– из записок Элвриха Соммера, знаменосца рыцарей Бальдера.
***
Рамильда задрала голову, заслышав шум драконидских крыльев. Сверху, из-за обвалившегося перекрытия, разделявшего этажи, в башню проникал свет из бойниц и пустого дверного проёма. Виверна уже какое-то время беспокойно металась где-то наверху, выискивая скрывшуюся добычу: то и дело они слышали грохот, когда бестия, судя по всему, осёдлывала надвратную башню и снова взлетала. Но на этот раз, вопреки ожиданиям, шум крыльев продолжил отдаляться, пока не затих совсем. Совсем издалека донёсся рёв виверны: кажется, ей наконец надоело выискивать добычу, и она улетела к другим угодьям. Затем всё стихло. — Солер, наверх, — скомандовал Рю. — Проверь, что с виверной. – Есть, — отозвался рыцарь, пружинисто поднявшись. Он взбежал вверх по винтовой лестнице и на минуту исчез на смотровой площадке. Затем, снова появившись на лестнице, он окликнул товарищей: – Чисто наверху! Можем двигаться! – Пошли, — коротко бросил Рю, насаживая стрелу на тетиву своего асимметричного лука. Поднявшись, они встретили Солера у дверного проёма и вышли наружу. Теперь отряд оказался внутри замка, за первой линией стен, посреди мощёной дорожки, которая вела от внешних ворот Прихода ко внутренним: всё это пространство представляло собой один большой барбакан. Выйдя из прохода, Рами тут же крутанула головой: слева от них, у открытых внутренних ворот, два опустелых арбалетчика уже целились в них. – Слева! — крикнула рыцарша, закрываясь щитом. Молния Солера немедленно полетела в одного из стрелков, уложив его на месте. Второй успел выстрелить, Рами чуть-чуть не дотянулась щитом до болта и услышала характерный металлический звон — ей не нужно было оглядываться, чтобы понять, что болт срикошетил от шлема Кацумото. Она выждала пару секунд, чтобы дать самураю линию для ответного выстрела, и не прогадала — шиловидная стрела угодила арбалетчику в сердце. Больше врагов поблизости не оказалось, но отсюда отряд уже мог видеть, что творилось за воротами. Это был длинный, просторный промежуточный двор, зажатый между двумя рядами высоких зданий – вытянутых прямоугольников в два-три этажа, выстроенных вдоль двух крепостных стен. Они попали в концентрическую крепость, где за внешним кольцом укреплений находилось ещё одно, смыкавшееся с первым только в нескольких точках. Две широких лестницы во дворе одна за другой поднимались к едва видневшейся надвратной башне с опущенным герсом: именно там, за внутренним кольцом концентрических стен, и находился вожделенный собор. Но решётка в дальних воротах была меньшей из их забот: во дворе мельтешили бальдерские умертвия. Рамильда отчётливо видела две фигуры арбалетчиков, занявших позиции на поперечном мостике, который соединял собой два строения и нависал над площадкой меж двумя лестницами. Внизу, возле странной груды металла, блестевшей на солнце, собиралась внушительная группа умертвий… а потом эта громада шевельнулась. Рами моргнула и поняла, что ей не чудится: поначалу казалось, что на площадке стоит огромная лошадь, закованная в латный доспех, однако два массивных клыка выдавали самого настоящего вепря — они были такие большие, что смахивали скорее на бивни слона. Какой сумрачный гений облачил огромного зверя в гротескное подобие лошадиного барда и зачем, оставалось неясным, но рыцарь точно знала, что это не могло быть делом рук бальдерцев. Вепрь явно был поставлен сюда не просто так и представлял большую угрозу. – Чёрт… — процедила Рамильда шёпотом. — Вы тоже это видите? – Да… — отозвался не менее опешивший Солер. — Целый вепрь в доспехе… – Что будем делать, Рю? — Рами обернулась на их командира. – Придётся вступать с ними в бой, — ответил самурай и огляделся, оценивая обстановку. — Такой зверь явно может пойти на таран, поэтому будьте готовы рассыпаться. Ксендрик, он — твоя первая цель, не жалей на него копий. – Это всё прекрасно, только вот если придётся разбегаться, кто прикроет меня от стрелков?.. — чародей не отрывал взгляда от массивного чудища. – Не придётся, — сказал Рю, указав на соседний проход. — Поместим тебя на башню — там будешь под защитой и сможешь простреливать сверху. Я буду чуть позади на подхвате — пойдём проверим, нет ли там кого. Всем отойти! — он махнул рукой, подавшись назад. — Отойти от ворот, пока мы не проверим башню! Самерсет, проверь тылы, нет ли там умертвий. – Будет сделано, — рыцарь закинул двуручник на плечо и побежал в обратную сторону. Самурай, кивнув самому себе, слегка хлопнул чародея по плечу и кивком указал в сторону башни. – Пошли. – Ах, не щадишь ты мои старые кости, — пробурчал Ксендрик. — Эти лестницы — одно мучение… Рамильда пронаблюдала, как они исчезают за изгибом винтовой лестницы, и осталась с Солером и Габи, дожидаясь остальных. Самерсет вскоре вернулся и доложил, что сзади им ничто не угрожало. Минутой позже Рю торопливо сбежал вниз по ступеням. – Что видел, Самерсет? — с ходу спросил он. – Пусто. В барбакане и вокруг никого. – Отлично, — удерживая лук со стрелой на рукоятке, самурай взялся за сигнальный рожок. — Берегитесь вепря и не лезьте на него, пока не расчистим опустелых. Самерсет — готов отвлекать его на себя? – Ты начинаешь видеть мои сильные стороны, — довольно отозвался рыцарь. На его лице заиграла мрачная улыбка, и он опустил забрало. – Хорошо. Не уводи его близко к воротам, чтобы Ксендрик мог достать его с башни. Габи, если придётся рассыпаться, твоя задача — прилипнуть к Рамильде и ни на шаг от неё не отходить. Не оставайся одна, поняла? – Поняла, — выдохнула клирик, обматывая чудотворный талисман вокруг пальцев. – Рами, твоя задача — защищать Габи. – Есть, — бросила рыцарь в ответ. – Начали! Отряд двинулся вперёд, и лишь только они дошли до ворот, как Рю подул в рожок, подавая сигнал Ксендрику. И словно ему в ответ, один из бальдерских солдат поднёс к губам трубу и сам выдул из старой меди боевой клич. Тут же группа опустелых пехотинцев собралась вокруг офицера в потрёпанной кирасе — его шлем был украшен выцветшим плюмажем из перьев. Некогда пурпурная перевязь через кирасу тоже выцвела на солнце до коричневато-красного, а рваный чёрный плащ за спиной вовсе стал серым. Молча воздев длинный меч, офицер с солдатами двинулся вперёд — а из зданий вокруг появилось ещё несколько опустелых, откликаясь на зов трубы. Габи взялась за речитатив, сплетая чудо, и Рамильда вспомнила эти строки, слышанные много ранее: это чудо работало сродни «Слову Исцеления» — слабее, но растянуто во времени, медленно заживляя мелкие ранения и приглушая боль. Лишь только отряд прошёл через ворота, арбалетчики присели на колено, целясь в них. В тот же миг сверху прилетела стрела души, и один из стрелков свалился замертво, не успев разрядить арбалет. Рами подняла щит, поймав второй болт, и мгновением позже стрела Кацумото полетела в арбалетчика, ранив его в бок. Вепрь уже вовсю бил копытом по мостовой, пыхтя и подобравшись для броска. Самерсет выбежал вперёд, привлекая его внимание, и застыл, готовясь бросаться в сторону, пока остальной отряд смещался правее, сближаясь с опустелыми. Грозно завизжав, вепрь кинулся в атаку на Лейтона, гремя стальным бардом. – Лучник справа! — крикнул Солер. Рамильда еле успела поднять щит, заслоняясь от новой угрозы, и услышала слева страшный грохот…***
Зов трубы ворвался в подземную крипту. Пыль столетий взметнулась с истёртых плит. Из вековечной тьмы, на самой грани сознания, блеснула мысль: «Тревога». Звук повторился, и тёмная громада, лежавшая на постаменте в дальнем конце усыпальницы, шевельнулась. Лязгнули старые доспехи, и из-под закрытого шлема донёсся вздох. Он пробудился. Древний воин не ведал, сколько продолжалось его забытье. Медный голос трубы, давно позабытой бальдерской трубы, разорвал вековую тишину и прорвал плотину, сквозь которую хлынул поток мыслей. Странное чувство небытия одолевало его ещё несколько мгновений — слишком долго продолжался сон, в который он погрузил себя когда-то. В который ушёл до иных времён, когда мир изменится. Теперь же труба снова звала его на битву. Он знал, что этого не могло случиться. И всё же реальность была неумолима. Кто мог остаться из тех, кто знал, как подать сигнал? Или это была очередная злая шутка проклятия, оставлявшего его опустевшим товарищам каплю себя прежних? Всего лишь каплю — но столь узнаваемую… Бальдерские трубы замолчали навсегда. Он знал это, как никто другой. Он сам был свидетелем великой катастрофы. Он отправлялся со своими братьями в последний поход следом за королём-рыцарем. Он шёл через дождь и снег под чёрными знамёнами с белым древом. Он видел, как эти знамёна падали одно за другим, а Пурпурные Плащи, его названые братья-рыцари, становились жертвами проклятия — следом за солдатами, следом за своим королём. Долгий поход сквозь снега и дожди. Стычки в предгорьях и в Долине Дрейков. Город на скале — тот, где начался роковой распад. Битва на мосту и бой у ворот. Штурм собора — последний, отчаянный рывок, обернувшийся полным фиаско, последний бой короля Рэндалла. Армия пала жертвой проклятия и обратилась сама на себя — он видел всё это своими глазами, он сам запечатал саркофаг короля и сам отступил от Прихода с последними оставшимися рыцарями. Но ведь это было ещё не всё. Он помнил этого героя из Беренике, который нашёл их потом — разбитых, потерянных, на грани отчаяния. Помнил ещё один штурм проклятого собора и сладкий звон большого колокола, хотя детали той битвы безнадёжно ускользали от него — после многих смертей тёмная метка брала своё. Он помнил, наконец, высокую цитадель из бурого камня — последний рубеж на пути к Анор-Лондо. И то поражение, которое они потерпели там. Один за другим, Пурпурные Плащи сгинули в тех стенах. Сгинул и тот рыцарь в воронёных латах, поведший их за собой — цитадель стала их общим мавзолеем. Тогда, за гранью пролетевших дней и лет, он единственный остался жить. Он вынес из крепости всех, кого смог, подарив им последнюю милость. Он принёс их сюда, в эту заброшенную крипту, и положил на постаменты с оружием в руках — почивать в тихой и печальной гордости, пока мир не изменится и горы не рухнут в море. А потом он лежал и лежал в своём одиночестве, размышляя о долге — о том последнем, что у него осталось. Лежал, подобно тем, кто уже упокоился, как будто и сам был мёртв. Мёртв… разве не было это истинно так? Тогда, раздвинув прежде неведомые границы разума, он и погрузился в сон — непробудный, долгий и совершенно пустой. Он оставался один. Последний воин мёртвой земли. Когда?.. Сколько прошло дней, месяцев… лет? Усилием воли он вырвал себя из полузабытья и привёл мысли в порядок. Бурный поток снова стал медленным, спокойным течением — так он всегда сосредотачивался перед битвой. Воин распрямился, стряхивая с доспехов ворох вековой пыли, расправил плечи и огляделся: тела его погибших братьев всё так же окружали его, лёжа на постаментах. Во мраке крипты, куда сверху проникал лишь слабый свет, он видел только их очертания: время давно превратило их в истлевшие скелеты. Как же проржавели их доспехи!.. Ухватившись за эту мысль, он осмотрел себя. На удивление, его оружие и броню течение времени затронуло куда меньше, хоть и оставило явные следы. Это было крайне странно, но сейчас не это занимало разум рыцаря. Сверху донеслись гортанные крики — верный признак близости опустелых. Шум бегущих ног и лязгающих доспехов. А потом, совершенно внезапно, живые голоса. Они, вне всякого сомнения, принадлежали тем, кто ещё не стал пустой оболочкой самих себя. Он поднял свой большой шестопёр и осмотрел его на скудном свету: оружие было в порядке, хотя обитая бронзой рукоять покрылась зелёной патиной. Башенный щит, пропитанный чарами, защищавшими от магии, был так же готов к бою, как в прежние времена. Продев руку в ремешки, воин поднял его, перехватил булаву и направился наружу. Вопросы подождут. Долг снова звал его, и он предельно ясно знал, что делать.***
…Самерсет забрал в сторону слишком рано: бронированный зверь успел повернуть и с разбегу врезался в него, мотнув головой. Рыцарь полетел наземь, а через пару мгновений уже оказался под копытами чудища. Копьё души запоздало на считанные мгновения, бесполезно угодив в мостовую. Рю вторым выстрелом добил арбалетчика, но появилась новая угроза: из бойницы маленькой башенки стрелял лучник. Опустелый примостился вверху, на углу здания справа. За колоннадой портика, к которому они смещались, виднелся проход наверх, но некому было прорваться к стрелку: пятеро опустелых уже подбегали к ним, отсекая дорогу. Офицер, двое щитовиков с копьями, алебардист и тот самый трубач, вооружённый одноручником и баклером. Следом за ними тянулся хвост из догоняющих. Как будто этого было мало, на них повернулся и вепрь: Солер метнул в него молнию, пытаясь спасти Самерсета от копыт зверя. Проглотив своей тушей молнию и взревев от боли, вепрь понёсся на них, разъярённый и раззадоренный. – Габи, назад! — выпалила Рамильда. Рыцари едва успели рассыпаться. Поворачиваясь всем телом, зверь боднул Рами в щит с такой силой, что рыцарша упала. Перекатившись через плечо, она поспешно встала и нашла взглядом Габи: клирик была в полном порядке. Мимо пронёсся Самерсет, на бегу проводя по клинку тряпицей с огненной смазкой — чёрная смола на клинке вспыхнула пламенем. Габи успела сплести исцеляющее чудо и послать в его сторону, и Рамильда поспешила к ней вместе с Солером. Взявшись за рикассо второй рукой и орудуя двуручником, будто копьём, Самерсет пару раз ткнул вепря в морду. Оба удара угодили в броню, но пламя маячило у зверя перед глазами, заставляя всецело сфокусироваться на Самерсете — вепрь принялся яростно теснить рыцаря назад, к воротам. Очередное копьё души задело его лишь краем, дав Лейтону короткую передышку, но помогать ему уже не было времени: опустелые входили в бой. Рами с Солером едва успели соединиться, чтобы встретить их, и тут взгляд рыцарши упал на совершенно другую фигуру. Из бокового прохода под мостиком возник настоящий великан в закрытом шлеме, закованный в полный латный доспех. В левой руке он нёс чёрный башенный щит с эмблемой Бальдера, а в правой — необычайно большую и длинную булаву: за счёт роста и сложения он явно мог позволить себе такое. За спиной у него развевался рваный плащ с золотой окантовкой — и он отливал настоящим, насыщенным пурпуром, как и полагалось регалии рыцарей Бальдера. Рами стиснула зубы: этот великан грозил оказаться самым грозным противником, и если они не успеют разобраться с остальными до его прихода, то им конец. Отряд офицера замедлился, наступая ровным шагом с выставленными копьями. Пока появившийся рыцарь оглядывал поле боя, трое умертвий, что бежали позади передовой группы, вдруг остановились, поворачиваясь к нему. На пару мгновений они замерли столбом, а потом, внезапно для всех, ринулись в атаку на великана. Тот спокойным шагом двинулся им навстречу — вниз по ступеням, замахиваясь булавой. Рамильда вздохнула, когда его молниеносный удар отправил первого мертвяка в полёт до стены. Махнув шестопёром, как маятником, великан ударил в другую сторону и уничтожил череп второго