– Казим аль-Букари, «Путешествие в страны Полуночи».
***
Тревога вернулась потом. Лёгкая эйфория от победы быстро спала. И не спасали мысли о том, что они преуспели там, где сгинуло целое войско: ведь Экберт и Таркус тоже были на этой колокольне тогда, сто утраченных лет назад. Ведь и они, хоть и смогли прозвонить в оба колокола, в конце концов оступились. Цитадель Шена, грозные очертания которой виднелись с крыши собора, сожрала их одного за другим. И вчерашние победители расшиблись об её стены и таинственного исполина-голема, которого Рами опасалась даже вообразить. Таркус, Железный Таркус, ставший для Лордрана живой легендой своего времени, не смог преодолеть этого испытания — и девять рыцарей Бальдера не помогли ему. Она видела их в той крипте — великих воинов ушедших дней, от которых остались лишь кости. Кто она была такая, чтобы сравниться с ними? И так ли уж силён был их отряд? Если десять сильнейших рыцарей своей эпохи подошли так близко к разгадке тайны и всё равно потерпели фиаско, то какие шансы были у них? Да, им везло — пока. И они весьма неплохо сработались. Но Рамильду не отпускала мысль о том, что в сравнении с героями прошлого их отряд, должно быть, смотрелся весьма невзрачно. Она не привыкла унывать. Война научила её тому, что поражения и промашки случаются, и всегда будет новый день, чтобы их исправить. И чтобы вытянуть, выиграть, вырвать победу, нужно было зарубить себе на носу все ошибки и ответить своим ударом. И ни в коем случае нельзя было думать, что всё потеряно, заранее записывать себя в проигравшие. Рамильда не попадалась в эту ловушку раньше, не намеревалась попадать в неё и здесь. И всё же… Всё же и ставки были высоки. И реальность была совсем иная. Испытание всей её жизни вставало перед ней неумолимым колоссом, в тени которого их отряд казался крохотным мотыльком, летящим на пламя навстречу собственной погибели. Слова Лотрека не лезли из головы. На любой войне всегда существовало пространство допустимой погрешности — ошибки, после которой всё равно можно отыграться и победить. Но если цена ошибки оказывалась слишком высока, она выходила за пределы этого пространства и обрекала допустивших её на поражение. Здесь, в Лордране, цена любой ошибки была высока. И каждый неосторожный шаг мог стать началом лавины, которая унесёт их отряд по спирали вниз, к верной погибели. До сей поры удача им благоволила, но каким окажется пространство погрешности в следующий раз? Десять могучих, опытных рыцарей не уложились в него, ошибившись где-то в судьбоносном штурме. У их же отряда шанс на ошибку, казалось, был несомненно больше. И последствия такой ошибки представлялись крайне мрачными. Они забрали души горгулий, забрали душу хранительницы, и Лотрек распрощался с отрядом, пожелав удачи на прощание. Рыцарь Фины сказал, что будет обретаться недалеко от Святилища Огня. По себе он оставил странное впечатление: его мотивы и цели всё ещё оставались туманными, а слова порой были пугающи, при этом он вполне бескорыстно помог отряду справиться с горгульями, хотя имел полное право уйти своей дорогой. От душ он и вовсе отказался. Он мог, конечно, пойти на риск ради выгоды в будущем, но слова всё того же Солера говорили в его пользу. Цинизм Лотрека, оттолкнувший Рами поначалу, всё глубже пробирался ей в сердце теперь: он не был показным, и Сванн отчётливо понимала, что Лотрек не просто так пришёл к подобным взглядам. За его словами стояли и опыт, и резон, и как Рамильда ни старалась, она не могла не признать, что всерьёз задумалась над сказанным. И чем глубже этот червь сомнения буравил её сердце, чем больше она возвращалась мыслями ко всем, кто погиб на пути пророчества, тем больше просыпалось чувство необъяснимого, глубинного ужаса. В дальнем конце трансепта, напротив бокового входа, обнаружился лифт — тот самый, который спускался к Святилищу. Две платформы двигались противовесно, и лифт не работал из-за отсутствия цепи в критическом месте, которая соединяла бы шестерни. И пока Рю осматривал механизм, остальные занялись другой работой. Они собирали павших. Им негде и нечем было хоронить бальдерских воинов, и потому, одно за другим, они переносили тела в подземную крипту — даже тех, кого убили в сражении с вепрем: теперь, когда они открыли ворота к церкви с обратной стороны, им ничто не мешало. Единственная почесть, которую они могли отдать погибшим солдатам и рыцарям, заключалась в том, чтобы уложить их в положение с оружием в руках. Собор, посвящённый супруге Гвина, становился их братской могилой. Все они были теперь равны под его старыми сводами. Дагоберта они вносили в крипту последним. Из головы всё ещё не лез этот пламенем выжженный образ: опустелый рыцарь, дающий добить себя. Рамильда не знала, что и думать: мысль о том, что даже теперь, сквозь пелену опустошения, окутавшую угасший разум, он мог узнать своего старого друга, была в равной степени поразительна и ужасна. Но точного ответа быть не могло. И Рами не знала, на что она больше хотела надеяться. Ведь могло запросто статься, что на пару мгновений глазами Дагоберта на неё посмотрело её собственное будущее. – Кажется, последний… — сказала Рамильда, когда они уложили тело в нишу. Габи стояла рядом, заканчивая тихую молитву. — Кем он был, сир Экберт? – Моим близким другом, — ответил рыцарь. В руке он держал ножны с рапирой погибшего: позолоченная рукоять тускло блестела в свете лампы. — И лучшим клинком, какого знал Бальдер. – Необычное оружие, — произнесла Рами, глядя на зачехлённый клинок. — Наградное, смею предположить? – Вы верно догадались, — кивнул Экберт, направившись на выход. Рамильда зашагала следом. — Как вы могли видеть, рапирой он владел мастерски — при жизни он мог поразить почти любую щель в чужом доспехе. Мы оба… любили потешные поединки друг с другом. – И кто же чаще выходил победителем? — слабо улыбнулась Рамильда. – Не могу сказать. Многие моменты… почти вымылись из моей памяти. Но мне кажется, мы были равносильными воинами. Дагоберт был младше меня, и он предпочитал катаринскую школу фехтования, в то время как я учился воинскому искусству у рыцарей Беренике. Помню, в первый раз Дагоберт отличился, когда выручил короля на большой охоте, встретив вепря с копьём наперевес — никто не думал, что в нём столько силы и прыти… А уже через год мы вдвоём защищали его величество от убийц на ступенях собора. – Неужели?.. — удивилась Рамильда. — То самое покушение в Велендале? – Да. Именно за тот эпизод Дагоберта наградили этой рапирой, — рыцари зашагали по ступеням вверх, на свет. — Приятно удивлён, что об этом до сих пор помнят. – Король Рэндалл стал очень почитаемым героем во всех краях, — ответила Рамильда. — О нём и его рыцарях слагают песни — я сама выросла на книгах о рыцарях Гвина и Пурпурных Плащах. Жаль только, что… — она осеклась. Рыцарша поймала себя на мысли, что Экберт мог до сих пор не знать, что стало с его родиной. Однако он как будто почувствовал повисший в воздухе вопрос: – Прошу, леди Рамильда, не бойтесь говорить. Вы хотели что-то сказать о моей стране? – …Да, — выдавила Рами. — Я хотела сказать: жаль, что не всё наследие Бальдера удалось сохранить. И потом: одно дело — читать хроники и романы, а другое — находиться в присутствии реального рыцаря Бальдера, который видел всё своими глазами. – Понимаю вас, — кивнул Экберт. Они остановились у дверей и повернулись друг к другу. — Но не стоит стесняться. Скажите, что случилось за этот век с Бальдером? Уцелело ли хоть что-нибудь или страна окончательно пала жертвой проклятия? Рамильда секунду поколебалась перед ответом. Но она понимала, что больше не могла молчать. – Боюсь вам сообщать дурные вести, сир Экберт, но Бальдер и Беренике погибли, — ей стоило больших трудов выдавить эти слова без запинки. — На их месте не осталось ничего, кроме руин. Сейчас там даже солнца не видно. – Да, вечная ночь и пыль былых веков, — покивал Солер, присоединяясь к ним. — Я бывал там мимоходом. Бессолнечное место во всех смыслах. – Прискорбно это слышать, — вздохнул Экберт. На его каменном лице не отразилось ни капли горечи, но Рамильда слышала её слабый отзвук в голосе рыцаря. — Значит, мы были правы в своих самых мрачных ожиданиях. Может быть, кто-то из жителей смог спастись и бежать в другие страны? – Смогли, — заверила Рами. — У нас в Асторе до сих пор живёт бальдерская диаспора в кое-каких северных городах. Но, насколько знаю, спаслись немногие. Когда из королевства начался исход… множество людей не смогли дойти. А иных попросту не пускали из-за проклятия. Остальные либо осели общинами, либо растворились. – Что ж, хотя бы что-то хорошее в судьбе моего дома, — вздохнул бальдерец. Он поднёс к лицу потёртые ножны с рапирой. — Когда мы отступали из собора с телом короля, Дагоберт пожертвовал собой, чтобы дать нам уйти. Теперь я хочу вернуть оружие тому, кто… подарил его Дагоберту. Его величество Рэндалл похоронен в башне с костром. – Вы не будете против, если я поприсутствую? — сдавленно спросила Рамильда, не поднимая глаз. — Я… хотела бы взглянуть на короля-рыцаря. На его последнее пристанище. – Вы все можете пойти со мной. Я думаю, сегодняшними действиями вы это заслужили сполна. – Тяжело вам, должно быть, сир Экберт, видеть опустелыми тех людей, которых вы знали когда-то, — сказал Солер. — Знайте, что я вам искренне сочувствую. – Это в самом деле непросто, — ответил тот, помедлив. — Но мой последний долг перед ними — в том, чтобы их упокоить. Они не хотели бы такой участи. – Всё это так. Мне думается, если бы их души могли помнить, они были бы вам очень благодарны, — Солер слабо, сочувственно улыбнулся Пурпурному Плащу. Тот лишь молча кивнул ему в ответ. Не обменявшись ни словом, Рамильда и Самерсет переглянулись и одновременно закрыли створки дверей, ведущих в подвал собора. Звякнул металлический обод, и словно ещё один кусок бальдерской истории остался по ту сторону времени, в темноте старой крипты. Самерсет, мрачный, как туча, задержался у дверей, пока остальные зашагали прочь, и покачал головой, не убирая руки с металлического кольца. Рамильда подошла к брату по ордену, глянув ему в лицо: – О чём думаешь, Самерсет? Лейтон ещё раз помотал головой и тяжело вздохнул, перед тем как ответить. Было ясно, что и его тоже не оставила равнодушным картина мёртвого воинства. – Они полегли здесь все до единого. Лучшие рыцари Бальдера… — он взглянул ей в глаза своим металлическим взглядом. — Сестра, ты понимаешь теперь, почему мы не можем позволить себе слабость на нашем пути? – Я и так это знала, брат, — негромко ответила Рами. — Знала, что судьба не раз испытает нашу волю на прочность. Нам придётся быть стойкими. – Не только, — произнёс Самерсет, не отводя взгляда. — Здесь каждый удар судьбы может вывести из равновесия. Заставить усомниться в победе. А каждый шаг в сторону — это потенциальный удар. – Не каждый путь — прямой, Самерсет, — пожала плечами Рамильда. – Ты не понимаешь. Когда разум сфокусирован на одной и только одной задаче, он непоколебим, — Лейтон приложил палец к виску. — А если мы взвалим на себя слишком много, это не просто трата времени — это шанс проигрыша, потери, разочарования. И всё это будет откалывать от нас по кусочку, понимаешь? Именно об этом я и говорил тогда. – И ради этого нужно ожесточить сердце, чтобы не допустить момента слабости? — нахмурилась Рамильда. — Только ради этого? – Что случилось бы, если б сюда пришёл весь наш орден? — Самерсет чуть наклонил голову, сдвинув брови. — Ты представляешь, если бы нас постиг такой же конец? Только потому, что мы пытались бы помочь всем?.. Он развёл руками и медленно зашагал назад, отвернувшись только через несколько секунд, будто ждал ответа. Но Рами не ответила — только молча проводила его взглядом. На мраморном полу оставалась несмытая кровь. Отряд покидал собор, оставляя за спиной похороненных воинов, не сумевших дотянуться до своей звезды. Несколько минут спустя они заходили в скромную гробницу Рэндалла со снятыми шлемами. В тёмном помещении в основании башни, где мерклый свет струился сквозь немногочисленные бойницы, их шаги отдавались гулким эхом, казалось, не только от стен и ступеней, но и от самой тьмы, витавшей вокруг. Большой саркофаг — грубый, лишённый украшений — стоял по центру. Он не делался на заказ именитым мастером, не украшал собой усыпальницу королевского рода, не нёс на себе застывшего изваяния покойного монарха. Это был самый обыкновенный каменный гроб — единственный, который проигравшее, гибнущее воинство способно было сделать для своего предводителя. Воинский гроб для монарха, который оставался воином до самого конца. Гладкая, голая каменная крышка с парой трещин по краям. Запылённый пурпурный плащ с золотистым кантом, покрывавший её в изголовье. И королевский шлем с откинутым забралом и зиявшей дырой в тулье. Подойдя ближе к саркофагу, Рамильда разглядела высеченную на крышке надпись: «Здесь покоится Рэндалл, король-рыцарь Бальдера». А потом её взгляд приковал шлем — и она не сумела отвести от него глаз. Она словно наяву могла видеть этот удар. Тот, что покончил с живой легендой своего времени. Сванн читала о Рэндалле с детства, и его последний поход часто будоражил её воображение. Она рисовала у себя в голове многочисленные варианты того, как он погиб. Но она никогда не могла подумать, что увидит следы тех событий своими собственными глазами. И никакие книжки, никакие фантазии и романы о смерти короля-рыцаря не могли сравниться с холодной, жестокой, пронзительно ясной реальностью, глянувшей на неё из пустого шлема. Экберт преклонил колено перед саркофагом. Он почтительно возложил на крышку гроба ножны с рапирой, и позолоченный эфес тускло заблестел на слабом свету. – Ваше величество, — прозвучали в тяжёлой тишине слова бальдерца. — Путь сира Дагоберта закончен. Сим я возвращаю вам клинок, который вы ему подарили. Башню окутало молчание. Никто из собравшихся не смел проронить ни слова. Рамильда чувствовала, как её сердце заходится от неясной тревоги, подступившей так близко, что стало невыносимо. А потом образы хлынули в сознание неудержимым потоком. Она снова видела тот медальон с портретом девушки, найденный в бывших казармах. Память о человеке, чьё имя безжалостное время наверняка стёрло в пыль, как и имя того, кто берёг этот медальон до последнего вздоха. Она снова видела опустевших солдат, собиравшихся на клич своего командира. Видела их лица — по-прежнему живые лица, хоть и не могла их вообразить. Леофрик. Хильда. Гунтрам. Дагоберт. Сердце рвалось на части от осознания того, что от них остались лишь имена. И блекнущие воспоминания того единственного человека, кто знал их живыми. А сколько оставалось таких же, чьи имена навеки канули в безвестие? Сколько неизвестных солдат, о которых никто и не вспомнил бы? И некому было спасти их из цепких когтей забвения. Некому высечь их имена на гранитном памятнике, увековечивая их подвиг, исполненный отваги и жертвенности. Навсегда сохранить хотя бы звук их имени, хотя бы то единственное, что останется