к башне! Разбиться на пары! Оглянувшись на Экберта, Солер и Беатрис бросились вперёд. Ведьма на бегу что-то наколдовала, описала посохом дугу, и над головой у неё один за другим возникли пять голубых сгустков, летевших за ней подобием звёздной арки. Рамильда и Габи кинулись следом. Между ног у стража прошмыгнул ещё один кустарник, другой сиганул с плеча голема прямо на убегавшего Ксендрика. Экберт ничего не успел сделать – его самого связали боем, и древесный страж хлестнул лозой по чародею, как плетью – мага швырнуло на каменную кладку. Оглянувшаяся Рамильда резко остановилась, готовясь бежать на помощь чародею, но Рю уже кинулся на стража с мечом и оттеснил его. Ксендрик, вскинув посох, ударной волной отправил живой куст за парапет виадука, однако тот зацепился за него руками-лозами и буквально втащил себя обратно. Это, впрочем, дало магу время подняться и припустить за остальными, пока Рю прикрывал тылы. – Бежим! – бросила Рами подруге, устремляясь дальше. Она увидела, как Беатрис махнула посохом, и два сгустка устремились назад – пролетев над головой у рыцарши, они угодили прямиком в каменного стража, которого сдерживал Экберт. Только теперь Рамильда заметила огромный снаряд, слегка похожий на копьё души, который стремительно приближался к ним. Она успела лишь машинально вскинуть щит и броситься вперёд ничком. И секундой позже поняла, что совершила ошибку – за спиной у неё вскрикнула Габи. Боевой инстинкт спас саму Сванн – копьё зацепило её лишь краем, но всё остальное досталось клирику. Превозмогая боль, рыцарша перевернулась и увидела, как Габи падает на парапет, раскинув руки. Бросив меч, Рамильда бросилась к ней, вытягивая руку, силясь ухватить подругу, прежде чем она упадёт, но опоздала. Закрывая глаза, Габи перевалилась через парапет и полетела вниз – рука Рами схватила пустоту мгновением позже. Силуэт подруги исчез во тьме пропасти. Хотелось кричать, но слова застряли в горле. Она смотрела вслед упавшей Габи, бессильно вытянув руку, и не могла шевельнуться. Сзади доносился звон стали. Мысли вихрем носились в голове – Рамильда так и застыла у парапета, готовая убить себя за свой фатальный промах. Где-то слева полыхнула молния Солера, возвращая её в реальность, и в этот момент бабочка опять разразилась градом стрел. Всех троих накрыло иглами, Рамильда свалилась на мост, крича от боли, и потянулась за эстусом. Обильно хлебнув из фляги, она поднялась на ноги, схватила меч и кинулась назад – к Ксендрику, оставшемуся без защиты. Она увидела в этот миг, как Экберт умудрился опрокинуть каменного стража таранным ударом, и они с самураем побежали за остальными. – Давай сюда! – крикнула Рами. Маг поравнялся с ней, и они кинулись вперёд, догоняя товарищей. Дождь магических игл снова обрушился на мост, но на этот раз Рами надёжно защитила своего протеже, приняв удар на себя. Она даже не остановилась и на бегу глотнула эстуса – фляга осталась почти пуста. – Стреляю! – крикнул Ксендрик Беатрис, услышав это, отправила три сгустка в бабочку и помогла раненому Солеру встать. Ксендрик выпустил копьё, и магические снаряды на время заставили бабочку забыть об отряде. Это позволило им преодолеть добрую часть моста. Каменный страж впереди отступил внутрь башни, а сзади на них всё ещё наседали преследователи. Под постоянным обстрелом виадук казался бесконечным. – Бегите! – крикнул Экберт, останавливаясь посередине моста. – Я их задержу! Рю не стал задавать лишних вопросов и припустил пуще прежнего. Очередной обстрел накрыл бегущих, когда Солер и Беатрис уже достигли крепости, укрывшись в башне. На этот раз, вместо магических игл, бабочка прошлась по мосту лучом концентрированной энергии. Рамильда просто схватила Ксендрика в охапку и упала на камни. Луч прошёлся над