K Side: Black & White

«Собрание» началось как обычно в районе заката. Несмотря на то, что точное время сбора не было установлено, гости начали собираться небольшими группами, и через короткое время можно было наблюдать, как стали раздаваться стаканы с сакэ, — в самом деле, спокойный, истинно «деревенский» порядок. Был также обычай вешать бумажные фонари с фамильным гербом усадьбы, принимающей собрание. В этом случае даже без официального приглашения прохожие в деревне могли зайти на досуге. Светильники зажигали, когда празднество начиналось, и тушили их, когда всё заканчивалось, и на этот раз было обязанностью Куро зажечь фонари на усадьбе Мивы. Хотя Ичиген уверял его, что ему особо ничего не нужно делать, Куро намеревался до своего отбоя помогать всячески, как только мог. Но несмотря на свой дружелюбный дух, его тело всё ещё оставалось телом ребёнка, и он приложил все усилия, чтобы держаться подальше от того места, где взрослые веселились под воздействием алкоголя, вместо этого ограничившись доставкой еды и напитков. На многих собраниях, таких, как это, он научился подавать тёплое сакэ, и в течение вечера можно было видеть, как он бродил, наполняя стаканы из большого чайника с горячим сакэ. Около восьми он направился в комнату, неся поднос с несколькими графинами, и нашёл вечеринку в самом разгаре. Убрав комнатную перегородку, он соединил гостиную Ичигена со своей гостиной, которая обычно использовалась только в таких случаях, как этот, создав пространство размером в 40 циновок с двумя длинными рядами столов по сторонам, где хорошо вмещалось приблизительно 50 гостей. Куро начал убирать пустые стаканы и посуду, когда некоторые соседи, которых он узнал, похвалили его со словами: «Ты такой хороший мальчик, Куро» и «Какой замечательный, трудолюбивый молодой человек!» Он смущённо вспыхнул и поблагодарил за эти слова. Бросив взгляд в центр собрания, он увидел Ичигена, окружённого большой группой людей и спокойно поддерживающего беседу. Казалось, всем нравится разговаривать с ним — молодым или старикам, мужчинам или женщинам, — и на собраниях, подобных этому, Ичигена редко можно было увидеть без того, чтобы кто-нибудь не подсел к нему. Куро почувствовал, как его сердце раздувается от гордости, взволнованный тем, что человек, которым он так сильно восхищался, тоже явно любим и другими. В некотором смысле, вместо того, чтобы наполнять его восторгом, это заставляло его чувствовать удовлетворение — физическое и духовное. Действительно, популярность Ичигена в этой деревне была поистине удивительной. Мужчины в расцвете сил приходили к нему за советом по налогам и наследованию, в то время как молодые люди консультировались у него по вопросам любви. За чашкой чая он выслушивал пожилых женщин, жалующихся на то, что не могут поладить со своими невестками, и даже мэр консультировался у него по вопросам внутреннего управления деревней. Его открытая и честная личность, использовавшая глубокие знания, полученные вследствие обширного опыта общения со всеми, кто стремился к этому, без дискриминации, делала Ичигена самым важным человеком деревни. Если когда-либо кто-то чувствовал беспокойство, среди жителей деревни стало обычной привычкой говорить: «Я собираюсь кое о чём поговорить с Мивой-саном», — с тем, что многие называли его «Мива-сенсей». В настоящее время толпа вокруг Ичигена слушала его рассказы о путешествиях по Центральной и Южной Америке — истории, которые Куро уже слышал много раз. Сейчас он рассказывал забавную историю, как его захватили вооружённые грабители, и как дело кончилось тем, что они стали его друзьями. Как ожидалось, в кульминации рассказа толпа разразилась хохотом, и Куро, стоя на некотором расстоянии и прислушиваясь, не смог удержаться от весёлой улыбки, непрошено появившейся на губах. Ичиген мог легко рассказывать анекдоты и смешные истории, сохраняя серьёзное выражение лица, ещё с ироничной усмешкой добавляя в придачу: — И с тех пор я больше никогда не мог есть тако*! — и это снова повергало всех в приступы хохота. В то время как большинство завершило бы на этом, Ичиген продолжил с широкой улыбкой: — Я задаюсь вопросом, Танцевали ли вы «Бразилию»? Или же — это Самба? Он повторил эту фразу снова, кивнув себе. Зрители застыли в некотором недоумении. «О… О…» или «Ах, да… ясно…» — неопределённо отвечали они со смущённым выражением на лицах — реакция, которая ясно обозначала общее чувство: «Мы не знаем, о чём, чёрт возьми, вы говорите, но вы нам так нравитесь, что мы не собираемся говорить что-либо». Но Ичиген, казалось, был вполне доволен собой, и когда он бросил пристальный взгляд на Куро, мальчик, сохраняя выражение сдержанности и серьёзности, всё же послал ему едва заметный жест аплодисментов, который осветил черты лица Ичигена взволнованной, но застенчивой улыбкой, так что он почесал в затылке. — … — … Здесь, сейчас, толпа вокруг него позволила себе заразиться его хорошим настроением до смеха, но ни мастер, ни ученик не поняли… что люди в деревне просто смотрят в сторону в моменты, подобные этому, кивая на Ичигена: «Он действительно удивительная личность, и кроме того, за ним не замечено ничего плохого, но иногда, неожиданно, он возьмёт, да и скажет странные вещи!» Как откровенно призналась одна пожилая женщина: «Если бы не это, он бы имел выбор жён, я уверена». Другие утверждали: «Возможно, это что-то, связанное с его предками? Может, ему стоит сходить к одной из горных женщин и изгнать из себя духов». В то время как ещё одни придерживались противоположного: «Нет, это не связано с его предками, ясно, это работа кицунэ**!» Хотя все были убеждены, что он каким-то образом одержим. Напротив, те, кто выступал в его поддержку, говорили: «Но даже если вы оставляете ему один этот недостаток, это просто ставит его на тот же самый уровень, что и всех нас. Он действительно умный человек». Он просто исполнил «Историю и Песню Мивы Ичигена», и мэр явно поддерживал этот лагерь, произнеся со смущённой улыбкой, когда потребовался его комментарий: — Боюсь, что ваша глубина выше моего понимания, Мива-сенсей, — стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно безобиднее. Деревенские жители, по большей части, воспринимали это как «болезнь Мивы», относя к побочному эффекту его занятий поэзией или, возможно, принимая за какую-то авангардную шутку. Естественно, ни Ичиген, ни Куро не видели этого, как такового; Куро чувствовал, что готов заплакать всякий раз, когда слышал, как Ичиген декламирует свои стихи, настолько трогали его эти слова, — и это побуждало окружающих беспокоиться о его будущем. Ичиген мог так легко и небрежно разбрасывать эти «драгоценные слова», что Куро серьёзно задумался о том, чтобы сделать это своей обязанностью — так или иначе записывать и собирать их. В настоящее время он ускользнул с вечеринки, планируя как-то раздобыть записывающее устройство. __________________ * Тако — традиционное блюдо мексиканской кухни. Состоит из кукурузной или пшеничной лепёшки, сложенной пополам и заполненной начинкой с приправами. ** Кицунэ — демон-лисица в японском фольклоре. Среди прочего обладает способностью создавать иллюзии и сводить людей с ума.