опустелого. Рами была поражена. Она не ведала, что это был за воин, откуда он взялся здесь и почему на него напали свои же, но сейчас на домыслы не было времени: копья наступающих смотрели им в лицо, а сзади по-прежнему бесился вепрь. Пока Солер поймал щитом стрелу из бойницы, Кацумото выстрелил сам: оперённое древко угодило прямо в лицо трубачу, и тот свалился замертво. – Назад, шагом! — скомандовал Рю. — Я постараюсь помочь! Отступив на несколько шагов, они приняли удар опустелых. Зазвенела сталь, затрещали щиты, и умертвия потеснили рыцарей — те не могли дотянуться клинками до опустелых, а опасно мелькавшая алебарда пару раз чуть не достала их. Лишь только они попытались контратаковать, как лучник с башни попал в Солера: стрела застряла в кольчуге, не причинив вреда, но погасила атаку рыцаря. Рами вовремя подалась вперёд, защищая товарища от грозной алебарды. – Нужно их вскрыть! — выпалила она. — Давай на таран! – Пошли! — отозвался Солер, ударом локтя выталкивая стрелу из кольчужного полотна. Оба одновременно рванули вперёд, закрывшись щитами. Отведя копья в стороны, они толкнули щитовиков, и один из них завалился наземь, однако алебардист не дремал: он зацепил крюком кромку щита Рамильды и с силой рванул на себя: ей пришлось вытянуть руку и выпустить щит, чтобы не упасть прямиком к ногам офицера. Перехватив меч обеими руками, она вовремя парировала укол в лицо и отступила под прикрытие Солера. Атака провалилась, но долгожданная помощь наконец пришла: сверкающее копьё души положило и алебардиста, и его товарища, прошив вытянутый щит лазурной иглой. Рамильда наскоро оценила обстановку: таинственный рыцарь в пурпурном плаще уже направлялся к ним, раскидывая остатки умертвий, налетевших на него — его намерения по-прежнему оставались неясны, но если бы он не задержал подкрепление, отряду пришлось бы очень несладко. Уцелевший копейщик сделал выпад в сторону Солера, и как только рыцарь закрылся от копья, очередная стрела вошла ему в плечо. Солер коротко вскрикнул, и белое сюрко обагрилось кровью. Офицер с длинным мечом тут же пошёл в атаку, и Рами рванула ему наперерез, прикрывая товарища. Клинки скрестились, высекая искры. Офицер немедленно переключился на неё, ударив в ответ, и как только Рамильда парировала, оба они взялись второй рукой за клинок в технике полумеча, как учили при поединке против хорошо одоспешенного противника. Таким образом, орудуя остриём, можно было точнее направить клинок в не прикрытое латами место. Толкнув рыцаршу плечом, опустелый мечник потеснил её вправо, отделяя от Солера, и теперь они остались один на один. Офицер был хорош, чертовски хорош — его техника была почти безупречна, и Рамильда насилу справлялась с его атаками и обводами. Проведя обманный укол, опустелый отступил на шаг, перехватывая меч, и молниеносно рубанул — Рами не успевала парировать и просто подалась назад. Щёку ожгла вспышка боли — остриё вражьего меча цепануло её самым краем. Офицер тут же пошёл в атаку, Рамильда крутанула мечом, отбив клинок книзу, продолжила движение и резким рипостом ударила по шлему противника. Это не причинило вреда, но пошатнуло его и дало ей лишнюю секунду. Снова перейдя на полумеч, она связала вражий клинок и загнала остриё меча в бедро офицера. Сзади ревел вепрь и Рю выкрикивал команды — не было времени даже обернуться. Раненый противник снова пихнул её плечом, лишь только Рами выдернула окровавленный меч. Сдаваться он явно не собирался, и хотя рана была чувствительная, он по-прежнему был очень опасен, и нельзя было слепо прессовать его. Она решила играть на контратаке. Офицер изготовился для выпада, и Рами направила меч остриём вниз, приняв «стойку дурака» и готовясь отразить укол восходящим ударом. Клинки пришли в движение, и в неизмеримо малую, критическую долю секунды Рамильда разгадала финт противника: он прерывал укол, изменяя траекторию меча для косого удара сверху, прямо в её шею. Она крутанула меч на подъёме, перенося ногу влево, сбила клинок офицера резким перекрёстным ударом, и лезвие отцовского меча вгрызлось в шею противнику. Она поднажала, используя меч как рычаг, повалила офицера наземь, выдернула клинок и, направляя его второй ладонью, вонзила в глазницу опустелому. – Рамильда, назад! — услышала она окрик Рю. Вытащив клинок, она подняла голову и инстинктивно отпрянула на пару шагов, завидев прямо перед собой громаду рыцаря в пурпурном плаще. Латные доспехи, тяжёлая булава в руке и топфхельм, глядящий на неё зловещей прорезью. На пару мгновений они застыли друг напротив друга, и всё это время Рамильда держала меч наготове, готовая отступать к товарищам — в одиночку у неё не было шанса против исполина, которому она едва доставала до плеча. А потом рыцарь в пурпурном плаще кивнул ей. Рамильда кивнула в ответ, и рыцарь указал шестопёром вбок, начиная смещаться в ту же сторону. Рами подалась туда же, ещё на мгновение задержав на нём взгляд, и приняла решение довериться незнакомцу — они бок о бок побежали на помощь остальным. Габи как раз заканчивала исцелять Солера, приложив ладонь к его плечу — последний опустелый уже валялся подле рыцаря. Лишь только угас золотистый круг у её ног, девушка побежала к Рамильде. Только теперь та вспомнила про угрозу в башенке сверху и устремилась к брошенному щиту. – Рю, что с лучником? — бросила она. – Я снял его! — ответил самурай, вытаскивая огненную бомбу. — Всем рассыпаться! Солер, молнию в вепря! Самерсет, сюда, быстро! Солер кивнул и потянул талисман из-за пояса. Рамильда посмотрела в сторону ворот: вепрь всё так же яростно наседал на помятого Самерсета — тот по-прежнему придерживал двуручник за рикассо, угрожая зверю остриём. Возможно, лишь благодаря огненной смазке ему удалось сдержать вепря: пламя слепило ему глаза и заставляло остерегаться атаки вслепую. Ксендрик не мог помочь ему с башни — надвратная постройка загораживала обзор. Мостовая была залита кровью — судя по всему, Самерсету всё же удалось найти брешь в броне вепря. Услышав команду, Самерсет начал спешно отступать в направлении своих. Солер зажёг молнию в руке и, размахнувшись, швырнул её в бестию, угодив прямиком в мощный бок — но это не свалило вепря. Визжа от боли, разъярённый зверь тут же ринулся в атаку. Клинок Самерсета отскочил от брони, вепрь на бегу боднул его, отпихнув в сторону, и устремился к Солеру. Тот успел лишь закрыться щитом и отлетел от страшного удара, кувыркаясь по мостовой — Габи ахнула от ужаса. С башни прилетела стрела души и попала в цель — зверь дёрнулся, но не упал, продолжая упрямо атаковать. – Рами, к Солеру! Поднимайте его! — скомандовал Рю. — Забросаем вепря бомбами! – Не надо, — внезапно прогудел рыцарь в пурпурном плаще. — Я займусь им. Не отвлекайте его на себя. Не медля ни секунды, он бросился к вепрю и с размаху врезал ему по хребту — тяжёлая булава погнула пластины барда. Зверь разъярился пуще прежнего: он тут же развернулся к великану, обрушив на его щит мощные клыки, но рыцарь устоял. Глядя на него, Рами поняла, что только теперь зверь встретил равного противника. Пользуясь моментом, она начала боком сдвигаться к Солеру. – Габи, давай, — бросила она, не сводя глаз с вепря. Тот и думать забыл про остальных: капая кровью из раненого бока, он кидался на таинственного рыцаря в слепой ярости, но так и не сумел повалить его. Великан махнул булавой в ответ, и тут вепрь резко повёл головой в сторону — Рамильде показалось, что его клык вошёл рыцарю в бедро, мимо латной пластины. Она затаила дыхание на краткий миг, пока две громады расходились, а потом увидела, что клык зверя действительно обагрился красным. Только теперь, при виде этой крови, к ней по-настоящему пришло осознание, что таинственный исполин всё-таки был человеком. Она ожидала, что сейчас рыцарь просядет, и инстинктивно готовилась броситься на помощь, однако Пурпурный Плащ, подобно самому вепрю, будто не обратил внимания на рану и пошёл в новую атаку. Даже раненый в ногу, он не переставал восхищать. Ещё одна стрела души прошила доспех чудища, сбивая ему очередной наскок. Приняв эту атаку на щит, рыцарь размахнулся и могучим ударом сломал один из клыков вепря — осколки кости брызнули в стороны, а конец «бивня» завертелся в воздухе. Зверь заревел от боли, и тут же булава обрушилась ему на голову, вминая защитные пластины: страшное оружие идеально подошло там, где были бессильны клинки. Вепрь наконец пошатнулся. Другой удар шестопёра, третий — и с громким лязгом неугомонный зверь рухнул наземь. – Всё в порядке, Габи, — услышала Рамильда голос Солера и тут же обернулась в ту сторону. Рыцарь поднимался на ноги, удерживая руку Габи. — Я цел, меня просто тряхнуло хорошенько. – Слава Гвину, — выдохнула та. — Но я всё равно решила использовать чудо на всякий случай… а то ведь такой удар легко кости сломает… – Да уж — кажется, моя левая рука активно протестовала против такого расклада, — рыцарь нервно усмехнулся. — Спасибо вам. Теперь я точно в порядке. – Эх, — вздохнула Габи, демонстративно покачав головой, и с улыбкой посмотрела на Солера. — И вот надо ведь было вам так отважно принимать эту зверюгу на щит?.. Вы же не меня от него закрывали. – Виноват, — пожал плечами Солнечный рыцарь, и Рамильде показалось, что он тоже улыбался. — Сглупил, как видите. Но знайте, что если придётся вас прикрывать, я ещё не такое на щит приму. Ведь я всегда могу рассчитывать на ваши чудеса, так ведь? – Да, да, — вздохнула Габи, не переставая улыбаться. — Так уж и быть, любой синяк вам залечу, хоть от вепря, хоть от виверны. Оба весело посмеялись, и Габи побежала проверить Самерсета. На его кирасе осталось несколько вмятин, и рыцарь, поморщившись, сделал глоток эстуса. На вопросительный взгляд подоспевшего клирика он покачал головой. – В порядке, брат? — спросила Рамильда, вытирая кровь с клинка. – Теперь да, — ответил Лейтон, цепляя фляжку к поясу. — Потрепал он меня изрядно. – Спасибо, что отвлёк его, — кивнула Рами. – Пустяки, — рыцарь слабо улыбнулся. — Жаль, не было боевого молота. Лучше скажи спасибо нашему внезапному союзнику. Он дёрнул подбородком в сторону исполина в латах. Теперь Рамильда смогла подробнее рассмотреть таинственного рыцаря, пришедшего к ним на помощь. Его голову закрывал топфхельм, похожий на солеровский, но куда более утончённой работы, с фигурным бронзовым перекрестьем вокруг глазных прорезей. Латные доспехи, изрядно побитые, носили следы многочисленных боёв, как и испещрённый царапинами щит, покрытый тонким слоем металла. На чёрном поле щита красовалась слегка потёртая эмблема Бальдера — стилизованное белое древо с пышной кроной. Рамильда, будучи подкованной в геральдике, легко её узнала, хоть никто и не носил этот символ в землях живых вот уже сотню лет. Шестопёр рыцаря был на порядок больше обычной булавы — как раз под его руку и размеры. С украшенного пояса свешивались ножны с одноручным мечом. – Господин, позвольте, я залечу вам ногу, — произнесла Габи, подбежав к рыцарю. На его фоне она казалась вовсе миниатюрной. Исполин повернул к ней голову и кивнул. – Благодарю вас, — раздался голос из-под шлема, низкий и с хрипотцой. Пока Габи произносила формулу целительного чуда, он заткнул шестопёр за пояс, чуть задрал голову, расстёгивая ремешки шлема, и явил отряду своё лицо. У него были острые черты, будто высеченные из камня, с чёткой линией челюсти и подбородка. Зеленовато-коричневая кожа, испещрённая рытвинами, прильнула к костям, и на ней почти контрастно смотрелись поредевшие седые волосы и короткая бородка. Шрамы пересекали его бровь и правую щёку, а нос был сломан — было очевидно, что он давно был на воинской стезе. Вполне возможно — всю свою жизнь. В совокупности с доспехами он действительно выглядел древним, и Рамильда не удивилась бы, если б он и правда оказался рыцарем Бальдера. Не отводя взгляда, Сванн откупорила флягу с живым огнём и самую малость отпила из неё — порез на щеке перестал жечься. Несколько секунд она молчала, пытаясь подобрать слова. В ответ рыцарь в пурпурном плаще тоже воззрился на неё. – Спасибо за помощь, — сказала она наконец. – Не стоит. Вы хорошо дрались. К месту событий подоспел запыхавшийся Ксендрик: беготня по лестнице явно тяжело далась чародею. Весь отряд теперь собрался вместе. – Как ваше имя? — спросила Рами. – Моё имя Экберт, последний рыцарь Бальдера. Что привело вас сюда? – Ну, мы, как и многие… пытаемся исполнить пророчество, — выдохнул Ксендрик, опираясь на посох. – Мы идём к колоколу, — подтвердил Кацумото. Экберт испустил долгий, тяжёлый вздох, всё так же изучая их взглядом. Он молчал. Рамильда и сама с трудом подбирала слова: рыцарь явно не лгал, но тот факт, что бальдерский воин не опустел сотню лет спустя после похода Рэндалла, был поразителен. – Как получилось, что вы не опустели? — спросила Рами. — Вы носите цвета Бальдера и рыцарский плащ — вы правда из них? Из Пурпурных Плащей? – Верно. Из рыцарей. Я остался одним из последних… в своё время. Другие погибли у меня на глазах. – Как давно вы здесь? — поинтересовался Ксендрик, подозрительно сощурившись. Рыцарь ответил не сразу. Он опустил глаза книзу, крепко задумавшись. – Сколько времени прошло с похода короля Рэндалла? — спросил он. – Больше ста лет, — ответила Рамильда, всё ещё поражённая зрелищем, которое видела перед собой. Всё это казалось слишком невероятным. – Сто лет?.. — в хрипловатом голосе сквозило удивление. — Да. Теперь понятно. – Вы… смогли сохранить разум всё это время? Как у вас это вышло?.. Пурпурный Плащ снова поднял на неё взгляд. – Наш поход потерпел поражение. Сначала король-рыцарь, а потом Железный Таркус и мои оставшиеся братья — все пали жертвами проклятия. Оставшись один, я оставил бесплодные попытки развеять его. И, будучи уже мёртвым, я решил уподобиться истинно мёртвому. Погрузив себя в летаргический сон. Не могу… объяснить этого подробно. Должно быть, отчаяние и желание уйти помогли мне в этом. Звуки вашего боя пробудили меня ото сна. – И долго же вы спали? — спросил Ксендрик. — Все эти сто лет? – Выходит, так. Я и сам не ведал, сколько пробыл в забытьи. Времени между нашими двумя попытками убить проклятие прошло немного, поэтому отсчёт можно вести с самого похода его величества Рэндалла. – Любопытно, — чародей цокнул языком. — И что же вы собираетесь делать теперь? Экберт несколько секунд смотрел на них, будто бы оценивал. – Как я вижу, и по сей день есть те, кто пытается исполнить пророчество. Те, кому удалось добраться досюда целыми. – Да, — подтвердил чародей. — Человечество не отчаялось. – Думаю, стоит понаблюдать за вашими попытками. Быть может, к чему-нибудь они приведут. – А чего желаете вы сами? — спросила Рами. — И как вы хотите… «наблюдать» за нами? – Ну, — протянул Ксендрик с лёгкой улыбкой, — я думаю, господин рыцарь хочет помочь, но ему тяжело выразить это таким образом. – В этом мой долг, — вздохнул Экберт. — Время могло заржавить доспехи и изъесть память, но оно не может изменить того, кто я есть. До сих пор лишь отряду Железного Таркуса — нашему отряду — удалось подобраться к вратам Золотого города. Не знаю, в той ли мере вы сильны, чтобы пройти той же