ними, Кацумото чудом избежал его, и заряд прилетел в Экберта. Бальдерец пошатнулся, но устоял на ногах и принял на себя натиск каменного стража, постепенно отступая. Рамильда, не мешкая, помогла Ксендрику подняться, и они побежали к вожделенной арке. Оставалось ещё немного. Беатрис, пользуясь заминкой, выпустила вверх большую, яркую кластерную стрелу, громко просвистевшую в воздухе. Она не пыталась достать бабочку – стрела брызнула в стороны дюжинами осколков, подобно фейерверку, попросту перекрывая мотыльку обзор, и очередные снаряды прошли совсем мимо бежавших. Рамильда с Ксендриком ворвались в башню. Каменный страж уже ждал их на лестнице, закрывшись щитом. Он, очевидно, хотел встречать их на ступенях, но бросаться вперёд отряд не спешил. Пока они дожидались Рю, наблюдая, как Экберт стоял под натиском преследователей, подобно нерушимой скале, Беатрис принялась колдовать. Из отверстия в посохе снова пошла дымка, на этот раз – чёрная. Под ногами у стража загорелся пурпурный сигиль, источая колдовские миазмы, окутавшие голема. – Он стал слабее! – крикнула Трис. Солер, не мешкая, метнул молнию, и страж принял её на щит. Осознав, что только проиграет при таком раскладе, голем пошёл в атаку. Ксендрик, не мешкая, зачаровал щит Рамильды, и та двинулась навстречу бок о бок с Солером. Она подалась вперёд, принимая на щит удар ослабленного стража – массивный клинок попросту отскочил от магической оболочки щита, позволив Рамильде проскочить у врага под рукой и ударить по колену сзади, над поножами. Меч на удивление легко разрубил землистую плоть голема, и тот едва устоял на ногах. Широким взмахом он почти снёс голову Солеру, но тот ушёл от удара в последний миг. Маги принялись поливать стража стрелами, а прибежавший Рю сходу ворвался в бой. Гигант ударил наотмашь, отправив самурая на пол, и Рами, соскочив с лестницы успела прикрыть товарища от следующего удара. Самурай отделался ушибом и поднялся, пока Солер отвлёк стража на себя. В этот миг Трис кинула очередное заклинание, и меч Кацумото покрылся голубой плёнкой, подобно той, которой маги зачаровали щиты. Рю мгновенно понял, что с этим делать. Под прикрытием Рамильды он пошёл в атаку, прошмыгнул у стража между ног и рубанул по бедру. Заколдованный меч прошёл через доспехи, как нож сквозь масло, и самурай немедля вонзил его в поясницу голему. – Копьё! – крикнул Ксендрик. Его товарищи поспешили податься в сторону, и волшебный снаряд прикончил каменного стража. Он рухнул с лестницы, громко гремя доспехами. – Вверх, на площадку! – скомандовал Рю. Отряд устремился наверх, не успев даже перевести дыхание – у Рю, казалось, и вовсе открылось второе. Ритмично дыша, Рамильда бежала по ступеням, забыв о боли в устающих ногах. Экберт оставался позади, идеально выполнив свою задачу, и если они хотели его спасти, нужно было оказаться наверху башни как можно скорее. Бабочка сможет куда лучше накрывать их волшебными стрелами, но и сама окажется на таком расстоянии, что легко уйти уже не сможет. Оставалось только прикрывать стрелков и попытаться не умереть. Через пару пролётов Рю остановился на очередной площадке, открыв какую-то дверь: это был проход в боковую башенку, уходившую чуть выше основной. Указав на него, самурай скомандовал: – Рами, Ксендрик, сюда за мной! Остальные дальше! Рыцарша хотела припустить что есть сил, но тут поняла, что Ксендрик безнадёжно отстаёт: в его стареющих ногах попросту не было былой силы. Загнав меч в ножны, Рамильда сбежала к нему и, обхватив мага, потащила его вперёд. – Держись, – проговорила она на выдохе. – Ещё немного… Солер и Беатрис пробежали мимо – и дальше вверх. Остальные трое начали своё восхождение по узкой винтовой лестнице. Поначалу помощь Рамильды придала Ксендрику сил и скорости, но они оба начинали уставать, и с каждой ступенькой ноги отзывались всё более нестерпимой болью. Сванн не хотела даже думать, что сейчас происходило с Экбертом. Любой на его месте погиб бы десяток раз, но ей искренне хотелось верить, что бальдерец выстоит наперекор всему, наперекор даже заклинаниям бабочки, против которых была бессильна броня. Оставалось только идти вперёд, жадно вбирая воздух. И когда ноги грозили отказать, а лёгкие полыхали огнём, впереди забрезжил свет.***
