***
— Саске-сан, — восклицает Химавари, заметив знакомую фигуру, медленно идущую от ворот, и бросается навстречу. Она так рада его видеть; не по той причине, по какой он, должно быть, думает, но это неважно. — Здравствуй, Химавари, — говорит Саске — спокойно, но с долей теплоты. — Давно не виделись. И правда, давно — когда он в последний раз появлялся в Конохе? Кажется, год назад или даже больше. Химавари не может отделаться от мысли, что ей невероятно повезло, что он вернулся именно сейчас. Конечно, она могла бы выбрать кого-то другого, наверняка ведь есть другой подходящий человек — но Саске так силен; наилучший вариант. — Мне нужно увидеть Наруто. Не проводишь меня к нему? — спрашивает Саске. Разумеется, он прекрасно знает дорогу и к их дому, и к резиденции Хокаге; но, кажется, он не прочь поболтать немного с дочерью старого друга. Отличный шанс для Химавари. — А к Сакуре-сан с Сарадой вы зайти не хотите? — спрашивает Химавари и поправляет волосы, неожиданно чувствуя необходимость занять чем-то руки. Она слишком нервничает; это нехорошо. Саске едва заметно улыбается. — Позже. Так он еще не был у них. Химавари успела перехватить его, и значит, в ближайшее время его вряд ли будут искать. — Интересное оружие у тебя, — отмечает Саске, чуть хмурится, изучая косу за ее спиной, и Химавари кивает. — Да, я... хотела ее опробовать. Я тренировалась самостоятельно, знаете, но было бы намного лучше проверить ее в настоящем бою. Он подозревает что-то? Узнает оружие? Но Саске только говорит с ощутимым скептицизмом: — Я уже вижу, что коса слишком большая и тяжелая для тебя. Если только ты не нашла способ обойти этот недостаток..? — он делает паузу, словно ждет, что она закончит его фразу. — Нашла, и с радостью вам покажу! — с энтузиазмом говорит Химавари. Саске кажется холодным и безразличным на первый взгляд, но у него есть и другая сторона, более мягкая. Он редко показывает ее с кем-то кроме семьи, но, учитывая, как они близки с отцом, возможно, Химавари входит в эту категорию. Она чувствует очередной укол совести, но он такой слабый, что она игнорирует его.***
Химавари повторяет про себя строки боевой молитвы, прося у Джашина благословения и силы. Она выучила наизусть эти слова, которые Хидан рассказал ей; и сейчас она чувствует, как уверенность и спокойствие окутывают ее. Она не одна — Джашин направляет ее руку. Каким-то образом ей удается уклоняться почти ото всех атак Саске и отражать те, что она все же пропускает; как будто она может заранее предсказать его движения. Иногда ей даже кажется, что ее тело двигается еще до того, как она понимает, что Саске готовится нанести удар. Химавари не склонна обманывать себя; она не готова поверить в то, что действительно стала настолько сильна, и пытается развеять гендзюцу несколько раз, зарабатывая легкий ободряющий кивок от Саске. Это знак? Он поймал ее в иллюзию с самого начала? От него стоило такого ожидать, и в этом случае ее план уже провалился. Только сейчас, в этом смертельном танце с ним, Химавари думает обо всем, что сделала, и дрожит, понимая, насколько неосторожна была. Понимая, что еще может отступить. Но затем слова молитвы звучат в ее голове, и ее разум снова чист. У нее есть цель — она прямо перед ней. Саске не воспринимает их бой как что-то серьезнее разминки, и, кажется, даже немного расслабляется. Это легко может быть уловкой, но Химавари использует свой шанс. Она ведь не может остановиться сейчас. Она не может остановиться. Как ее тело может знать прием, который она никогда не практиковала, как он выходит настолько легко? — Тебе стоит быть внимательней, Химавари, — говорит Саске, явно забавляясь. Он недооценивает ее. Или она переоценивает себя? Лезвия позади него, удар прошел мимо цели — или же попал именно туда, куда нужно. Она сжимает канат, прикрепленный к рукояти косы, резко дергает его на себя — и ее тело ощущается чужим, когда она делает это. Кажется, что время замедляется. В последнюю секунду Саске замечает — но не успевает среагировать. И в следующий миг его голова летит на землю, орошая все вокруг кровью. Химавари застывает, изображая испуг — лишь отчасти фальшивый, — «я не хотела, это вышло случайно», — и затем складывает печать, шепча «кай». Это может быть иллюзия. Но, кажется, нет. Она сделала это. Она убила Учиху Саске — и эта мысль заставляет ее рассмеяться. Она сделала это. Саске был так силен — и проиграл ей так легко? В это сложно поверить. Может быть, потому, что он доверял ей, не ожидал такого предательства от нее — а кто бы ожидал? Химавари такая юная и милая, совершенно не выглядит опасной — разве она может так легко причинить кому-то боль? Может. Химавари способна на многое, о чем никто не подозревает. Возможно, она чувствует себя виноватой, совсем немного — в конце концов, Саске хороший человек... был. Но она никогда не знала его достаточно хорошо, чтобы скучать по нему; и сейчас, когда она смотрит на его безжизненное тело на окровавленной траве, это совершенно не трогает ее. Химавари думает, что Хидану понравится его новое тело — Саске в отличной форме. Жаль, что одной руки у него нет, но ее всегда можно позаимствовать у кого-то еще. Почему нет? Должно быть, так удобно, когда ты бессмертен. Можно легко заменить недостающие части. Химавари смеется, и ей кажется, что кто-то рядом эхом отражает ее смех.***