в память о них. Их улыбки, смех, песни, их страдания и горечь, все любимые лица и тёплые воспоминания — всё это, даже канув в бездну, могло найти отзвук хотя бы в именах, но даже их теперь не осталось. Напрасная или нет, их жертва оставалась жертвой. И никто на свете не заслуживал полного забвения — особенно те, кто шёл на смерть, спасая свой дом. Шаги наверх по каменной лестнице, долгое эхо в ушах… Шаги, как стук часовой стрелки в гнетущей тишине… Рамильда поднималась последней, повесив голову и сжимая в руках трубу бальдерского горниста, а время растягивалось в бесконечность, поднимая из глубины растревоженные чувства. Кем он был — этот юный трубач?.. И сотни его товарищей?.. Те, кто ждали его дома?.. Их разделяло целое столетие, и Бальдер для Рамильды всегда был чужой страной, оставшейся только в легендах и анналах. И всё же как остро ей хотелось спасти их всех от забвения! Как хотелось позвать их всех по имени! Собрать их забытые жизни, как россыпь искр, и выткать созвездием на полотне памяти… Шаги наверх, как удары маятника… Как живое видение, встают перед мысленным взором другие лица. Лица её товарищей — рыцарей Асторы. Фридо. Леонора. Сигеберт. Кенвульф. Конрад де Планси. Магистр Гийом де Реден. Отец Турмод и матушка Авелин. Как легко её собственная страна могла оказаться на месте Бальдера, если бы слепой случай избрал её первой жертвой проклятия?.. Шаги в никуда, как в сумрачном мороке… Рами видела всё это, как наяву. Поход её собственного ордена, обернувшийся таким же фиаско. Синее с золотом вместо пурпура — отданное на милость безжалостного времени. Её друзья и товарищи — опустелые и всеми забытые. Астора, лежащая в руинах. Золотые колосья, обращённые в пыль. Пустынная земля и небо без солнца. Развалины замков, городов — и её дома, сокровенного, милого дома, оставшегося в глубинах памяти. Дома над синей рекой, канувшего в вечную тьму. Солнечный свет мягко коснулся лица. Рамильда остановилась у прохода, пока остальные медленно двинулись вперёд, и поднесла к лицу старую медную трубу с вензелем Рэндалла. Чувства захлестнули её. Ей щемила сердце обыкновенная горечь. Горечь по людям, которых она никогда не знала, но к которым чувствовала странную причастность. Кому-то это могло показаться глупостью, но только не ей: ведь всё то, через что прошли эти незнакомые люди, было ей предельно понятно и важно. И все их несбывшиеся надежды, все предсмертные желания, все человеческие чувства как будто обрушились на неё в один миг, сосредоточенные в маленьком кусочке прошлого, который она сжимала в руках. Судорожно вздохнув и зажмурившись, Рамильда заплакала. Слёзы упали на потемневшую медь, и рыцарша поднесла к глазам ладонь, коснувшись мокрых век тонкой кожей перчатки. – Я не забуду… — тихо прошептала она, вытирая слёзы. — Я дойду до конца… ради вас всех… ради нашей мечты… Она медленно зашагала за товарищами, не поднимая глаз. Только теперь она осознала всю глубину того ужаса, который сидел в ней, дожидаясь своего часа. Лица Бальдера уходили во тьму — и эта тьма поглотит и её, если она не справится. Теперь, перемешавшись с дурными предчувствиями, ужас опустошения грозил сожрать Рами целиком. Последними остатками воли, последней ниточкой надежды, которая удерживала её от падения, она вызвала у себя в голове единственную мысль: «Я обязательно выживу». Этот последний бастион она не собиралась сдавать. В борьбе с собственными чувствами она проиграла, уступила все возможные позиции, кроме одной. Она не могла избавиться от тревожных мыслей и образов, понимая, что они будут мучить её ещё долго. А самые страшные из них навсегда останутся выжженными в памяти, и только время усыпит их до нового срока. Но она оставалась собой. Рыцарем, который дрался до конца. И, как бы ни было тяжело, эта нерушимая башня оставалась за ней.***
Слова попросту не лезли из горла. Рами ушла в себя — не было сил ни на что, кроме как идти за отрядом. Несмотря на победу, они все были в той или иной мере подавлены — и это было видно невооружённым взглядом. Рамильде было даже противно: как будто их с Экбертом настроение заразило всех остальных, даже если не у каждого был повод переживать. Хотелось как-то поддержать ребят, развеять эту невесёлую атмосферу, но сил на это не осталось совсем. Когда они снова вышли на боковой двор собора, их встретило вышедшее из-за туч солнце, падавшее в закат. Подбрюшье тёмных, рваных облаков окрасилось в яркую, нежнейшую палитру золотого и розового, как мягкая вата. Солер, подставляясь косым лучам, весь приподнялся и вытянул руки вверх и в стороны, словно приветствуя светило. Повернувшись к остальным с широкой улыбкой, он произнёс: – Ну? Разве не славно? Отчего такие грустные лица? — он усмехнулся. — Сегодня мы победили. И всё благодаря нашей сплочённости и взаимовыручке. – Это так, но у нас впереди ещё много работы, — отметил Ксендрик, покосившись на Рамильду. – Совершенно верно! Но даже малые свершения — повод для радости, — Солер как-то быстро посерьёзнел, подняв ладони, и примирительно кивнул. — Извините, я понимаю, о тяжёлом прошлом непросто забыть. Грусть — это тоже важное чувство. Но это я таким неуклюжим способом пытаюсь сказать, что вы сегодня совершили подвиг, и я… — он неловко усмехнулся, — я рад был вам посодействовать. – Эта победа и твоя тоже, — Рами попыталась выдавить из себя улыбку, взглянув на Солнечного рыцаря. — Так что и тебе спасибо. – Эх… — Солер почесал затылок, смущённо зажмурившись. — За неимением других слов, чертовски рад, что вы меня приняли. Он остановился и посмотрел в сторону. От бокового двора прямо через заросшую лощину вёл некогда крытый узкий мост. Кровля над переходом наполовину обвалилась, и колонны по бокам торчали сиротливо. На той стороне, за кронами деревьев, высилась большая часовня, казавшаяся скромной в сравнении с кафедральным собором напротив. Указав ладонью в её направлении, Ксендрик произнёс: – Я предлагаю сходить на ту сторону и подыскать там убежище. Помню, я эту часовню видел на гравюрах в атласе Лордрана — и знаю, что лежит за ней, — он повернулся к отряду и многозначительно добавил. — Сад Тёмных Корней. – Тёмных Корней? — сощурился Рю. — Это какое-то известное место? Ничего про него не слышал. – Не так уж удивительно, — пожал плечами Ксендрик. — Ты с Востока, вряд ли будешь знать о таких деталях фольклора. Здесь когда-то был королевский лес, а сейчас, по слухам, это весьма опасное место, где можно встретить существ, которые не водятся больше нигде в мире. Нынешнее название появилось неспроста. – Что же с ним случилось? – Когда-то совсем рядом с этим лесом стоял город Улачиль — тот самый, где пять с половиной веков назад образовался разлом Бездны и случился локальный катаклизм, как раз таки город и погубивший. Причины его малопонятны, но официальная версия — весьма скудная, надо сказать — сводится к тому, что в этом был виноват кабал тёмных магов, пробудивших… скажем так, «древнего монстра» по имени Манус. На деле они раскопали могилу очень древнего человека с большими… «залежами» человечности. И когда маги попытались достать из него всю эту человечность, всё вышло из-под контроля, и его человечность разбушевалась, вызвала разлом Бездны и пробудила самого Мануса. Так или иначе, когда прямо в городе образовался разлом, сила Бездны многих людей свела с ума или вовсе превратила в чудовищ, и это не считая существ, которые сами пришли из разлома. И там же, к твоему сведению, погиб Арториас Бездноходец, один из рыцарей Гвина. – Это имя мне незнакомо, — покачал головой самурай, скрестив руки. — О рыцарях Гвина я слышал очень мало — только что среди прочих у него было, кажется, четверо избранных. Должен признать, даже не знаю их имён. – О, ну в таком случае нам стоит восполнить пробел в твоих знаниях, раз уж мы всё равно остановились для созерцания пейзажа, — улыбнулся Ксендрик, повернув голову к Рами. — Быть может, Рамильда тебя просветит? Рыцарша только теперь вырвалась из прострации. Чародей ненавязчиво улыбался ей и мягко смотрел в глаза, словно бы видел её состояние и как бы исподволь подсовывал ей любимую тему, чтобы она могла хоть на что-то отвлечься — на что-то хорошо знакомое. Она действительно многое знала о рыцарях Гвина — четверо избранников были её героями детства наравне с отцом, и Рамильда знала о них множество разных историй — как правдивых, так и выдуманных. Кацумото тоже глядел на неё с интересом, как и остальной отряд — даже Экберт остановил на ней пристальный взгляд, и выбора почти не оставалось. Но по большому счёту, она была благодарна Ксендрику за эту возможность. – Охотно, — сказала Рамильда со вздохом, поворачиваясь к Рю. — У короля Гвина была гвардия Серебряных рыцарей, которую он создал во время Войны с драконами. Они все были отличные воины и умели метать молнии — такие, как у Солера, — она указала жестом на рыцаря. — Сам Гвин научил их этому чуду, хотя их молнии не могли сравниться по силе с той, которой он сам бил драконов. Но самые знаменитые рыцари — это так называемые «Четыре рыцаря Гвина»: Орнштейн, Гох, Киран и Арториас. Они были первыми среди первых, и каждый из них чем-то крайне отличился в глазах Гвина, за что он и возвёл их в такой высокий ранг. Войдя во вкус, она принялась плавно жестикулировать и стараться выдерживать тон повествования, как будто рассказывала историю у костра, расхаживая из стороны в сторону. Косые лучи закатного солнца создавали нужную атмосферу, переливаясь в воздухе и очерчивая лица. – Каждому из рыцарей соответствует геральдический зверь — так их легко запомнить. Первым был Орнштейн Драконоборец, «лев». Он впервые прославился тем, что почти в одиночку убил молодого дракона метко пущенной молнией, а со временем стал капитаном гвардии Гвина и его самым доверенным сподвижником. Его копьё, зачарованное молнией, могло пробить даже самую толстую чешую, а называлось оно Глимгайр — сверкающее копьё. Из всех рыцарей ему принадлежит больше всего решающих ударов и убийств в боях с драконами. Второй был Гох Соколиный глаз — «сокол», как несложно догадаться. Он единственный из всех рыцарей был гигантом, а не человеком. – Гигантом, — хмыкнул Кацумото. — Я только слышал о них: по правде говоря, думал, что это просто сказочные существа. – Ничего подобного, — усмехнулась Рамильда. — Это очень древний народ из-за моря, хотя на нашем материке их совсем не осталось, так что про них ходит много небылиц. Но если верить хроникам и записям путешественников, гиганты втрое выше людей ростом, а у старых гигантов кожа похожа на древесную кору! Самурай характерно качнул головой. – Необычно, никогда бы не подумал. Каким же оружием владел этот Гох? Могу представить, что такой мог махать целым деревом, как дубиной. – Если бы! Его оружием был лук — огромный композитный лук из дерева и драконьей кости, со стрелами, как у баллисты. Гох даже называл его «Зурраканти» — это на языке гигантов значит «Поющая кость». Он добровольно вызвался поддержать Гвина в этой войне, и многие поначалу сомневались, сможет ли гигант оказаться метким стрелком. И в первом же своём бою на глазах у Гвина Гох одним выстрелом пробил дракону крыло налету, обездвижив его! Позднее Гвин даже создал для него отдельный отряд лучников из числа Серебряных, которые пользовались такими же большими луками — под свою руку, конечно. Это оружие назвали «драконобоем». – Впечатляет, — Рю почесал подбородок. — Очень интересно… у меня на родине тоже делают луки на чудовищ. На востоке им дали прозвище «убийца они» — то есть, убийца демонов. По форме они похожи на мой лук, только побольше — и сделаны из дерева и кости. Хм… было бы крайне интересно посмотреть на ваши драконобои и сравнить. А кто был третий рыцарь? – Третьей была Киран, «шершень», — Рамильда не смогла сдержать лёгкой улыбки: Киран была её самой большой героиней, и ей всегда было приятно говорить о ней. — Она состояла в особом, чисто женском рыцарском отряде — Клинках Владыки, как их называли. Это были разведчики и диверсанты Гвина, но и на поле боя они были крайне страшны. Киран была самой выдающейся из них, а на её счету несколько самых опасных врагов Гвина — в том числе трое убийц, которым однажды почти удалось добраться до него. Они проникли в лагерь и перебили охрану у шатра, но Киран пришла своему королю на помощь и сразила всех троих, прежде чем до них даже дошла подмога. За это её сделали одной из Четырёх, а Клинки перешли в её подчинение и вообще во всём стали равняться на неё. А что до избранного оружия, то у неё было два клинка: Эйриан и Ариан. Сегодня их многие знают как «Золотое жало» и «Серебристое жало», но на самом деле их названия означают «Золотой след» и просто «Серебристый». Рассказывают, что весь свой боевой стиль она выстроила вокруг этих клинков, и названы они так неслучайно: Эйриан при каждом взмахе оставлял за собой золотистый след в воздухе, и этим она скрывала движения второй руки, державшей Ариан, чтобы ударить в решающий момент. Ещё Киран носила фарфоровую маску — своего рода символ того, что она всегда была в тени, появлялась неожиданно и жалила противника в самое уязвимое место. – Понимаю, — кивнул самурай, осмысливая сказанное и почёсывая подбородок. — Я бы очень хотел иметь такого бойца в своём войске. А что же Арториас? – Арториас Бездноходец, он носил символ волка и был возведён в почётный ранг одновременно с Киран. Непревзойдённый мастер меча с железной волей. Сначала он был рядовой Серебряный рыцарь, ветеран многих боёв, который отправился в составе небольшого отряда в очень важную миссию: когда Гвин со своим войском был в походе, на зимних квартирах, его разведчики узнали, что мимо них в Торолунд просочился дракон. А Торолунд тогда был отдельным княжеством, важнейшей точкой на пути в Лордран, и если выходило, что драконы готовили на него атаку, медлить было нельзя: за драконом могли последовать десятки его сородичей, и тогда тысячи жизней оказались бы на весах — войско попросту не успело бы прийти им на помощь. Тогда Гвин отправил отряд под командованием опытного рыцаря Шиана, чтобы предупредить Торолунд о скором нападении и спасти людей, отправить их в укрытия и крепости до подхода войска. Она взяла короткую паузу и застыла на месте, продолжая сопровождать рассказ плавными жестами: – И так они отправились на север, через снега и жестокую бурю. Но Регин — тот самый дракон, который первым прилетел в Торолунд — подстерёг их на перевале и перебил весь отряд, включая Шиана, — Рами резко махнула рукой и свела брови, обозначив напряжение. — Только Арториас остался в живых, хотя и был сильно ранен. Невзирая на боль, он добрался до пещеры, где нашёл укрытие от метели… и неожиданного постояльца, — тут она чуть понизила голос, придавая рассказу таинственности. — Им оказался раненый волк — гигантский разумный волк по имени Гарм, который сам был ранен на охоте и пришёл туда умирать. Но никто из них не проявил к другому вражды, и тогда Гарм разрешил Арториасу испить своей крови, чтобы он мог хоть как-то согреться. Арториас же перевязал его раны и