Экберт медленно отступал под градом ударов. Пока он пострадал лишь от луча бабочки, но стоически терпел боль и вынужден был уйти в глухую оборону, пытаясь как можно ближе находиться к каменному стражу и ожившим кустам – он надеялся, что заклинания бабочки зацепят и кого-нибудь из них. Волшебная плёнка давно уже слетела с щита, и Экберт мог полагаться только на свою выучку и стойкость. В какой-то момент страж пошёл в яростный натиск, и Экберт, выставив щит наискосок, отвёл удар меча и шагнул вперёд. Он ударил стражу под колено, булава соскользнула с края щита и звякнула об доспех, не причинив вреда. Согнувшись, каменный гигант толкнул его полем щита, и рыцарь не устоял, завалившись на спину. Хлёсткий удар лозы больно ударил его по руке, но бальдерец не выпустил булавы. Закрывшись щитом, он медленно поднялся, терпя все удары, и дерущихся накрыли зелёные иглы – они пришлись как нельзя вовремя, на миг задержав противников. Одна задела и Экберта, но тот стерпел, а вот каменному стражу прилетело куда ощутимее. Но врагов всё ещё было четверо. Ещё два шага назад, ещё один удар огромного меча – Экберт едва устоял на этот раз. Силы медленно оставляли его, и как бы он ни был вынослив, настанет момент, когда враги одолеют его числом. Решив сменить тактику, стражи-кусты вытянули вперёд свои гибкие руки, оплетая рыцаря лозой, и опять повалили его. Приподнявшись на локте и стиснув зубы, рыцарь рванул руку с щитом и вовремя закрылся от удара меча, летевшего в шлем. Он привстал и, выпустив булаву, схватился за одну из лоз и с силой потянул стража на себя. Поймав его в объятия, он сместился к парапету и вышвырнул оживший кустарник в пропасть. Оставалось трое. Один из стражей ослабил хватку и хлестнул Экберта по руке, когда тот потянулся за оружием. Каменный голем оттеснил его, и бальдерец, плюнув на булаву, потянул из ножен меч. Он едва ли мог помочь ему против голема, но куда лучше подходил для рубки кустарника. Поймав момент, Экберт расчётливым взмахом отрубил полруки одному из стражей. Те в очередной раз протянули к нему свои руки и на этот раз вцепились в башенный щит – последнюю твердыню бальдерца. Он упёрся ногами, повернувшись боком, но когда каменный страж нанёс удар, рыцарь попросту не смог пересилить двоих и выпустил щит. Меч голема описал дугу, и могучим уколом страж проделал дыру в доспехе бальдерца, подвинув его на несколько шагов. Экберт почувствовал кровь, пропитывавшую одежду и поддоспешник – тёмные капли падали с вражьего клинка. Продолжая отступать, Экберт приподнял шлем и потянул живое пламя из фляги через особую трубку, насилу отбив удар лозы. Решив навязать противнику бой, он атаковал, однако страж-кустарник отскочил от его удара. И когда раны бальдерца почти затянулись, в спину ему прилетел волшебный снаряд. Он пошатнулся и выпустил эстус из слабеющих пальцев, понимая, что не успеет уйти от разбежавшегося голема. Фляга с живительной янтарной жидкостью покатилась по камням. Вскинув руку, он попытался по крайней мере всадить клинок между доспешных пластин, но меч отскочил от брони, и каменный страж врезался в Экберта, опрокинув его наземь. Меч голема обрушился следом, и Экберт снова, как никогда близко, почувствовал конец. Сил на то, чтобы подняться, уже не оставалось. В мозгу полыхнуло осознание, что следующий удар будет последним. Но он был уверен в том, что дал товарищам вполне достаточно времени, чтобы занять позиции на башне. А значит, его долг в этом бою был выполнен.***