— Охуеть, — все, что говорит Хидан, когда Химавари приносит тело Саске в их убежище. — Ты и правда это сделала. Нет, серьезно — охуеть. — Надеюсь, это комплимент, — задорно улыбается Химавари. — Еще какой, — хмыкает Хидан. Химавари не тратит больше слов. Она прислоняет тело Саске к стене, кладет голову рядом. Ей немного страшно; вдруг не сработает, вдруг все это было зря? Но Хидан выглядит вполне уверенным, и потому она отбрасывает беспокойство. Все получится — не может не получиться. Она осторожно поднимает голову Хидана — он ободряюще усмехается, и Химавари наконец успокаивается. Это занимает прилично времени, и работа довольно грязная, если честно. Ей нужно убедиться в том, что все в порядке, что голова идеально соединена с телом; и для этого ей нужно нанести новые раны. Хидану не слишком-то нравится эта идея, но это необходимо; и, хоть и громко ругаясь, он все же терпит. Приставив голову Хидана к шее, Химавари ненадолго задерживает дыхание, прежде чем активировать технику, позволяя зеленоватому свечению охватить ее ладони. Времени на это уходит много, куда больше, чем при лечении простых порезов, но постепенно края плоти начинают срастаться. — Пиздец, — выдыхает Хидан, расширенными глазами глядя на нее. — Пиздец, и правда... получается. — Ты же не сомневался, — не сдерживает смешка Химавари, и Хидан только закатывает глаза. Наконец, кажется, все готово — по крайней мере, внешне, и Химавари убирает руки, деактивируя технику. — Ну... как? — спрашивает она. Хидан неуверенно крутит головой, разминая шею; пробует поднять руку и восхищенно вскрикивает, когда ему это удается. Химавари улыбается, глядя на него. Она не скрывает гордости — ведь это все благодаря ей. — Мелкая... — Хидан смотрит на нее. — Ты даже не представляешь, как это охуенно. Он не говорит «спасибо», но Химавари видит благодарность в его глазах, и ей этого вполне достаточно. — Что же нам делать с глазами? — задумчиво тянет Химавари, пока Хидан продолжает проверять, насколько его новое тело способно двигаться. Он останавливается и смотрит на нее; по знакомой усмешке Химавари понимает, что он знает, о чем она думает, и улыбается в ответ. — Какой бы ты взял? Хидан задумывается ненадолго. — Шаринган может пригодиться, — говорит он. — А риннеган, ну, я даже не знаю, что с ним делать. К тому же, думаю, тебе он больше пойдет. Симпатичный цвет. — Хидан протягивает руку, проводит пальцами по ее щеке. — Прямо для тебя. Химавари хихикает, и он смеется тоже; все в крови, они, должно быть, выглядят сейчас совершенно безумно. Хидан без колебаний вырывает себе правый глаз, пока Химавари, взяв кунай, аккуратно вырезает тот же правый глаз у Саске. Не самое приятное занятие, но необходимое, и потому она подавляет эмоции; время для сомнений давно прошло. Она неуверенно касается окровавленного лица Хидана, и он хмыкает: — Поцелуй, тогда быстрее заживет. Химавари, снова смеясь, следует его предложению и целует его влажные от крови губы. Через несколько мгновений отстраняется — не стоит терять время. Пересадка глаза — задача деликатная, но уроки Сакуры-сан не пропали даром. Химавари знает, что делает, и ее руки даже почти не дрожат. Очистить глазницу от крови и вставить туда новый глаз; Хидан морщится и шипит — наверняка ощущения далеки от приятных, — но не двигается, понимая, что сделает только хуже. Закончив с этим, Химавари активирует лечащее дзюцу, чтобы ускорить заживление — а остальное сделает невероятная регенерация Хидана. — Ну как? — спрашивает она, пока Хидан моргает, оглядываясь. Шаринган активен, как и ожидалось; те, кто не принадлежит клану Учиха, не могут в полной мере его контролировать. Ярко-красная радужка с тремя томое вокруг зрачка; так странно видеть Хидана с этим глазом. Но ему идет. — Отлично, — спустя какое-то время заключает Хидан. — Только я уже чувствую, как он чакру жрет. — Надо прикрыть глаз, — поясняет Химавари. — Я поищу что-нибудь... — Позже, — отмахивается он. — Сначала с тобой разберемся. Ты прямо охрененно сильная будешь, Хима-чан, да? — Думаю, да, — улыбается Химавари, глядя на риннеган Саске — который скоро будет принадлежать ей. И когда Хидан вырывает ее левый глаз, она продолжает улыбаться — и не издает ни звука.***
«Химавари». Она вздрагивает, но не открывает глаза, все еще сомневаясь, что действительно услышала это. Это реально? Это на самом деле происходит? «Реальнее, чем ты можешь себе представить». Теперь она четко слышит голос. Он... холодный; описать его иначе она не может. Словно прохладный ветер, проходящий через нее, заставляет ее вздрогнуть; но в тоже время успокаивает. И, возможно, это ее воображение, но он кажется... женским? — Джашин-сама, — шепчет она, надеясь, что ее собственный голос ее не предаст. «Я возлагаю большие надежды на тебя». Какие надежды может возлагать на нее бог; как она может их оправдать? Эти слова льстят ей и пугают ее одновременно. Она чувствует движение в воздухе рядом с собой, невероятно близко, но ни звука больше, ни прикосновения. Химавари замирает в ожидании чего-то — она не знает, чего; но ничего не происходит. Ощущение чужого присутствия исчезает, и неожиданно она осознает, что сжимает в руках тяжелый клинок, и саднящая боль в груди возвращается с новой силой. И только потом она понимает, что жива. Химавари смотрит на голову Саске. Сейчас, на самом деле, она не узнает в нем Саске; это просто мертвая и довольно-таки жалкая голова, и отсутствующие глаза только усиливают это впечатление. Риннеган ощущается ей как родной. Она видит четче, чувствует такую мощную силу, и ей кажется, что она может сейчас свернуть горы. Наверное, и впрямь может; остается только научиться управлять этой силой, но у нее есть время — целая вечность. И она будет не одна. — Отличная работа, мелкая, — Хидан подходит к ней, вставая за спиной. — Даже я бы лучше не смог. — Спасибо, — она улыбается, поворачиваясь к нему. — Как твой ритуал? Хидан мягко усмехается; крови на нем еще больше, теперь — его собственной, и глубокая рана в груди постепенно затягивается сама. Поразительно, думает Химавари, он поразителен. Ее рана, что она нанесла себе в том же ритуале, заживала куда медленнее, даже с использованием техники. Ей все еще многому предстоит