приложил к ним целебные травы. Уверенный, что провалил задание, он ещё неделю провёл в пещере вместе с Гармом, оправляясь от ран, и тогда-то волк и предложил ему свою помощь в благодарность за спасение: теперь они были фактически кровные братья, и волчья кровь давала чувство неразрывной связи с побратимом. Они вместе нашли племя Гарма, и тогда волки домчали Арториаса в Торолунд — он успел в последний момент, предупредив людей незадолго до драконьего нападения. Этим он спас тысячи жизней, а затем волки вместе с Арториасом разведали место стоянки драконов, о которых он доложил подошедшему войску. Гвин был настолько впечатлён, что немедленно сделал Арториаса командиром нового отряда, а в развязавшейся битве волки даже помогли ему с Орнштейном одолеть самого Регина. Так Арториас и стал одним из Четырёх, и для него выковали особый двуручный меч — Калед Кинфлэйд, что на старом лотианском наречии значит «Меч вожака». – Очень интересно, — сказал Кацумото, уважительно покивав. — А гигантские волки — такая же правда, как и гиганты? – Да, — кивнула Рамильда с придыханием. — Мир был более тесным тогда. Гиганты, волки, гирмы, ящеры — к этой войне все были причастны, и лишь потом все эти маленькие народы ушли в другие места. Что же до Арториаса… много сотен лет спустя после войны, когда Четыре короля Нового Лондо обратились к силе Бездны и устроили царство ужаса в своём домене, Арториас стал первым из тех, кто бросил им вызов. – Четыре короля? Кто они были? – Они заслуживают отдельной истории, но вкратце рассказ такой: это были четыре правителя из разных народов, которые шестьсот лет назад привели своих людей в Лордран, когда их затронуло проклятие нежити — как раз тогда оно начало впервые расползаться по миру. Они пришли в эти земли просить помощи и искать убежища. Гвин выделил им надел земли в Лордране и наградил бессмертными душами за их дальновидность, но несколько десятилетий спустя четыре короля по некоей странной причине вступили в заговор против Гвина и обратились к чёрной магии Бездны. – Меня всегда забавляла одна интересная вещь в таких историях, — вмешался Ксендрик, поглаживая бороду с лёгкой улыбкой. — Все официальные злодеи в каноне Белого Пути неизменно «обращались к Бездне», даже лучше: Бездна их «совращала», как будто Абисс — какая-то бездушная, бесформенная живая сущность! А если обращаться к историческим хроникам, они в лучшем случае стыдливо молчат о настоящих причинах, как будто истина кому-то очень неудобна… – Да, это большая проблема для историков, — вздохнула Рамильда, пожав плечами. — Такие события сложно исследовать, потому что источников осталось мало, слишком многое неизвестно, даже специально скрывалось, а Белая церковь явно предвзята. – Да уж, — слабо улыбнулась Габи. — Вымарывать страницы истории — куда важнее, чем помогать страждущим. Узнаю родную церковь, чего уж. – Ну, даже если так, — сказал Кацумото, — полагаю, всё сходится на том, что Арториас так или иначе сражался с королями Нового Лондо. – Верно, — кивнула Рами, — и с тварями Бездны, которых они призвали на помощь. Арториаса наделили силой, позволявшей пережить хождение по Абиссу — оттого его и назвали Бездноходцем. Эта сила была заключена в магическом кольце — и такие же были у Серебряных рыцарей из его отряда. Но хотя они храбро сражались с воинством Четырёх королей, им не удалось их одолеть, и тогда Новый Лондо уничтожили, предав затоплению. А уже много позже, когда случилась катастрофа в Улачиле, бездноходцы отправились туда и погибли все до одного, включая Арториаса, но смогли убить Мануса и остановить разрастание Абисса. Тогда королевский лес и переименовали в «Сад Тёмных Корней», потому что Бездна успела расползтись по лесу и отравить его, прежде чем этому положили конец. И там же, в Саду Тёмных Корней, с тех пор стоит могила Арториаса. Переведя дух, Рами собралась с силами для последней детали рассказа: – Когда четверо рыцарей сражались вместе, они были самой страшной силой на поле боя. Немало драконов и других страшных противников было на их счету. А их самый известный бой — это битва с Калидором, одним из драконьих тиранов, которого они победили в решающем сражении на Пепельном озере. Эта схватка помогла переломить ход всего сражения. Про этот бой очень много написано и в хрониках, и в легендах, и это один из любимых сюжетов про Четырёх рыцарей… о котором я, с вашего позволения, расскажу в следующий раз, — Рамильда вымученно усмехнулась, почувствовав, как усталость снова наваливается на неё. – Как скажешь, — кивнул Кацумото. — Спасибо, было очень интересно послушать. А что с этими рыцарями стало потом? Не считая Арториаса. Рамильда закусила губу. – Неизвестно. Когда король Гвин пожертвовал собой, а Лордран скатился в хаос… все следы потерялись. Ни про них, ни про то, что случилось в Анор-Лондо, к сожалению, ничего не известно по сей день. Я и сама… очень хотела бы знать. – Обязательно узнаем, — улыбнулся ей Солер. — Бьюсь об заклад, если Анор-Лондо по-прежнему стоит, то и они ещё живы. – Спасибо за рассказ, леди Рамильда, — сказал Экберт, чуть склонив голову. — Я как будто снова слушал менестреля на королевском пиру. У вас хороший талант к историям. – Да-а, прямо как у покойного отца Люциана, — протянула Габи с улыбкой. — Спасибо, было приятно слушать. – Благодарю за такой комплимент, — смущённо усмехнулась Рами. — Это у меня от матушки. – Что ж, тогда пошли? — предложил Кацумото, шагнув вперёд. Рами кивнула, и отряд неспешно направился через мостик. Переглянувшись с Ксендриком, Сванн тихо прошептала «Спасибо». – Полегчало? — улыбнулся чародей в ответ. – Немного, — покивала Рамильда. — Это помогло. – Герои на то и существуют, чтобы помогать. Даже если их нет рядом. Перейдя длинный мост над лощиной, они оказались под сводами часовни. В дальнем конце небольшого помещения представала апсида со скромным алтарём, а через обвалившийся сегмент крыши справа виднелось темнеющее сиреневое небо и первые звёзды. Вдоль левой стены куда-то вниз спускалась лестница, и именно из того проёма до их ушей доносился звук, который ни с чем нельзя было спутать — звон кузнечного молота. Ксендрик и Рю переглянулись. – Кажется, мы набрели на кузнеца, — констатировал чародей. – В самый раз, чтобы подлатать наши доспехи, — согласно кивнул самурай. — Что ж, давайте надеяться, что встреча будет счастливой. Спустившись на этаж ниже, отряд обнаружил костёр с витым мечом прямо посреди комнаты, и пламя этого костра, казалось, горело так же мощно и ярко, как в Святилище Огня. За проходом в одной из стен начинался каменный мост, похожий на тот, что они только что пересекли. Там, за мостом, возвышались башни из бурого камня, в стене между которыми чернел проход, перегороженный массивной железной решёткой. Судя по всему, это и была цитадель Шена — та самая, которую они видели с крыши собора. И только ещё одним этажом ниже нашёлся сам кузнец. Он стоял за наковальней в углу, выстукивая молотом по хвостовику клинка, нагретому до жёлтого цвета. Фигура кузнеца была огромна — не ниже Экберта. По широченным плечам и мощной оголённой спине стекали капли пота, а волосатые руки выглядели так, будто могли пополам сломать тех самых горгулий, которые охраняли колокол. Заслышав шаги, он повернулся к гостям, и рыжий свет распалённого горна упал ему на лицо и испещрённую шрамами грудь. Невероятно пышная шевелюра седых волос была собрана в толстый хвост, а столь же густая борода обрамляла рот кузнеца. Никаких признаков опустошения у него не было. Расслабленно уперев ладонь в бок, старик-кузнец широко улыбнулся. – Мм! Вижу, у меня гости! — пророкотал он низким, хриплым голосом. — И даже не опустелые. Рамильда первая поклонилась кузнецу, приложив руку к сердцу. – Приветствую, — сказала она. – Добрый вечер, — произнёс Ксендрик с лёгким поклоном. – Добрый, добрый, — оружейник продолжал улыбаться. — Приятно видеть гостей в моей скромной кузнице. Ну что же, проходите, располагайтесь! — он небрежно повёл рукой. — Если хотите, привязывайтесь к костру там, наверху. Он у меня хорошо горит. – Ох, спасибо, вы очень любезны, — улыбнулся чародей. — Позвольте представиться: я Ксендрик, а вы? – Андрэ, кузнец, — прохрипел бородач. Повернувшись к наковальне, он взял заготовку в щипцы, засунул хвостовик в горн, чтобы не дать ему остыть, и чуть поддал жару. — Счас-счас, вы простите, мне нужно закончить с этим — горячий металл проволочек не терпит. Но я вас внимательно слушаю! Если вам что-нибудь нужно починить… сковать… или что-нибудь ещё, можете смело ко мне обращаться. Либо историями поделиться, это дело я тоже люблю! — он вытащил заготовку и пошёл обратно к наковальне. – А я слышал ваше имя, — внезапно сказал Рю, снимая шлем, — от одного знакомого торговца. Он говорил, что вы иногда заглядываете в Нижний город, берёте заказы. – Есть такое! — улыбчиво протянул кузнец. — Я в основном к ребятам Дориана захаживаю, но так-то вообще всякому готов помочь. Мне что гвоздь, что клинок сковать — всё в радость! – Какое удачное совпадение! — произнёс Ксендрик. — Мы тоже были у Дориана, очень неплохо сошлись с его людьми, даже помогли им избавиться от демона. – Демона? — слегка удивился кузнец. — Слышал краем уха, что завёлся. Ну, эт вы молодцы, что помогли. Как там Кайла, уже осваивает алхимию? Рамильда смутилась постановкой вопроса: насколько она успела понять из общения с Кайлой, девушка вовсе не была заинтересована в постижении алхимической науки. Но Ксендрик успел ответить раньше неё: – Не знаю, как насчёт алхимии, но грамоту она осваивает точно — под чутким руководством Дориана. Или это вы так нас проверяете, уважаемый? — чародей слабо улыбнулся. – Проверяю? — кузнец поднял на него взгляд и лукаво ухмыльнулся. — Да нет, вы что! Это всё память моя старческая! – Как скажете, — усмехнулся Ксендрик. — Знаете, у нас есть к вам просьба, — он переглянулся с Рю. — Не очень, наверное, тривиальная. Вы же знаете про сломанный лифт? – Лифт? — кузнец не поднял головы, продолжая выстукивать молотом по хвостовику, но задумчиво сдвинул брови. — Хм-м, когда это я в последний раз пользовался лифтом?.. А! Вы, наверно, про лифт в соборе, да? – Да, всё верно. – Не заходил туда с тех пор, как король Рэндалл штурмовал его со своим войском. Не хотел тревожить опустелых рыцарей… Что, сломался лифт? – Да, там дело в левой платформе, — пояснил Рю. — Детали не хватает. Нужна хорошая цепь, чтобы связать шестерни с переключателем, без этого механизм не заработает. – Вот оно что. Хорошо! — он отрывисто кивнул. — Думаю, я смогу с этим справиться. Как скоро вам нужно? – Думаю, что чем скорее, тем лучше, — сказал Ксендрик. – Да, пожалуй, — присоединилась Рамильда. — Нам здесь задерживаться слишком долго не след — мы всё-таки дали обещание ребятам Дориана. А возвращаться в Нижний город через виверну слишком опасно. – Да, так себе идея, — скривился маг. – О, так вы через мост с виверной шли? — усмехнулся кузнец. — Ну молодцы. Знатная зверушка, да? – Знатная, спору нет, — слегка улыбнулась Рами. — Только ведь и вы тоже наверняка ходите по этому мосту в Нижний город, разве нет? – Ну да, — Андрэ продолжал невозмутимо стучать по клинку. – И наличие виверны вас… никак не обременяет? – Не очень, я то и дело хожу туда-сюда, — он поднял взгляд на рыцаршу. — Здесь тихо, красиво, птицы поют, никто не мешает. Работай себе всласть! Вы же пробились? Вот и у меня свои подходы есть. – Ну и ну, — Рамильда не смогла не усмехнуться. — Должна признать, восхищена. – Ааа, пустое, — кузнец тряхнул головой. — Будет вам цепь для лифта. Что же вы можете предложить старому Андрэ? – Души, например, — предложил Ксендрик. – Души — это можно, — оружейник комично выпятил губу. — Как выражался этот досточтимый клирик, которого я видал в Святилище, «Только души в этих краях могут согреть человека». – Уверен, что он так и сказал, — усмехнулся чародей. – Скользкий тип, — Андрэ покосился на Габи. — Не в обиду вам, барышня. Вы, я думаю, девушка порядочная. Мне, в сущности, всё равно, кто мне делает заказ, но этого клирика послушаешь — и уши в трубочку сворачиваются. Но этого я вам не говорил, хе-хе! – Не волнуйтесь, — улыбнулась Габи. — Если у вас возникало желание замотать достопочтенному клирику рот, поверьте, я его целиком разделяю. – Ха-ха, ну, как говорится, светлые головы светло думают! Вы-то все куда путь держите? – Обратно в Святилище Огня, — ответил Ксендрик. — Для начала. А затем к нижнему колоколу. – Скажите-ка!.. — Андрэ оторвался от работы и смерил их внимательным взглядом. — Слышал я тут звон недавно. Это случайно не вы были? – Это у вас скорее в ушах звенело, — посмеялся Ксендрик. — В смысле, это, конечно же, были мы. – Ха-ха-ха! Ваше предположение ничуть не менее вероятно! – Это правда! — дружелюбно улыбался чародей. — Но я был свидетелем того, что колокол звонил. – Я-асно всё с вами, — ухмыльнулся Андрэ. — В последний раз… давненько я это слышал. Лет сто назад, пожалуй, не меньше, — тут он глянул на Экберта и кивнул в его сторону. — Доспехи у тебя, мой друг, знакомые. – Возможно, мы виделись и прежде. Но это было более ста лет назад. – А-а, кто знает, кто знает. Я очень давно не видел никого из вашего Пурпурного братства. Не покажешь ли своё лицо, друг? Экберт, расстегнув ремешок топфхельма, снял его с головы. – Я был одним из последних из бальдерского войска. Ходил к цитадели вместе с Таркусом. – А, старина Железный Таркус! — кузнец наконец отложил заготовку и, сняв с крючка потрёпанное полотенце, протёр вспотевшую шею. — Хе-хе, помню этого сорванца! Часто заходил ко мне починить доспехи или просто поболтать, когда ещё был один. Славный был рыцарь. Крепкий, что кремень, это точно, — он внимательно посмотрел на бальдерца. — Я, кажется, и тебя припоминаю. Экберт, верно? Рыцарь молча кивнул. Рамильда даже не слишком удивилась: после Дориана и Экберта встреча с ещё одним долгожителем была скорее закономерна. Да и сам Андрэ производил такое впечатление, что знал здесь каждый закуток и уже целиком слился с лордранским ландшафтом, стал его неотъемлемой частью, которую просто так не пронять и не вырезать из картины. – Да-а, король-рыцарь Рэндалл… — прохрипел кузнец, отходя в сторону, и уселся на табурет, воззрившись на Экберта. — Помнится, большую бурю в нашем маленьком пруду вызвал ваш король, когда явился сюда с войском. Я уж грешным делом подумал, что всё, скоро проклятие развеется, ну да чего уж… Неудача есть неудача. Таркус, правда, далеко пошёл! Тот железный голем знатно падал — отсюда было слышно! Рамильда глянула на Экберта: на стоическом, изъеденном проклятием лице рыцаря не проступило ни одной эмоции, но он застыл в молчании на несколько мгновений, пристально глядя на кузнеца. Для него эти слова явно звучали столь же удивительно, как для всех остальных: ведь до этого времени они все полагали, что Таркус канул в лету, так и не справившись с железным исполином. – Странно, — проговорил Экберт. — Когда я столкнулся с големом… Таркуса там не было. И из нас двоих упал я, а не голем. – М-м, даже так… — кузнец