Рамильда с Ксендриком наконец вышли на площадку боковой башенки. Рю выпустил стрелу и пробил мотыльку крыло, с площадки основной башни туда же полетела молния. Встав в позицию со щитом, Рамильда обратила взгляд на виадук и увидела, как меч каменного стража обрушился на поваленного Экберта. У Сванн перехватило дыхание. Пока бабочка разворачивалась лицом к новой угрозе, взмахивая крыльями, Ксендрик выпустил кластерную стрелу, осыпав голубыми осколками стражей, наседавших на Экберта. Живые кусты свалились, но каменный устоял, замахиваясь для последнего удара. Не было ничего хуже, чем смотреть на гибель товарища со стороны и понимать своё бессилие. В повисшей на мгновение тишине Рамильда расслышала голос Беатрис с нижней площадки: – Ох чёрт… Она глянула туда, где стояла ведьма. Над её шляпой снова висели те самые пять сгустков – по всей видимости, предназначавшиеся бабочке. Ведьма колебалась лишь секунду. Махнув посохом, она отправила все пять в каменного стража. За мгновение до смертельного удара голема изрешетило, и он свалился рядом с Экбертом, выпустив меч. А в следующий миг их всех накрыло знакомым дождём. Они пригнулись, укрываясь за зубцами башенки. Солер метнул молнию и промахнулся, и тогда распрямившийся Ксендрик отправил копьё души прямиком в тельце мотылька. Стрела Кацумото угодила в цель следом, и бабочка дёрнулась от боли. Она разразилась зелёным лучом, пройдясь по обеим площадкам, и Рами насилу успела утянуть Ксендрика вниз. Рю поразило, и самурай свалился, со стоном выпустив лук. Очередная молния всё-таки достигла цели. Бабочка была уже серьёзно ранена – она с трудом махала крыльями. Огибая башни по дуге, она осыпала отряд дождём магических игл – Ксендрик швырнул копьё в тот же момент. Их всех задело, и весьма болезненно. Привалившись к зубцам, Рамильда увидела, как Беатрис попросту расстреливает лунную бабочку своим коронным заклинанием. Голубые сгустки прошили её один за другим, и взмахнув крыльями в последний раз, бабочка упала на широкую площадку донжона, роняя изумрудную пыльцу. Простонав сквозь зубы, Рами глотнула эстуса. Ксендрик и Рю оба были живы, поглощённые тем же процессом. От внимания рыцарши не ускользнуло то, как их временная попутчица в первую очередь спасла Экберта от верной гибели, хотя имела полное право стрелять в бабочку, что было бы даже разумно в той ситуации. Это определённо говорило в её пользу. Переведя дух, Сванн глянула на виадук и поняла, что Экберт всё ещё лежал там, посреди моста. Возможно, он умирал прямо сейчас, и счёт шёл на секунды. Бросив щит, Рамильда, не произнося ни слова, побежала вниз со всей возможной скоростью. Она молилась бы всем богам, которых знала, если бы это отсрочило смерть бальдерца хоть на мгновение. Как бы хотела она, чтобы Габи была с ними! Если бы только она не ошиблась тогда, на мосту, не сумев её прикрыть! На дне фляги ещё оставался полный глоток эстуса. Она должна – обязана была успеть на помощь герою, позволившему им одержать победу. Рю кинулся следом. Буквально слетев вниз по лестнице, Рамильда выбежала на виадук и бросилась к Экберту что есть сил. Врагов вокруг не осталось, фляга уже была в руке, и рыцарша бросилась на колени перед товарищем, поднося бесценный сосуд к его губам. Рю, подоспевший мгновением позже, приподнял бальдерцу голову. Влив в него все остатки янтарной жидкости, Рами тут же схватила флягу самого Экберта и прибавила ещё, чтобы полностью – или почти полностью – исцелить рыцаря. Он был спасён. Несколько секунд спустя Экберт выплыл из небытия и открыл глаза. Он машинально схватил меч, но, осознав, что перед ним друзья, расслабился в их руках. – Спокойно, сир Экберт, спокойно, – с облегчением выдохнула Рами. – Не подавитесь. – Спасибо, леди Рамильда, – прохрипел тот. – Прошу, помогите встать. Поднявшись, бальдерец окинул взглядом доспехи: они были не в самом лучшем состоянии, но хотя бы эстуса хватило на то, чтобы залечить раны. Рю подал ему щит и булаву. Заткнув оружие за пояс, рыцарь поднял массивный меч каменного стража и опёрся на него, как на посох: несмотря на исцеление, рандеву со смертью не прошло для него бесследно.***