научиться, несмотря на то, что благословение Джашина с ней. Единственное, в чем она не согласна с Хиданом, так это в том, что боль может быть приятна. На ее взгляд — совсем нет. Но это все мелочи. — Неплохо. Знаешь, я боялся, что Джашин-сама меня оставил. Но нет, Он все еще со мной. — Он задумчиво добавляет: — Я рад, что тебя Он тоже принял. Не то чтобы я сомневался, ты этого достойна... но ведь не мне решать. — Да... Хидан, ты говоришь о Джашине-сама «Он», но я слышала женский голос. — То, как Джашин-сама является нам, отражает наше восприятие мира, или что-то вроде того, — слегка неуклюже объясняет Хидан. — Так меня учили. Ты услышала Его... или Ее... так, потому что этого ожидала подсознательно. Я не очень-то понимаю это все, но это индивидуально. Жрец, который учил меня... он говорил, что видел Джашина-сама как огромного зверя. Я никогда не видел Его, только слышал Его голос. Но мне он казался мужским. — Хидан пожимает плечами. — Не думаю, что это важно. Боги все равно за пределами всего этого. — В этом... есть смысл, — признает Химавари. Не то чтобы она много знала о богах, но применять к ним человеческие понятия, наверное, странно. — Главное, что Джашин-сама принял меня, как ты и сказал. — Она чуть хмурится. — Так у тебя был учитель... были и другие верующие? — Был. — Взгляд Хидана на секунду мрачнеет. — Был только мой учитель, пустой храм и древние записи, половину из которых невозможно было расшифровать. А потом он пропал. — Пропал?.. — Химавари медлит. — Разве он не был бессмертным? — Был, конечно. Я не сказал, что он умер, только что он пропал. Исчез в никуда. Может, сейчас он путешествует по миру, может, вернулся в храм, может, как я, лежит где-то под землей... — Хидан морщится. — Кто знает. — Мы могли бы найти его, — предлагает Химавари. — Когда закончим здесь. — Хотел бы я увидеть его лицо, когда он узнает, что я не только выжил, а еще и обзавелся собственной ученицей, — он смеется. — Честно, я на все согласен. Я скучал по жизни. Настоящей жизни. — Ну, тебе предстоит многое наверстать, — Химавари улыбается. Хидан усмехается и притягивает ее в объятия. Химавари прижимается к нему теснее; это даже лучше, чем она представляла все это время. Когда он по-настоящему обнимает ее. Тепло, спокойно и просто... так правильно. — Слушай, — шепчет она и не сдерживает смешок, когда в голову закрадывается неожиданная мысль. — Думаю, я знаю, с чего нам надо начать. Наверстывать упущенное. Хидан недоуменно хмыкает. — И с чего же? — А ты не догадываешься? — отстраняясь, Химавари щурится и улыбается, тогда как внутри все замирает в предвкушении. — Ты имеешь в виду то, о чем я думаю? — Хидан явно забавляется, но она ожидала не совсем этого. Он как будто считает ее смешной. Как будто думает, что она не всерьез. — Зависит от того, о чем ты думаешь. — Химавари не слишком хороша в этом — во флирте? — и, может, лучше просто сказать все прямо. Но даже это для нее необычно дерзко. Собственная смелость — или глупость, что по сути одно и то же, — так странно будоражит, прогоняет дрожь по всему телу — и она уверенно встречает пристальный взгляд Хидана. Спустя какое-то время он наконец говорит: — Поосторожней, Хима-чан. — Он тянется погладить ее по щеке, и она прикрывает глаза, наслаждаясь прикосновением. — Я ведь могу тебя и на слове поймать. — Так давай, — Химавари поднимает голову, чуть размыкает губы. — Думаешь, я просто так это говорю? — А кто тебя знает, — усмехается Хидан, прежде чем поцеловать ее — и на этот раз совершенно иначе, увереннее, подчиняя ее — И Химавари не против. Она только этого и ждала. Теперь все куда лучше, когда Хидан обнимает ее, крепко прижимает к себе; когда Химавари может ощутить жар его тела, это ни с чем не сравнимое чувство защищенности в его объятиях. Все ново и странно, даже немного страшно, но Химавари знает, что Хидан не причинит ей вреда. Она доверяет ему — и отдается ему полностью. Хидан опускает ее на землю, холодную и чуть влажную от еще не высохшей крови ритуального круга, и Химавари не может отделаться от мысли, что это похоже на очередной священный обряд. Как если бы Хидан готовится скрепить их союз — их чувства — перед Джашином, и если так, Химавари готова тоже. Все ощущения обострены до невозможности, и от одних только поцелуев Химавари сходит с ума. Прохладный утренний воздух — резкий контраст с обнаженной разгоряченной кожей, и Химавари вздрагивает, прижимается ближе к нему, так, чтобы им стать одним целым, никогда не разделяться. — Тише, — бормочет Хидан, целуя ее в край губ, — вот же нетерпеливая. — Немного неловко — должно быть, неудобно только с одной рукой, — он снимает последнюю одежду с нее, и Химавари цепляется за его плечи, рвано дыша. Когда она полностью обнажена перед ним, на мгновение накрывает смущение, но почти сразу проходит, — все так, как должно быть, бояться нечего. Хидан чуть отстраняется, смотрит на нее, и в его взгляде — восхищение и, наверное, любовь — Химавари хочется так думать. Она протягивает руки, обхватывает ладонями его лицо — смотрит, не отрываясь. Не может насмотреться — не может до конца поверить, что сейчас он принадлежит ей. — Ты чего? — Хидан непонимающе смотрит на нее. — Что-то не так? Я тебе больно сделал или что? — Как тебя могли отвергнуть? — шепчет Химавари, гладит его по лицу. — Ты же такой... замечательный, потрясающий. — Химавари... — он хмурится, и в его глазах мелькает не ушедшая еще боль. — Не понимаю, что за человек мог предпочесть тебе другого, — продолжает Химавари, тянется поцеловать его. Хидан отвечает — но прерывает поцелуй почти сразу, сбивчиво говорит: — Полный идиот, — он прижимается губами к ее шее, выдыхая: — Все, хватит, заткнись, забудь про это, ты здесь, я хочу тебя. Он целует ее, проводя рукой по ее телу, и Химавари вновь