почесал окладистую бороду. — И правда интересно выходит. А я, мой друг, слышал другую историю. Я слышал, что Таркус этого голема одолел — да ещё и как! Проходил мимо меня в те дни один тип в чёрном — исповедник Велки. Доводил до меня сведения, что Таркус, когда потерял всех товарищей, поначалу не очень знал, как быть и как к этому голему подступиться. Так исповедник пришёл к нему на помощь, и они вдвоём эту цитадель дожали! Он мне говорил, что Таркус, считай, в одиночку одолел голема: оттеснил к обрыву и просто столкнул вниз! Ха-ха, скала, чего и говорить! — кузнец обвёл взглядом остальных. — Вы представляете? Махина из железа в четыре человеческих роста! С огромным боевым топором, какой даже мне не снилось выковать! Экберт характерно провёл рукой по вмятине на доспехе — не иначе, оставшейся от его схватки с големом. По его лицу нельзя было сказать, какие эмоции он сейчас переживал, но Рамильда могла поклясться: сведения о Таркусе и големе определённо не оставили его безучастным. – Так этот Таркус, — продолжал Андрэ, — сам большущий, как я, сумел эту махину оттеснить, все её удары выдержать и с обрыва столкнуть! И кто из них по-настоящему железный, я вас спрашиваю? То-то было зрелище, думается мне, — кузнец с улыбкой тряхнул бородой. — Тот исповедник рассказал мне потом, что когда это случилось, он Таркусу помахал на прощание, и какие-то крылатые твари подхватили его под руки и понесли к Анор-Лондо. Вот так-то. С той поры от Таркуса ничего не было слышно. А потом через какое-то время этого голема снова поставили — я уж не уверен, кто его чинил и как у них это получилось. А потом и на колокольне горгульи опять появились — в общем, паршиво. Сто лет, ты подумай, а… – Поразительно, — проговорил Экберт. — Выходит… мы с Таркусом разминулись по воле слепого случая. Выходит, я добрался до голема раньше него. И покинул цитадель, пока он ещё продолжал борьбу… – Сир Экберт… — Рамильда посмотрела на него, но не смогла подобрать слов. Рыцарь в ответ поднял ладонь, лязгнув латной перчаткой. – Не стоит, — сказал он со вздохом. — Всё это было давным-давно и уже не имеет значения. Это та ошибка, которую я уже не могу исправить. – Ошибки случаются, — вздохнул Андрэ, пожав плечами. — Это правда, чего уж теперь сокрушаться. В цитадели Шена заплутать — раз плюнуть… Бьюсь об заклад, Таркус тоже думал, что ты где-то сгинул. Он бы понял, поверь. Экберт медленно кивнул. Ничего не ответив, он отошёл в сторону, как бы демонстрируя, что отряд может продолжать прежний разговор. Рамильда, проводив его взглядом, тихо вздохнула. – А давно вы здесь, Андрэ? — спросила она, повернувшись к кузнецу. — Вы, наверно, очень много видели на своём веку. – Я здесь с самого начала, — улыбнулся Андрэ, характерно приподняв густые брови. — Ещё с той поры, когда не было проклятия. Эх, как будто было вчера, — он устроился поудобнее, сцепив пальцы рук, и глянул поражённой Рамильде в глаза. — Знаешь, был у меня приятель в Анор-Лондо — кузнец-гигант Орм, с которым мы частенько проводили время, соревновались и спорили о нашем кузнечном ремесле. Он, конечно, был тот ещё чертяка. В волшебной ковке смыслил. Утверждал, что может сделать для Гоха лук из композита получше его «поющей кости!» Но с тех пор, как вся эта дрянь произошла, и Гвин ушёл, всё здесь пошло под гору. – Вы были в самом Анор-Лондо?.. — выдавила Сванн. – Да, приходилось, конечно, — сказал кузнец так, будто сообщил сущую банальность. – А вы… видели, что там произошло? Когда на землю легло проклятие? Вы знаете, что стало… с остальными? Кузнец как-то лукаво усмехнулся и взялся за молот, вертя его в пальцах. – Не знаю. Меня в городе не было, когда они отгородились. Всё, что знаю — когда всех, кого смогли, забрали из Долин в Анор-Лондо, они завалили большие ворота, и с тех пор сверху не слыхать ни-че-го. Чует сердце моё, что-то странное происходит там. Но этого уж я не знаю, — он пожал плечами и добродушно улыбнулся. — Видели солнце ведь? Всё ещё светит! Значит, и надежда есть. Рамильда не нашлась, что сказать. Она только что очутилась в присутствии ещё одной живой легенды, и никакие слова не могли бы выразить её трепета. – Так что с тех пор приятеля я своего не видел, — подытожил Андрэ, разведя руками. — Надеюсь, он ещё живёхонек где-то там. Я бы с ним потискался в кузнеческих объятиях! – Ну, если мы его найдём — обязательно вас воссоединим, — усмехнулся Ксендрик. – Ха-ха, буду на это рассчитывать! Да-а, деньки здесь текут медленно. Так что поговорить я люблю. Видать, доля у меня такая! Смотреть, как мимо меня проходят герои и говорят: «Дедушка Андрэ, наточи-ка мне клинок, а то зазубрился что-то!». Что ж делать? Сначала был Арториас, потом Таркус, теперь вот вы. Ну что ж, посмотрим, что будет дальше, а? – Посмотрим, безусловно, — Ксендрик развязал мешочек, в котором хранил склянки с душами. — Так сколько вы хотите за свою работу? – Гм… Ну давайте так: вы ребята, вижу, славные, старика обижать не будете, — он снова добродушно посмеялся. — Нравитесь вы мне. Давайте я с вас… ну, скажем, душу одной из горгулий возьму — она как раз ничего так. А я вам за это не только цепь сделаю, но и всё оружие с доспехами в порядок приведу — чинильного порошка у меня хватает. Идёт? – Отличное предложение! Думаю, что со всеобщего согласия нашего отряда мы вам эту душу отдадим. – Идёт, — отрывисто кивнул Рю. Остальные молча покивали, и Андрэ хлопнул в ладони: – Ну что ж, отлично! Тогда займусь вашим снаряжением, а завтра прям с утречка горн раскочегарю и примусь за цепь. А вы пока располагайтесь, отдыхайте. В костре эстуса на всех хватит. – Насколько здесь безопасно? — спросила Рамильда. – Хе-хе-хе, не волнуйся: опустелые сюда не забредают. Старик Андрэ уж точно проследит! Так что ни о чём не беспокойтесь. – Спасибо вам, — слабо улыбнулась Сванн. Вскоре почти весь отряд расположился в комнате у костра, оставив повреждённые доспехи у кузнеца и наполняя бутыли эстусом. Кацумото пошёл разговаривать с Андрэ: тот заинтересовался его доспехами и попросил оставить хотя бы на день, чтобы тщательно осмотреть конструкцию. Экберт, выйдя к мосту, недвижно застыл, созерцая закрытые врата цитадели Шена — той, что однажды погубила его товарищей. Подавленная и заметно погрустневшая, Рамильда сидела поодаль от остальных, уставившись на волшебное пламя совершенно отсутствующим взглядом, и отвлечься от тревожных мыслей ей было решительно нечем. Она не стала даже доставать верхнюю рубаху, оставшись сидеть в шемизе с синим воротником — возле костра было тепло, но её сердца это тепло не достигало. Её мысли вертелись не вокруг колокола, до которого они добрались, а всё там же — вокруг погибшего воинства Бальдера и того мрачного будущего, которым маячил их призрак. – Тебе нехорошо? — раздался над ухом голос чародея. Рамильда, моргнув, подняла голову: Ксендрик участливо смотрел ей в глаза, обозначив слабую улыбку. – Я буду в порядке, — вяло ответила она. Чародей из Карима усмехнулся. – Будешь — верю, а сейчас? Рами протяжно вздохнула, пытаясь дать вменяемый ответ, но так и не смогла подобрать слов и просто покачала головой, опустив взгляд. Ксендрик, кряхтя, присел рядом. – Ну хоть скажи, где болит, — произнёс он. – Мне просто стало… слишком тревожно от всего этого. – Думаю, что понять могу. Но если расскажешь подробнее, может, я смогу тебе чем-нибудь помочь. Она в очередной раз задумалась над ответом и серьёзно посмотрела на чародея. – Ты видел, сколько их здесь? Бальдерских солдат и рыцарей. – Да, количество жуткое, — покивал Ксендрик. — Они ведь привели сюда фактически всё ядро армии — всю элиту. – Именно. Знаешь, весь сегодняшний день, когда мы их добивали, хоронили… когда мы навестили гробницу Рэндалла… меня не отпускало одно очень острое чувство. Она вздохнула, приводя мысли в порядок. Ей нужно было высказать все те ощущения, которые нахлынули на неё — но как можно было взяться хотя бы за краешек этого чудовищно большого камня на сердце?.. – Это всё были люди со своими мечтами, надеждами, со страстным желанием покончить с проклятием и спасти свой дом. За каждым из них — своя маленькая, но… такая важная история — как у каждого из нас. И все они, все эти истории погибли здесь навсегда — от многих даже имён не осталось… И мне… — Рамильда почувствовала влагу в глазах и наскоро отёрла ресницы. Голос безнадёжно ослаб. — Мне просто стало ужасно жалко их всех… Шумно вздохнув, она достала из мешка трубу бальдерского горниста и поместила её в ладонях, аккуратно водя пальцем по старой меди. – Они… не заслужили такого конца. Не заслужили быть забытыми. Вот так вот… мне жалко людей, которых я никогда не знала, — она со слабой, вымученной улыбкой взглянула на чародея. — Глупо? – Ничуть, — покачал головой Ксендрик. — Это просто значит, что ты способна на сострадание. А это, по-моему, очень даже хорошее качество. Разве нет? — он слегка улыбнулся напоследок. – Наверное, — покивала Рами. – Ну а что до их надежд… понимаю, как больно это осознавать, хотя и не могу сказать, что меня это так же тронуло. Но теперь мы донесём их надежды до конца, — он несмело, осторожно положил руку ей на плечо, как бы утвердительно кивнув. — Так что они не пропадут просто так. – Хотелось бы верить. Просто… меня волнует ещё кое-что. – М-м? — чародей продолжал внимательно смотреть на неё. – Это было лучшее войско на свете, — вздохнула Рамильда. — И король-рыцарь Рэндалл — это не кто-нибудь, это человек, сумевший отбить все нападения на своё королевство и поставить на колени саму Аварну, которая держала весь север в страхе. Это человек, который… среди всех претендентов на то, чтобы чего-то добиться в Лордране, был первым. И вот они пришли сюда всем этим войском. Элита бальдерской армии и цвет их рыцарства. Пурпурные Плащи… и они все полегли здесь. Все, — добавила она шёпотом. — И назревает вопрос: чего стоила их жертва, если всё, чего добились лучшие мужи Бальдера — это превратиться в пустые оболочки?.. – Знаешь, как можно ещё этот вопрос задать? — Ксендрик устроился поудобнее, целиком повернувшись к ней. — «Как так случилось?» – Об этом я и говорю. Лучшее войско на свете… – Здесь вопрос не в их силе, — проникновенно говорил чародей, глядя ей в глаза. — Вопрос в том, какие ошибки они допустили. Если мы поймём, в чём они ошиблись, мы сможем избежать этого сами. Было бы приятно этого избежать, правда? – Должно быть… – Только не говори, что тебе захотелось стать опустелой. – Нет, — покачала головой Сванн. — Это не моё. – Отлично. Значит, ты со мной согласна. – Да, просто… они были лучшими из лучших. И они знали, на что шли. И если они допустили смертельную ошибку, то ты волей-неволей ловишь себя на мысли: «А какие шансы есть у меня?» – Я мог бы с тобой поспорить. Может, ты даже сочтёшь мой аргумент достаточно убедительным. Знаешь, что порой подводит лучших из лучших? Я уверен, что ты знаешь. Если ты ответишь на этот вопрос, то сможешь сама произнести то же самое. – Самонадеянность? – Именно. Когда ты думаешь, что всё предусмотрел, всё можешь, и ничто на свете тебе не помеха, это губит и лучших из лучших, к сожалению. Мне кажется — я, конечно, не могу утверждать точно — но мне кажется, что после стольких побед начинаешь очень сильно верить в свои силы и недооценивать окружающую обстановку. – Может быть. Но разве не вера в собственные силы — это первое, что защищает тебя от проклятия? – Вера — это одно, а самонадеянность — совершенно другое. Они разучились проигрывать, — маг выразительно приподнял брови. — Вот о чём я говорю. Ты знаешь, это как две стороны одной медали: чуть-чуть подумаешь, что можно перестать быть осторожным — и всё катится под откос. Как-то так я, наверно, и погиб, — добавил он с беспечной улыбкой. – Может быть… — сдавленно произнесла Рами. — Ты это познал на личном опыте, да? – Ну, мне-то казалось, что у меня всё под контролем. Но оказалось, что не всё! — чародей усмехнулся, качнув головой. — В общем, хочу подвести итог нашей маленькой истории: самонадеянность — это коварный убийца. Мне кажется, что это было как минимум одной из причин падения армии Бальдера. И нам стоит этого опасаться очень сильно. Как только мы подумаем, что нам всё по плечу, нас тут же ждёт неминуемое падение. Но в остальном нам не нужно быть лучшими. Нам нужно быть разумными. – Вполне возможно, — покивала Рами с улыбкой. — Ты говоришь правильно. Я надеюсь, что это действительно так. Скажи, а ты… ты готов идти до конца? – А какой есть выбор? — улыбнулся Ксендрик. — Гнить здесь дальше? – Ни в коем случае. Но ведь ты хотел прежде всего восстановить память. А дальше?.. Ксендрик усмехнулся. – Я думаю, что путь, который мы избрали — лучшее из всего, что можно придумать. Потому что больше ничего в голову попросту не приходит. Можно было бы, конечно, заниматься кое-какими исследованиями… — он посмотрел наверх, как бы задумавшись. — Но если можно спасти себя и заодно сделать полезное дело, то не вижу смысла этим пренебрегать. – Я рада это слышать, — улыбнулась Рами. — Скажи, а те враги при дворе, которые у тебя были… за что они вообще хотели тебя убить? – Ну, хе-хе, скажем так: я им не нравился. Так как я был первым советником герцога, многих это совсем не устраивало, ведь им хотелось оказывать на него своё влияние. И я, неоднократно предотвратив на себя покушения, решил, что ничего нового они уже не придумают. Но они оказались изобретательнее, чем я думал. Потому что я попросту не ожидал, что они будут действовать такими грубыми — почти топорными методами. – Мгм, — кивнула Рами со слабой улыбкой. — Нож в тёмном переулке? – Примерно так, — повертел рукой Ксендрик. – К слову… как твоя память? – Ну, среди прочего я примерно вспомнил, как меня убили. Не то чтобы очень приятные воспоминания. Не в переулке, но близко — в конюшне, когда я отправлялся в дорогу. А потом, когда я обратился, мне пришлось выбираться из колодца, в который меня сбросили. То ещё развлечение, скажу я тебе. – Жестоко, — сочувственно покивала Сванн. – Они всё предусмотрели — надо же было хорошенько спрятать тело. И совершенно не подумали о том, что я буду делать, если окажусь нежитью — вот как так вообще можно было? – Как ты и сказал, их методы были топорными, — слабо улыбнулась Рамильда. — Должно быть, просто они решили, что не надо думать на шаг вперёд. – Я думаю, они просто этого не ожидали. А может, и ожидали — но были уверены, что я оттуда никогда не выберусь. И, кстати, спасибо за взаимное беспокойство, — Ксендрик акцентированно улыбнулся. — Надеюсь, я тебя хотя бы развлёк. Ничто так не развлекает, как беседы о том, как ты умер! Рами негромко прыснула. – Это точно! Спасибо, — улыбнулась она. — Вообще, я хотела сказать… не беспокойся за меня слишком сильно. Знаешь, может показаться, что мне сейчас тяжко, и лицо у меня кислое, и вообще я стану похожей на того типа из Святилища, но… – Не-ет, для этого ему нужно процентов эдак на восемьдесят похорошеть! — рассмеялся Ксендрик. — Ну или тебе подурнеть. Рамильда беззвучно посмеялась. – Да уж! Но я к тому, что просто… не думай. Я