Глава 7. Дженнифер
8 апреля 2024 г. в 16:08
Вся моя жизнь изменилась, разделилась на «до» и «после», с той минуты, когда мной завладел демон. Я не ела, не пила, ни с кем не разговаривала, не спала. Я была не я, находилась несколько дней в трансе. Я говорила жуткие вещи не своим голосом, не своим языком.
Я рычала, кричала, выла, лаяла по-собачьи и даже мычала, как корова. Я не понимала, что со мной происходит. Мне даже был противен солнечный свет, мой слух раздражал звон церковных колоколов. Меня всячески старались вылечить. Но, ничего не помогало. И, по словам медиков, лишь один человек смог спасти мою душу от этого ада, в котором я была.
Он пришёл ко мне в психиатрическую клинику, в которой я лежала, изгнал демона из моего тела, исцелил и… его добрый взгляд и мягкая улыбка согрели мою остывшую душу. Тогда я смогла вспомнить о себе всё, что забыла. У меня были родители, которые отказались от меня сразу после моего рождения. Чем я им, ещё совсем маленькая, могла не угодить? Воспоминания о них вызвали у меня тоску, печаль, непонимание и горькие слёзы. Десять лет жизни в сиротском приюте, а потом, ещё семь лет — в интернате.
Моим спасителем оказался известный и очень сильный экстрасенс и экзорцист по имени Йохан фон Рихтер, который также известен под прозвищем Нефилим или Чернокрылый Ангел. Если бы не он, я бы погибла, и так и не смогла бы продолжить учёбу и веселиться с моими близкими подружками Линдой и Зариной. Как же я рада, что они есть у меня. Они не бросили тогда меня в беде, первым делом отправив в психиатрическую клинику на лечение. Приходили каждый день, навещали, приносили много вкусного и полезного. А я под властью демона не замечала их заботы обо мне.
Позже я надеялась, что Линда и Зарина смогли понять меня и простить. Так и произошло.
21 сентября, за день до моей выписки из клиники, они пришли меня навестить. Пришли не с пустыми руками.
— Дженни! — радостно воскликнув, первой ко мне в палату вбежала Линда.
— Дорогая Дженни, — второй вошла Зарина с тёплой улыбкой на лице и пакетом продуктов на день.
Я была счастлива видеть моих лучших подруг. Кроме них у меня никого нет.
— Как ты, девочка наша? — спросила Зарина, ставя пакет на прикроватную тумбочку.
— Спасибо, Заря, мне уже лучше, — улыбнувшись, ответила ей. — Что вы мне сегодня принесли? — и с любопытством заглянула в принесённый пакет.
Внутри были красные яблоки, апельсины, гроздь винограда, плитка молочного темного шоколада, который я так люблю, а также открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления.
— Всё, что нужно для здоровья нашей милой подружки, — мило улыбаясь, сказала Линда.
Одноклассницы мои были старше меня на год. Им бы уже пора в каком-нибудь вуз поступить, сдав вступительные экзамены.
— Скажи-ка, как так получилось, что ты так быстро вылечилась? — полюбопытствовала Зарина, садясь на стул.
— Мне помогли, — чувствуя, как начинают пылать мои щёки, ответила я и спрятала лицо в руках.
— Что такое, Дженни?! — удивилась Линда, увидев мою реакцию. — Почему покраснела, как спелый помидор?
— С тобой делали что-то постыдное? — с подозрением допытывалась Зарина.
— Нет, нет, что вы, девочки, — я отчаянно замахала руками, пытаясь отрицать их догадки. — Просто, мне помог выздороветь очень красивый парень, он подарил мне этот оберег, — я показала девочкам крестик на тонкой цепочке, — и… — после этих слов я замялась, и мои уши тоже налились краской.
«О Боже, мне так стыдно перед Твоим слугой. Я говорила ему страшные вещи».
— И что? — у Линды на лице появилось сострадание.
— Линда, наша девочка, по-моему, втюрилась, — поняла Зарина моё молчание. — Вот и сидит сейчас, краснее помидора, — и прыснула в смешке, а затем и вовсе рассмеялась.
— А какой этот парень? — последовал новый вопрос.
— Длинные прямые светло-русые волосы, собранные в хвост, — начала я перечислять черты его внешности, — красивое аристократическое лицо, сосредоточенный взгляд, тонко поджатые губы… Ещё он был высокий и худой, не худее тех, кто болеет анорексией. Но торчащие рёбра были видны даже через слой темно-синей водолазки.
— Ну что ж, — сделала вывод Зарина, — влюбилась ты по уши. А дальше что?
— Выйду за него, если он не оттолкнёт меня, — решительно заявила я, сжав кулаки. — Год отучусь до конца и выйду замуж.
— Погоди, милая, — испугалась Линда, — а как же высшее образование?
— Будет. Но сначала надо мне о личной жизни позаботиться. Выйду замуж за него, буду жить в его доме, рожу ребёночка, а потом, буду учиться, получив разрешение на индивидуальный план обучения. А до этого как минимум хочу обручиться, стать его невестой.
— Ух ты, какой решительный настрой, — удивилась Зарина, широко распахнув глаза, и захлопала ими три раза. — Удачи тебе, Дженни, мы с Линдой всеми кулачками за тебя.
Немного погодя доктор выпроводил Линду и Зарину из палаты, сказав, что пациентке, то есть мне, нужен покой. Девочки обменялись со мной поцелуями возле ушей и, попрощавшись, вышли из палаты. Потом, я опять осталась одна. Но ненадолго.