чувствует, как дрожь пробегает сквозь нее. Неожиданно для себя, она останавливает его, смотрит прямо в глаза. Она должна, просто должна ему сказать — он должен знать, как для нее важен, как нужен ей — Что она без него не сможет ни жить, ни умереть. — Ну что опять, — бормочет Хидан. — Я люблю тебя, — с жаром говорит Химавари, обнимает его за шею, прижимаясь крепче. — Я очень сильно тебя люблю, — она целует его, беспорядочно и быстро, и лицо у нее горит от возбуждения и смущения одновременно. Несколько томительно долгих секунд Хидан молчит, и Химавари продолжает его обнимать, ждет ответа — пожалуйста, не молчи, скажи мне — — Я знаю, — Хидан вжимает ее в землю, — я знаю, — повторяет, не отрывая от нее взгляда лихорадочно блестящих глаз. И то, как он смотрит на нее, говорит ей больше любых слов. Это все, о чем она только смела мечтать. — Ты не жалеешь? — спрашивает Химавари, прижимаясь ближе к Хидану. Лежать на холодной земле сейчас, после того, как вспышка страсти прошла, не так уж удобно; но Хидан рядом, и она готова стерпеть любые неудобства. — О чем мне жалеть, мелкая? — Хидан смотрит на нее — так непривычно выглядит, когда его глаза разного цвета. Но и красиво тоже. — Не знаю, — говорит она. — О том, что это я? А не он. Хидан закатывает глаза и взъерошивает ее и так растрепанные волосы. — Если будешь такой тупой, точно пожалею. Но — нет. Ты в сотни раз лучше этого мудака. — Потому что я люблю тебя? — уточняет Химавари. Она и сама не уверена, зачем завела этот разговор — может, просто хочет убедиться еще раз. — Не только. — Хидан замолкает на несколько мгновений, внимательно глядя на нее. — Ну... Ты — это ты. Лучше. И просто... другая. В хорошем смысле. — Он тихо усмехается. — И вообще, глупо убиваться из-за того, что произошло столько лет назад. Пора бы уже забыть, тебе не кажется? Химавари медленно кивает. Верно, давно пора. — Вот и хорошо, — Хидан коротко целует ее и поднимается. — Пойдем, — он протягивает ей руку, и Химавари принимает ее. — У нас еще полно дел. — Это точно, — улыбается Химавари. Что-то подсказывает ей, что теперь все будет хорошо.***
Наруто прижимает ладонь к лицу и делает глубокий вдох. Разговор с Хинатой морально опустошил его, и он чувствовал, что у нее еще оставалось много вопросов. Понимание в ее глазах разрывало его на части, но все равно он не смог придумать убедительную ложь, и уж тем набраться смелости рассказать ей правду. И даже так он причинил ей боль — он не хотел этого, но все эти годы только и делал, что ранил ее. И самым худшим было то, что Хината не винила его, не злилась на него — когда Наруто более чем заслуживал это. Она принимала все его ошибки, и от этого ему становилось только хуже. Сейчас же он совершенно не знал, что делать. «Сегодня последний день», — проносятся в голове слова Химавари, и он вздрагивает. Как она могла знать? Знала ли она вообще, или, может, это была просто догадка или что-то другое? Может, ее слова значили совсем не то, о чем подумал Наруто. И все же он не может перестать думать об этом; бояться этого. Он понятия не имеет, где найти Какузу. Такое чувство, будто он не хочет, чтобы его нашли; или, может, его уже нет. Наруто пытается прогнать болезненную мысль, но она продолжает возвращаться. Вместе со всеми остальными мыслями. Он не знает, что произойдет дальше, но знает, что по-прежнему уже ничего не будет. Его семья, кажется, распалась окончательно; и что у него осталось? Его титул, о котором он столько мечтал, сейчас не имеет для него никакого значения. Наруто знает, что ему все равно придется притворяться, будто ничего не изменилось, но сейчас он просто чувствует себя таким потерянным. Порыв ветра отвлекает его от мыслей, но он не решается посмотреть назад, пока не слышит знакомый голос. — Наруто. И он оборачивается, почти улыбаясь, — но замирает, когда видит Какузу. — Кажется, у меня осталось меньше времени, чем я думал. Он протягивает руку — его кожа покрыта тонкими трещинами, которые с каждой секундой становятся глубже, — и Наруто быстро хватает ее. — И все же я здесь. — Он словно сомневается, и Наруто сам притягивает его к себе. Обхватывает руками, вжимается лицом в его плечо; хочет сказать что-то, но не в силах издать ни звука. У них нет времени. У них никогда не было времени. Какузу кладет руки на плечи Наруто, но в этот раз его крепкая хватка совершенно не успокаивает. Неужели все действительно закончится так? — Я не хочу этого, — хрипло шепчет он. — Не хочу, не умирай. — Я уже мертв, — говорит Какузу — так, словно это ничего не значит. Наруто не знает, действительно ли ему все равно или он просто хорошо притворяется; но от его спокойствия почему-то все только хуже. — Не вздумай снова плакать, — Какузу проводит ладонью по его мокрой щеке. — Серьезно. Наруто пытается — просто не может. Это так глупо. Все так глупо. Наруто смотрит на него, видит, как потрескавшаяся кожа начинает отслаиваться, и знает, что осталось недолго. И в это «недолго» — Наруто не знает, что сказать и что сделать, чтобы хоть что-то исправить. Ему кажется, он еще столько всего должен сказать ему, но чувства и хаотичные мысли не желают складываться во что-то осмысленное, и он больше никак не может это передать. Какузу взъерошивает волосы Наруто, заставляя его поморщиться — и улыбнуться; он будет скучать даже по этой мелочи. По всему. — По крайней мере, сейчас мы можем попрощаться, — Какузу смотрит на него. Сложно удерживать улыбку, когда он буквально рассыпается на глазах, когда уже через считаные мгновения его не станет. — Мне... жаль. Что между нами все так вышло. Жаль, что я убил тебя. Что я не понял раньше, что на самом деле к тебе чувствую. Что я не смог ничего исправить. Что у нас с тобой просто не было никаких шансов. — Да... мне тоже. Наруто хочет сказать что-то