не привыкла сдаваться. – Я это учту, — улыбнулся маг. — Ну ладно. Пока оставлю тебя в покое. Если что — обращайся, я всегда рад помочь. – Благодарю, — признательно кивнула рыцарша. Ксендрик молчаливо улыбнулся ей, встал и направился к мостику — Рамильда проводила его взглядом. Они разминулись с Экбертом, Ксендрик что-то сказал ему про свежий воздух, и Пурпурный Плащ направился к ней. Даже без доспехов его массивная фигура выглядела внушительно. Вид нездоровой кожи, плотно обтягивавшей мышцы на лице и руках, производил жутковатое впечатление — и с ним особенно контрастировал неплохо сохранившийся бордовый стёганый дублет на шнуровке, который служил ему поддоспешником. Сразу было видно одежду, сшитую по фигуре для королевского рыцаря: отдельные рукава были пришиты к клиньям плеч только сверху, оставляя под мышками вырез, чтобы пропотевшая шемиза не загрязняла дублет в самых промокших местах. – Леди Рамильда, — Экберт вежливо наклонил голову. — Всё в порядке? Вы выглядите подавленной. Она слабо улыбнулась бальдерцу: что-то подспудно приятное было в мысли о том, что её соратники не остались к ней безучастными, даже при том, что она не делилась своими переживаниями сразу. – Да, сир Экберт, не могу отрицать, что это всё… впечатлило меня больше, чем я ожидала. – Что именно? — теперь настал его черёд устроиться напротив рыцарши. Он по-прежнему вёл себя несколько скованно, но этот его жест и некая чуткая теплота в голосе разбавили бесстрастное выражение лица. – Мне просто стало не по себе от того, что стало с войском Бальдера. Что оно потерпело такое поражение. Ведь вы были лучшими из лучших. И вот я вижу всё это и не могу не задавать себе вопрос: «А если они потерпели поражение, то какие шансы есть у нас?». – Леди Рамильда, вы ведь слышали, что сказал мастер Андрэ? Насчёт Таркуса. Когда мы шли вместе с Таркусом, нас было гораздо меньше — всего десять. Тем не менее, вместе с ним мы преуспели гораздо больше, нежели экспедиционные силы Бальдера, — рыцарь говорил размеренно и спокойно. — Когда сюда приходит большая рыцарская хоругвь, а тем более целое войско, потери сказываются слишком болезненно. Практически все погибшие пустеют после первой смерти и обращают свой меч на живых. И постепенно войско начинает пожирать само себя — это как снежный ком, который катится с горы. А небольшому отряду гораздо проще. Особенно отряду умертвий, которые чувствуют себя здесь, как дома. – Да, в этом есть смысл, — покивала Рамильда. — Но мне всё же жалко было на них смотреть. И просто… было пронзительно больно оттого, что столько хороших людей погибло здесь. А их мечты, стремления, надежды просто рассыпались. Я поймала себя на мысли, что если бы по какой-то прихоти судьбы не бальдерцы, а рыцари Асторы пошли сюда, и я наблюдала бы, как то же самое происходит с моими друзьями… — она, зажмурившись, покачала головой и взглянула в глаза Экберту. — Я не представляю, как вам было тяжело. Лицо рыцаря осталось бесстрастным. – Случилось, что случилось, — сказал он ровно. — И сейчас мой долг — подарить им покой, которого они заслуживают. – Это достойно. Вы очень стойкий человек, сир Экберт. – Я вижу, вы подобрали инструмент того горниста? — спросил он, кивком указав на трубу. – Да, — улыбнулась Рами. — Видать, настолько уж я сентиментальна… Мне показалось почти кощунством оставлять её там. – Я хорошо вас понимаю, — уверяюще кивнул Экберт. — Я благодарен вам за ваше… сочувствие. Рамильда вздохнула, собираясь с силами для вопроса. – Сир Экберт… чего вы хотите теперь? По-настоящему? Не поймите превратно — я бесконечно благодарна за то, что вы помогли нам в бою. Но мне хочется знать, что движет вами. – Это хороший вопрос. Тогда, сто лет назад, после окончательного провала, я пытался обрести покой и умереть по-настоящему, не превращаясь в опустелого. И каким-то образом даже сумел погрузиться в этот летаргический сон. Но когда вы проходили над нашей гробницей, всё изменилось. Очевидно, мой разум всё ещё цеплялся за этот мир — даже сквозь сон. И когда я услышал зов трубы, я… должно быть сама моя душа не смогла его проигнорировать. Теперь, когда я услышал про ваш поход, это разбудило во мне множество воспоминаний и ощущений, в которых я сам пока не вполне могу разобраться. Но я точно знаю одно: в вашем отряде я увидел шанс на то, чтобы исполнить мечту моего короля. И как последний рыцарь его величества, я желаю вам помочь. – Спасибо вам, — ответила Рами, до глубины тронутая. — Знайте, что и я… желаю помочь вашей мечте воплотиться. И пока есть хоть один рыцарь Бальдера, для которого она жива, я почту за честь сражаться с вами плечом к плечу. Экберт едва заметно улыбнулся. – Если вы верите в судьбу, то это можно считать её знаком. Вы показали себя достойными людьми и сильными воинами, и я готов помочь вам пройти этот путь. – Я рада, что вы с нами, — улыбнулась Рамильда. — Не могу не спросить… я чем-то могу помочь с вашей… с вашей болью? Из-за Таркуса. – Не волнуйтесь, леди Рамильда, — впервые Экберт улыбнулся ей, пускай движение его губ и было слабым. — Прямо сейчас эта боль меня не гложет, а груз своей ошибки я оставлю себе. Но благодарен вам за участие. – Вы хорошо знали его? – Настолько, насколько успел, — кивнул Экберт. — Он был рыцарь с невероятной силой воли и даже… с завидным упрямством. Даже погибнув множество раз, он не сдался, когда его соратники опустели. И этим он вдохновлял тех, кто шёл рядом с ним. Сколько бы мы ни оступались, он всё время шёл дальше и заставлял нас подниматься следом. Он действительно был лучшим воином Беренике. – У него ведь поэтому было прозвище «Железный?» – Да. Он был настоящим гигантом, как и все рыцари Беренике, но прозвище ему дали именно за несгибаемую волю. Рамильда многозначительно покивала. Взяв ножны с мечом Леофрика, она чуть повертела их в руках и снова заговорила: – Сир Экберт… Мне нужно кое-что вам сказать. Дело в том, что… как бы я ни была благодарна, я не могу владеть мечом, который вы мне вручили. У меня есть собственный клинок, который достался мне от отца, Турмода Сванна. И он не только идеально подходит под мою руку, но и очень дорог мне как память, поэтому ему я не изменю. Но такой подарок — это не даётся просто так. И я не могу… не могу позволить себе просто избавиться от него. Продавать этот меч кому-то было бы кощунственным. Как вы думаете, что мне стоит с ним сделать? – Поступите с ним, как считаете нужным, — ответил рыцарь после мимолётного раздумья. — Но я бы на вашем месте поговорил с Андрэ, чтобы он привёл его в порядок. А потом можете вручить его кому-нибудь достойному. А даже если нет, в этих местах не помешает иметь запасное оружие. – Пожалуй, — кивнула Рами. — Хорошую сталь обидно тратить попусту. И спасибо вам. – Будьте сильной, леди Рамильда. Учтиво склонив голову, Экберт поднялся, и Сванн кивнула ему в ответ. Последний рыцарь Бальдера пошёл устраиваться на ночлег у костра. Снаружи было уже почти темно, а пламя волшебного костра приковывало взгляд всё больше. Усталость и переживания наваливались слишком тяжким грузом, и хотелось спать, чтобы поскорее развеять мутную тревогу — с головой окунуться в царство снов и вынырнуть в объятия нового дня со свежими силами, когда самые тяжкие мысли останутся позади. Тем более что теперь, после двух душевных разговоров со спутниками, ей стало куда легче. Кивнув самой себе, Рами вернулась на спальное место и, укрывшись одеялом, провалилась в сон.***
Перед взором снова плавали лица. Мутные и затемнённые, образы её друзей по ордену угадывались подсознательно в бликах ядовито-зелёного марева, окутавшего пространство. «Рыцари цветов» с выцветшими глазами бродили по улицам лордранских городов. Опустелые. Рамильда видела, как они гибли один за другим, как стирались дорогие ей имена, которые она не могла спасти. И они умирали, восставали вновь, схватывались друг с другом, падая в забвение. Отпадали один за другим от группы тех, кто ещё цеплялся за разум — и словно какой-то непреодолимый рок был тому причиной. И эта отвратная вязкость в руках, которые каждый раз не успевали ударить, спасти, удержать… Эпизоды кошмара сменяли друг друга, нагнетая тревогу и не отпуская из своих объятий. В какой-то момент картина гибели товарищей растворилась, рассыпалась эхом где-то позади, и ей на смену пришла другая. Ранее этот образ пригрезился Рами лишь мельком, но теперь предстал перед ней во всём своём цепляющем, реалистичном ужасе. Бессолнечное небо над Асторой — такое, какое она видела на пограничье Бальдера. Поблёкший, мутный диск солнца, светившего не ярче луны, плыл по чёрному небосводу, плыл над иссохшими полями и покосившимся силуэтом одинокого дома — её дома. Грозовые облака, наплывавшие от горизонта штормовым колоссом, сверкали молниями. Блеснула вспышка, и она снова очутилась на улицах Нижнего города, перед лицом Фридо. Леонора, Сигеберт и другие тоже были там, их лица угадывались только по причёскам и глазам, полностью залитым ядовито-зелёным светом — кошмар диктовал свои условия реальности. Она попыталась позвать, потянуться — рот не слушался. Все движения казались неимоверно вязкими. Фридо шагнул к ней первым, обнажая меч. Рамильда попыталась защититься — напрасно. Секунду спустя холодная сталь прошла сквозь неё обжигающим остриём, и она дёрнулась от фантомной боли — настолько реальной, что хотелось кричать — и поскорее вырваться из этого кошмара. Картина перед глазами треснула и расплылась. Рами проснулась в холодном поту, судорожно дыша, и призраки пригрезившихся образов не отпускали её ещё несколько секунд. Она не кричала, не вскакивала, но ощущала себя самым жалким комком страха и бессилия, свернувшимся на полу. Спустя минуту, она пришла в себя. Все вокруг, казалось, ещё спали — только снизу доносилось копошение в кузнице. Тихо перевернувшись, рыцарша заметила Солера, который, стараясь не шуметь, медленно расхаживал из стороны в сторону и разминал плечи, не иначе, уставшие после веса кольчуги – её всегда было тяжелее носить, чем латы. Она только теперь обратила внимание: оказалось, под доспехом Солер носил зелёные шоссы и котту красивейшего морковно-жёлтого цвета, то и дело отражавшую солнечные блики. Рами надеялась, что рыцарь не обратил внимания на её внезапное пробуждение: хотелось просто никуда не вылезать из-под одеяла. Сердце плавно успокоилось, но остаться она не смогла: чувство было такое, что ей вот-вот раздавит грудь, и Рамильда ощутила острую нужду просто выйти и вдохнуть свежего воздуха. Потирая переносицу, она поднялась, взглянула на светловолосого рыцаря и прошептала ему «Доброе утро». Солер ответил кивком и улыбкой. Натянув сапоги и собрав волосы в хвост, Рами опоясалась мечом и как можно тише прошагала к арке, выходившей на мост к цитадели. Снаружи пели птицы. В древесных кронах шумел ветерок, и солнце играло на листьях причудливыми бликами. Устроившись на старой скамье, Сванн испустила вздох и попыталась просто расслабиться и отойти от пережитого кошмара. Атмосфера подошла как нельзя лучше: в ней, казалось, можно было раствориться, ни о чём не волнуясь. Тревога постепенно рассасывалась, и страшные образы уходили прочь, уступая место спокойствию. Это был всего лишь сон. В какой-то момент слух уловил тихие шаги: Солер и сам вышел наружу. – Простите, не помешаю? — спросил он с лёгкой улыбкой. – Да нет, — Рамильда хлопнула по скамье и отодвинулась к краю. — Садись. – Эх, сказал бы сейчас, какое прекрасное нынче утро, вот только, кажется, для вас оно не самое приятное. Рами прикрыла глаза, мимолётно улыбнувшись, и глянула на собеседника: – Слушай, а давай на ты? Прости, что я сразу так начала, просто мне так легче — не на званом вечере, в конце концов. Если ты не против, конечно. – А, нет-нет, я только за, — усмехнулся Солер. — У вас… чёрт, прости, какой же я неуклюжий, — он нервно рассмеялся, запустив руку в копну светлых волос. – Всё в порядке, бывает, — улыбнулась Сванн. – У тебя дурной сон был? — он взглянул на неё посерьёзневшим взглядом. – Да, — скривилась Рами. – Если не секрет, тебя что-то мучает? Рамильда шумно выпустила воздух из лёгких, запрокинув голову. Взгляд остановился на какой-то серой пичуге, облюбовавшей ветку. – Есть немного. Мне снились друзья по ордену. Как будто… Как будто мы были здесь вместо бальдерцев. И я видела, как они гибнут, пустеют… должна была их убивать. А потом видела свой дом, как будто проклятие уже пришло туда. Сон был такой, как будто всё случилось наяву. – Сочувствую, правда. Ты держись. Тяжело быть оторванной от своих. – Спасибо, — вздохнула рыцарь, повернув голову к собеседнику. — Тебе ведь тоже есть что вспомнить на этот счёт? Солер пожал плечами. – Есть. Но плохо здесь сейчас не мне, а вам. Тебе, — Солер не смог сдержать улыбки и со вздохом покачал головой. — Эх, я неисправим, на плечах прям точно не голова, а дырявая тыква. Рамильде вдруг очень захотелось рассмеяться, и она не удержалась: в ней просто из ниоткуда появилась какая-то лёгкость. – Что, солнечный болванчик совсем плох, да? — усмехнулся Солер. – Да нет, — продолжала улыбаться Рами. — Просто ты такой искренний и весёлый, что не смогла удержаться. – А, ну так придворным шутом тоже умеем быть! Смех, как говорится, продляет жизнь! — он саркастично тряхнул кулаком, как будто произнёс самую жизнеутверждающую вещь на свете. — Интересно, справедливо ли это для нежити… Ну, если не жизнь, то пищеварение улучшает точно! На одном эстусе далеко не уйдёшь. Он с улыбкой пожал плечами, и рыцарша снова посмеялась. – Спасибо, удружил. Даже полегчало. – Не перегнул палку? А то с серьёзного на смешное перескакивать — дело тонкое. – Нет, — помотала головой Рамильда. — Серьёзное — оно всегда лучше, когда со смешным по соседству, иначе можно свихнуться. – Это точно, — покивал Солер. — Знаешь, мне почему-то вспомнился курьёз такой — и смешной, и страшный. Нас с другом-оруженосцем однажды чуть не сожрала виверна — она меня схватила, а он в неё молнией запустил, ну она когти и разжала. С очень опасной высоты упал, казалось бы, чуть неудачно приземлиться — и кости переломать недолго, а ничего, целёхонький. Но падал я очень смешно — а мой наставник как раз успел эту виверну прикончить. И я прямо в траву — плюх! — меня ещё подбросило, как мячик, и я прикатился приятелю под ноги. Вся котта зелёным измазана, а из шлема трава торчит, прям из смотровой щели — фьють! Ну он и давай смеяться, а я вслед за ним… Со стороны можно было подумать, что два сумасшедших. – Ха, знакомо, — усмехнулась Рамильда. — Не могу похвастаться такими кульбитами, но смешных ситуаций на войне тоже повидала. Людям может показаться странным, но на самом-то деле, когда ты с опасностью в обнимку, и с тобой приключается всякая жуть… – Смеяться очень хочется, это правда, — энергично закивал Солер. – Не то слово! Как мы с ребятами иной раз придуривались… смешно вспомнить. – Давно ты в рыцарях? – Семь лет с мелочью. Но отец меня с детства готовил. А ты? – Ну… сложно сказать. Почитай, что был оруженосцем с малых лет, но я не старше тебя, так что не сильно