дорогой. – Вы говорите про Анор-Лондо, верно? — уточнила Рамильда. Рыцарь кивнул. – А этот Таркус — кто он был? – Последний из отряда рыцарей, пришедших из Беренике примерно за десять лет до нашей экспедиции. Самый упорный и могучий из всех. – Вот оно что. И вам… вам удалось прозвонить в колокола пробуждения? – Да. Когда войско Бальдера разбили, нас оставалась лишь горстка рыцарей. Таркус отыскал нас и вновь повёл к нашей цели. К тому времени он уже прозвонил в нижний колокол, а с нами прорвался и к верхнему, — он указал в сторону собора. — Однако мы не смогли пройти через цитадель Шена и стража, который её охраняет. – Что за страж? И, раз уж на то пошло, как с этим связана цитадель? От Ксендрика отряд уже узнал про цитадель Шена, о которой тому поведал Дориан, но прямая связь между ней и колоколами всё ещё оставалась смутной. – Это последняя крепость на пути к Анор-Лондо — она находится здесь, поблизости от стен Прихода. Похоже, колокола… открывают путь туда. А её страж — древнее существо, воин из стали, высокий, как башня. – Голем, иными словами? — уточнил Ксендрик. – Да. Он сторожит врата с незапамятных лет. – И много вас было в отряде Таркуса? – Десять рыцарей. В конце оставалось только двое — я и он. А до голема дошёл лишь я… и не смог его одолеть. – Ясно. Ну что ж, чем больше мы знаем о том, что нас ждёт впереди, тем лучше. Рамильда глянула в сторону: там, за лестницей, виднелись ворота к собору, перекрытые герсом. Снова обратившись к Экберту, она спросила: – Скажите, а решётку можно поднять с этой стороны? – Нет, — ответил рыцарь, помедлив. — Рычаг находится внутри надвратной башни, а туда нет хода отсюда. Придётся идти в обход, — он повернулся к воротам и будто снова потерялся в туманах воспоминаний. — Король Рэндалл… погиб в бою за этот собор. И опустел вскоре после. – Я читала, что проклятие затронуло ваше войско практически целиком — это правда? — спросила Рамильда. — Оно вас погубило? – Оно. Мы несли потери — и кто-то погибал насовсем, а кто-то пустел, обращаясь против своих. В конце концов, опустелых стало слишком много. – Скажите, любезный, — начал Ксендрик, — раз уж нам суждено было встретиться здесь, вы не смогли бы нас сопроводить до собора? Полагаю, вы знаете обходной путь. – Да, — только теперь он снова повернулся к ним. — Но некоторые вещи я помню смутно. Что-то… могло измениться за эти годы, а опустошение повредило мне память. Но я готов провести вас, если вы твёрдо намерены штурмовать собор. – Для нас будет честью сражаться бок о бок с таким великим воином, — вставил Самерсет. – Что ж, это уже больше, чем мы смели бы рассчитывать, — улыбнулся чародей. – Как я могу к вам обращаться, мэтр?.. — поинтересовался Экберт. – Ксендрик, к вашим услугам. – А вы, леди? — он обратился к рыцарше. – Рамильда Сванн, рыцарь Асторы. Остальные представились в свою очередь. Экберт покивал, обратил взгляд на тело офицера, лежавшее рядом, и подошёл к нему. На некоторое время он замер, вглядываясь в черты погибшего, и наконец поднял его меч, а затем парой движений вытер с него кровь рваной тряпицей. Отцепив ножны от его пояса, он вложил клинок в родное устье. – Леофрик, — произнёс рыцарь. — Он был капитаном пехоты и прикрывал наш прорыв к колокольне, когда погибшие при штурме восстали и обратились против нас, — с этими словами он приблизился к Рамильде и протянул ей ножны. — Возьмите. Вы смогли одолеть его — я видел ваш удар. Леофрик был очень искусным фехтовальщиком. Думаю, он хотел бы, чтоб его меч достался кому-то достойному. На несколько мгновений Рамильда замерла, ошарашенная жестом. Такого она совсем не ожидала и поначалу просто неотрывно смотрела на украшенную рукоять меча — на её лице ясно читалось замешательство. Медленно вздохнув и моргнув, она подняла на бальдерца взгляд и произнесла: – Простите, сир Экберт, я… недостойна. Я не могу его принять. – Нет смысла хорошему клинку ржаветь впустую. Возьмите. Она поколебалась ещё несколько мгновений. Сванн не видела ничего выдающегося в своей победе над капитаном Леофриком: она понимала, что тот был очень опасным противником, но не привыкла приписывать себе громкие заслуги — её натура и воспитание попросту претили этому. И наравне с приятным чувством от похвалы она ощущала огромное смущение — рука попросту не осмеливалась принять протянутые ножны. В конце концов, решив, что отказываться от подобного невежливо, она взглянула на Экберта, коротко кивнула и взяла меч. – Благодарю, — сказала она, тут же пряча глаза. — Благодарю вас. – Нам не следует задерживаться, — произнёс Кацумото, оглядываясь вокруг. — Лучше продвигаться с боем, чем быть как на ладони. Соберём души и выдвигаемся. – Прежде чем мы двинемся, я обязан кое-что сделать, — сказал Экберт. Он заткнул булаву за пояс, повесил щит на плечо и безо всякого труда поднял тело Леофрика вместе с доспехом. — Леди Рамильда, не составите компанию? – Вы… желаете куда-то отнести его? – Да. Пусть он займёт место на том ложе, где прежде покоился я. Я думаю, было бы правильно, если бы вы присутствовали при прощании. Сванн кивнула. – Он был вам близок, сир Экберт? — спросила Габи, вставая рядом. — Вы позволите прочитать над ним молитву? – Он был моим товарищем до и во время похода. Что до молитвы — да, буду признателен, сестра Габи. – Благодарю вас. Позвольте только я зажгу лампу. Рамильда то и дело смотрела себе под ноги. Пока они все спускались в крипту следом за Экбертом, какое-то тяжёлое чувство родилось в груди — чувство, которое она пока не могла полностью понять. Она не могла не сочувствовать доле Экберта и его друга, давно потерявшего разум, и ощущала знакомую горечь, пусть и приглушённую. Но было что-то ещё — нечто заставившее её содрогнуться, когда Пурпурный Плащ уложил тело Леофрика на постамент. Привкус глубинного ужаса, который она не испытывала никогда прежде. И, что хуже, не могла объяснить — не могла даже понять, почему она его ощущает. Она обратила внимание на ещё четыре скелета в изъеденных временем доспехах, которые лежали на постаментах по бокам, и сняла шлем в почтении перед павшими. Габи, отставив лампу в металлической оправе, сцепила пальцы рук и негромко читала заупокойную молитву. В полумраке крипты огонёк лампы ещё больше заострял черты усталого, искажённого опустошением лица могучего рыцаря. И невидимый туман, казалось, продолжал стелиться у него перед глазами, словно рыцарь по-прежнему силился очнуться от векового сна. – Покойся с миром, Леофрик, — произнёс бальдерец после долгой тишины. — Наше войско погибло, но поход продолжается. Он ещё раз оглядел своих покойных товарищей, надел топфхельм и направился к выходу из крипты.***
Через некоторое время они остановились у волшебного костра в одной из башен внутренней стены. Экберт провёл их обходным путём, петляя полуразрушенными галереями и коридорами, и отряду удалось разминуться с опустелыми, которые по-прежнему наводняли Приход. Распалив пламя, они восполняли эстус, пока могли: в отсутствие хранительниц промежуточные костры горели недолго, и сгустившегося пламени хватало лишь на несколько глотков. Эти небольшие кострища были всего лишь копиями «настоящих», узловых костров, к которым приставлялись хранительницы, и в каждой из этих копий теплилась только часть той искры, которая питала истинный костёр. Поэтому, будучи подвязанными на узловые, эти костры быстро иссякали от восполнения эстуса, и требовалось подождать немало часов, прежде чем разжечь их снова. Здесь они решили оборудовать временную стоянку: могло статься, что им потребуется больше одной попытки, чтобы прорваться к колоколам, и поэтому всё, кроме боевого снаряжения, решено было оставить здесь. Благо, дверь в эту комнату уцелела и даже запиралась на ключ — из того же стандартного набора, который Рю выкупил у торговца в Нижнем городе. Пока Самерсет разложил на полу кирасу, посыпая нагрудник чинильным порошком, Рамильда тщательно протирала медную трубу, некогда принадлежавшую бальдерскому горнисту. Когда они уходили, какой-то сентиментальный порыв заставил её остановиться и подобрать старый, потемневший от времени инструмент. Нельзя было сказать, каким был трубач при жизни — опустошение всем уродовало лица, но Рамильде он представлялся совсем ещё юным солдатом, который совсем не хотел умирать под этими равнодушными стенами. И в том, чтобы просто оставить по-прежнему звонкую трубу одиноко лежать на мостовой, грустить под дождями, пока время не разъест металл, ощущалось что-то настолько неправильное и жестокое, что Рами не смогла отвести взгляд. Теперь, поднаточив клинок Леофрика, она прочищала инструмент промасленной тряпочкой. На медном раструбе красовался вензель в виде литеры «R», переплетённой с короной и силуэтом дерева — инициал короля Рэндалла. То, что столетняя труба по-прежнему хорошо звучала, было настоящим чудом, и Рамильде хотелось привести её в порядок после долгих лет забытья. Ведь это был живой, говорящий кусочек памяти — даже больший, чем меч погибшего офицера. И место его было в чьих-то любящих руках, а не под забытыми стенами. Экберт, устроившись у узкого окна, уже некоторое время наблюдал за внутренним двором собора. То и дело Рамильда поглядывала на бальдерского рыцаря: его лицо сохраняло стоическое, бесстрастное выражение. – В соборе снова нежить, — сказал он вслух после долгого молчания. — Судя по всему, это наши солдаты. И даже рыцари. Тогда, сто лет назад, мы зачистили собор с Таркусом, но, по-видимому, нежить снова туда забрела. – Мало удивительного, — отметил Рю. — За сто лет их могло там скопиться немало. Отложив трубу, Рамильда сама подошла к окну и тоже взглянула на внутренний двор, наблюдая бесцельные блуждания умертвий. Башня, в которой они сейчас находились, равно как и все здания вокруг собора, стояла на большом каменном фундаменте, края которого уходили вниз отвесной стеной, под которой раскинулся лесной покров. Отсюда они могли выйти и к главному входу в собор, и к боковым дверям в трансепте — нужно было только пройти по вытянутой галерее внизу. На той стороне умертвий скопилось меньше. Среди группы опустелых, шатавшихся перед главным входом, выделялся рыцарь в рваном выцветшем плаще. Когда-то он явно был таким же пурпурным, как у Экберта, но за долгие годы под солнцем стал таким же коричневато-красным, как перевязь упокоенного Леофрика. – Вон тот в рваном плаще — он из ваших братьев? — спросила Сванн, указывая на фигуру. – Да, это рыцарь, — кивнул Экберт. — И там их может быть больше одного. – Как решим идти, Рю? — Рамильда отстранилась от окна, повернувшись к подошедшему самураю. – Пройдём по галерее на боковой двор и войдём сбоку, — Рю указал в направлении трансепта, потирая подбородок. — Стоит опасаться охвата. Те, которые собрались у главного входа — они могут пойти на нас через сам собор, а могут и выйти в тыл. Думаю, поступим так: Рамильда, Экберт и Самерсет идут спереди — основной кулак. Ксендрик и Габи — в середине. В арьергарде встанем мы с Солером: если понадобится помощь, мы поддержим вас стрелами и молниями, при этом сможем эффективно прикрыть тыл в случае охвата. Согласны? – Звучит хорошо, — кивнула Рамильда. — Пытаемся сразу прорваться наверх или действуем по обстановке? – По обстановке. Если зайдём слишком глубоко слишком быстро, рискуем всё провалить. Но по возможности стоит держаться узких пространств — лестниц, переходов. И ни в коем случае не разделяться. – Ясно. Когда будем выдвигаться? – Давайте сейчас, если все отдохнули. — самурай отстранился от окна и повернулся к чародею. — Как твои ноги, Ксендрик? – Ну, мне далеко до горной лани, но я вполне готов, — ответил тот. — На один штурм меня ещё точно хватит. – Тогда собираемся, — скомандовал самурай. Проверив, легко ли выходит катана из ножен, он резко задвинул её обратно. — Идём налегке, оставьте поклажу здесь. Помните: мы не знаем, насколько тяжко будет в соборе. Поэтому готовьтесь к тому, что нам придётся брать его в несколько подходов.***
Рамильда едва успела перевести щит кверху, закрываясь от арбалетного болта. Чары Ксендрика, окутавшие поле щита лазурной плёнкой, не дали наконечнику пробить доски, и болт, звякнув, отскочил в сторону. Они быстро расправились с первой волной пехотинцев и рыцарей. Двое опустелых Пурпурных Плащей выбежали на них первыми, не став дожидаться солдат. Они сражались очень слаженно — рыцарь с полэксом под прикрытием своего брата-щитоносца — и Рамильда каждого из них могла сравнить с Леофриком, а вдвоём их сила и вовсе умножалась вчетверо. Отряду удалось одолеть их без серьёзных проблем лишь потому, что опустелых рыцарей задавили числом, но сражайся они на равных, не обошлось бы без ранений или даже потерь. Ворвавшись под своды собора, они смели нескольких солдат, однако затем их зажали в клещи в трансепте, и всего два противника стали у них на пути непреодолимой преградой. Первый — великан под стать Экберту, рыцарь в воронёных латах с таким же шестопёром и башенным щитом, на котором от умбона расходились четыре серебристых крыла — эмблема рыцарей Беренике. Второй — Пурпурный Плащ, вооружённый рапирой и баклером, ловкий и быстрый, как молния. И пока второй намертво приковал к себе Экберта, то и дело грозя опасным фланкированием, первый стоял на пути Рамильды и Самерсета, как скала, и грозил вот-вот продавить их линию. Мало того, арбалетчики сверху, на дальней галерее, не давали им покоя, а сзади на Рю и Солера наседала горстка опустелых солдат, так что те не могли прийти на помощь первой линии. Если бы только они с Экбертом могли поменяться!.. Он сумел бы удержать рыцаря Беренике, а они с Самерсетом занялись бы опустелым собратом Экберта: даже виртуозному фехтовальщику пришлось бы туго против двоих противников. Раздался протяжный свист, над головами пролетела магическая стрела и по витиеватой траектории устремилась к галерее. Она взорвалась под потолком, рассыпавшись на дюжину голубых осколков и изрешетив арбалетчиков. С одной угрозой было покончено, и Рамильда наконец решилась. – Экберт, меняйтесь с нами! — выкрикнула она. — Свяжите нашего, мы займёмся вашим! Она чуть попятилась, давая Экберту возможность сменить позицию, но рыцарь Беренике среагировал мгновенно: он бросился вперёд, игнорируя атаку Самерсета, и опрокинул Рами таранным ударом щита. Падая, она увидела, как Экберт сам врезался в рыцаря Беренике, оттеснив его. Самерсет тут же юркнул влево за спиной у бальдерца, останавливая его опустелого собрата взмахом меча. Приходя в себя, краем глаза Рами заметила движение на галерее, и одного мимолётного взгляда хватило, чтобы осознать опасность — силуэт колдуна, над посохом которого уже светился голубой шарик. – Маг сверху! — предупредила она. Крутанувшись на грудь, она приподнялась и увидела ужасное: стрела души угодила прямо в спину Кацумото. Самурай пошатнулся, и алебардист, с которым он сражался, немедленно воспользовался этим: мощным ударом он вонзил остриё прямо в шею Рю. Солер тут же отрубил опустелому руку и прикончил его следующим взмахом, но было поздно: самурай свалился на пол, истекая кровью, и его тело стало растворяться в белом вихре огоньков. Рамильда