еще, не прощаться настолько неловко, но Какузу не дает ему даже начать — обхватывает ладонями его лицо и легко целует в лоб. — Не уходи, — выдыхает Наруто. — Пожалуйста. Я не могу снова тебя потерять. Какузу усмехается — почти нежно. — Уже поздно. В следующую секунду его уже нет. На руке Наруто остается его кольцо, а внутри — только горечь и тоска. Он продолжает упрямо думать, что все могло быть иначе, если бы в один момент события пошли по другому пути. Но все уже случилось, и ему остается только одно — смириться. И это, пожалуй, самое сложное. Наруто сжимает кулаки, прикусывает губу; он знал, что так будет, он был к этому готов — И все-таки оказался не готов. Звук отворяющейся двери заставляет его поднять голову. Химавари заходит в комнату, не стучась, будто знает, что он один. Она выглядит бледной и усталой, и ее левый глаз закрыт сдвинутым протектором; точно как у Какаши раньше, пока он не лишился шарингана Обито. Это странно; не слишком ли она взрослая для такого? И с чего ей вообще вздумалось так делать? Потом он замечает в ее руках большую коробку, перевязанную ярко-красной лентой. Очередная странность, но разум Наруто отказывается над чем-то размышлять. Должно быть, кто-то сделал ей подарок. Вот и все. — Он ушел? — вдруг спрашивает Химавари. Наруто изображает непонимающий взгляд, но это не работает; Химавари качает головой. — Я давно знаю, папа. Можешь не оправдываться. С трудом подавив вздох, Наруто опускает голову. Внутри непривычная тянущая пустота, и все, о чем он может сейчас думать — это о том, что Какузу нет рядом. И больше не будет. Это было неправильно — Наруто не должен был поддаваться ему — снова, не должен был позволять чувствам вновь захлестнуть себя с головой. За прошедшие годы он почти смирился с потерей — и чертова судьба, как в насмешку, позволила ему ненадолго вновь увидеть Какузу, вновь испытать эту страсть и нежность. Чтобы за секунды лишить его всего, оставив еще более опустошенным, чем тогда. — Он мертв, — говорит Наруто. — Все кончено. — Он поправляет кольцо на пальце — единственное, что осталось как напоминание. Химавари кивает — на удивление понимающе; но Наруто было бы легче, если бы она закричала на него или что-то вроде того. — Ты любил его? — спрашивает она. — Нет, — честно отвечает Наруто. — Люблю. Все еще — люблю. Но... уже слишком поздно. — Понимаю, — мягко говорит Химавари. — Некоторые ошибки исправить невозможно... но ты не виноват. Или не только ты, по крайней мере. — Она задумчиво смотрит в окно какое-то время, явно погрузившись в свои мысли, и потом добавляет: — Я ухожу из Конохи. Не знаю, когда вернусь, но решила, ты должен знать. — Уходишь? — переспрашивает он. — Но... — Не волнуйся, пап. — Химавари снова бросает взгляд в окно и вдруг протягивает ему коробку. — Вот, держи. Это тебе. — Что это? — спрашивает Наруто, принимая коробку и слегка встряхивая. Она тяжелая, но что в ней, понять сложно. Химавари пожимает плечами и улыбается. — Подарок. От Саске-сана. — Ее глаз, не прикрытый протектором, хитро сверкает. — О, — говорит Наруто, потому что больше ему и сказать-то нечего. Саске прислал ему подарок? Хотя в сравнении с прочими событиями это еще не самое странное. — Попрощайся с мамой за меня, ладно? — говорит Химавари. Солнце показывается из-за облаков, и в его лучах, проникающих через окно, Наруто замечает на шее дочери знакомый кулон — перевернутый треугольник в круге. Химавари ловит его взгляд, и ее улыбка становится шире. — Почему ты не можешь попрощаться с ней сама? — хмурится Наруто. — И куда ты уходишь? Надолго? В ответ Химавари только снова улыбается, и затем выпрыгивает в открытое окно — куда-то спешит. Только куда именно? Наруто не знает и спросить уже не может. Он понимает, что стоило бы последовать за ней, но он не может заставить себя сдвинуться с места или вообще хоть что-то сделать. Все произошло слишком быстро. Он не был готов. Впервые в жизни ему кажется, что он не сможет справиться с этим. Наруто опускает взгляд на коробку, которую все еще держит в руках. Подарок. От Саске. Он повторяет эти слова, и с каждым разом они звучат все более странно. Это не похоже на него. Зачем бы ему это делать? Может, подарок вовсе не от него? Химавари говорила столько странностей последнее время. Что-то происходит с ней. Определенно. Почему она упомянула Хидана в тот раз? У Наруто кружится голова, когда он пытается найти в этом какой-то смысл. Он не хочет. Но должен. Он медленно развязывает ленту и приподнимает крышку коробки. И тут же в ужасе отшвыривает ее прочь. На него смотрит окровавленная, с раскрытым в немом крике ртом — отрубленная голова Саске. Без глаз. Не смотреть, не смотреть, не думать; Наруто заставляет себя отвернуться от головы, лежащей на полу, с трудом поднимается на дрожащих ногах. Руки трясутся тоже, тело бьет озноб; это неправда, это не по-настоящему, Химавари не могла, не могла... В дверь стучат, и Наруто резко оборачивается. — Наруто-кун, все в порядке? — голос Хинаты, обеспокоенный, встревоженный. Наруто сцепляет зубы, трясет головой — нет, этого не может быть. Перед глазами — безмятежная, спокойная улыбка Химавари, совершенно не тронутой этим «подарком». Как она могла — если она действительно — так спокойно себя вести... Нет, о чем он думает, Химавари не могла убить Саске, она же... Она просто не могла. Хината повторяет свой вопрос, но Наруто словно утратил голос. Он шатается по комнате, задыхаясь, пытается вдохнуть, но не может. — Наруто-кун! — ее голос звучит настойчивее. Что, если она войдет? Она увидит. Наруто не может позволить ей увидеть. Он смотрит на дверь. Закрыть. Запечатать. Он не может ее впустить. Не сейчас. Сначала он должен найти Химавари. Может, это просто шутка — глупая, жестокая, но лучше так, чем верить в то, что она на самом деле убила Саске — этого просто не может быть, это не происходит с ним на самом деле. Наруто выпрыгивает в окно, еще чувствуя слабый след чакры Химавари; он должен догнать ее как можно скорее. По телу расползается холод — и боль, невыносимая, буквально ломающая на части. Он все еще думает, что это неправда, что он все исправит, вернет Химавари домой и все будет хорошо — Он должен все исправить.***