дольше, наверное. Орден у нас крайне маленький, и каждый рыцарь берёт себе оруженосца-другого на воспитание, часто в очень юном возрасте. И прежде чем ты пойдёшь охотиться на всяких демонов и драконидов, ты несколько лет прислуживаешь старшему рыцарю, готовишь ему еду, чистишь нужник, полируешь оружие и где-то в перерыве умудряешься разучивать чудеса и учиться драться, — он усмехнулся, покачав головой. — Прости, если вдруг задам слишком личный вопрос, но… – Задавай, не бойся. – Когда ты стала нежитью, твои друзья — они оставались с тобой до конца? – Да, — Рамильда с улыбкой вспомнила родные лица. — И в этом мне крупно повезло. У нас в ордене это вообще старая мозоль — нежить в собственных рядах. Своих выдавать не любят, — она сцепила пальцы, уставившись в каменный настил площадки и прораставшую в зазорах траву. — Были, конечно, такие, которые сразу испугались, начали тыкать оружием, перестали видеть во мне человека… но таких было меньше. А остальные нет. Некоторые хотели даже устроить мне побег. В итоге и устроили — вместе с нашим капитаном, — Рами с улыбкой подняла взгляд на Солера. — Так что… я здесь благодаря им — на этой миссии. И за себя, и за них. И я очень переживаю за них порой. Не только потому что из-за моего побега у них могут быть проблемы, но и вообще… из-за неясного будущего. – Знаешь, Рамильда, а я рискну сказать, что тебе очень повезло в отношении друзей. Ведь они по-настоящему верят в тебя. Я уверен, они точно так же думают о тебе и молятся, чтобы ты преуспела. И даже когда они там, очень далеко, их поддержка очень многое значит. – Это чистая правда, — покивала Рамильда. — От этого… чуточку легче. Знаешь, я впервые поймала себя на мысли, что мне без них жутко одиноко. Первое время не очень думала об этом — считала, что лучше просто идти вперёд и не оглядываться. Так легче — для нашей цели. Просто… Не знаю, как выразить это. Как будто дверь, на которую ты всегда мог рассчитывать, внезапно закрылась, и ты больше никогда не сможешь войти туда. – Я тебя очень хорошо понимаю. Это тяжко, да, вот так расставаться — особенно с теми, на кого ты всегда мог положиться. Но ещё ничего не кончено, уверен. И надежда всегда есть, кто бы там что ни говорил. А будущее… мы его сами сделаем. Куда более светлым, чем прежде, я в это верю. Надо только постараться, — он слабо улыбнулся и кивнул, будто обозначал святую уверенность в этой истине. — Так что… прозвучит, наверное, глупо, но ты не переживай. От чувств не убежишь, я знаю, но… в отсутствие твоих товарищей постараюсь поддержать, чем смогу. – Спасибо, — усмехнулась Рами, чувствуя, как на сердце потеплело. — Это многого стоит. – Знаешь, я в какой-то мере хотел бы быть на твоём месте, — Солер приподнял брови. — Тебя в этот поход провожали люди, которые пошли с тобой до конца, а я вот был не настолько удачлив. – Разве? А ты… тоже стал нежитью случайно? – Не совсем. Расскажу как-нибудь в другой раз. Просто… я ведь уже говорил, меня все считают чудаком, и орден не был исключением. – Вот как… Ну уж не знаю — ордену, может, и виднее, но как по мне, ты славный малый. Ты нам очень помог, да и голова у тебя варит что надо. – Правда? — усмехнулся Солер. — Ну спасибо. Делаю, что могу. – А что твои друзья по ордену? – Да просто тут дело не в том, что я словил тёмную метку. В ордене никто в меня по-настоящему не верил, кроме моего наставника. Он проводил меня в добрый путь, потому что уважал моё право на собственную идею и… мечту, скажем так. Но знаешь, мне подумалось, что не количество здесь важно — а вообще тот факт, что в тебя хоть кто-то верил, так ведь? – Абсолютно, — согласилась Рамильда. – Так что мы счастливчики в этом отношении. Просто мне-то легко, я почти не тоскую по былым временам, а вот тебе это куда тяжелее, должно быть. Так что… держись. – Благодарю тебя, — слабо улыбнулась рыцарша. – К слову. Слышал, у тебя отцовский меч, да? – Верно. Так уж вышло, что он и к моей руке подошёл в самый раз. – Он ведь тоже из рыцарей был, твой отец? Как его звали? – Турмод Сванн. Дослужился до командора и погиб в бою. – Соболезную, — Солер склонил голову, прикрыв глаза. – Такова жизнь, — Рамильда пожала плечами. — Он погиб, исполняя свой долг. Но оставил мне гораздо больше, чем память. Он был настоящий герой, я ему не чета. Я только… стараюсь быть такой, как он, и идти по стопам. – Ну что ж, тогда нам всем следует порадоваться, что отец оставил после себя такую дочь, — улыбнулся Солер. — Знаешь, Рамильда, ты хороший рыцарь. Мне почему-то сразу так показалось. Скажу банальщину, наверно, но мы обязательно справимся. Только держись. Солнце нам всем ещё улыбнётся. Рыцарша не нашла в себе сил ответить — только кивнула с благодарной улыбкой. Они остались сидеть в тишине.***
По прошествии некоторого времени проснулись уже все. Когда почти весь отряд спустился к Андрэ, тот уже вовсю работал над цепью. Доспехи стояли в стороне, начищенные до блеска, как новенькие — и без единой царапины. Только броня Экберта по-прежнему носила следы минувших боёв — за давностью лет чинильный порошок был бесполезен, но даже подручными средствами Андрэ вернул доспехам божеский вид. Впечатление было такое, будто он работал всю ночь. На соответствующий вопрос кузнец лишь усмехнулся и туманно сказал, что у него есть свои методы. Рю, закончив с осмотром доспехов, извлёк на свет катану и, протянув её Андрэ, спросил: – Скажите, а смогли бы вы сковать такой же меч? Тот со знанием дела осмотрел оружие и аккуратно постучал по нему пальцем в нескольких местах. – Ага. А ведь твой клинок скован в семь слоёв, да? — сказал он, разглядывая обух клинка. — Не в три-четыре, как обычно у вас? – Верно. Глаз у вас что надо. – Ха! Глаз-то, конечно, глаз, но, по правде сказать, меня до сих пор интригует ваша техника ковки. Мне очень редко доводилось видеть ваши мечи: последний такой я видел у старого прохвоста из Нижнего города — кстати, весьма неплохой клинок… – Кажется, мы оба встречали этого прохвоста, — сдержанно усмехнулся Кацумото. — Видел этот меч. Он рассказывал, что купил его у выходца с востока — всё хотел расспросить его подробнее, но пока не представилось случая. – Был здесь такой, — покивал Андрэ. — Звали Шива. Большо-ой человек, клинок нашёл себе под стать где-то в дальних краях, а свой прежний продал нашему общему знакомому. – И вы не знаете, где он сейчас? — Рю заинтересованно посмотрел на кузнеца, почёсывая подбородок. – Нет, — кузнец пожал плечами. — Хотел бы я тебе с этим помочь — вижу, что важный для тебя вопрос, но не знаю. Лучше спроси нашего общего знакомого! У него все последние слухи за пазухой есть, точно говорю, — Андрэ продолжал заинтересованно вертеть катану. — Да-а, узнаю технику Сэнго. Слышал про него, что был величайший кузнец у вас, на востоке! Большое наследие оставил — по твоему клинку видно, что до сих пор куют. Мне рассказывали легенду, будто однажды он выковал для одного амбициозного генерала демонический клинок, который не возвращался в ножны, пока не выпьет чьей-нибудь крови! Кузнец усмехнулся, показывая, что и сам не очень верит в эту историю. Рю усмехнулся в ответ: – Мне лестно, что вы знаете про нашего легендарного мастера. Эту легенду я тоже слышал, но правда в том, что её породил ученик Сэнго, который так хотел превзойти своего учителя, что ради этого обратился за помощью к тёмным силам. А ещё мастер Сэнго была женщиной — и более того, даже не человеком. – Ого! — в глазах Андрэ заплясал любопытствующий огонёк. — Вот таких подробностей я не слышал! А кто же она была? – Тэнгу. У нас на востоке так называют существ, у которых тело человека, а голова и крылья — от ворон. Сэнго была не просто кузнец — она владела искусством создавать оружие из душ людей и чудовищ, и такое оружие обладало невероятной силой. – Хо-хо! — протянул Андрэ. — Да уж, век живи — век учись! Чрезвычайно интересные подробности, чрезвычайно! Эх, дорого бы я дал за то, чтобы с ней поговорить, ну да ладно… Кстати говоря: помню, такие демоны-вороны обитали и у нас. В наших краях им покровительствовала богиня Велка. И вот ты говоришь, что Сэнго умела ковать мечи из душ… Помнишь, я говорил про своего друга Орма? Он тоже владел этой техникой. Может, тут есть какая-то связь?.. – Кто знает, — пожал плечами Кацумото. — Так что насчёт моего вопроса? Андрэ усмехнулся, возвращая катану владельцу. – Я, конечно, могу сковать тебе восточный клинок. Я не мастер Сэнго — и никогда прежде такого не делал, но мне всегда любопытно пробовать новое и бросать себе вызов. Сделаю тебе меч из хорошей стали — даже лучше, чем та, которую для твоего подобрали. Насколько знаю, в ваших краях с хорошим железом некоторые… проблемы. А тебе нужен меч на замену? – Не совсем. Мой меч, конечно, порядком поистрепался, хоть и очень хорошо держится. Но я хотел бы нечто иное. Вам, как вижу, самому известно про оружие из душ. Мой меч годится на то, чтобы убивать людей. Но клинки из душ у нас делают, чтобы убивать демонов. Или даже драконов. Я хотел бы себе такой клинок. – Мм! Кажется, понимаю, — покивал кузнец. — С этим… есть некоторые сложности, — он встал и принялся расхаживать взад-вперёд, плавно жестикулируя руками. — Есть не один способ создать такое оружие, как ты хочешь. Наше соперничество с Ормом заключалось не только в том, кто из нас лучше обращался с металлом. Мы специализировались на очень разных техниках: я всю свою жизнь посвятил тому, чтобы освоить мастерство волшебных углей. Ты, возможно, никогда о таких не слышал, но вот любой из наших рыцарей расскажет тебе, что это такое. Верно? — он выразительно приподнял бровь, посмотрев в сторону Рамильды и Солера. – Это кусочки силы Первородного Пламени, заключённые в кристалл, — ответила Рами. — Я не знаю тонкостей, но их применяют для обработки титанита. – Да, и существует несколько разных видов углей, — добавил Солер. — Если эти угольки нагреть, то они высвобождают магическую силу, которая пробуждает титанит и преобразовывает его так, чтобы его можно было как бы «вковать» в оружие и изменить его свойства. Какие-то просто позволяют сделать оружие острее или прочнее, какие-то наделяют его волшебной силой. Вот, например, чародеи из Винхайма создали синие угольки с силой душ, которые могут сделать оружие бронебойным. – Ха-ха, всё так, всё так, — с улыбкой покивал Андрэ, довольный, что нашёл отклик. — Штука в том, что даже с самым простым волшебным углём можно многого добиться, если знать, как раскрыть его потенциал. И вот это меня всегда увлекало больше всего. Но вот сковать оружие из души — это совершенно другое искусство. Мало того, что нужна очень сильная, мощная душа: оружие из душ — это буквально её продолжение. Это все её самые сильные свойства и эмоции, помещённые в металл. Вы только представьте: каким нужно обладать мастерством, чтобы вытащить из души её самые сокровенные порывы и воплотить их в клинке?.. Это требует совершенно особых навыков. Это почти таинство. И я за свою долгую жизнь сумел лишь немного причаститься к этому таинству. Но вот Орм… мой друг-гигант умел раскрывать силу душ, как никто другой. Любые мои изделия из душ были лишь жалкой тенью того, что умел создавать он. Но, к несчастью, Орма здесь нет, а поэтому… я не могу создать того оружия, о котором ты просишь. Но я могу сковать тебе такой клинок, который будет во многом его достоин. – Это меня вполне устроит, — кивнул Кацумото. — И спасибо за этот рассказ. Я с удовольствием приму оружие, выполненное в вашей излюбленной технике. А что за сложности с этим есть? – А вот какие. Чтобы выковать действительно хороший зачарованный меч, нужен подходящий волшебный уголь, кусок титанита и толика магии. В те старые деньки, когда я ещё бывал в Анор-Лондо, а его величество Гвин мог расщедриться на титанит из своих запасов, была у меня возможность работать с несравненными угольками. Оружие, зачарованное молнией или белым огнём… доспехи, лёгкие, как пёрышко — чего мы только ни делали. Скажу не хвалясь, ковал оружие, которое могло пробить чешую дракона — или доспехи, которые могли выдержать даже удар дубины старика Хавела, хе-хе! Но сейчас с этим всё сложнее. Из волшебных угольков у меня есть только… — он потянулся за коробочкой на полке, — вот э-этот. Маленький горн с волшебным углём представлял собой орнаментированную каменную шкатулку с открытым верхом и металлическим донышком. Внутри лежало несколько крупных угольков, словно бы покрытых плёнкой едва угадывавшегося тёмно-оранжевого цвета. Рамильда видела такие пару раз: когда они нагревались, то представляли поистине завораживающее зрелище. – Эта шкатулка не только инструмент, но ещё и дорогая память, — произнёс Андрэ с улыбкой. — Последнее, что осталось со старых дней. Лучше, чем ничего, но по-настоящему уникальное оружие с ним не сотворить: какой бы умелый ни попался кузнец, у силы угля есть предел. Но! — он поднял палец кверху. — Я знаю, что один очень мощный уголёк зарыт кое-где в Саду Тёмных Корней. Есть там старая крепость, которую построили после того, как погиб Улачиль. Вот там-то и хранится один волшебный уголь. Но какого типа — я, честно говоря, не знаю. Ведаю только, что там в старые дни жил кузнец, который пропал вместе с гарнизоном. – Ну хорошо, — задумчиво кивнул Кацумото. — А если, скажем, мы раздобудем тебе этот уголь, сколько ты возьмёшь за работу? – Ну вот сначала добудьте его, а там мы уже решим, — Андрэ пожал плечами, беспечно улыбнувшись. — Но я бы вам не советовал ходить глубоко в Сад Тёмных Корней, если только вы основательно не подготовитесь. Там… разное можно встретить. – Например, что? — спросил Ксендрик. – Живые деревья. Ходячие кусты с лианами. Разную ядовитую живность вроде двуглавых древесных змей. Вдобавок, местами там есть каменные стражи — это такие големы в доспехах, которые остались там ещё с того времени, когда это место называлось Королевским садом. И когда его ещё не тронула… скверна. Сейчас, конечно, от неё уже следа не осталось. Главное — не спускаться в ущелье, где когда-то был разлом Бездны под Улачилем. – А что там сейчас? — с лёгкой заинтересованностью спросил чародей. Андрэ задержал на нём молчаливый взгляд, а потом качнул седой головой. – Мне думается, вы, господин маг, можете вполне ярко представить себе, что бывает в том месте, где когда-то случился разлом Абисса, — усмехнулся он. — И что бывает, если слишком долго соприкасаться с его тёмной материей. – Да, пожалуй, — Ксендрик растянул губы в лёгкой улыбке. — А путь к старой крепости проходит мимо того ущелья? – Мимо — нет. Но утёс с крепостью стоит как раз над ним. Ах да! — кузнец поднял палец кверху. — Учтите ещё, что в лесу заправляет старая добрая Альвина с её кланом охотников, а они не очень любят чужаков. Только со мной и общаются, хе-хе! Но если глубоко не заходить, то можно их не бояться. – А кто это такая — Альвина? — поинтересовалась Рамильда. В глазах Андрэ появился задорный огонёк. – Это старая и весьма своенравная барышня, живущая здесь не иначе как с сотворения мира. Она мно-ого повидала на своём веку — застала ещё гибель Улачиля. И при ней состоит клан охотников, которые никого не пропускают через этот лес и охраняют его… обитателей. Через лес много кто пытается проходить — особенно из нижних долин, да и тут сверху тоже — там есть чем поживиться, да и охотников до трофеев тоже немало. Но «лесные братья» их в основном отваживают. Алых призраков они вообще прогоняют взашей! — кузнец усмехнулся. — Иногда кое-кто из охотников даже заходит ко мне в гости. – Хорошо устроились, — Рами помотала головой. — И что же, за эти века Альвина ухитрилась не опустеть? – Не-ет! — Андрэ махнул рукой так, будто услышал сущий вздор. — Скорее Гвин вернётся из мёртвых, чем она опустеет. Ходили слушки, конечно, будто она тронулась умом, и что якобы её охотнички пеленают людей живыми и доставляют ей на съедение! — кузнец шутливо оскалился. — Но я бы на вашем месте этим россказням не верил, хе-хе. – Что ж, мы это непременно учтём, — кивнул Рю, выходя из раздумий, и оглядел остальных. — Нам стоит обсудить все дальнейшие планы сегодня вечером: кажется, у нас наметилось немало дел.***