Вскоре весь отряд собрался на площадке донжона рядом с телом поверженной бабочки. До появления Габи у костра оставался ещё примерно час, и у них было время, чтобы осмотреть крепость и собрать все искомые трофеи. Беатрис, не мешкая, забрала яркую душу мотылька, а сбор остальных ингредиентов оставили на потом. Никаких следов человеческого пребывания в крепости не было. Обнаружилась только старая караулка с давно заржавевшим оружием – за исключением нескольких копий, судя по форме явно принадлежавших серебряным рыцарям. Если здесь когда-то и стоял гарнизон, то он давно оставил эти стены. Осталось осмотреть только самую высокую угловую башню. Когда они подходили к двери с центральной площадки, Рамильда шла первой. Дверь оказалась заперта, и прежде чем Экберт вызвался её выломать, Рю извлёк связку ключей, приобретённую у их знакомого торговца. Ко всеобщему удивлению, после нескольких минут возни один из ключей всё-таки подошёл. Замок щёлкнул, и самурай кивнул остальным, вытаскивая меч. С оружием наготове Рамильда повернула ручку двери и толкнула её внутрь. Рю с зажжённым факелом зашёл следом. Чутьё подсказало ей близость опасности за мгновение до удара. Свет факела выхватил из темноты могучий силуэт, закованный в доспехи, и огромную палицу, блеснувшую в руках. Рамильда отпрянула назад, и грозное оружие с грохотом ударило по тому месту, где она стояла секунду назад. – Засада! – крикнула Рами, смещаясь вправо. – Солер, прикрывай магов! – бросил Рю. Самурай швырнул факел в центр зала, и теперь они ясно разглядели великана. Массивные матово-серые латы полностью закрывали тело, а шлем с большим решётчатым забралом венчал настоящий каменный гребень. Весь доспех производил впечатление каменного, а оружие воина не смог бы поднять ни один человек. Его палица была одним огромным, искривлённым куском чёрной кости с грубым подобием рукояти – и он держал её одной рукой. Во второй великан нёс выгнутый, фигурный башенный щит, словно в насмешку над чужой слабостью увешанный железными цепями. Рамильда узнала его – этого воина со старых гравюр. Сейчас, в бою, не было ни мгновения, чтобы вспоминать нужный контекст, но в голове молнией полыхнуло древнее имя: Хавел. Экберт появился сбоку, прикрывая манёвр Рамильды. Рю метнулся на винтовую лестницу, надеясь зайти великану сзади, а Ксендрик зачаровал щит рыцарши – как раз вовремя: Хавел двинулся на неё, буквально стряхнув с себя молнию Солера, и ударил. Рамильда сильнее подалась наискосок, разминувшись с палицей – могучее оружие зацепило поле щита, высекая искры, и врезалось в пол. Они с Экбертом оба попытались воспользоваться моментом, пока воин поднимал чёрную палицу, и атаковали, однако он попросту не дал им себя достать, мастерски работая щитом и смещаясь в сторону. Махнув палицей снова, Хавел отогнал нападавших. Под великаном полыхнул знакомый сигиль – тот самый, который ослабил каменного стража на лестнице. Именно в этот момент Кацумото ударил, всадив клинок в подмышку великана. Тот глухо простонал и почти не глядя махнул палицей в сторону самурая – тот не успел отскочить. Палица врезалась ему в бок, ломая доспешные пластины и кости – Кацумото попросту улетел в сторону, покатившись по полу. Он