Наруто кажется, что он видит ее. Хотя силуэт впереди различить сложно из-за яркого солнечного света, бьющего в глаза, но он чувствует, что Химавари рядом. Как и кто-то еще. — Химавари! — кричит он, и человек останавливается, оборачивается. Это не она. Человек тем временем смеется, и мир вокруг начинает размываться. Последнее, что Наруто помнит — знакомый черно-алый рисунок шарингана, вспыхнувший прямо перед глазами. Потом его окружает тьма. — Наруто. — Кто-то осторожно трясет его за плечо. — Наруто. Очнись. С трудом Наруто приоткрывает глаза. Почему-то так темно, хотя он помнит, что был только полдень. Он что, опять потерял счет времени за работой? — Ты в порядке, — с явным облегчением говорит... Какузу. Наруто тут же вскакивает на ноги, едва не упав. Какузу смотрит на него, чуть усмехаясь, и выглядит таким... живым. Словно и не умирал никогда. — Т-ты... — слабо произносит Наруто. — Как?.. Ты же умер, я видел... — Разве это важно? Какузу шагает к нему и притягивает в объятия — Наруто хочет обнять его в ответ, но все еще не верит в то, что это происходит на самом деле. — Что произошло... Где Химавари? Саске? — спрашивает он, совершенно уже ничего не понимая. — Твоя дочь в порядке, насчет Учихи — понятия не имею, — безразлично отвечает Какузу. — Но Саске... Химавари принесла мне... его голову, — начиная сомневаться, говорит Наруто. Или это был просто сон? Может, то, что сейчас, — сон? Какузу мягко усмехается. — Должно быть, просто кошмар. — Он обнимает его крепче, шепчет: — Все хорошо, Наруто. Я с тобой. И больше не исчезну. Наруто вздрагивает. Что-то... что-то не так, но он не может толком понять, что. Слова, которые должны успокаивать, совершенно не помогают. — Я люблю тебя, — говорит Какузу, гладит его по спине. — Все будет хорошо, Наруто. Теперь — все хорошо, ты ведь веришь мне? «Верю» застревает в горле, так и не сорвавшись с губ. Наруто еще острее осознает какую-то неправильность; что-то не так, и дело даже не в том, что Какузу внезапно говорит ему, что любит, хотя раньше так не делал. Что-то не так в том, как он говорит; Наруто не чувствует ничего знакомого в этих словах, этом тоне. — В чем дело, Наруто? Ты разве не рад? — Какузу отстраняется, смотрит ему в глаза — и Наруто замирает, не узнавая его. На секунду на его лице появляется откровенно издевательская усмешка. — Кто ты? — выдыхает Наруто, отталкивая его. Неприятная ухмылка становится шире, искажая знакомое лицо, и он смеется — громко, неестественно. Опускает голову, и его плечи чуть подрагивают; Наруто отступает назад, пристально вглядываясь, и даже не удивляется, когда человек начинает меняться сам. Волосы становятся короче, светлее; светлеет и кожа, исчезают шрамы — как и левая рука почему-то. Хидан снова смотрит на него, ухмыляясь; в этот момент Наруто его узнает, хотя он и изменился немного за прошедшие годы. И смотрит все с такой же неприязнью, откровенной ненавистью, от которой кровь застывает в жилах, хотя Наруто нет причин его бояться. Неожиданно Наруто замечает его правый глаз, горящий алым. Шаринган? Саске. Пугающая логическая цепочка моментально складывается в голове; так Хидан забрал его глаз? Где же тогда второй? Почему Наруто думает сейчас об этом. Химавари прятала свой глаз. Он должен быть у нее, риннеган... так все было ради этого? Как же они... Как они могли? Как им удалось справиться с Саске, как удалось его... Это продолжает казаться нереальным — это же Саске, он не мог умереть — исчезнуть... С другой стороны, разве Наруто не думал то же о Какузу — и что теперь. Он даже не чувствует боли, только оглушающую пустоту. — Ну что, — правая рука Хидана ложится на горло, сдавливая, и Наруто судорожно пытается вдохнуть, освободиться; но не может. — Наконец-то встретились. — Что тебе нужно? — кое-как произносит Наруто, глядя в его глаза, полные безумной злости; кажется, что он сейчас его убьет. Не так уж плохо. Наруто принял бы смерть — если бы не Химавари. Сначала он должен убедиться, что с ней все в порядке. — Я пиздец как хочу тебя прикончить сейчас, — выдыхает Хидан. — Назови одну причину этого не делать. Причин нет. Хидану незачем его жалеть или оставлять в живых. Если он так его ненавидит, Наруто не сможет его переубедить. Он и не хочет. Не то чтобы ему осталось зачем жить. — Если хочешь, убивай, — тихо говорит Наруто. — Только скажи мне, что с Химавари. — Все с ней в порядке, — Хидан почти мечтательно улыбается, но эта улыбка быстро пропадает. — Ты ей даром не сдался. Она и без тебя справится. Наруто молча кивает, не зная, что на это сказать. — Хотя она, конечно, не хочет, чтобы я тебя убивал... но мы ей не скажем, правда? Зачем ей это знать. — Не говори ей, — бормочет Наруто. Хидан снова усмехается. — Я о ней позабочусь, — говорит он. — Получше, чем это делал ты. Как же, сука, — он сильнее стискивает пальцы на его шее, не давая дышать, — я тебя ненавижу. За что только, отстраненно думает Наруто, хотя это, наверное, не имеет уже никакого значения. Наруто есть за что ненавидеть; он бы удивился, если бы Хидан встретил его, как старого друга. Это — ожидаемо. Хидан вдруг отпускает его, и Наруто падает на колени, хватается за горло, судорожно вдыхая. Легкие будто раздирает, голова кружится от недостатка кислорода, и перед глазами все снова расплывается. — Из-за тебя, — лицо Хидана оказывается вплотную к его лицу, — из-за тебя у меня