Коротая часы ожидания, Рамильда читала «Атлас Лордрана», заботливо раздобытый её подругой Леонорой ещё в Асторе, и рассматривала красивейшие гравюры на его страницах. Габи даже присоединилась к ней в какой-то момент — и Рами с увлечением рассказывала ей знакомые с детства истории, показывая отпечатанные на страницах пейзажи и портреты исторических лиц. Чуть позже Рамильда решила немного поиграть на трубе: над мостом к цитадели Шена витали чистые звуки плавной и светлой мелодии, сплетаясь с тёплым воздухом летнего дня. Экберт, привлечённый музыкой, даже сумел напеть ей несколько бальдерских песенных сигналов, и старая труба то и дело вторила хрипловатому голосу рыцаря. Вчерашние тревоги медленно таяли. К вечеру, усилиями Рю и Андрэ, цепь была готова — оставалось надеяться, что мерки, снятые с механизма, окажутся верными. Пока отряд собирался в дорогу, Рамильда обратила внимание, как Солер приблизился к Габи: клирик, по-прежнему с интересом читавшая «Атлас Лордрана», отвлеклась от гравюр, подняв голову, и тепло улыбнулась Солнечному рыцарю. – Спасибо ещё раз, что помогали мне вчера, — сказал Солер, чуть поклонившись. — И вообще, вы всех нас не раз вытащили, я более чем уверен. Хорошо, что вы с нами. – Не стоит благодарности, — помотала головой Габи, усмехнувшись. — Я обычный чудотворец, который всего-то хорошо играет свою роль. – Ну что вы! Когда чьи-то заслуги столь ярко светятся, грех их не признавать! – Не ярче, чем солнце на вашем щите, — улыбнулась Габи, захлопнув книгу, и подмигнула рыцарю. — И не вздумайте скромничать, Солер, у вас очень светлое сердце. Поверьте клирику, я вижу, — прибавила она с доброй иронией. Солер, прикрыв глаза, улыбнулся и протяжно вздохнул. – Эх, Гвин Светоносный, мне уже пошли делать комплименты. Это добром не кончится! – Простите-простите, — продолжала улыбаться Габи. — Когда кто-то сам первый начал, не могу же я остаться в долгу, некрасиво! Они оба дружески рассмеялись. – Но не волнуйтесь: про светлое сердце — это я совершенно искренне, — закончила клирик. – Мне очень приятно, правда, — кивнул Солер. — Но знаете, сколь бы сильны ни были рыцари, а целостность отряда держится на таких вот, как вы, которые могут вытащить с того света, даже когда надежды уже нет. Это многого стоит, поверьте. Девушка, опустив голову, с улыбкой вздохнула. – Не впервой, — сказала она, не поднимая глаз. — Я однажды уже попробовала войну на вкус. – Понимаю, — покивал Солер, — едва ли это то, чего вам хотелось. – Удивитесь, но не совсем, — Габи пожала плечами. — Да, воспоминания не из приятных, но… я хотела там быть. Спасать жизни там, где это действительно нужно. – Очень благородно с вашей стороны. А давно вы здесь, Габи? – Нет. Несколько недель от силы, — она глянула Солеру в глаза. — Сначала была с церковным отрядом, но его не стало. А потом меня… божией милостью нашли вот они, — клирик неопределённо кивнула в сторону остальных. — И были очень добры ко мне. – А вы были из числа тех, кто искал обряд Возжигания, верно я понимаю? – Да, вы совершенно правы. Но эта миссия больше не моя. Отец Петрус, про которого вам вчера рассказывали, мне сообщил, что раз так вышло, то оковы обещаний с меня пали, — в её словах сквозила лёгкая ирония. – Вот как… — Солер скрестил руки. — А вас это… не удручает? – Нет, — покачала головой Габи. — Поверьте, это и к лучшему, что так вышло. Я уже говорила остальным: нежить в рядах Белого пути неудобна церкви. Да что там, они нас… и за людей-то не считают. Церковь хотела от меня избавиться — и они получили своё. А провидение привело меня сюда, к хорошим людям, так что я отнюдь не унываю. – Рад слышать, что это так. Значит, они — хорошие люди? Вы, я думаю, неплохой судья характера. Габи немного помолчала, раздумывая над ответом. – Они все очень сильные. И я порой… чувствую себя немного никчёмной в их присутствии. Но я уверена, что я на своём месте, — она слабо улыбнулась Солеру. — Потому что только такие, как они, могут что-то по-настоящему изменить. Я в это искренне верю. – Вы отнюдь не слабая, Габи. Где бы мы были без ваших чудес, а? — рыцарь проникновенно улыбнулся и произнёс с расстановкой. — Знаете, между нами, мне думается, что то, чем вы занимаетесь сейчас — гораздо лучше и нужнее, чем экспедиции ваших собратьев по вере. Не в обиду Белому Пути, разумеется. Так что вы делаете благое дело, так и знайте. – Нет, не волнуйтесь, Солер, — Габи слегка усмехнулась и столь же проникновенно посмотрела на него. — Я не испытываю никаких тёплых чувств к церкви. Я… лучше многих знаю об её преступлениях, поверьте. О душах, которые они загубили. И ведёт меня только то, что я верю в Гвина так же, как прежде. В его светлую мечту, в его направляющую руку. Это то, что у меня никогда не отнять. Так что… спасибо вам. – Ну что ж, если на нашей стороне благословение богов, то кто в целом мире сможет нам помешать? — Солер развёл руками с тёплой улыбкой. — Вам спасибо. За то, какая вы есть. Он в очередной раз уважительно кивнул и отошёл в сторону. От внимания Рамильды не ускользнуло, насколько тёплым взглядом Габи его проводила. Распрощавшись с кузнецом, они отправились к собору. Приход, казалось, весь застыл в сиреневой вечерней тишине, и никаких опустелых в округе не наблюдалось. Рю провозился с механизмом некоторое время, надёжно приладив цепь при помощи Самерсета. Когда всё было готово, самурай первый проверил свою работу. Он наступил на нажимную плиту в центре платформы, раздался характерный щелчок, цепь пришла в движение, и самурай успешно спустился на заработавшем лифте. Через минуту он приехал назад и пригласил остальных проехаться до Святилища. Платформа плавно понесла их вниз, и вскоре каменная облицовка с передней стороны шахты исчезла вместе со скалой, открывая глазам вид Святилища Огня. Полуразрушенная башня старой церкви плыла перед глазами вместе с огромными ветвями архидрева, в которых терялась её верхушка — и где-то там же примостилась посланница Велки, нахохлившись в своём гнезде. Рамильда невольно улыбнулась, когда большая ворона встрепенулась, глянув в их сторону. Земля становилась всё ближе, и платформа слегка замедлилась, опустившись за перегородку с аркой, обозначавшей выход. С громким металлическим щелчком лифт остановился, и отряд оказался на верхнем ярусе флигеля, где расположился Петрус со своим слугой. Вниз по выщербленным, замшелым ступеням — и вот сам священник предстал их взорам. Несколько удивлённый, он приветственно наклонил голову, и только Озрик смотрел на них так, будто их появление с неожиданной стороны совсем не застало его врасплох. – О… приветствую, — сказал Петрус с лёгкой усмешкой. — Довольно внезапно. Я так понимаю, лифт снова в действии? – Добрый вечер, — ответил Ксендрик, с улыбкой поклонившись. — Вы не ошиблись. – Рады видеть вас в добром здравии, отец Петрус, — натянуто улыбнулась Габи. – Взаимно, определённо взаимно! Как ваши успехи с чудесами, сестра Габи? – С вашей помощью двигаюсь вперёд, ваши наставления мне были крайне полезны, — ответила девушка почти подобострастно. – Рад слышать! Владыка, как видно, действительно вам благоволит, я же лишь скромный проводник его воли, — Петрус окончательно расслабился, окунувшись в привычную стихию сладких речей и фальшивых улыбок. — Я, как видите, всё ещё дожидаюсь своих спутников, так что можете мной располагать. Кстати, мы с Озриком слышали звон колокола, доносящийся сверху. Полагаю, вас следует поздравить с успехом? – С частичным успехом пока, — кивнул Ксендрик. — Остаётся ещё второй колокол. Но перед этим нам нужно тщательно обсудить нашу стратегию. – Что ж, тогда не смею вас задерживать, — улыбнулся Петрус. — Уверен, вы заслужили хороший отдых. Vereor nox. Раскланявшись с клириком, они вышли к ротонде. Экберт остановился, медленно оглядывая руины Святилища, и устремил взгляд к обвалившейся колокольне. – Этот храм обветшал ещё больше, чем в прежние времена… — произнёс он. — Когда наше войско проходило здесь, многие стены ещё стояли. – Время редко щадит старые руины, — заметил Ксендрик. — Особенно когда за ними некому следить. – Отрадно видеть, что хотя бы пламя горит, — сказал Экберт, взглянув на волшебный костёр — и отчаявшегося постояльца Святилища, который ему был пока не знаком. Мужчина сидел на привычном месте, поигрывая кинжалом в руках и глядя на отряд с лёгкой улыбкой. – Добрый вечер! — поприветствовала его Рамильда, приблизившись. — Мы вернулись. – Добрый-добрый, — покивал Отчаявшийся. — Ну и шуму вы наделали, должен сказать… А я не верил, — он чуть сильнее обозначил улыбку. — Но, как видно, вы оказались сильнее. – Иногда приятно ошибаться, — отметил Ксендрик, усаживаясь неподалёку. – Но это ничего, — покивал мужчина с едва уловимым сарказмом. — Впереди вас ещё ожидает много сюрпризов. Вижу, вы обзавелись новыми друзьями? – Приветствую! — с широкой улыбкой сказал Солер, выступая вперёд. — Я Солер из Асторы, последователь Светоносного Владыки и счастливый помощник этих добрых людей. Солнце своё я пока не нашёл, но после нашей маленькой победы всё ещё впереди! — он протянул новому знакомцу руку. — Будем знакомы! Отчаявшийся, слегка прищурившись, посмотрел на него с таким лицом, будто только что лицезрел самое невозможно-бестактное, самое дурацкое зрелище на свете, воплощённое в человеческой форме — и с солнцем, намалёванным на груди. Контраст между настроениями был настолько ощутимым, что Рамильда насилу сдержала смешок. Руки в ответ он, конечно, не протянул: Солер, смутившись, чуть опустил ладонь. – Э-э… простите, я что-то не так сказал? Отчаявшийся даже не усмехнулся — просто выдохнул через полуоткрытый в изумлении рот. Покачав головой, он наконец пожал Солеру руку. – Однако, здравствуйте, — сказал он с усмешкой. — Да вы, я смотрю, прямо безудержно веселы! – Нет-нет, просто говорю вслух всякую чепуху, не обращайте внимания, — неловко улыбнулся Солер. – Обязательно воспользуюсь советом, — Отчаявшийся покивал, глядя рыцарю в глаза с той же лёгкой ошарашенностью. – А вас как зовут? – А это, извините, моя маленькая тайна, — не отрывал взгляда воин. — Да и неважно это. Я, знаете ли, земной славы больше не ищу, — он обратил внимание на Экберта и, не вставая, жестом указал в его сторону. — А вы? – Экберт из Бальдера, — лаконично ответил тот. – Из Бальдера, — Отчаявшийся не столько спросил, сколько повторил вслух, и неопределённо повёл в воздухе рукой, пытаясь осмыслить сказанное. — То есть, вот… из того самого Бальдера? – Да, — рыцарь был короток. – Ну, по крайней мере, это объясняет ваш весьма неважный вид, — нервно усмехнулся мужчина, отведя взгляд. Покачав головой, он развёл руками. — Да, времени зря вы точно не теряли. – В отличие от тебя, мы провели эти пару дней с толком, — съязвил Кацумото, пристраивая к стене чехол с луком. – Ну зачем же так грубо? — саркастично сказал Ксендрик, приподняв бровь. — Наш друг, вон, приглядывал за костром — и за хранительницей, что немаловажно. – Да полно вам, — воин совершенно спокойно махнул рукой. — Я привык, что мне все сыплют соль на рану: в этом нет ни-че-го нового. Надолго вы здесь? – До завтра, наверное, — ответила Рами. — Дел ещё невпроворот. – Охотно верю, — он закинул руки за голову и слегка откинулся назад. — Ну, наслаждайтесь моментом, пока можете. – Как Анастасия? – Она в порядке. К слову, то одеяло, которое вы ей оставили, пришлось очень кстати. Рамильда переглянулась с Ксендриком и многозначительно кивнула в сторону спуска. Чародей, молчаливо подняв палец кверху, согласно встал, и пока остальной отряд размещался у костра, они вдвоём проследовали вниз. Анастасия поприветствовала их кивком и живой улыбкой — кажется, она действительно была рада их видеть. Улыбнувшись в ответ, Рамильда присела у прутьев клетки, глядя в пронзительно-синие глаза хранительницы. – Здравствуй, — сказала она. — У тебя всё хорошо? Анастасия растянула губы, как бы сокрушённо улыбаясь, и медленно покивала, прикрыв глаза. Без слов было ясно, как звучал ответ: «Настолько хорошо, насколько может быть в клетке». Рами вздохнула. – Рада слышать. Мы как раз вернулись из Прихода — и вернулись с победой. Слышала колокол? Снова тёплая улыбка — и энергичный кивок. Этой их победе Анастасия радовалась, как своей, и это грело душу. – Слушай, — продолжила Рами, коротко глянув на Ксендрика. — Мы кое-что нашли там, в соборе. Кое-что, с чем ты могла бы нам очень помочь. Если тебе не сложно будет взглянуть… Анастасия кивнула, придвинувшись ближе к железным прутьям. Ксендрик аккуратно вытащил из сумки сосуд с необычной душой, найденной в соборе, извлёк её и передал хранительнице, когда та протянула руки сквозь решётку. Сгусток с шевелящимися протуберанцами застыл у неё на ладонях. Она долго, вдумчиво смотрела на эту душу, и в её посерьёзневшем взгляде появилось осознание того, что она держала в руках. – Ты ведь знаешь, что это? — осторожно спросила Рамильда. Анастасия кивнула, переводя на неё взгляд. В глазах читалось выраженное беспокойство. И неудивительно: можно было подумать о вещах весьма тёмных, зная о происхождении этой души. И Ксендрик явно тоже об этом догадался, опередив Рами: – Уверяю, мы бы никого не стали убивать ради неё, — серьёзно сказал он. — Хозяйка этой души умерла давным-давно. – Человек, который знал её в прошлом, сказал, что её звали Хильда, — добавила Рамильда. Анастасия медленно покивала: она им верила. Ткнув ладонью себе в грудь, она вопросительно приподняла брови. – Мы слышали, что хранительница огня может кое-что сделать из этой души, — пояснил Ксендрик. — Если быть точным — флягу для эстуса. С немым вопросом хранительница указала на фляжку, прикреплённую к поясу Рамильды. – Да, такую, — ответила Рами. — Справишься? Снова кивок. Анастасия попыталась жестом изобразить костёр, потом будто зачерпнула что-то ладонями и с силой подула на них. Затем указала вниз, на пол своей темницы: мгновение спустя Рамильда осознала, что та имела в виду. – Тебе нужны угли? Сколько? Кивнув, Анастасия