был жив, но явно выведен из боя на какое-то время. Снаружи донёсся голос Беатрис: – Разойдитесь! В сторону! Шестопёр Экберта звякнул о наплечник великана, а Рамильду он попросту блокировал щитом, и товарищам пришлось отступать – все понимали, что один-единственный удар может их убить. Очередным горизонтальным взмахом Хавел достал Рамильду: удар ушёл в щит, но даже зачарование не помогло поглотить его невероятную силу. Рыцаршу отбросило в сторону, а рука онемела на несколько мгновений – если бы не чары на щите, ей бы переломало все кости. Беатрис, улучив момент, вбежала в башню и выбросила вперёд ладонь, кинув в великана горстью каких-то кристаллов. Они разбились об его доспехи, разбрызгав повсюду взвесь из ледяной пыли, и добрая часть брони Хавела покрылась инеем. Его движения стали как будто медленнее. Ведьма поспешила убраться назад, зачаровывая булаву Экберта, а Солер очередной молнией на мгновение оглушил древнего воина. – Копьё! – предупредил Ксендрик. Рыцари подались в сторону, и копьё души врезалось в Хавела. Какие-то чары в его доспехах явно защищали древнего воина: хотя заклинание и нанесло ему вред, его оказалось мало, чтобы убить на месте. Экберт и Рами воспользовались моментом и бросились на великана. Пока он пытался достать рыцаршу, бальдерец пронёс удар по ключице, оставив вмятину на горжете, и Хавел пошатнулся. Продолжая закрываться щитом сбоку, он толкнул Экберта плечом с такой силой, что тот открылся и не успел вовремя уйти от контратаки. Удар пришёлся в кирасу и опрокинул бальдерца. По счастью, его задело лишь верхом палицы. Отлечившийся Рю присоединился к атаке, и Рамильда, сумев подойти вплотную, быстро просунула левую руку сквозь петли щита, взялась ей за рукоять и вонзила остриё меча под наплечник, пробивая кольчугу. Надавив на меч, она дёрнула его вниз, расширяя рану – здесь, вплотную, воин попросту не мог её достать. Он глухо простонал и выпустил массивный щит, загремевший по полу, как горный валун. А потом великан взялся за наплечник Рами и отпихнул её в сторону. Вовремя восстановив равновесие, она еле успела уйти от грозной палицы. Битву закончил Ксендрик. Повторив манёвр Беатрис, он швырнул второе копьё, и это наконец прикончило страшного противника. Выпустив палицу из рук, он с грохотом рухнул на пол – эхо ушло вверх по стенам башни. Кацумото, опустив меч, схватился за рёбра и чуть согнулся. Рамильда обеспокоенно спросила: – Эстус кончился?.. – Нет, порядок… Уже срослось. Но всё равно больно. Я думал, что мне конец. – Глядите! – донёсся голос Солера. Все повернули головы к упавшему воину. К их вящему удивлению, его тело рассыпалось белыми огоньками, не оставляя после себя ничего – ни доспехов, ни оружия. Всё это смахивало на то, как исчезали умертвия, привязанные к костру – но не опустелые. – Что это вообще был за воин? – спросил самурай. – Один из воинов Хавела, – пояснила Рамильда, тяжело дыша. – Если… Если не сам Хавел, судя по оружию. Он был один из первых драконоборцев – и близкий друг Гвина. И очень силён по жизни, – рыцарша перевела дыхание, помолчав пару секунд. Хотелось снять шлем, но делать этого пока не следовало. – Когда он… с товарищами победил первого дракона, он поглотил его душу и приобрёл… такую силу, что смог носить очень тяжёлые доспехи. А палицу он сделал буквально из драконьего зуба. А потом они с Гвином сражались бок о бок, и он разделил с Хавелом осколок своей души. – Он, вдобавок, был архиепископ Белого пути, – прибавил Экберт. – Очень важная фигура в Лордране. И не только воин, но и превосходный оратор. Если правильно помню, есть теория, что он был замешан в оккультном заговоре против Гвина. – А в чём состоял этот заговор? – О нём очень мало известно, – отозвалась Рамильда. – Якобы Велка тоже приложила