На следующий день доктора провели общую диагностику моего здоровья и, убедившись в том, что я уже полностью здорова, решили выписать меня из клиники. Мне вернули мою одежду и остальные вещи.
Переодевшись в свою привычную ежедневную одежду и, забрав личные вещи, я вернулась в сиротский приют — доживать там последний учебный год. Сейчас сентябрь, а впереди долгие зимние месяцы с длинными ночами и короткими днями. Ещё пять месяцев, летние каникулы, потом ещё пять месяцев учёбы. И всё. До свидания, школа, и прощай, сиротский приют. Меня ждёт долгая и счастливая жизнь с человеком, за которого собираюсь выйти замуж.
Возможно, некоторым воспитателям приходилось сложно со мной. Им ведь ещё надо было воспитывать и других более сложных детей. К счастью, я была не одна среди сотен сирот. В детдоме я встретила своих подружек, которые постоянно стояли за меня горой. Мы с ними были, как три сестрички. Даже потом, повзрослев, продолжаем оставаться ими. Что бы я делала, если бы не они.
— А, Коллинз, вернулась-таки, — съязвили мне при встрече две вредные воспитательницы, кривя лицами.
— Конечно, куда же ей ещё деться, кроме как обратно сюда, — поддакнули им их помощницы.
Прости меня, Господи, но, я этих тёток так ненавижу. Они у меня уже в печенках сидят. Чем я им не угодила?
Я ж самой примерной была в своей группе. Хорошо училась, всегда слушалась воспитателей. Однако, и у меня были некоторые проблемы. Мальчишки меня, как самую слабую, часто обижали. Из-за слабого здоровья приходилось лежать в больнице и лечиться. Девчонки тогда упрашивали отпустить их повидаться со мной, приносили домашние задания, самодельные открытки и маленько сладостей.
Я ничего не сказала вредным тёткам и молча прошла по коридору до лестницы, ведущей на второй этаж. На
втором этаже был кабинет старшей восмитатпльницы — доброй, ласковой и заботливой миссис Йорнессон. Я любила эту женщину, она была мне как мама, и я до сих люблю её и уважаю. Потому решила зайти к ней и, как всегда это было, поздороваться. Подойдя к двери её кабинета, постучала по ней пару раз. И, слава богу, оттуда послышался знакомый и такой родной голос:
— Войдите.
— Здравствуйте, дорогая миссис Йорнессон, — промолвила я, открыв дверь. — Я вернулась.
Увидев меня, старшая воспитательница ахнула от волнения, вскочила со стула и, подбежав ко мне, крепко обняла и расцеловала, как родную дочь.
— Милая моя, — приговаривала миссис Йорнессон, не выпуская меня из своих объятий. — Милая Дженнифер, я так волновалась, так боялась за тебя, дитя. Ты, наверное, не помнишь как я тогда испугалась, когда ты перестала быть собой, — на глазах доброй женщины навернулись слёзы, и она продолжила рассказывать навзрыд:
— Я всё никак места себе не находила, пытаясь найти способ спасти тебя. Врачей просила, умоляла сделать хоть что-нибудь. И вот она ты, доченька моя, стоишь передо мной, живая и здоровая. Господи, я так рада, так рада.
Слова миссис Йорнессон тронули меня, и я, не выдержав и, уронив на пол рюкзак, обняла свою «маму» и тоже расплакалась.
— Миссис Йорнессон, я тоже рада, несказанно рада тому, что осталось жива. Должно быть, вы молились богу за меня. И бог услышал ваши молитвы… Он прислал ко мне замечательного человека, который и вылечил меня. В благодарность я даже готова была выйти замуж за этого человека, несмотря ни на что.
— Ты, правда, собираешься выйти за него?! — успокоившись, удивилась та и, отстранившись, сурово посмотрела мне в глаза. — Ты же ещё совсем юна для замужества.
— Дорогая миссис Йорнессон, мне всё равно, что будут говорить об этом другие, — заявила я, вытерев слёзы. — Пусть думают и говорят, что хотят. Я люблю этого парня и хочу быть с ним до конца своих дней. А до тех пор буду учиться здесь до конца учебного года, вместе со своими подругами и другими сверстниками.
— Какая ты у меня умничка, милая Дженнифер, — пролепетала сквозь слёзы старшая воспитательница. — Ну всё, иди спать. Время уже позднее. А завтра я подойду к тебе. Будешь наверстывать пропущенные занятия.
— Хорошо. Спокойной ночи, миссис Йорнессон.
— И тебе тоже, милая моя.
Я вышла из кабинета и направилась к лестрице. По дороге почти никого не встрптила. Все отдыхали в своих комнатах. Со второго этажа поднялась на третий, затем, на четвёртый. Вернувшись в свою комнату, в которую меня перевели когда мне исполнилось пятнадцать, я включила свет.
В ней ничего не изменилось. Вздохнув, подошла к своему письменному столу и, поставив на него рюкзак, приложила руку к тому месту, на котором находится подаренный нательный крестик. Я закрыла глаза и помолилась, чтобы я смогла пережить ещё один год жизни и учёбы в сиротском приюте. Ложась спать, разделась, повесила одежду на плечики в шкафе. Затем, легла в кровать, тихонько скрипнувшую под моим весом, помечтала перед сном о будущем с любимым человеком. Потом, уснула.