громко выругалась. Не было времени смотреть: развернувшись, она кинулась на помощь Самерсету, надеясь, что Солер и Ксендрик удержат тыл. Опустелый бальдерец выбросил рапиру в стремительном выпаде, и укол почти угодил в прорезь забрала Самерсета — тот резко подался назад, едва разминувшись со смертью. Рамильда с ходу атаковала, надеясь достать фехтовальщика уколом в лицо, но тот ловко парировал, и Рами поймала щитом ответный удар. – Самерсет, обводи! — крикнула она. Опустелый рыцарь отступил под градом ударов, но не дал себя зажать, умело смещаясь из стороны в сторону. Найдя возможность для контратаки, он резко ушёл влево, разрывая дистанцию с Рамильдой, и молниеносно уколол Самерсета в открытую подмышку, погасив его удар в зародыше. Рыцарь болезненно вскрикнул и отступил под защиту боевой сестры, вовремя уйдя от ещё одного смертельно опасного выпада. Ксендрик выпустил стрелу наверх, надеясь достать вражеского мага, но не преуспел. Тот не замедлил огрызнуться: снова раздался характерный свист, с галереи прилетела кластерная стрела и взорвалась чуть сзади прямо над их головами. Два осколка угодили в Рами со спины, и она вскрикнула от резкой, почти парализующей боли, пронзившей тело. Рыцарша рухнула на колено. Ещё один осколок прилетел в Самерсета, и секундной заминки хватило, чтобы рыцарь выхватил укол в неприкрытое бедро. В этот миг своды собора огласил громогласный выкрик Экберта: – Дагоберт! Голос бальдерца был полон ярости. Он явно узнал опустелого рыцаря — если и не в лицо, то по оружию. Пурпурный Плащ налетел на опустелого, не дав собрату закончить начатое — тот спешно отпрянул в сторону от удара булавы. – Сразись со мной, брат! — выпалил Экберт, вставая одиноким бастионом. — Я подарю тебе покой! Рамильда стиснула зубы и спешно схватилась за эстус, силясь подняться. Она видела, как рыцарь с рапирой на пару мгновений застыл на месте, будто и правда смог понять слова Экберта. Самерсет отполз назад, потянувшись за эстусом, но рыцарь в воронёных латах уже шёл в атаку. Только Экберт стоял у него на пути, и Рамильда глотнула живого пламени, торопясь прийти ему на помощь. Пока тепло разливалось по жилам, заглушая боль, она успела глянуть в сторону и увидеть, как Габи начитывает слова целительного чуда над раненым Ксендриком, а меч Солера вонзается в горло последнему солдату в тылу. Рю больше не было с ними, и Рами решилась взять командование на себя: – Ксендрик, накрой мага! — крикнула она, хватая меч и поднимаясь на ноги. — Солер, вместе на здоровяка! Угости его молнией! – Понял тебя! — ответил Солнечный рыцарь. Ксендрик поднял посох, отправляя в полёт стрелу души. Солер поравнялся с Рамильдой, зажигая молнию, и они оба двинулись вперёд, на рыцаря Беренике — и очень вовремя: к опустелым спешила подмога. Слева, между колоннами и старыми скамьями, уже мелькали каплевидные щиты, украшенные белым древом Бальдера. – Именем Солнца, сгинь навеки! — крикнул Солер, метнув в рыцаря Беренике сверкающую молнию. Он глухо вскрикнул, согнувшись от боли, и Рами решила не терять времени. – Валим его! — выпалила она. Солер среагировал мгновенно. Они вместе врезались щитами в исполина, тот попятился, пытаясь удержать равновесие, и рухнул на пол, гремя доспехами. Рыцари готовились навалиться на него, и тут очередная свистящая стрела осыпала их голубыми осколками. Правая рука отозвалась знакомой болью, и Рами выпустила меч, коротко вскрикнув. Солеру повезло гораздо меньше: его всего перекосило от попадания двух осколков, и это дало рыцарю Беренике возможность подняться. В ответ на галерею полетело копьё души — Ксендрик давал понять, что игры кончились. Прошив узкую каменную подпорку, волшебный ланс угодил в бок чародею, и тот спешно ретировался, корчась от боли. Неужели он не был опустелым?.. Габи, отважно выбежавшая между Солером и Рамильдой, выкрикнула «Lux salutaris luceat!», и целительная энергия разошлась от неё кругом, придавая сил им обоим. Девушка спешно отступила, Рами схватила выпавший меч, и они с Солнечным рыцарем снова встали наизготовку — Ксендрик как нельзя вовремя снова зачаровал ей щит. Совершенно внезапно Рамильда поняла одну вещь: трое рыцарей-щитоносцев, вооружённых эстоками, бежавшие на них, были не просто подкреплением. Нет, они преследовали четвёртую фигуру, бежавшую впереди — воина в доспехах латунно-жёлтого цвета. Рамильда сумела зацепиться взглядом за его парные мечи: это были два шотеля — сильно искривлённые клинки с заточкой по обеим сторонам и крайне опасным остриём. И учитывая, как он оглядывался на преследователей, на опустелого он не смахивал. – Я живой! — крикнул он резким голосом, махнув рукой и развеивая последние сомнения. — Давайте драться вместе! – Лотрек! — внезапно выкрикнул Солер, и в его голосе сквозила вящая радость. — Помогите ему, он свой! На его счастье, двое рыцарей позади уже отвлеклись на Экберта и Самерсета, придя на помощь Дагоберту. Пока Рамильда и Солер осторожно сходились с рыцарем Беренике, Ксендрик выпустил мощную стрелу души в третьего преследователя — тот свалился на пол, тяжело раненый. Обернувшись, воин в жёлтых доспехах подскочил к нему и добил быстрым ударом в шею. Затем крутанулся, устремляясь вправо, и снова махнул Рамильде с Солером: – Тесните его на меня! — прокричал он, застыв с шотелями наизготовку. Ему не пришлось повторять дважды. Солер двинулся на рыцаря Беренике, забирая вправо — он указывал мечом траекторию своей атаки, и Рамильда отрывисто кивнула, поняв его намерение. Они разошлись в стороны, грозя противнику фланговым охватом, тот двинулся на Солера, замахиваясь булавой, и тут «латунный рыцарь» бросился в атаку. Забежав великану в тыл, он вонзил один из шотелей ему в бедро — второй, метивший остриём в шею, неудачно отскочил от горжета. Рыцарь Беренике прорычал и отмахнулся булавой — удар был настолько сильным, что подставленный шотель вылетел из руки, и Лотрек, выдернув второй, поспешил отступить. Нервы у рыцаря Беренике поистине были стальные: поражённый молнией, он двигался так, как если бы вовсе не был ранен. – Валим ещё раз! — крикнула Рамильда, глянув на Солера. Они снова навалились вместе, сметая рыцаря таранным ударом, и Лотрек опрокинул его умелой подножкой. Воронёные латы загремели по полу. Отбросив меч, Рамильда выхватила кинжал, готовясь добить противника, однако тот не спешил сдаваться: он наотмашь ударил щитом, оттолкнув Рами. Пока Солер навалился на великана, тот попытался встать и махнул булавой в сторону «латунного рыцаря» — Лотрек мастерски отвёл удар шотелем. В ту же секунду в его руке блеснул мизерикорд, и он молниеносным движением всадил его в горло великану. Захлёбываясь кровью, тот снова рухнул и больше не поднимался. Оставалось помочь Экберту с Самерсетом: трое Пурпурных Плащей так плотно связали их, что силы оказались равны. Отрывисто кивнув Солеру, Лотрек подобрал упущенный шотель и первый устремился в их сторону. Оказавшись сбоку от одного из опустелых рыцарей, он нанёс два стремительных удара: один из шотелей кольнул рыцаря в щёку, обогнув подставленный щит, а второй вонзился ему в ключицу. В то же мгновение шестопёр Экберта рухнул умертвию на голову, покончив с ним. Не медля ни секунды, бальдерец взял щитом на таран того самого рыцаря с рапирой, отбросив его на несколько шагов, и продолжил теснить его. – Оставьте его мне! — бросил Экберт, замахиваясь булавой. — Бейся, брат! Рамильда пробежала у него за спиной, занося меч для укола. Предпоследний опустелый бальдерец подставил щит под удар Самерсета, и Рами вонзила клинок прямиком в подмышку, пробив кольчугу. Лейтон, схватившись за двуручник в технике полумеча, вогнал остриё в лицо опустелому, покончив с ним. – Ксендрик, следи за галереей, — бросила Рамильда, не оборачиваясь на чародея. Сейчас её взгляд приковало совсем другое зрелище. Оставались только Экберт и Дагоберт. На глазах Рами два бальдерца обменивались стремительными ударами — два посмертия, сошедшихся в поединке. Несмотря на явное преимущество Экберта в силе, несмотря даже на башенный щит, который было очень тяжело обводить, Дагоберт сражался так ловко и технично, что оставалось только следить с замиранием сердца, ожидая любого исхода. Закрываясь щитом, Экберт двинулся в очередную атаку. Рыцарь с рапирой парировал баклером удар собрата, отступил под его напором и выбросил клинок в опасном выпаде, едва не попав в глазную прорезь шлема — Экберт инстинктивно отпрянул. Стремительно отступив на три шага, Дагоберт застыл, удерживая рапиру в угрожающей позиции. Они с Экбертом сверлили друг друга взглядом, застыв на месте… а потом Дагоберт просто опустил клинок, расслабив обе руки, и выпустил баклер. Случилось невероятное, чего Рамильда попросту не смогла постичь умом: опустелый рыцарь открывался для удара. Он не финтовал, не готовил противнику ловушку — из этой позиции он не мог эффективно контратаковать, да и не было никакой позиции. Весь язык его тела говорил о смирении. Слишком уж красноречиво был брошен щит. Он смотрел в глаза Экберту, как будто прося закончить всё это. Как будто какая-то часть его выхолощенной души проснулась на мгновение, то ли узнав друга из прежних дней, то ли просто желая поскорее распрощаться с кошмаром, сжимая в ладони меч даже в последние мгновения. Рами застыла, как вкопанная, не веря глазам. Невозможно, немыслимо было оторвать взгляд. Экберт, выждав пару секунд, произнёс: – Как пожелаешь… Дагоберт. Он совершенно беспрепятственно подошёл к собрату и широко замахнулся. Тот не шелохнулся: его рапира так и не пришла в движение. Экберт ударил со всей силы, ломая рыцарю шею. Дагоберт дёрнулся в сторону и рухнул на холодный пол собора, как мешок с костями. Больше он не двигался. Мотнув головой, Рами стряхнула с себя потрясение: здесь у них ещё были враги. – Сир Экберт, вы ранены? — спросила она. – Нога, — небрежно бросил тот. — Не тратьте на меня чудеса: у меня ещё есть эстус. – Поняла, порядок, — Рами кивнула и, глядя на галерею, направилась в сторону лестницы наверх. — Всем собраться — и идём наверх! Остался ещё колдун! Сир Экберт, мы с вами впереди, Солер — прикрывай тылы! – Хорошо! — ответил тот и повернулся к «латунному рыцарю». — И вновь вы меня выручаете, сир Лотрек! – Я тоже рад встрече, Солнечный, — донёсся хриплый, резкий голос из-под шлема. — После поговорим. – Эй, друг, у тебя что-нибудь есть, кроме мечей? — спросила Сванн, оборачиваясь на незнакомца. – Парочка бомб в сумке! – Готовь их! Солер, закинув щит за спину и загнав меч в ножны, подобрал с пола алебарду упокоенного пехотинца и кинулся за остальными. Собравшись вместе, они беспрепятственно взбежали вверх по лестнице и оказались на той самой галерее, откуда в них стреляли. В стороне апсиды, где стоял алтарь, эта галерея закольцовывалась вместе со стеной, а в противоположном конце виднелась дверь в какое-то помещение — отряд направился туда. Из прохода доносился многоголосый гортанный хрип: они не могли пока видеть опустелых, но было ясно, что там их столпилось немало. Когда они подошли близко, Экберт вытянул шестопёр в сторону, как бы преграждая путь Рамильде, и та кивнула. – Выманиваем сюда? — уточнила она. – Да. В узком проходе мы без труда их положим. Я их спровоцирую. – Самерсет, Солер, во вторую линию! — скомандовала Рами. – Мэтр Ксендрик, позвольте мне, — сказал Солер. — Сир Лотрек проследит за тылом, а я нужнее здесь. Чародей кивнул, и они поменялись местами. Самерсет снова взялся за рикассо меча, чтобы колоть из-за плеча Экберта. Изготовив щит, Пурпурный Плащ шагнул в проход. Дюжина умертвий тут же кинулась на него. Их сложно было даже назвать солдатами: это был просто опустелый сброд в лохмотьях, вооружённый ножами, топорами и обрубками мечей. Всё их оружие было окутано каким-то оранжеватым свечением — не иначе, чары колдуна были тому причиной. Первый упал с проломленным черепом, и по щиту бальдерца забарабанили удары. Шаг за шагом он отходил, и ещё один опустелый пал от его шестопёра. Из-за угла поверх их голов прилетела колдовская стрела-ищейка и рассыпалась, угодив в щит Экберта, после чего один из опустелых, изловчившись, напрыгнул на бальдерца и вцепился в его щит, пытаясь вонзить зачарованный нож ему в шею. Врезав перчаткой в челюсть опустелому, Экберт скинул его с себя и полностью отступил из прохода. – Бомбу! — крикнула Рамильда, обернувшись через плечо. Она всадила меч в брюхо первому вбежавшему умертвию, Солер уколом алебарды остановил следующего. Лотрек, запалив бомбу, втиснулся во второй ряд и швырнул подарок в толпу. Сосуд раскололся, заливая горючей смесью весь проход, и умертвия запылали. Они остервенело рвались вперёд, охваченные огнём, но в узком пространстве у них не было шанса против четырёх умелых бойцов — ни разу зачарованное железо не обагрилось кровью. Меньше чем через минуту вся орава валялась на полу, изрубленная и исколотая. Экберт попросту скинул нескольких мертвяков с галереи, чтобы можно было протиснуться. Ступая по телам, избегая языков пламени, отряд ворвался в комнату. Их взглядам наконец предстал колдун в длинном одеянии и с посохом в виде трезубца. Подавшись назад, он тут же вскинул руки вверх и проголосил: – Стойте! Поговорим! Рамильда резко замерла, готовая в любой момент сорваться в атаку. Теперь они наконец смогли рассмотреть заклинателя вблизи. Первое, что бросалось в глаза — это диковинный закрытый шлем с тиарой: цилиндрическая тулья явно уходила выше макушки. Лицевая пластина была выполнена в виде маски с носом, бородой и тремя парами глаз, производившими совершенно жуткое впечатление. Колдун носил странную помесь одежды и доспехов: на нём сидела длиннополая синяя ряса, расшитая золотом, поверх которой свисал подол из металлических пластин и многослойное фестончатое оплечье — всё это было такого же синего цвета и с золотистым фигурным кантом. На грудь ему спускалось огромное ожерелье из трёх лент, увешанных позолоченными бляхами, на каждой из которых красовался символ всевидящего ока. Колдун держал руки поднятыми и выжидающе смотрел на отряд всеми шестью глазами своего шлема. Ксендрик, уперев руку в бок, приподнял бровь и озвучил всеобщий вопрос: – Так вы не опустошённый? Как интересно. – О, вы смотрите-ка, эмиссар захотел поговорить, — усмехнулся Лотрек. — Ну, вам решать, что делать с ним. – Почему бы и не поговорить, — произнёс Ксендрик, вставая возле Рами. — Давайте попробуем. Начинайте, уважаемый. Заклинатель с трезубцем кивнул, опуская руки. – Что ж, к сути, — продолжил он ровным голосом. — Я нахожусь в этой церкви с определённой миссией от своего господина. Моя задача состояла в том, чтобы наблюдать за происходящим в Приходе и докладывать обо всём его светлости герцогу. Я… не имел намерения вступать с вами в бой, однако решил предостеречься на всякий случай. От опустошённых мне никакой беды не грозило — я умею их… контролировать. А вот вы — дело другое. В Лордране немало обыкновенных бандитствующих отрядов, не склонных к переговорам. Против конкретно вас лично я не имею ничего. Просто неудачное стечение обстоятельств, такова уж моя миссия. Я думаю, мы… можем разрешить дело… не доводя до излишнего