к этому руку. Неизвестно, почему, с какой целью – все эти сведения тщательно скрывали… Но участие Хавела в нём – это большой вопрос. Неясно, куда он пропал и как окончил свои дни, поэтому… поэтому некоторые историки предполагают, что он участвовал в том заговоре. Потому что исчез примерно в те же годы. Были толки, что его якобы заточили в башню. Только всё это не отвечает на вопрос… почему его тело растворилось, как будто он был нежитью. – А если он действительно стал умертвием? – предположил Ксендрик. – Может быть. Но он явно опустел, разве нет? А опустелые не возвращаются к кострам… – Это странно, да. – Не хочешь же ты сказать, что мы убили… не опустелого? Что-то здесь не так… – Причина может быть другая. Например, какая-то магия, которую мы не вполне понимаем. Сейчас это не столь важно, думаю. Просто нужно быть настороже. В этот момент Беатрис подошла к тому месту, где упал древний воин, и подняла с пола какой-то предмет, принявшись его разглядывать. Остальные подошли ближе: предмет оказался невзрачным перстнем, предназначенным для довольно толстого пальца. – Не уверена насчёт магии, растворившей Хавела, а вот это колечко точно волшебное, – заключила ведьма. – Надо бы понять, для чего оно. – Для этого у нас ещё будет время, – сказал самурай. – Надо осмотреть остальную башню. Сопротивления они больше не встретили. Поднявшись на площадку башни, продуваемую ветром, они нашли одинокий сундук. Внутри обнаружилось настоящее сокровище: сразу несколько кусков чистого чёрного титанита без руды, а также орнаментированная шкатулка, содержавшая то, что они искали: магический уголь. Миниатюрный горн-держатель был выполнен в виде искусной сетки с растительным узором, а сам уголёк был белым – по всей вероятности, когда-то он принадлежал церкви. Ещё какое-то время два мага занимались сбором трофеев с бабочки: в дело пошёл её витой рог, крылья, пыльца и даже усики. Чародеи, казалось, нашли общий язык и переговаривались в весьма дружелюбном тоне. Беатрис даже пообещала Ксендрику помочь со сбором закатника, чтобы тот мог наварить себе карминовой воды для тяжёлых боёв. Рамильде было не по себе: главным образом из-за Габи. И даже не столько из-за того, что она могла появиться у костра в одиночку, в опасном лесу. Нет, Сванн опасалась куда более худшего. И в голове раз за разом всплывала её фатальная ошибка на виадуке. Когда с трофеями закончили, и отряд готовился покидать крепость, откуда-то издали до них донёсся волчий вой. Рамильда обратила взгляд на восток – туда, где над еловым лесом разливалась печальная песня. Она ожидала, что к ней присоединятся другие голоса из стаи, но волк выл в одиночку. Только через минуту другие завыли в ответ из иной части леса, сливаясь в пробирающее многоголосье. Глянув на тёмное солнце, клонившееся к горизонту, Рамильда вздохнула и зашагала за остальными. Спустившись через надвратную башню, они вышли на виадук и тут же замерли. Невдалеке от них, прямо посередине моста, недвижно стояла одинокая человеческая фигура, пристально глядя на отряд. Рамильда застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова. Потому что этот силуэт она бы узнала из тысячи. Подогнанный воронёный доспех. Синяя одежда с широкими рукавами, оплечьем и шлейфом до колен. Пряди светлых волос, выбивавшиеся из-под шлема с высокой, скошенной тульёй. Безошибочно узнаваемая маска и два клинка в ножнах на поясе. Образ, в разных вариациях изображённый на сотнях гравюр. Образ той, что была одной из её героев с самого детства. Несколько мгновений все молчали. Ветер колыхал синие одежды фигуры. Подняв руку в приветственном жесте, она окликнула отряд: – Назовитесь! – Кто вы? – отозвалась Рамильда с замиранием сердца. – Моё имя Киран. Клинок Владыки и верный рыцарь короля Гвина.