продемонстрировала ладони и медленно сжала их. – Пригоршню? Хорошо, сейчас принесём. Они с Ксендриком поднялись к костру и на пару мгновений застыли в замешательстве. Глянув на перчатки чародея с длинными крагами и красивой вышивкой, Рамильда поняла, что лучше уж сама зачерпнёт углей из кострища. Подобрав кусок рогожи, она всучила его Ксендрику и сказала: – Подержи. – Что, прямо вот так, руками зачерпнёшь? — изогнул бровь чародей. – А что, хочешь зубами? — усмехнулась Рамильда, присаживаясь. – Действительно, не вариант, — качнул головой Ксендрик. Рыцарша смело сгребла в руки горсть тлеющих костей — кожа перчаток защищала от жара — и ссыпала их на импровизированную переноску. Спустившись к Анастасии, они аккуратно ссыпали обуглившиеся кости на ту сторону решётки. Хранительница медленно кивнула и жестом попросила подождать: ей требовалось некоторое время. Подсобрав угли в кучку голыми руками, будто не чувствуя жара, Анастасия принялась раздувать их, и края чёрных угольков снова разгорались красным, как кольцо огня на метке проклятия. Поместив душу хранительницы поверх костей, Анастасия глубоко вздохнула и стала водить плавные круговые жесты над пригоршней, пробуждая мистическую силу Первородного Пламени. В воздухе, танцуя между тонкими пальцами девушки, зажигались и угасали искорки рыжего света, словно светлячки в мираже. Заворожённые Рамильда и Ксендрик намертво приковали взгляды к Анастасии и её волшебству: то, что происходило на их глазах, не было похоже ни на одну магию на свете, и у рыцарши появилось чувство, что она стала очевидцем чего-то уникального и на редкость ценного. Угли разгорались всё ярче, и когда Анастасия направила на них раскрытую ладонь, вся горсть вспыхнула ярким пламенем. Коснувшись пальцами души хранительницы, девушка вновь повела ладонь по кругу, и белые протуберанцы потянулись следом за ней, вытягиваясь длинным хвостом. Языки пламени потянулись следом, переплетаясь с эссенцией души. Потянув эту ниточку вверх, к своим губам, Анастасия несколько раз крутанула пальцами, создав подобие воронки, и с силой подула в неё. На глазах у Рамильды сверкающая белая субстанция начала свою метаморфозу: сила Первородного Пламени превращала эссенцию души в твёрдую материю, образуя гладкий алеющий шарик на конце нити. Старая душа медленно истончалась, без остатка отдавая себя на материал для фляги. Подобно мастеру-стеклодуву, Анастасия на глазах у смотрящих выдувала заветный сосуд. Второй рукой она совершала плавные пассы, мистическим образом придавая ему нужную форму, незримо шлифуя волшебное стекло. Рами потеряла счёт минутам — как и Ксендрик. Густой алый цвет медленно переходил в малахитово-зелёный по мере того, как стекло, круг за кругом, прекращало светиться и застывало. Угасал и огонь среди углей, рассыпавшихся в пепел, и вскоре волшебная белая нить совсем истончилась, пока не исчезла вовсе. Последний вздох, последний пасс — и готовая фляжка сама собой опустилась Анастасии в руки. От горсти углей и старой души не осталось и следа. Горлышко сосуда медленно остывало, темнея на глазах. Матовое зелёное стекло было таким же, как у остальных фляжек — но со своим уникальным щерблёным узором. Только теперь Рамильда осознала, что форма фляжек хотя и была общей, но каждая из них была в чём-то особенной, своеобразным эхом каждой отдельной хранительницы. Устало вздохнув, Анастасия прикрыла глаза. Затем, посмотрев на Ксендрика, медленно протянула ему сосуд сквозь прутья решётки. – Это было невероятно, — вздохнул чародей, с благодарной улыбкой принимая флягу. — Анастасия, вы настоящая искусница. Я понятия не имел, как вы будете создавать сосуд для эстуса, но вижу, что это требует недюжинного мастерства. Как маг-артефактор, я восхищён, — Ксендрик снова улыбнулся Анастасии и коснулся её плеча. — Спасибо вам. Анастасия залилась краской, прикрыв глаза и улыбнувшись. Снова подняв взгляд на Ксендрика, она молча кивнула ему. – Спасибо, дорогая, — сказала Рами, только теперь выйдя из морока. — Это было потрясающе… – Что ж, — Ксендрик слегка тряхнул фляжкой. — Я пойду и наполню этот сосуд. Ваш подарок ещё не раз меня спасёт, будьте уверены. Он уважительно поклонился Анастасии, коротко переглянулся с Рамильдой и удалился. Рыцарша, встретив взгляд хранительницы, приподняла руку и сказала: – Я сейчас… подожди меня немного. Некоторое время спустя, избавившись от доспехов, она вернулась к Анастасии с двумя кружками травяного чая с сушёными ягодами. Сев полубоком к хранительнице, Рамильда прислонилась к камню, и они вместе принялись созерцать закатное небо над горами, залитое пунцовой розовой краской. – Прости, мы всё ходим к тебе, но поговорить так и не получалось, — произнесла Рами, глянув на Анастасию. — Надеюсь, мы не доставили тебе хлопот. Девушка слабо улыбнулась ей и покачала головой, как будто развеивая все сомнения. Приподняв кружку в благодарном жесте, Анастасия пригубила чаю. – Вкусный? Это от Дориана из Нижнего города. Выраженный кивок с той же улыбкой — даже без слов эмоции немой девушки хорошо прослеживались по лицу. Должно быть, потеряв способность говорить, она и сама куда больше стала полагаться на выразительность мимики. И сейчас казалось, что ей было несравненно лучше, чем при самой первой встрече. – Знаешь, я всё хотела с тобой поговорить… пускай тебе это и будет сложновато, — Рами чуть замялась, подбирая слова. — Просто мне показалось, что тебе, должно быть, одиноко здесь. Ты ведь… не возражаешь? Улыбка Анастасии стала шире, и она просто мотнула головой — от прежней опаски не осталось и следа. Взгляд её синих глаз сфокусировался на Рамильде. – Я рада, — усмехнулась рыцарь, глотнув тёплого чая. — В любом случае, если ты устанешь от моей болтовни, не стесняйся меня прогнать. Хранительница беззвучно посмеялась, тряся плечами, и снова покачала головой. Это не меняло всей неловкости положения, но на душе у Рами полегчало. – Мы ведь, кажется, толком и не сказали тебе, зачем мы здесь. Я не знаю, рассказывал ли тебе что-нибудь тот воин, который здесь живёт, но мы… пришли развеять проклятие, — она заметила, как Анастасия переменилась в лице, как будто посерьёзнела. Она по-прежнему не сводила с Рамильды взгляда. — Ксендрик хочет вернуть утраченную память, Рю — изменить порядок вещей в своей стране, Экберт — выполнить долг перед своим погибшим королём, Солер… ну, Солер хочет найти своё солнце, — она слабо улыбнулась. — Я вот просто хочу вернуться в свой рыцарский орден и спасти свои мечты, на которых проклятие поставило крест… а Самерсет… — она вдруг осеклась, отведя взгляд. — Не уверена, чего хочет Самерсет. Но каждый из нас хочет развеять проклятие. Окончательно, — Рами выразительно глянула Анастасии в глаза. — И, может, прозвучит самонадеянно, но мы обязательно это сделаем. Ради себя, ради всех… и ради тебя тоже. Анастасия приложила руку к сердцу, слегка поджав губы — её явно тронули эти слова. – Так что спасибо тебе огромное, что ты нам помогаешь, — улыбнулась Рамильда. — Без тебя здесь было бы гораздо тяжелее. Да и, чего уж там, гораздо холоднее! Смущённо покивав, хранительница глотнула чаю, зачерпнула чуть ягод и обратила взгляд на закатное зарево в небе. Несколько мгновений обе молчали, наслаждаясь пейзажем. – Ты любишь смотреть на небо? — в ответ последовал кивок. — Я тоже. Больше всего люблю смотреть на звёзды и закаты. Когда любуешься этими красками, на душе как-то сразу… легче и спокойнее. Как будто… к тебе прикасается что-то вечное… какое-то доброе волшебство этого мира, которое всегда на твоей стороне. И делает легче, даже когда тяжело. Ты когда-нибудь чувствовала такое? Повернув голову к Рамильде, Анастасия понимающе покивала, постучав пальцами себе по груди, будто лишний раз подтверждая сказанное. Её глаза не врали. Должно быть, смотреть на небо было её единственной отрадой в этой клетке… Рамильда хотела было спросить ещё раз, не хочет ли Анастасия выйти на свободу, но передумала. Не хотела ворошить больное. – Мне очень хотелось бы узнать тебя получше… — вздохнула она. — Жаль, что ты не можешь говорить. Но это не значит, что не можешь ответить, — рыцарша обозначила улыбку. — Если я буду говорить, а ты — отвечать, как можешь, рано или поздно мы поймём друг друга, так? Анастасия согласно покивала. – Ты… хотела бы рассказать о своём доме? — решилась Рами. Хранительница опустила взгляд, прикусив губу. Помедлив с ответом, она всё-таки покачала головой. Этого стоило ожидать: по-видимому, Петрус не врал, когда рассказывал о её прошлом. – Так и быть, — вздохнула Рамильда. — Прости. Это правда, что твои родичи… сделали тебе больно? Анастасия кивнула, не поднимая глаз. – Мне жаль. Тогда не будем про них. Это… уже в прошлом, — снова неудобная заминка. Рами всякий раз опасалась сказать лишнего, когда речь заходила о чьей-то давней боли. —Тогда… ты не против, если я расскажу тебе историю о своём доме? Это ничего? Снова встретившись взглядом с Рамильдой, девушка выраженно кивнула и устроилась поудобнее, как бы выражая готовность слушать. – Точно? Я бы не хотела говорить о счастливых моментах, если тебе сейчас грустно. Можем погрустить вместе. Уголки губ Анастасии дёрнулись, и она с улыбкой помотала головой, приподняв ладонь — мол, не волнуйся. – Значит, счастливые истории сегодня к месту? — улыбнулась Рами. Ей с готовностью кивнули. — Хорошо. Знаешь, дома в Асторе я жила на ферме с родителями. У нас недалеко, рядом с полями, стоял одинокий дуб, и мой отец однажды выстроил на нём целый домик. Я в нём часами пропадала, читая книжки! Мы в шутку называли его моим «замком», — Рамильда счастливо усмехнулась от воспоминаний и перевела взгляд на розовый закат. — Даже когда подросла, я всё равно любила там бывать временами. И иногда мы с отцом или с матушкой вот так же сидели на площадке у того домика и любовались, как над золотыми полями разгорается закат. Оба рассказывали мне истории, говорили о вечном… а матушка учила меня играть на гитаре и петь. Знаешь, она прекрасно играла… когда я стала постарше, мы часто с ней пели вдвоём такими вечерами. Славное было время… — она с улыбкой вздохнула, любуясь гаснущими красками неба. — Теперь их обоих больше нет… но от отца Турмода мне остался меч, а от матушки Авелин — песни. И даже теперь, когда я вспоминаю о них… мне тепло на душе. Даже если эта память — всегда с оттенком печали. Она замолчала, не найдясь, что ещё сказать. Её взгляд растворился в сумеречном небе, на котором зажигались первые, едва различимые звёзды. В траве вокруг стрекотали сверчки. Неожиданно Анастасия просунула руку через прутья, похлопала по ножнам кинжала, висевшего у Рами на поясе, и одними губами произнесла: «Можно?» – А зачем тебе? — спросила Сванн. — Ты… что-то хочешь?.. Со слабой улыбкой Анастасия кивнула. Дождавшись разрешения, она аккуратно извлекла кинжал и резаными линиями начертала на земле «Спасибо». От осознания произошедшего внутри у Рамильды всё перевернулось. – Ты умеешь писать?! — удивилась она, глянув на хранительницу. Внутри смешались восторг и недоумение. — Почему же ты не сказала? «Я боялась», — начертало остриё кинжала. – Но отчего?.. «Боялась привязаться. Потом было бы больно». – Не переживай, — вздохнула Рамильда, аккуратно сжав ладонь хранительницы. — Мы не исчезнем просто так. Знаешь, мы… не из тех, кто сдаётся. Всё будет хорошо. «Надеюсь». – Послушай, ты… всё-таки точно уверена, что не хочешь выйти из клетки? Тебе вовсе не нужно прозябать здесь, правда. Мне жалко смотреть, как ты мучаешься. «Нет. Я уже смирилась. Я боюсь мыслей о свободе». Рами сглотнула ком в горле. На искажённое лицо Анастасии больно было смотреть. – Всё это в прошлом. И если кто-то попытается причинить тебе зло, мы не дадим тебя в обиду, обещаю. Анастасия вздохнула, прикрыв глаза с грустной, мимолётной улыбкой. «Всё сложнее. Тяжело объяснить. Так лучше, поверь». – Жаль. Но знай, по крайней мере, что ты нам небезразлична. И если ты передумаешь, мы сразу тебя вытащим. Я… — рыцарь с трудом нашла в себе силы. — Постараюсь помочь, чем смогу. «Спасибо. Даже этого хватит». Она продвинула через прутья опустевшую кружку. Рамильда несколько секунд молча смотрела на звёзды, загоравшиеся в сиреневом небе, а потом повернулась к Анастасии и сказала: – Знаешь что? А хочешь, я тебе раздобуду восковую дощечку? Тебе так будет гораздо проще писать. Удивлённо приподняв брови, хранительница энергично закивала, вся подобравшись. – Тогда обязательно! Мы как раз пойдём к Дориану завтра. У него точно найдётся что-то подобное! А нет — ну тогда… тогда я сама тебе сделаю. Сложив руки в молитвенном жесте, Анастасия благодарно наклонила голову. «Спасибо. Сама не знала, как мне этого не хватало». – Иногда нам так не достаёт простейших вещей, — усмехнулась Рамильда. — Я вот не смогла захватить свою гитару, когда покидала Астору. А я так люблю петь песни… Знаешь, если тебе что-то понадобится, ты только скажи. Я всё постараюсь достать. «Благодарю. Ты сама сочиняешь песни?» Что-то тёплое шевельнулось у рыцарши в сердце при этом вопросе. За каждой новой буквой она следила с придыханием, загадывая наперёд, каким же будет следующее слово. – Да. Некоторые пишу сама. «Спой мне, пожалуйста. Я очень давно не слышала песен». – Я могу, — улыбнулась Рами. — Ты правда хочешь послушать? Анастасия покивала с грустной улыбкой. Задумавшись, рыцарша отвернулась и закусила губу. Она держала в голове все знакомые ей песни, но сейчас серьёзно задумалась над тем, какая лучше подойдёт, какая больше всего может понравиться немой хранительнице. Песни обладали силой. И выбрать просто так, наобум, было бы опрометчиво. – Я, кажется, знаю, о чём тебе спою, — сказала она наконец. Нужная идея пришла довольно быстро: о чём ещё можно было спеть после такой беседы, как не о дальней дороге и доброй памяти о доме, оставшейся где-то в глубинах сердца?.. Устроившись поудобнее, Рами обратила взгляд к розовой полоске заката. С ходу припомнив нужную тональность, она мелодично запела:По дороге в рассвет, по росистой тропе
Ухожу я, забыв своё прежнее имя.
Старых песен моих мне уже не допеть,
Те, что снова родятся — те будут другими.
Струн железо касание рук сохранит —
Пусть рассыпятся нотами прежние песни,
Но, забвенье разбив, вновь струна зазвенит,
Из сгоревших страниц снова память воскреснет.
И сплетутся в узоре волшебно-простом
Снежный вихрь и с неба упавшие звёзды,
Нить тропинки, ведущей в незапертый дом,
И тепло очага зимней ночью морозной.
На губах пряный вкус золотого вина
И печальный напев, потревоживший струны.
Оборвётся аккорд и падёт тишина,
И ложатся на лист тонким кружевом руны.
Этой ночью опять мне никак не уснуть —
Сердце тянет в края, где ни разу я не был,
Вдаль дорога бежит, измеряя мой путь,
И сияет звезда в чёрном бархатном небе.
Когда она повернула голову к Анастасии, на глазах у девушки блестели слёзы. Тяжело вздохнув, хранительница благодарно кивнула рыцарше, начертав на земле одинокое «Спасибо». – Не тоскуй, хорошо? — сказала Рамильда, коснувшись её плеча. — И тебе тоже спасибо. Мы не бросим тебя, так и знай.