кровопролития, — Рамильда живо представила себе, как колдун потеет под шлемом, стараясь осторожно подбирать слова. Это, по крайней мере, помогало избавиться от жуткого ощущения, которое производила его маска. — Ни мне, ни вам это не нужно. Я попытался от вас избавиться и проиграл, но мы все разумные люди. Если вы согласитесь меня отпустить, я могу возместить вам все неудобства. Рамильде стоило больших усилий успокоиться: она прекрасно понимала, что переговоры нельзя срывать и что колдун может оказаться им полезен. Но её всё ещё снедал гнев за то, что он способствовал гибели Кацумото. Мысленно она в который раз возблагодарила капитана де Планси: служба в его отряде хорошо научила её выслушивать всяких подонков и держать в узде желание прикончить их на месте. – Занятное предложение, — чмокнул губами Ксендрик. — Только для начала скажите вот что: вы упомянули своего господина герцога — кто же это мог быть? Насколько мне известно, в Лордране не осталось публичной власти. – Мы служим его светлости герцогу Ситу Белоснежному, — с нажимом произнёс колдун и выждал пару мгновений. — Надеюсь, это ответило на ваш вопрос? Рамильде захотелось усмехнуться. Выходит, шестиглазый эмиссар служил не кому иному как последнему древнему дракону — легендарному альбиносу Ситу, который некогда предал свой род и заключил сделку с Гвином, поведав ему о сокровенной слабости своих сородичей. Взамен после Великой войны он получил от него титул герцога и обширные владения в Лордране. Он также был легендарным прародителем магии и основателем первой чародейской традиции, а винхаймская Школа Дракона носила своё название именно в его честь. Сложно было не обратить внимание на то, насколько его пышное именование, «Белоснежный», расходилось с обидным прозвищем «Нагой», которым его некогда окрестили в насмешку — ведь он единственный из всего драконьего рода родился без чешуи. По иронии судьбы, именно обидная кличка была известна куда больше официального прозвища. Выходило, что среди всего хаоса, творившегося в Лордране, герцог Сит восседал по-прежнему твёрдо. – Как интересно, — хмыкнул Ксендрик. — Вы служите белому дракону? – Всё верно. Вы находите это зазорным? — в голосе эмиссара звучала лёгкая усмешка. – Да нет. Просто очень уж интересная у вас служба. Мне, как выпускнику школы Дракона, это особенно любопытно слышать, понимаете? – Безусловно. – И надеюсь, вы также понимаете, что у нас к вам имеются весомые претензии, даже если вы ошиблись? – Более чем, — эмиссар не поддался давлению, но прекрасно понял, куда клонит Ксендрик. — Как и сказал, я готов возместить вам это недоразумение. – Каким же образом? — чародей заинтересованно воззрился на эмиссара, коснувшись подбородка. – Скажем, душами и человечностью для вашего погибшего товарища. Вдобавок, если вы расскажете мне, кто вы такие и чего ищете, мы можем обсудить и другие варианты. Ксендрик переглянулся с Рамильдой, и они обменялись кивками. – Нас можно назвать «искателями пророчества», — сказал чародей. — Этого для вас достаточно, или мне стоит объяснить? – Вполне достаточно, — кивнул эмиссар. Его голос обрёл уверенность. — В таком случае могу дополнить своё предложение ещё одной вещью. Таких эмиссаров, как я — нас немало. Мы присутствуем практически во всех уголках Лордрана, пристально наблюдая за происходящим, записывая это и делая соответствующие выводы. Мы служим глазами и ушами нашего господина и исполняем его поручения. Если вы позволите мне уйти, я позабочусь о том, чтобы другие эмиссары вам… не мешали, если ваши пути пересекутся. Во избежание дальнейших недоразумений. – Предложение интересное, — с расстановкой ответил Ксендрик. — Только есть два важных вопроса. Первый: как мы сможем подтвердить своё «право прохода» при встрече с вашими… коллегами? Полагаю, нам нужно ваше имя и нечто вроде знака доверия. – Требование насчёт такого знака вполне справедливо. Что же, тогда я могу выписать вам грамоту от своего имени, — эмиссар медленно приложил руку к сердцу и чуть склонил голову. — Морган Фульк. А каков ваш второй вопрос? – У вас здесь прелюбопытная позиция, Морган. Вы говорите про герцога Сита, но в чём заключается ваша миссия? И, что более важно, чего добивается его светлость? Рамильда не могла видеть эмоций за шестиглазой маской, но эмиссар выдержал паузу, словно подбирал слова. – Мы пытаемся обеспечить ту меру порядка, на которую способны, — сказал он в конце концов. — Этот собор важен для его светлости, поскольку представляет собой… священное место, посвящённое богам. Меньше всего герцог хотел бы допустить его разграбление. Люди могут не нуждаться в публичной власти, но они нуждаются в каком-то порядке, а собор в Приходе является для них важным ориентиром. Лотрек вдруг засмеялся и шагнул вперёд, демонстративно и медленно аплодируя речи эмиссара. – Прекрасно, просто великолепно! — саркастично заявил он. — Какое великодушие! Эмиссары, поддерживающие порядок и искореняющие разбойников! Хорошая пантомима — и вам почти удалось. Только вот вы умолчали о самом важном, Морган, — «латунный рыцарь» повернулся к Ксендрику и жестом указал на эмиссара. — Знаете, чем на самом деле занимаются прихвостни Сита? Они — одна большая банда колдунов, которые похищают людей для магических опытов, — Лотрек медленным шагом двинулся к эмиссару. — Недавно в Долинах они напали на такой же «бандитствующий отряд», как ваш. Четверых убили, и они возродились у костра, а двое бесследно пропали. А одного шестиглазого я лично прикончил, когда он распустил руки, — застыв напротив колдуна, Лотрек ткнул ему пальцем в лицо, а потом отстранился и, повернувшись к отряду, развёл руками. — Бьюсь об заклад, что в этой церкви у них перевалочный пункт для пленников. Иначе зачем, по-вашему, он оставил здесь всех умертвий? Так что вам решать, как вы на это смотрите. Желание прикончить ублюдка на месте выросло ещё больше. Рамильда переглянулась с Ксендриком и недобро воззрилась на эмиссара, дав чародею возможность продолжать переговоры. – Это правда? — только и спросил Ксендрик, вопросительно задрав бровь. – Это лишь её часть, — вздохнул Морган. — Не всё так просто. Вы должны понимать: эмиссары — немаленькая организация, и не все мы занимаемся одним и тем же, а герцог не может уследить за каждым отдельным эмиссаром. Некоторые действительно промышляют разбоем и… прочими нечистыми делами. Некоторые проводят эксперименты независимо от исследований его светлости… Рамильда угрожающе приподняла меч, не дав ему договорить. – У тебя сейчас есть пленники? — недружелюбно спросила она. – Нет, — Морган покачал головой. — Уверяю вас, я не занимаюсь похищением людей и прочей странной деятельностью. Я просто занял оборону в соборе, и не более того. – Надо же, как быстро изменилась ваша подача, — усмехнулся Ксендрик. — Теперь оказывается, что герцог Сит не так уж всевластен. Вот например, утолите моё любопытство: тот вепрь в латном доспехе — это ваших рук дело? Я слышал, что именно его светлость Сит увлекался экспериментами над разного рода живностью… – Боюсь, мне бессмысленно отпираться на этот счёт, — медленно кивнул эмиссар. — Да, это мой личный эксперимент. Я здесь всего один, и мне нужно искать неординарные подходы, чтобы защищать собор. И потом, должен же я был чем-то занять себя, пока здесь нахожусь? – Очень интересно! — ухмыльнулся Ксендрик. — Знаете, тут впору задуматься, над кем ставят эксперимент. Так значит, утверждаете, что вы «не сторож брату своему?» – Можно и так сказать. – И герцог не может контролировать свою собственную организацию? Чего же он всё-таки добивается? Странная выходит картина… – Понимаете, герцог Сит… — заклинатель запнулся. Ещё раз вздохнув, он продолжил, тщательно подбирая слова. — Он уже давно отошёл от прямого управления. Только определёнными вещами он занимается напрямую, в остальном давая своим слугам значительную автономию. Поэтому я совсем не удивлюсь, если окажется, что где-то существует тайное место, где кто-то из моих «коллег» собирает похищенных. Покуда их изыскания идут на пользу герцогу, ему есть мало дела до остального. Понимаете, даже когда господин даёт нам прямые приказы, их высший замысел может ускользать от нас. А прямой интерес его светлости очень… трудно предсказуем, — Морган говорил неуверенно и как будто с некоторой опаской. — Я бы даже осмелился сказать… непоследователен. По крайней мере, на первый взгляд. – Ага, — многозначительно кивнул Ксендрик. — Значит, вы с ним сосуществуете к общей выгоде, но в не до конца сопряжённых сферах? И обе стороны готовы закрывать глаза на определённые вещи? – В некотором роде. Справедливо лишь одно: мы можем не подчиняться друг другу, но мы все подчиняемся герцогу Ситу Белоснежному. В любом случае, у меня для вас всё ещё есть флакон человечности и предложение о протекции. Полагаю, в свете вскрывшихся обстоятельств оно тем более вас интересует. – А какие у нас будут гарантии, что вы нас, например, не обманете? — парировал Ксендрик. — Почему-то мне кажется, что ваша грамота немногого будет стоить, раз ваша организация столь разнородна. — он указал куда-то книзу, на руки эмиссара. — Я вижу, вы носите занятное кольцо. Это ведь знак полномочий от герцога, верно я понимаю? – Верно, — кивнул Морган. – Отдайте нам это кольцо. Это будет наилучшая демонстрация для других эмиссаров, что мы вами в некотором смысле «уполномочены» представлять самого Сита. И наилучшая гарантия: вы сами сказали, что слову герцога не смеют перечить. И, боюсь, если вы хотите уйти, это необсуждаемое требование. Эмиссар протяжно вздохнул — его досада отдалась лёгким эхом внутри закрытого шлема. – Что ж, понимаю вас, — сказал он в конце концов. — Я согласен. С этим кольцом вас действительно не тронут. Вдобавок, как и обещал, я готов похлопотать о том, чтобы вашему отряду более не чинили проблем. Имейте, однако, в виду: рано или поздно вам придётся вернуть это кольцо. Как вы сами заметили, это символ моих полномочий. И я могу вручить его лишь временно: иначе, если станет понятно, что я утратил это кольцо, я попросту потеряю эти полномочия, и тогда наличие моего перстня утратит для вас всякий смысл. – Почему бы и нет. Мы понимаем. – Нам не следует его отпускать, — вставил Самерсет. — Иначе неизвестно, сколько бед он ещё натворит. – Как раз напротив, друг Самерсет, — улыбнулся Ксендрик, не оборачиваясь. — Нам нужен свой человек среди эмиссаров, чтобы на нас не объявили охоту. Как изволил заметить мэтр Морган, никому из нас не нужно кровопролитие. Он утверждает, что не занимается похищениями — дадим же ему шанс показать свою сознательность. Так ведь? — с нажимом закончил он, взглянув на эмиссара. – Совершенно так, — кивнул тот. — И ещё одно: я должен буду доложить герцогу о том, что произошло. Это входит в мои обязанности, и утаивать информацию от его светлости совершенно бесполезно. За то, что произойдёт потом, я не могу поручиться, потому что это будет зависеть от желаний и указов моего господина. Но, по крайней мере, некоторое время вы будете неприкосновенны. Надеюсь, мы пришли к соглашению? – Это было бы вполне удовлетворительно, — согласился чародей. — Тогда с вас флакон человечности и ваша печатка. Эмиссар кивнул и стянул с пальца перстень с массивной тёмно-синей печаткой, украшенной золотым изображением глаза. Медленно подойдя к Ксендрику, он протянул подношение и дал ему упасть в подставленную ладонь. Следом в руки Ксендрика перекочевала и склянка с чёрной эссенцией. – Спасибо, — сдержанно улыбнулся Ксендрик. — Надеюсь, в будущем мы встретимся в чуть более благоприятных обстоятельствах. – Хотелось бы думать. Итак, я могу идти? – Да, разумеется. Доброй дороги. Они с Рамильдой и Экбертом расступились, образуя проход, и Ксендрик вежливым жестом указал на дверь. Морган Фульк почтительно склонил голову. – Что ж, приятного дня. Он не спеша, осторожно прошёл мимо них, оглянулся на выходе, кивнул на прощание и удалился, ускоряя шаг. Рами ощущала какую-то неправильность в этом всём: хотелось глубже докопаться до сути. В конце концов, Лотрек мог оказаться прав и насчёт него тоже. Но она понимала, что сейчас у них вряд ли была такая возможность, а замысел Ксендрика не был лишён смысла. – Можно было, по крайней мере, отобрать у него посох, — произнёс Самерсет, открывая забрало. – Это было бы крайне невежливо с нашей стороны, — возразил Ксендрик. — Отбирать у мага его каталист — уж точно не жест доброй воли. Мы и так выжали из него максимум выгоды, а с выгодой важно не перегнуть. Рыцарь, пришедший им на помощь, скрестил руки на груди и покачал головой. – Значит, отпускаете в счёт будущего, — он очень неприятно усмехнулся. — Разумно, наверное. Хотя я с удовольствием прирезал бы ублюдка. Теперь все взгляды обратились на него. Лица нельзя было разглядеть за вогнутым, неподвижным фигурным забралом, усеянным круглыми отверстиями. Вытянутые, слегка изогнутые пластинки украшали шлем и наплечники. Кираса выделялась тем, что к ней были приклёпаны дополнительные пластины, филигранно выполненные в форме одоспешенных рук, словно бы крепко объявших силуэт рыцаря. Для человека, облачённого в полный латный комплект, «латунный рыцарь» передвигался на удивление легко и непринуждённо — доспехи явно делались под него, да и сами, видимо, были не из слишком тяжёлых пластин. – Да, прошу прощения, — вздохнула Рамильда, кивнув новому знакомому. — Я думаю, нам стоит поприветствовать нашего неожиданного, но весьма приятного благодетеля. – Хе-хе, в ком-то проснулись манеры, я погляжу. – Простите, сир рыцарь, вы сами видели — у нас не было времени, — улыбнулся Ксендрик, кланяясь ему. — Как вас зовут? Рыцарь задрал голову, расстёгивая ремешок шлема, и с хрипловатым вздохом стащил его с головы. Он оказался человеком средних лет — выбритое лицо выглядело довольно молодым, однако длинные волосы до подбородка основательно поседели. Он улыбался — естественно и при этом как-то недобро. Его острые, точёные черты лица, слегка нахмуренная переносица и пристальный, пронзающий взгляд создавали странное и будоражащее ощущение — будто какая-то скрытая злоба проглядывала через него. Не исключено было, впрочем, что это было ложное чувство: внешность часто бывала обманчива. Вытянувшись и стукнув сабатонами, он приложил кулак к сердцу и произнёс: – Рыцарь Лотрек из Карима, слуга богини Фины, к вашим услугам. Рамильда представилась в ответ, и остальные последовали её примеру, кроме Солера. – Ксендрик из Винхайма, — представился чародей последним. — А вы, выходит, посвятили себя богине любви? — он сопроводил вопрос лёгким наклоном головы. – Считаю за честь быть её верным клинком, — ответил Лотрек. Солер выступил вперёд, и когда Лотрек повернулся к нему, на лице у каримца снова появилась эта непонятная улыбка, но на этот раз она показалась более дружелюбной. Они крепко пожали друг другу руки. – Ну что, Солнечный? Гляжу, и ты в эту компанию затесался? – Да, как видите, сир Лотрек. Весьма приятно вас видеть здесь! – Спасибо в очередной раз за тот случай на дороге. Ты мне здорово помог тогда, — он повозился в поясной сумке и извлёк круглый позолоченный медальон с эмблемой Солнечных