снова ничего не вышло... Черт, я знал, что Какузу тот еще упертый сукин сын, но ты! Если бы тебя не было, все сработало бы, — и он смеется — в этом смехе сплетаются безумное веселье и такая же боль. — Тебе просто нравится разрушать всю мою жизнь, кажется. — Причем здесь... Какузу, — с трудом выдавливает Наруто, наконец переведя дыхание. — Ты так и не понял ничего, — с отвращением говорит он. — Плевать. Все равно я тебя убью. Так убивай, думает Наруто, сколько можно болтать. Он не понимает и, честно говоря, даже не хочет понимать, что здесь происходит. Он просто устал, так устал терять дорогих людей, устал пытаться изменить что-то, исправить — все равно его попытки ни к чему не приводят. — Я бы тебя помучил, — отрешенно бормочет Хидан. — Все представлял — как именно, чтобы побольнее. Но сейчас смотрю... жалкое зрелище. Думаю, хватит с тебя. Прикончу тебя быстро, смотри, какой я сегодня великодушный. — Он снова смеется. Наруто ничего не говорит. Даже когда у его шеи оказывается кунай. Прохладный металл давит на кожу, еще немного — и разрежет. Наруто не страшно. Ему все равно. Даже если бы Хидан в самом деле стал его пытать. — Ты даже не представляешь, — сейчас голос Хидана звучит почти нежно, — сколько я об этом мечтал. Острое лезвие глубоко врезается в артерию, и Наруто чувствует, как кровь хлещет из горла, чувствует, как странный холод подбирается к сердцу; вот только боли отчего-то нет. — Счастливо сдохнуть, — широко улыбается Хидан, и его (Саске) шаринган кажется невозможно ярким в окружающем полумраке. Перед глазами темнеет; Наруто успевает лишь увидеть, как Хидан начинает уходить. Химавари — последняя мысль в его угасающем сознании.***
Резкий удар по лицу заставляет Наруто распахнуть глаза — и встретить заплаканный, яростный взгляд Хинаты. — Х-Хината, — непонимающе произносит Наруто, и она снова наотмашь бьет его по щеке раскрытой ладонью, со свистом втягивая воздух через стиснутые зубы, сдерживая рыдания. Хината... Что же ты? В чем дело? — Где. Наша. Дочь? — чеканит Хината, не отрывая взгляда от него. — Наруто-кун, где Химавари? — Это было гендзюцу, — отрешенно говорит Наруто. — Это было... просто... черт! Он ударяет кулаком по земле, не обращая внимания на стекающие по лицу слезы. — Да хватит же, Наруто-кун! — кричит Хината, не скрывая боль и гнев, крепко сжимает его плечи. — Объясни мне, что происходит? — Что ты сделал? — тихо спрашивает неизвестно откуда появившаяся Сакура; и почему-то именно ее почти неслышный голос выдергивает Наруто из оцепенения. Он оглядывается и видит, что она не одна — Шикамару и Какаши тоже здесь. — Что сделала Химавари, — поправляет он, и что-то заставляет его рассмеяться. — Вот, значит, как!.. Наруто смеется снова, откровенно хохочет, не обращая внимания на непонимающие и даже испуганные взгляды друзей; смеется — и почему-то так больно от этого смеха, больнее, чем — Просто больнее. — В каком смысле — что сделала Химавари? — переспрашивает Сакура. Наруто замолкает так же внезапно, как начал смеяться; осознание словно ударяет его. Она не знает. Сакура не знает, что случилось с Саске, не знает, что его голова валяется сейчас на полу в спальне Наруто, не знает, что его глаза поделили между собой Хидан и Химавари. Наруто не знает, как об этом сказать, и просто опустошенно молчит, не в силах посмотреть на нее. — Объясни, — заговаривает Шикамару, серьезно и жестко. — Что ты имел в виду, говоря про Хидана? Наруто беспомощно поворачивается к нему. — Химавари... она освободила его. Я так думаю. Как иначе еще... я видел его сейчас. — Химавари? Да быть не может! — восклицает Сакура, а Шикамару почему-то хмурится и кивает будто сам себе, как если бы это его не удивляло. — Допустим, — говорит Какаши. — Но что конкретно произошло? О каком гендзюцу ты говорил? Наруто отчаянно трясет головой — у него нет времени, придется рассказать слишком много, и он все равно не сможет, они не поймут. Даже Сакура не поймет — не сейчас, не так. — Хидан... поймал меня в иллюзию, — единственное, что ему удается произнести. — Но Хидан не владеет такими техниками, — еще сильнее хмурится Шикамару. — Что происходит, Наруто? — Сакура-чан, — она — его последняя надежда. — Да, Наруто? — Сакура смотрит на него с сочувствием, но и совершенно непонимающе. Он и сам не понимает всего. — Ты... можешь теперь рассказать им, Сакура-чан, — с усилием произносит он. — Расскажи им все, ладно? Совсем все. — Ты уверен? Наруто кое-как заставляет себя подняться и повторяет: — Расскажи. Потом... я все объясню. — Ему придется это сделать, но не сейчас. Не сейчас. Сакура сжимает губы — но все же говорит: — Хорошо. Наруто делает шаг, но Хината вдруг хватает его за плечо, разворачивает к себе, смотрит прямо в глаза; и от ее понимающего, прощающего взгляда ему хочется умереть. — Пожалуйста, найди Химавари, — выдыхает она. — Об остальном поговорим позже. Наруто молча кивает, быстро сжимает ее руку и срывается с места, туда, где еще ощущается чакра Химавари — и Хидана. Отдаляясь, он слышит, как Какаши спрашивает Сакуру: — Что Наруто имел в виду? Что ты «теперь можешь рассказать»? Ответ Сакуры ему уже разобрать не удается.***