рыцарей, после чего продемонстрировал его Солеру. — Я этого не забыл. И прекращай выкать, раз уж договорились. – Ну полно, не стоит. Это ведь вы мне помогли, — продолжил Солер, саркастично ухмыляясь. Лотрек закатил глаза. Повернувшись к остальным, Солер указал на товарища ладонью. — Прошу простить, что сразу не сказал, друзья — это мой добрый знакомый. Мы с ним случайно сошлись по пути в Лордран и попали… в передрягу. Вместе. Но мы помогли друг другу выбраться из этого переплёта. – Какое очаровательное воссоединение друзей, — саркастично заметил Ксендрик. – Да-да, слышали, плавали, знаем, — покивал Лотрек, пряча медальон. — Хотел поинтересоваться, а что вас привело сюда? – То же, что и всех, я полагаю, — пожал плечами чародей. – Проклятие, — пояснила Рамильда. – А-а, понятно. Гонитесь за пророчеством, — Лотрек покосился на Солера. — Ну что ж, цель достойная. – А вы, я так полагаю, нет? — спросил Ксендрик. Лотрек помотал головой. – У меня здесь свой интерес. С пророчеством не связанный, по счастью. Но связанный с проклятием… — он в очередной раз странно усмехнулся. — Я предлагаю спуститься и осмотреть это место, перед тем как мы пойдём наверх к колоколу: там нас ждёт неприятный сюрприз, так что следует отдохнуть и проверить, как там ваш «отдохнувший» товарищ. Вы ведь нашли здешний костёр, я полагаю? – Да, в башне по соседству, — кивнула Рамильда. — Позволь спросить только, почему ты сказал, что мы пойдём к колоколу? Не твои ли слова, что ты пришёл сюда не ради пророчества? – Мои, — невозмутимо ответил Лотрек, дёрнув подбородком. — Но не вижу причины, по которой я не мог бы вам помочь. В конце концов, вы меня тоже здорово выручили. К слову, — он снова полез в сумку, и на этот раз на свет появилась бутыль с карминовой водой, которую он протянул Ксендрику. — Возьми. Тебе может пригодиться. – Благодарю, — кивнул тот, несколько удивлённый. — Очень щедрый подарок. – Пустое, — махнул рукой Лотрек. — Спасибо, что снял того рыцаря. – А какого рода неприятный сюрприз нас ожидает? — спросила Рамильда, когда они двинулись к спуску. – Я хотел бы сам дать на это ответ, — заговорил Экберт. — Но, к сожалению, некоторые подробности нашей первой битвы за колокол выпали у меня из памяти. Там… были некие существа, охранявшие колокольню. Не знаю, появились ли они там снова. Лотрек глухо рассмеялся. – По слухам, колокольню охраняют горгульи. Не знаю, в каком числе, не знаю, как выглядят и на что способны, но знаю, что они многим обломали зубы в прошлом, — он крутанул головой, обводя отряд взглядом. — Интересная компания у вас. Маг, клирик, два рыцаря Асторы, один, судя по всему, из Бальдера… — он задержал взор на Экберте. — Сколько тебе лет, уважаемый? Для бальдерца ты на удивление хорошо сохранился. – Если вас так интересует, смею предположить, что более ста сорока, — ровным голосом ответил Пурпурный Плащ. – Неплохо, — криво улыбнулся Лотрек. — На твоём месте любой давно потерял бы рассудок за всё это время. – Как видите, я держусь, — бесстрастно произнёс Экберт и повернул голову к Рами. — Леди Рамильда. Когда мы закончим с горгульями, вы… поможете мне навести порядок в соборе? Не хочу, чтобы их тела оставались валяться просто так. Сванн кивнула, почувствовав, как к горлу подступает ком. – Конечно, сир Экберт. Конечно. Когда они спустились, то первым делом пошли к алтарной апсиде. Три широких ступени вели к алтарю, по обеим сторонам от которого стояли высокие фигурные подсвечники в виде ветвей с птицами. За ним, в большой изукрашенной нише, высилась статуя молодой женщины в просторных одеждах и с тиарой в струящихся волосах. Она держала на руках младенца, пальцы которого сцепились на рукояти меча. Женщина, казалось, смотрела на своё чадо с лёгкой улыбкой и нескрываемой нежностью — настолько разительно живыми были черты изваяния. По обе стороны от ниши красовались тонкой работы барельефы, изображавшие людей и животных — львов и козлов — которые как бы с почтением глядели на статую богини. Преклонившись перед ней среди колосьев пшеницы, они преподносили ей дары, и солнце сияло над ними. Сам алтарь, как и всё пространство вокруг него, был тоже украшен растительным орнаментом. Ниже алтаря, врезанный прямо в ступени, находился большой постамент. На нём лежало сморщенное человеческое тело в истлевших одеждах, обратившееся в мумию. Судя по одежде, это была женщина. Она лежала на боку, поджав колени и приложив руки к груди. И там, в её раскрытых ладонях, светился большой сгусток души — настолько необычный, что Рамильда даже не сразу его распознала. Этот сгусток походил скорее на спутавшийся комок нитей, которые извивались странными протуберанцами в разные стороны, и словно бы какая-то едва уловимая тьма проглядывала через эту душу. На несколько мгновений все застыли в созерцании. – Душа хранительницы огня, — многозначительно произнёс Лотрек. – Хильда, — сказал Экберт. — Её звали Хильда. Она была с нами во время похода. Здесь она нашла свой конец, — он обратил взгляд на громаду в воронёных латах, лежавшую невдалеке. — Гунтрам тоже здесь. Да, это он. Рыцарь Беренике, присоединившийся к походу, когда мы ещё выступали из Бальдера. Подумать только… ведь он нёс дозор над её телом. Даже будучи опустелым. Ещё при жизни он… весьма привязался к Хильде. И очень горевал после её смерти. Именно эта горечь и опустошила его окончательно. Похоже… некоторые вещи даже проклятие не способно изменить. – Невероятно… — произнёс Ксендрик, явно поражённый. Это само по себе было нечастое зрелище. Рамильда попросту не могла найти нужных слов. Ведь Гунтрам действительно стоял в бдении у тела хранительницы, прежде чем бросился на них… Волна холода пробежала по телу, и воображение принялось рисовать образы прошлого, навсегда канувшие в безвременье. До этого дня все опустелые, которых они встречали, представали всего лишь ходячими трупами — пустыми оболочками без имени и прошлого. То немногое, что давало понять, кем они были когда-то, лишь самую малость приоткрывало завесу забвения. Теперь же рядом с ними стоял человек, который помнил имена этих несчастных, помнил их лица, истории, голоса. Возможно даже сокровенные мечты. Каждый опустелый здесь был долгим эхом давно оборвавшейся истории — и те, кто положил ей конец, ещё даже не родились, когда она начиналась. Снова знакомое чувство глубинной тревоги… Рамильда помотала головой, стряхивая наваждение. Она дала себе слово, что ещё обязательно попросит Экберта рассказать их истории — но не сейчас. Сейчас их по-прежнему ждала битва, перед которой нужно было набраться сил. Рами подняла взгляд на чародея. – Ксендрик… – Да? — тот повернул к ней голову. – Из этой души… можно сделать фляжку для эстуса. Если знать, как. Мне Эльсвит рассказывала. – Хм… — чародей заинтересованно уставился на сгусток души. — Любопытно. А как же? – Нужно отнести её Анастасии в Святилище. Лотрек бросил пристальный взгляд в сторону души и закусил губу. – Н-да, — прохрипел он со вздохом. — Полагаю, вам следует знать: я пришёл сюда как раз за этой душой. Но, — рыцарь качнул головой, — вы мне очень помогли, пускай и случайно. Поэтому я считаю, что право взять её — за вами. – А вам она зачем нужна? — поинтересовался Ксендрик. – А это уже, уважаемый, моё дело, — улыбнулся Лотрек своей недоброй улыбкой. – Ну что ж, предложение ваше в любом случае крайне любезно. Как решим поступить? – Я могу вам вот что предложить. Насколько понимаю, у тебя, чародей, нет фляжки. А для нас, умертвий, это вещь весьма ценная. – Верно, — кивнул Ксендрик. – Так вот, я согласен уступить душу вам. Но впоследствии я просил бы вас помочь мне добыть другую душу хранительницы — уже для себя. Я знаю, что ещё одна такая же есть в Чумном городе, внизу. Где точно — не могу быть уверен. Но я точно знаю, что один из путеводных костров, как тот, который сейчас горит в Святилище, был когда-то и в Чумном городе. Где-то там же должна быть и мёртвая хранительница. Чуется мне, что судьба рано или поздно вас туда занесёт, так что ваша помощь мне бы весьма пригодилась. – Мне кажется, идея неплохая, — покивал Ксендрик, поглаживая бороду. — Так что, если никто не против, я бы дал наше общее согласие. – Да, тебе я всегда буду готов буду помочь, Лотрек, — сказал Солер. — Не знаю, зачем тебе души хранительниц… но не буду настаивать на ответе. – А откуда ты знаешь, что тамошняя хранительница тоже мертва? — спросила Рами, слегка сощурившись. – Просто знаю, — зыркнул на неё Лотрек. — Чумной город на порядок опаснее и злее этого места. Думаешь, когда тамошние обитатели окончательно двинулись крышей, остался ли хоть один, кто позаботился бы об её драгоценной жизни? Её тело гниёт где-то там, равно как и душа. – В таком случае, мы поможем, когда придёт время. Но нужно спросить ещё одного нашего спутника. – Конечно, — кивнул Лотрек. — Давайте так. – А мне всё-таки очень интересно, — произнёс Самерсет, пристально глянув на Лотрека. — Чего ради вам потребовалась душа хранительницы? Это, согласитесь, само по себе очень необычно. Вы что-то знаете, чего не знаем мы? Лотрек усмехнулся, скрестив руки на груди, и посмотрел на Лейтона так, что Рамильде стало не по себе. – Лучше тебе не знать, мальчик, — процедил он. — Для твоего же блага. – Прошу прощения? — опешил Самерсет. – Ты не ослышался, — продолжил Лотрек тем же тоном. — Советую держать своё любопытство подальше от моих дел. – Я попросил бы… – Эй-эй, ну что вы, не нужно ссориться, — встрял Солер, возникая между ними, и положил руку на плечо Лейтону. — Сир Самерсет, я доверяю сиру Лотреку. Он, быть может, не полирует свои манеры так же усердно, как свои доспехи, — он коротко переглянулся с приятелем, — но, поверьте, у него нет злого умысла. Это его приватное дело, главное — я готов подставить ему спину. Что скажете, Самерсет? Лейтон протяжно, акцентированно вздохнул. – Что ж, я доверюсь вашему слову. Раз сир Лотрек нам помог, то и мы ему поможем. Лотрек глухо посмеялся. – Смотри не пожалей, — ухмыльнулся он. Самерсет, стиснув зубы, недобро посмотрел на Лотрека и ничего не ответил. Развернувшись к выходу, он первым зашагал прочь от алтаря.***
Рамильда отперла дверь запасным ключом, позаимствованным у Кацумото, и осторожно толкнула её. Рю обнаружился сидящим у едва теплившегося костра, и Рами поначалу не убрала руки с эфеса: обыкновенная предосторожность никогда не была излишней. – Рю? — произнесла она. — Ты в порядке? Самурай поднял голову. Кожа у него на лице стала бледнее и покрылась болезненными пятнами, но ни о каком серьёзном опустошении речи не шло. – Вполне. Кажется, слишком давно не умирал. Рамильда облегчённо вздохнула, отпустив рукоять, и проследовала внутрь помещения. – Какова обстановка? — спросил Рю. – Мы дорасчистили собор. Попутно встретили нежданного помощника, — она указала на рыцаря с шотелями, зашедшего следом. — Сир Лотрек, рыцарь Фины. Мы выручили его, а он обещался помочь со штурмом колокольни, так что мы сначала пошли проведать тебя. Кацумото, встав, поклонился Лотреку, и тот возвратил жест, приложив кулак к сердцу. Затем самурай оглядел отряд единственным глазом: он, казалось, собирался сказать нечто серьёзное, но за непроницаемым, бесстрастным лицом сложно было угадать его эмоции. – Мне очень жаль, — произнёс он — буднично, но вкладывая заметный вес в эти слова. — Я вас подвёл. Надеюсь, больше такого не повторится. Он наклонил голову и немного задержал её в такой позиции. – Всякое случается, — сказал Ксендрик. — Мы все постараемся быть осторожнее. – Да, — прибавила Рами. — Мы тоже виноваты — не смогли вовремя прикрыть тебя. Ошибки есть ошибки — постараемся их не повторить. – Отлично, — кивнул Рю. — Как запасы эстуса? – Больше половины, благодаря Габи. Немного потратились, но на горгулий хватит. – Горгульи? Вы что-то выяснили про охрану колокола? – Да. Думаю, самое время тебя посвятить во всё то, что узнали. Отдохнём здесь или сразу двинем к собору? — Рамильда мотнула головой в сторону выхода. – Идём, — решил самурай. — Не стоит оставлять место без присмотра. – Тут образовалось кое-какое дело, — Рами кивком указала на Лотрека. — Видишь ли, мы в соборе нашли мёртвую хранительницу огня и её душу. Мы можем из неё сделать фляжку для Ксендрика, если Анастасия нам в этом поможет. Так вышло, что сир Лотрек тоже пришёл за этой душой, но он согласился уступить её нам. По его словам, другая такая же есть внизу, в Чумном городе, и ему пригодилась бы наша помощь, чтобы её достать. Он сам, в свою очередь, поможет нам расправиться с горгульями. Одним словом, мы пришли к мнению, что ему стоит помочь в дальнейшем. Если, конечно, та хранительница уже мертва, как и здешняя. Что скажешь? Кацумото скрестил руки, задумавшись на несколько мгновений, и потом утвердительно кивнул. – Я не имею возражений, — произнёс он. – Замечательно, — констатировал Лотрек. — Насколько я вижу, у вас в отряде большая часть — рыцари. Если никто не против, я предлагаю принести клятву — я безвозмездно помогу вам здесь, а вы поможете мне там. Если вы настоящие рыцари, уверен, у вас не будет никаких возражений против такого договора. И не подумайте, что я вам не доверяю, — он снова улыбнулся своей странной и жутковатой улыбкой. — Просто таково моё кредо. Предпочитаю подкреплять доверие. Члены отряда переглянулись и обменялись кивками. Лотрек отцепил от пояса шотель, воздел его кверху и размеренно заговорил: – Я, Лотрек из Карима, клянусь помогать вам в битве с горгульями до последнего вздоха и сражаться против любой другой опасности в этом приходе, пока не разойдутся наши пути. Следующим поднял оружие Экберт. – Я, Экберт из Бальдера, клянусь помочь вам достать душу хранительницы огня в Чумном городе, если смерть уже забрала её. Рамильда, Солер и Самерсет повторили те же самые слова. Самурай, в свою очередь, кивнул: – Мне не пристало встревать в чужеземный обычай. Но я обещаю вам, что помогу. Слово самурая твёрдо и без клятв. – Равно как и моё, — улыбнулся Ксендрик с поклоном. — В конце концов, это наше общее обещание. – Что ж, благодарю, — сказал Лотрек. — Если с этим покончено, предлагаю идти. Они покинули башню и вскоре уже были в соборе, по пути рассказав Рю о сделке с эмиссаром. Какое-то время они просто сидели на старых скамьях в главном зале, приводя в порядок снаряжение. Рамильда то и дело цеплялась взглядом за витражи, резные колонны и величественные своды: в другое время она могла бы часами пропадать здесь, любуясь цветным стеклом и вдыхая торжественную атмосферу этого старого, прекрасного места. Про то, что под этими сводами лежат тела опустелых бальдерцев, она старалась не думать. На эти мысли ещё останется время, когда они доберутся до колокола. И глубоко внутри она чувствовала жгучее волнение от того, что до первой цели путешествия им осталось совсем немного. Экберт, держа под мышкой шлем, стоял недвижно у алтаря с мумией хранительницы, как будто и сам превратился в изваяние. Габи, перебирая чётки, молилась на скамье чуть поодаль. Рю с Ксендриком обсуждали разговор с эмиссаром Сита, а Лотрек негромко переговаривался с Солером — Солнечный рыцарь расспрашивал приятеля, какие приключения