Он снова в Долине Завершения, снова — секунды перед битвой, вот только на этот раз его противник — не Саске. Саске нет, он мертв, его голова сейчас у Наруто дома, а прямо напротив — Химавари. Вся в крови, сжимающая слишком большую для ее рук косу, с риннеганом в левой глазнице. Значит, он был прав. Наруто думает, что не видел тела Саске, а у Хидана нет левой руки, той же, что Саске потерял в их последнем бою. Так вот зачем ты изучала искусство медика, Химавари? Какой же план, в самом деле; — вряд ли даже Шикамару мог такое предвидеть. Наруто смотрит, до сих пор не в силах поверить своим глазам. Сердце оглушительно бьется, и в голове из мыслей лишь одна — не может быть. Химавари же улыбается мягко, безмятежно, встречая его взгляд без тени страха, а Хидан за ее спиной насмешливо ухмыляется. И все это — полное безумие; это точно не может быть реальностью — почему? Как? За что? — Химавари, — его голос срывается, дрожит, — зачем ты сделала это? — О чем ты, папа? — спрашивает Химавари и звонко смеется; ее глаза полны совершенного безразличия к происходящему. Как будто это происходит не с ней, не с ними — будто для нее это игра или сон. — Ты убила Саске, — выдавливает Наруто через силу, все еще не желая признавать, что это правда. Химавари пожимает плечами, переглядывается с Хиданом, и они оба смеются, так искренне — эта ситуация их действительно забавляет, и как, как они могут? Как Химавари, его девочка, может? Глаза Наруто жжет от слез, но он упрямо держится, не позволяя себе сорваться. Не сейчас. — Убила, — легко признает она. — Так и что с того? — Смерть — еще не самая плохая участь, — кивает Хидан, скалится в неприятной усмешке и приобнимает Химавари за плечи. Наруто не понимает, как все могло так обернуться. «Я позабочусь о ней». Да черта с два! Позаботился... Сволочь; Наруто хочется кричать, и он из последних сил сдерживается от того, чтобы просто не разнести все перед глазами. — Не расстраивайся, папа, — Химавари снова смотрит на него, и на этот раз Наруто кажется, что в ее взгляде он замечает сожаление; но, может, это просто глупая надежда. — Химавари, — отчаянно выдыхает он. — Не расстраивайся, — повторяет она. — Ты знаешь, я ведь теперь могу использовать все эти сильные техники... Она снова смеется. — Я могу воскрешать людей. Хочешь, я это сделаю? Хочешь его снова увидеть? И Саске заодно. Мне ведь несложно. В Наруто вмиг вскипает ярость — неконтролируемая, дикая; как она смеет напоминать, когда раны от потерь еще свежи, когда... Наруто рычит, позволяя чакре Курамы наконец выйти наружу, прогоняя злость огнем по всему телу: — Прекрати!.. — И он бросается на нее, все еще улыбающуюся, формируя в ладони расенган, и даже не думает уже, что это неминуемо ее убьет. Но удар настигает не ее — а Хидана, который в один момент оказывается между ними. А Наруто в тот же миг кто-то оттаскивает назад, крепко ухватив за плечо. Волосы Химавари белеют, и в красноватых лучах закатного солнца кулон на ее шее сверкает, переливается — И Наруто не нужно оглядываться, чтобы знать, кто стоит за его спиной. Он запрокидывает голову, захлебываясь истерическим смехом пополам с рыданиями, пока знакомые руки, теперь теплые, обнимают его. Химавари смотрит ему прямо в глаза. Из-за света или чего-то еще — но ее риннеган приобретает алый оттенок. — Даже не поблагодаришь девчонку? Она ведь старалась, — чуть насмешливо и в то же время мягко шепчет Какузу. Наруто беспомощно вцепляется в его запястье, другую руку тянет к Химавари, не в силах больше пошевелиться. Все с той же безмятежной улыбкой, Химавари разворачивается и делает шаг прочь. Уходит, пока ветер треплет ее совершенно седые волосы, и Хидан следует за ней, придерживая ее за плечо. Она не оборачивается, сколько бы Наруто ни звал — сколько бы ни проклинал. Не оборачивается. Не слышит. Ее невысокая фигурка почти скрывается с глаз, лишь тонкой тенью виднеется на фоне горизонта, и Наруто остается один. Он бессильно падает на землю, не поддерживаемый больше никем, и знакомая ледяная пустота вновь окружает его. Словно сквозь плотную стену он ощущает, как приближаются Хината, Сакура, Шикамару, Какаши, готовые помочь, как всегда, исправить его ошибки; но ему все равно. Никто уже ничего не изменит. Последний слой миража распадается, осыпается прозрачным песком с черных волос Химавари, и Наруто кажется, что он слышит доносящийся издалека ее звонкий смех. Саске окровавленными пустыми глазницами смотрит на него, усмехаясь; «ты снова облажался, Узумаки». Ты снова — проиграл.***
— Папа, очнись, — голос Химавари раздается совсем рядом. Она — должно быть, она, — несильно ударяет его по лицу, стараясь привести в чувство. Наруто пытается открыть глаза, но не может; по всему телу разлилась такая усталость, что не получается даже шевельнуться; он и смысл ее слов разбирает с трудом. Почему она здесь? Разве не покинула Коноху, как собиралась? Все так странно. — Давай, поднимайся, мудак, чего разлегся? — За смутно знакомым грубым голосом следует ощутимый удар по ребрам, заставляющий поморщиться от боли. Потом — судя по звуку, кто-то падает на землю. — Тронешь его еще хоть раз, и я клянусь, ты пожалеешь о том, что бессмертен. — Этот голос Наруто знаком тоже, настолько, что на секунду его охватывает неконтролируемое счастье — Пока он не вспоминает. Это очередной бред, это не может быть по-настоящему — или все же может? — Папа, — повторяет Химавари, и ее голос надламывается. — Ну же, очнись! Наруто чувствует осторожное прикосновение к щеке и тянется за ним, пытаясь продлить этот момент. — Наруто, — тихо произносит Какузу, и кажется, что он совсем близко. — Открой глаза. — Это снова... гендзюцу, — хрипло шепчет Наруто, наконец справившись со слабостью. — Тебя здесь нет. Ты умер. Вместо ответа Какузу целует его — медленно, едва касаясь; и губы у него теплые, живые. — Ты уверен? — спрашивает он, и в его голосе Наруто слышится улыбка. Какузу берет его за руку, крепко сжимает — совсем как раньше, вновь вселяя эту странную уверенность. — Прости, папа, — шепчет Химавари. — Все-таки это зависит не от меня. — Не бойся, — добавляет Какузу. — Я все еще здесь. Все еще. Что это, очередная насмешка, прежде чем он снова исчезнет? Шанс. Наруто не знает, почему думает так, почему все еще надеется на невозможное. Но если он представит только на мгновение... Что это происходит на самом деле... Наруто делает глубокий вдох. И открывает глаза.