выпадали на его долю с той поры, как он добрался до Лордрана. И сейчас, пока они говорили друг с другом, Рамильде показалось, что слабая улыбка рыцаря Фины была не такой уж недоброй — по крайней мере, для Солера. В какой-то момент Лотрек кивнул собеседнику и, хлопнув его по плечу, направился к Самерсету, сидевшему чуть в стороне. Лейтон поднял голову, и два рыцаря встретились взглядами. – Ну? — произнёс Лотрек, усаживаясь рядом. — А вы, рыцари Асторы, что ищете в этой проклятой земле? – Лекарство от проклятия, — плоско ответил Самерсет. – Ах да, пророчество, — вздохнул Лотрек. — Вам обоим эту миссию выдали? – Нет, — Самерсет помотал головой, сцепив пальцы. — Это наша собственная инициатива. Мы и сошлись только в Прибежище, просто так вышло, что и я, и Рамильда приняли одно и то же решение. – Хм… выходит, пытаетесь спасти ещё и себя? – Себя и своё спасение я отринул давным-давно. Рамильда ещё видит какую-то жизнь впереди, но для меня самое важное — уничтожить проклятие, и ради этого я пойду на всё. Лотрек усмехнулся. – Вот так, значит. Все хотят найти волшебную панацею. Выходит, мир будет спасён, а сам ты что? Сгинешь в неравной борьбе? Интересно, как именно это поможет тебе найти лекарство. – Я готов пойти на эту жертву, если это позволит мне избавить людей от проклятия. Без страха и колебаний. – Лжец, — посмеялся Лотрек. — Все хотят спасти себя, даже если в глубине души. Или это, по-твоему, «не по-рыцарски?» – Ты говоришь странные вещи, — Самерсет неприязненно глянул ему в лицо. — Ты ведь сам называешь себя рыцарем. А разве рыцарю не пристало идти на смерть ради других? – Быть может. Но выбрасывать всё ради абстрактной цели — это химера. Человек, который совсем не действует в своих интересах, опасен и для себя, и для окружающих. Особенно для тех, кого пытается спасти. – Человек, который не способен отринуть собственные интересы, не может никого спасти, — жёстко отрезал Самерсет. — Честно говоря, ты, Лотрек, точно не похож на человека, у которого есть истинные идеалы. Тебе меня, должно быть, не понять. – Отчего же? Это всё моя физиономия, да? — рыцарь Фины ощерился в ухмылке. — Я польщён. Так что же, хочешь сказать, помимо желания найти панацею, у тебя ничего нет? – Нет. Как я и сказал, ты едва ли меня поймёшь. Лотрек фыркнул и махнул рукой. Поднявшись, он неспешной походкой он приблизился к Рамильде, и их взгляды пересеклись. – Ну а что ты? Не хочешь же ты сказать, что твоя личная цель — спасти целый свет? Рамильда несколько мгновений глядела на него молча. – А чем не цель? Я не герой, и было бы глупо и лицемерно отрицать, что я хочу спасти и саму себя тоже. Но я не успокоюсь, пока не развею проклятие целиком. Пока не доберусь до сути вещей. Лотрек улыбнулся. – Ну хотя бы в чём-то не типично «геройский» ответ. Хотя вы все говорите похожим образом, — он присел по соседству и снова заглянул ей в глаза. — А я вот честно скажу, что мне нет дела до остального мира. Я считаю, что проклятие не развеять. Нам теперь жить с этим — тебе, мне и всем прочим, как бы они ни надеялись. – Ты не первый, от кого я подобное слышу, — сдержанно ответила Рамильда, убрав клинок в ножны. — Здесь многие считают, что пророчество — это просто сказка. – Сказка или нет, проклятие не развеется от звона каких-то там колоколов, в этом я уверен. Но если в пророчестве хоть что-то есть, то это надо проверить и идти до конца. – А не ты ли только что говорил, что в этом нет смысла? — усмехнулась Рами, недоверчиво глянув на собеседника. – Говорил. Только что для тебя чужие слова? Да, я считаю, что проклятие никогда не уйдёт, но это ещё не делает моё мнение истиной. Правду можно только найти, узнать, но не определить заранее. И если найти её — твоя цель, то кто я такой, чтобы диктовать тебе свой взгляд на вещи? Он характерно ухмыльнулся, пожав плечами. Сванн, подумав, кивнула. – Да, верно говоришь. А тебе, выходит, правда не нужна? – Не важна, — поправил её Лотрек. — Узнать её было бы интересно, но для меня она вряд ли что-то изменит. У меня уже есть своя правда — моя богиня хранит и поддерживает меня, а остальное имеет мало значения. Да и вообще… Жизнь показывает, что те, кто ищет всеобщего избавления, сдаются первыми. А всё почему? Потому что они обманывают себя и думают, что жертвуют собой ради призвания, ради высшего блага и прочей дребедени. И они спешат геройски сдохнуть в какой-нибудь канаве во имя «спасения мира», даже не задумываясь, так ли уж праведна их миссия. Раз за разом. Как мотыльки, летящие на пламя. А когда призвание оказывается непосильным или, хуже того, когда они разочаровываются в нём, вот тогда-то и подбирается пустота, — он недобро посмеялся. — Жутко, да? – Жутко, не могу отрицать, — кивнула Рами, стараясь сохранять бесстрастное лицо и не отрывая взгляда. — Особенно когда видишь, что стало с теми, кто пытался до тебя. Ведь где-то, в чём-то они совершили ошибку. Но это не повод отступать. – Не повод. Отвага достойна уважения. – Ну а какая же цель у тебя, раз так говоришь? – Я служу своей богине. Проклятие или нет — мне в сущности всё равно, это не изменит моей… работы. И моего сердечного веления. – А это служение твою жизнь наполняет каким-то смыслом? – Богиня отвечает мне взаимной любовью. А вдобавок, это помогает мне и моим клинкам не заржаветь, хе-хе. Видишь это кольцо? — он продемонстрировал ей латунный перстень с плоской ромбовидной печаткой, украшенной растительной гравировкой. — Это символ её любви. Её милостью я могу так резво двигаться в доспехах и даже игнорировать раны. И эта милость моя и только моя. Попробуй снять кольцо с моего пальца — и оно рассыплется. Можно подумать, что это просто магический трюк, но это кольцо не получают просто так. Я проходил обряд посвящения, наречённый устами богини лично. И я знаю, что я не погибну, пока её милость со мной. – Почему же? – Это уже не раз подтверждалось делом, а другого подтверждения мне и не нужно. – Так в чём всё-таки твоя цель? Я понимаю, что твою жизнь определяет преданность Фине, но, как ты говоришь, есть же в этом что-то личное? – Оно всегда есть, — повёл рукой Лотрек. — Желание жить, стать лучше, быстрее, сильнее, иметь призвание и просто наслаждаться тем, что подбросит судьба. Я живу ради богини, а значит, и ради себя. В этом и есть, если хочешь, моя цель. Мой смысл. А конкретика зависит от обстоятельств. И потому мне не нужно бояться, что я забуду личный интерес ради какой-то химеры. Ну а ты? Мечтаешь вернуться к прошлой жизни? Рамильда покивала. – Если получится… — сказала она со вздохом, сцепив пальцы рук. — Не знаю, будет ли вообще возврат к тому, что было. Думаю, многие… не смогут на меня смотреть, как прежде. Даже если я сниму проклятие. Нельзя знать правду наперёд, так ведь? — рыцарша слегка улыбнулась. — Но я очень хочу вернуться. – Да, — понимающе кивнул Лотрек. — Вернуться… Значит, ты ещё живёшь надеждой? – Только ей. Иного не остаётся. – Они тоже ей жили, — Лотрек указал на упокоенных умертвий и пристально посмотрел ей в глаза, немного понизив голос. — Мой тебе совет. Если тебя что-то удерживает там, в прошлом — оставь эти мысли. Это бесполезно. Ты можешь стремиться развеять проклятие — чёрт, быть может, тебе это даже удастся. Но твои надежды могут не оправдаться и рассыпаться — вот тогда-то жизнь и ударит тебя в спину. А воспоминания и сожаления — они отягощают. Чем больше ими живёшь, тем быстрее сломаешься. И твой наилучший шанс добиться успеха — это принять тот факт, что ты уже мертва. Что пути назад больше никогда не будет, — Рамильде вдруг сделалось жутковато от стали в его карих глазах. — И когда ты смиришься со своим жребием, когда примешь тот факт, что тебе не выиграть у судьбы, только тогда ты сможешь действовать, как настоящий воин. Без сожалений, тревог и пустых надежд. Потому что когда тебе нечего больше терять, тогда-то и можно по-настоящему плюнуть в лицо судьбе и сломать ей зубы. И выиграть там, где слегли другие. Рамильда не ответила. Она не отводила взгляда, но понимала, что мрачность её лица была вполне красноречива. По спине пробежал знакомый холод. Слова про то, чтобы оставить всякую надежду, казались ей странными — почти крамольными. Но она чувствовала, что в них, как бы ей ни хотелось это признавать, была своя жестокая правда. И глубинный ужас, который уже подступал к ней сегодня, снова был где-то близко. Оставить надежду — то, чем она всегда привыкла жить, представлялось ей совершенно немыслимым. – Звучит жутко, я знаю, — кивнул Лотрек. — Я вижу по твоему взгляду. Но ты и сама ведь понимаешь, что это правда. – Нет, — покачала головой Рами. — Не для меня. Любой человек всегда живёт какой-то надеждой. Не ты ли лжёшь себе, когда говоришь, что лучше оставить надежду? Разве ты не живёшь ей хотя бы отчасти? Твоя богиня, её милость — ты ведь тоже привык на неё надеяться и верить в то, что она тебя не оставит, разве нет? – Ошибаешься, — рыцарь улыбнулся. — Мне не нужно верить в любовь своей богини или надеяться на неё: она есть, и это объективный факт, который ничто не изменит. Это мой якорь. И ради него следует отбросить всё лишнее — в том числе и надежду. Именно так я нашёл свой личный смысл, когда все старые истины пошли прахом. Найди нечто непреложное, даже если это тот обыкновенный факт, что ты — нежить. Изгой, прокажённая, проклятая. Тебе нечего терять, а со дна единственный путь — наверх. А смириться и сдаться — это не одно и то же. Тебе выбирать. Подумай над этим. – Подумаю, — Рами тяжело вздохнула. — Спасибо за совет. – Не за что, — скривил губы Лотрек. Сванн отвела задумчивый взгляд в сторону, теребя пальцами рукоять меча. Сказанное не лезло из головы, и ей ещё предстояло подумать над этим — позже. Она некоторое время смотрела на Солера, который, стоя пред алтарём, неотрывно созерцал статую женщины с младенцем. Казалось, Солнечный рыцарь полностью ушёл в себя. – Давно вы с Солером… повстречались? — спросила Рами негромко. – Около месяца тому, не больше. Она кивнула, вдруг поймав себя на мысли, что, возможно, ей не следует продолжать. – Ты хочешь задать вопрос? — Лотрек улыбнулся одними губами, встретившись с ней взглядом. — Задавай. Я же вижу. – Как ты считаешь, он хороший человек? — решилась на вопрос Рамильда. Лотрек хохотнул, видимо, удивлённый постановкой вопроса. А в следующий миг отвёл глаза, всерьёз задумавшись над ответом. Рамильда впервые увидела такую перемену на его лице — и взгляд, устремлённый в никуда. – Да, — сказал он серьёзно. — Возможно, даже слишком хороший. Рами покивала, не найдясь, что сказать на это. Краем глаза она заметила, как Рю вышел на середину пространства перед алтарём и, подняв руку, окликнул всех: – Собираемся! Пора идти к колоколу! Переглянувшись с Лотреком, Рамильда кивнула ему, тот возвратил жест, и оба они поднялись со скамьи, направившись к самураю. Внутри снова проснулось волнение перед решающим мигом. Весь отряд пришёл в движение, собираясь вокруг своего командира. – Все готовы? — спросил самурай, оглядывая товарищей. – Да, — кивнула Рами. — Покончим с этим. – Самое время для последней битвы на сегодня, — слабо улыбнулся Ксендрик. – Солнце нам улыбнётся, друзья, вот увидите, — бодро прибавил Солер. – Отлично, — вздохнул Лотрек, надевая шлем. – Выдвигаемся, — скомандовал Рю. — Не жалейте смазок в этом бою! Это будет самая важная схватка! Он повёл в воздухе рукой, и отряд двинулся. Вскоре они оказались в помещении, выходившем прямиком на крышу собора, и один за другим шагнули наружу. В лицо подул свежий ветер. Колокольня, увенчанная шпилем на черепичном куполе, предстала перед ними на другой стороне. Справа, за гущей леса, произраставшего под отвесными стенами Прихода, возносилась огромная, непомерно широкая скала — и там, на её вершине, слегка подёрнутые голубоватой дымкой, виднелись стены заветного Анор-Лондо. Несмотря на высоту, казалось, что они были совсем рядом — только руку протяни, и всё же эти башни оставались недоступными. А в тени горы, совсем близко от Прихода, маячила бурым массивом та самая крепость, которая будоражила их умы неведомым, пока ещё далёким испытанием на пути в город богов — цитадель Шена. И если приглядеться, можно было разглядеть вдали навесной мост, уходивший в стену, вмурованную прямо в скалу — там, где некогда стояли ныне засыпанные врата в Анор-Лондо. Они медленно шагали по чешуйкам тёмной черепицы, пробуя поверхность: крыша была широкая и достаточно пологая, чтобы бегать по ней, не рискуя скатиться к самому краю в случае падения. На нескольких постаментах по краям стояли местами осыпавшиеся изваяния горгулий: если верить словам Лотрека, любая из этих статуй могла ожить в любой момент. Рамильда подняла щит, водя взглядом от одного изваяния к другому. – Кто же из них?.. — со страхом в голосе спросила Габи, нервно теребя талисман. – Смотрите по сторонам, — произнёс Рю и тут же резко остановился, вскинув руку. — Стойте… вверху, смотрите. У них оружие. Он указывал на колокольню: там, на парапете у смотровой площадки, в согбенных позах сидели две крылатые статуи. Издалека сложно было различить детали, но в руках у них отчётливо виднелись огромные алебарды. – Это они, — глухо произнёс Экберт. Габи немедля принялась читать слова чуда, приблизившись к Солеру. В следующий миг раздался скрежет камня, и статуи на колокольне пришли в движение. Их головы одновременно повернулись к незваным гостям, и у Рамильды ёкнуло сердце: стражи колокола вступали в бой. Расправив крылья, одна из горгулий громогласно взревела и, оттолкнувшись от парапета, взмыла в воздух. Со страшным грохотом она приземлилась на крышу, разбрызгивая куски черепицы. Ещё в полёте стал заметен длинный хвост, увенчанный массивным навершием двухлезвийной секиры. Оружие и доспехи чудища — всё было из бронзы, покрывшейся густым зелёным слоем патины. Звериную морду горгульи защищал шлем с ветвистыми рогами, в левой руке она сжимала круглый щит, а плечи, спину и даже изгиб крыльев прикрывали доспешные пластины. Горгулья снова взревела, и из-за колокольни появился третий страж колокола, вооружённый копьём — оба оставшихся чудища слетели вниз, готовясь уничтожить отряд. Началось. – Самерсет, Лотрек, Солер — на левую! — приказал Рю, махнув рукой. Отбросив лук, он обнажил меч и хлопнул по плечу Экберта. — Держи переднюю! Рами, за мной! Ксендрик немедля зачаровал башенный щит бальдерского рыцаря. Габи, закончившая читать слова благословения, коснулась плеча самурая, и они с Рами сорвались на бег, забирая вправо, пока Экберт двинулся навстречу первой горгулье. Та встретила его резким выпадом, и бальдерец, уверенно приняв удар на щит, вступил в поединок с громадным чудищем. Трое рыцарей слева накинулись на своего противника, и Рамильда успела заметить, как Самерсет пошатнулся от удара бронзовой алебарды. На бегу самурай раскрыл свёрток с угольной смолой: резким движением он провёл им по клинку, и катану охватило алхимическое пламя. Правая горгулья вырастала перед ними, сжимая копьё в когтистой лапе. Остановившись и вздымаясь всем согбенным силуэтом, она шумно вобрала в грудь воздуха, и рыцарше стало понятно, что сейчас произойдёт. Рами не знала, чем она в них плюнет, но характерное движение вызвало в памяти безошибочно узнаваемый образ чудища, готового накрыть врага смертоносным огнём. – В сторону! — крикнул Рю, тоже догадавшийся. – Ложись! — бросила Сванн в ответ. Она отскочила в сторону вместе с самураем, и горгулья изрыгнула на них поток яростного пламени. Сгруппировавшись, Рамильда упала на черепицу, накрывшись щитом, и огонь прошёл поверху, обдав её жаром. Оттолкнувшись локтем от крыши, она вскочила, бросаясь в новую атаку. Смещаясь вправо, горгулья быстрее молнии выбросила копьё в сторону самурая: тот махнул катаной, и бронзовый наконечник соскочил вбок с его нагрудника. Они вдвоём накинулись на чудовище, осыпая его ударами, но горгулья не давалась, оказавшись на удивление резвой для ожившей статуи. Ловко подставляя щит под выпады, она то и дело контратаковала копьём, силясь отогнать от себя противников. В какой-то момент Рами ухитрилась навязать бой чудищу, дав Рю возможность для удара, и самурай тут же подскочил к горгулье, махнув мечом. Пламенеющий клинок оцарапал ей предплечье, и раздался скрежет осыпающегося камня — под тонкой скорлупой ожившей статуи скрывалась настоящая плоть. Но она оказалась на удивление прочной, и бестия отделалась лёгким порезом — огонь же, казалось, и вовсе был ей нипочём. Взмахнув огромными крыльями, горгулья подпрыгнула и, поворачиваясь всем корпусом, резко ударила хвостом по кругу. Рю и Рамильда синхронно пригнулись, и обоюдоострая секира угрожающе ухнула у них над головами. – Воронка! — донёсся сзади голос Ксендрика. На мгновение глянув через плечо, рыцарша увидела, как под первой горгульей закружились по кругу стрелы — но бестия уже взмыла в воздух. Перемахнув прямиком через Экберта, она обрушилась с воздуха на чародея, и тот еле ушёл от удара алебарды. Следующим же движением горгулья дотянулась до Габи, пронзив её острым наконечником, и сердце Рами на мгновение замерло. Она повернулась, чтобы принять на щит удар копья, и они с Кацумото отступили, чтобы отдышаться. Снова оглянувшись, Сванн увидела, как Габи отшатнулась в сторону, хватаясь за раненый бок. Экберт уже нёсся на злосчастную горгулью, замахиваясь булавой. – Надо им помочь! — крикнула рыцарша, закрывая Рю от копья наседавшей горгульи. – Я пошёл, отвлеки её! Самурай бросился бежать, копьё устремилось ему вслед и соскользнуло по кромке щита Рамильды, высекая искры. Рыцарша немедля бросилась вперёд с боевым кличем, не позволив преследовать товарища, и сумела болезненно рубануть чудище по ноге. Покрытый патиной щит полетел ей в лицо, и она еле сумела увернуться. Край воронки наконец достал чудовище, одна из стрел врезалась в неё, но горгулья лишь коротко рыкнула от боли, отступив на шаг. – На меня, уродец! — выпалила разгорячённая Рами. — Давай, покажи, чего стоишь! Отражая один удар копья за другим, она планомерно отступала, оттягивая горгулью на себя. Чудище снова хватило воздуха, и Рамильда спешно разорвала дистанцию, спасаясь от гибельного пламени. Пользуясь моментом, она оценила обстановку: Ксендрик задел первую горгулью копьём души, остудив её пыл, пока Экберт закрывал щитом раненую Габи — клирик подносила эстус к губам. Поднырнув под широкий взмах алебарды, Рю атаковал, и в следующий миг Экберт сорвался с места и врезался прямо в горгулью. Столь мощной была атака бальдерца, что он вытолкнул чудище прямо под край расширявшейся воронки: две стрелы пронзили стража колокольни, и тот взревел от боли. Экберт замахнулся булавой, и могло показаться, что он размозжит чудищу голову этим ударом. Однако горгулья успела отвести булаву щитом, отскочила и с ходу сделала молниеносный выпад. Соскользнув по полю щита, наконечник алебарды нашёл щель между кирасой и наплечником Экберта, впиваясь в тело. Рамильда осторожно двинулась на своего противника: горгулья снова сыграла на задержку, изрыгая пламя. Сванн не могла к ней приблизиться, не могла и ринуться на помощь остальным: она понимала, что стоит ей это сделать, как второй страж немедленно воспользуется шансом и накроет огнём их всех. Ей оставалось только держать щит и смотреть, как первая горгулья, выдернув алебарду, ударила древком подбежавшего Рю, повалив его. Стрела души, прилетевшая в следующий миг, угодила чудищу в морду, на миг ошеломив его, и вот тут-то горгулью и настиг удар Экберта. Бальдерец обрушил шестопёр ей на голову, вминая шлем, и один из фигурных рогов завертелся в воздухе, улетая в сторону. Поток огня снова кончился, и Рамильда помчалась вперёд, навязывая бой. Огнедышащая горгулья, с силой ударив копьём на упреждение, оттолкнулась от кровли и взлетела: она направлялась к гуще схватки. Решив оставаться под прикрытием Экберта, Ксендрик и Габи стояли в опасной близости с ним, и горгулья явно собиралась накрыть огнём их всех. – Берегись! — заорала Рамильда. Шумный поток огня накрыл её товарищей. Ксендрик чудом отпрыгнул в сторону, остальные на пару мгновений исчезли в ярком сполохе пламени. Когда огонь развеялся, Рю катился по крыше, серьёзно опалённый, а Габи оказалась невредимой, заслонённая Экбертом — его пурпурный плащ вовсю полыхал. Приземляясь, огнедышащая горгулья достала копьём Кацумото, но доспех спас потрёпанного самурая, и Габи тут же бросилась к нему, презрев опасность. Ксендрик лихорадочно схватился за бутыль с карминовой водой: судя по всему, он был практически пуст. Рамильда больше не медлила. Закинув щит через плечо, она сорвалась на бег, выхватывая свёрток с молниевой смазкой — нужный момент настал. Развернув свёрток одним движением, она резко провела им по клинку: раздался гулкий, трескучий звон, и вокруг меча заплясали золотистые молнии. Она убьёт эту тварь на месте и убьёт её прямо сейчас. Рамильда с громким криком наскочила на проклятую горгулью и с размаху всадила клинок ей под крыло. Сполохи маленьких молний растеклись в стороны, поражая тело, и чудовище взревело, инстинктивно закрывшись рукой. Выдернув клинок, Сванн обрушила на горгулью град ударов, не позволяя разорвать дистанцию и воспользоваться копьём. Один раз она задела горгулью по ноге, и та болезненно отдёрнулась в сторону: молниевая смазка оказалась самым болезненным оружием против стражей колокольни. В пылу схватки взгляд рыцарши снова зацепился за Экберта: сорвав с себя полыхающий плащ, он прорвался к горгулье и затолкал его прямо в разинутую пасть чудовища. Врезав ему щитом, он резким движением намотал плащ вокруг головы горгульи. Копьё души пронзило бестию следом. Отразив очередной неуклюжий удар, Рами размахнулась в ответ, готовясь поразить чудовище в шею, но её клинок нашёл лишь пустоту: горгулья снова взлетела. А в следующий момент в Рамильду врезалось бронзовое оголовье хвоста. Кираса и поддоспешник смягчили удар, но это не помогло: рыцарша отлетела назад, воздух вышибло из груди, и она больно ударилась об кровлю. Её снова подбросило в воздух, и она прокувыркалась к самому краю крыши, не удержав оружия. Сердце колотилось, как бешеное: она поняла, что сейчас произойдёт. Она замедлилась, как могла, но опасный порог был уже пройден, и Рамильда перевалилась за край. Она еле успела уцепиться руками за низкий парапет и повисла на самом краю, зажмурившись от страха. Пальцы держались прочно, но она понимала, что это продлится недолго. Раскрыв глаза, она успокоила дыхание, лихорадочно соображая, как ей уцелеть. Она боялась даже глянуть вниз: между ней и боковым двором собора было слишком много пространства. Поймав момент, Рамильда чуть подтянулась и упёрлась ступнями в стену. Она цеплялась за парапет изо всех сил, чувствуя, как руки наливаются свинцом. Едва удерживая дыхание, она готовилась рискнуть и подтянуться ещё выше, когда над ней возник силуэт Ксендрика, и чародей ухватил её за руку. – Я держу! — воскликнул он. – Спасибо!.. — выдохнула Рамильда, чувствуя, как у неё отлегло от сердца. — Держи крепко!.. Тяни! Волшебник, стиснув зубы, потянул на себя, и Рами подалась следом. Втянув руку по локоть, она упёрлась в кладку, поднатужилась и наконец перевалилась через парапет. Хотелось просто упасть и отдышаться, но боевые инстинкты взяли своё, и она потянулась за мечом. Она успела лишь улыбнуться чародею, и в следующий миг его насквозь пронзил наконечник копья: горгулья спикировала со спины. – Нет! — крикнула рыцарь в ужасе. Ксендрик лишь сдавленно простонал, схватившись за рану. Горгулья выдернула копьё, и чародей, обливаясь кровью, рухнул ниц. К ним уже торопились Экберт и Кацумото, и чудище, отступив в сторону, решило разобраться с Рамильдой позже и пыхнуло огнём в сторону остальных. Не медля ни секунды, Сванн кинулась к умиравшему Ксендрику, срывая с пояса спасительную фляжку, и влила живое пламя ему в рот без остатка. Она успела. Раны чародея стремительно затягивались, и он жадно хватал ртом воздух. – Держись! — выпалила Рамильда. — Держись! – Спасибо… — прохрипел Ксендрик, поднимаясь. Сванн глянула через плечо: одна из горгулий уже лежала недвижная на разломанной черепице. Экберт творил нечто невообразимое: отбросив булаву, он швырнул щит прямо в морду горгулье-копьеносцу, после чего накинулся на неё и мощным захватом обхватил её шею. Она попросту не успела отскочить: две раны, нанесённые Рамильдой, сделали своё дело, подточив подвижность чудища. Прочно сцепив руки, Экберт придавливал бестию своим весом — горгулья не могла достать его копьём на такой близкой дистанции, а удары её когтистой лапы лишь гулко звенели об доспех бальдерца. Рамильда схватилась за меч: молнии по-прежнему сверкали на клинке. – Рубите ей крылья! — выкрикнул Экберт. Они снова неслись в атаку вдвоём с Кацумото. Горгулья попыталась вырваться, но у неё ничего не вышло. Пока Габи читала слова целительного чуда над чародеем, тот, схватив посох, выпустил стрелу души, поразив чудище. Бестия почти выдохлась, и несколько верных ударов могли решить всё. Пинком ноги наугад горгулья отпихнула самурая. Рамильда размахнулась и с силой рубанула ей по основанию крыла — клинок отрубил его целиком, рассекая и кость, и мембрану, как натянутое полотно. Золотые молнии разошлись по всему телу горгульи, парализуя её. Момент настал. Экберт, изнатужившись, взял чудище в охапку, словно герой древних легенд, и попросту вытолкнул его за парапет. Испуская истошный визг, горгулья рухнула вниз, грохнулась оземь и распласталась на брусчатке. Больше она не двигалась. Развернувшись, Рамильда увидела лишь, как Лотрек спрыгивал с последней горгульи, пронзив ей шею шотелем. Солер довершил дело, загнав молнию прямиком в пасть упавшего стража. Бой был окончен. Несколько мгновений Рамильда даже не верила: они победили. Они бросили вызов колоколу пробуждения и победили. Где-то внутри, где-то в самом сердце, медленно размывая азарт, гнев и ярость схватки, просыпалось тихое торжество. Теперь оставалось только одно. Она пронаблюдала, как Солер убрал в ножны клинок и медленно зашагал к Лотреку. Посмеявшись, два рыцаря от души хлопнули друг друга по плечу. Рамильда невольно улыбнулась. Габи первым делом бросилась на ту сторону крыши, к Солеру и остальным. Рамильда же, подойдя к Ксендрику, одарила его тёплой улыбкой: – Спасибо, что вытащил. – Я думаю, мы все молодцы, — выдохнул чародей, всё ещё слегка потрясённый близостью гибели. — Тебе тоже моя благодарность. – Не пугай меня так больше, — нервно усмехнулась рыцарь. – Ну, будь моя воля, я бы не стал протыкать себя копьём, — улыбнулся Ксендрик. – Я бы тоже не хотела полетать до брусчатки внизу, — Рами покачала головой. — Спасибо ещё раз. – Стоит двинуться дальше, я полагаю? – Ну надо же, — произнёс Лотрек, подойдя ближе, — кажется, нам удалось. Пора звонить в колокол? – Для начала предлагаю здесь всё осмотреть, — сказал Ксендрик, приходя в себя. — Души забрать, думаю, успеем, а вот четвёртой горгульи, выпрыгивающей из-за угла, не хотелось бы. Но четвёртого стража нигде не оказалось. Когда отряд оказался внутри колокольни, только пыль веков встретила их на голом каменном полу. Высоко наверх вдоль стен уходила узкая лестница, и у Рами на мгновение закружилась голова, когда она задрала голову. – Рамильда, дорогая, — обратился к ней Ксендрик, — пожалуйста, дай руку. Я сегодня решительно устал от бесконечных лестниц. Усмехнувшись, она согнула левую руку в локте, и чародей с благодарным кивком взялся за неё. – Уверен, что хочешь наверх? — спросила Рамильда. — Мы можем оставить кого-нибудь внизу. – Ни в коем случае, — возразил Ксендрик, покачав головой. — Момент торжества нужно разделить всем вместе. Иначе что это за торжество, в конце концов?.. – Тогда держись, — улыбнулась Рамильда. — Я буду не спеша. Долгое восхождение завершилось на смотровой площадке. Перед ними предстал массивный колокол, подвешенный на широком фигурном хомуте из металла, напоминавшем оголовье ключа. Нигде не было видно верёвок, которыми управлялся бы язычок колокола, однако затем Рамильда обратила внимание на большой рычаг — видимо, он и приводил в движение цепи, связанные с колоколом. – Вот и он, — прогудел голос Экберта из-под шлема. — Снова… – Уступаю вам честь, — улыбнулся Ксендрик. – Теперь настала очередь других. Мои руки уже касались этого рычага. – Наслаждайся победой, пока есть возможность, — дружелюбно произнёс Лотрек, легко хлопнув Рамильду по плечу. — И отложи это чувство подальше. Оно ещё пригодится тебе, когда станет хуже. Сванн несколько помедлила с ответом. – Спасибо, что помог, — сказала она, глянув на рыцаря Фины. — Мы не забудем. Лотрек молча поднял ладонь, как бы отнекиваясь. – Ну что, знаменательный момент? — сказал Кацумото, подходя к рычагу. Он улыбался. — Рами. Давай? Рыцарша кивнула. Радость наконец дала о себе знать, и сердце забилось быстрее в предчувствии победного звона. Вместе взявшись за рычаг, они поднажали и потянули его на себя. Послышался скрежет шестерней, и цепи сложного механизма пришли в движение — Рамильда медленно шагнула назад, не сводя глаз с долгожданного зрелища. Колокол качнулся, язычок гулко ударил в бронзу, и над всем Приходом, над всей скалой — казалось, надо всем Лордраном разлился звучный, мощный, невероятно сладостный звон. Удар за ударом, он уносился к городу за мостом, к Святилищу Огня — к самим недосягаемым стенам Анор-Лондо, и как никогда ясно перед пилигримами предстал весь тот путь, что они прошли. Отсюда, с заветной колокольни, зрелище было поистине завораживающим — и тем сильнее разливалось в груди чувство торжества от того, что они совершили. Теперь их дорога лежала к колоколу нижнему. В таинственный Чумной город, ждавший их далеко под скалой Святилища. Расслабляться им совершенно не стоило — особенно теперь. Но этот радостный миг торжества, пусть и мимолётный, по-настоящему окрылял душу. Ведь теперь, после ста лет молчания, колокол пробуждения снова заговорил, провозглашая их первую победу. И вместе с ним обретали голос все носители тёмной метки, все отчаявшиеся и гонимые, все проклятые и забытые. По всему телу Рамильды пробежал холод. Этот миг навсегда оставался в сердце. Она улыбалась: ей очень хотелось, чтобы где-то там, за дальними горами, капитан де Планси и её друзья тоже услышали этот звон. Колокол снова качнулся.