rise;

прекрасная, в несчастье родившаяся, мир улыбкой своей освещай

      Виктуар просыпается резко, вскакивает, выдыхает и падает обратно на подушки, в одеяло укутывается и закрывает глаза: если сейчас притвориться спящей, то можно ли пропустить этот день? Она бы с радостью сбросила его, обнулила, стерла из памяти всех — счастье в чужих глазах кажется ей напускным и искусственным, Виктуар с детства привыкла в него не верить.       Солнце пробивается сквозь занавески, и Виктуар пытается задернуть жалюзи, не вылезая из защитного кокона: получается не очень, палочка далеко, а нога не дотягивается, и она падает с кровати, несильно ударяясь головой; неподалеку раздается приглушенный смех, Виктуар резко отбрасывает одеяло прочь — Доминик улыбается хитро-хитро, с ее светлых волос стекает вода, руки нервно мнут какую-то мелкую безделушку; Виктуар фыркает, грациозно потягивается и губы приветливо растягивает:       — Доброе.       — Доброе, соня.       Доминик головой трясет, брызги с ее волос попадают всюду, но Виктуар на нее злиться не может: только не сегодня, только не тогда, когда выть хочется от раздирающей боли: Виктуар войну не застала, зато ее последствия едва ли не на глазах разыгрывались, да и Тедди, горячими губами целуя куда-то за ухо, любит шептать о тех ужасах, что видеть не видел, но слышал, чувствовал, ощущал, на своих плечах вынес: Тедди семью потерял, а она отделалась слишком легко, Виктуар иногда казалось, что она не заслужила ни мира, ни покоя.       Тедди так, к счастью, не считал; он ее теплыми руками обнимал, притягивал к себе и долго-долго говорил о том, что ее семья — герои, что без них магического мира не существовало бы, да и они не встретились бы; Виктуар в эти моменты любила его так сильно, так рьяно, что не хватало никаких слов, она только улыбалась ему, целуя везде, куда могла дотянуться, и его смех на ее скулах оставался надолго.       Доминик к сестре подходит ближе, безделушку протягивает и губы поджимает упрямо: знает, что старшая сестра свой день рождения не любит, знает, что она старается думать о чем угодно, только не о своем празднике, что для других несчастьем является; Доминик знает, но ничего поделать не может: она Виктуар любит, желает ей добра, и ведь это не ее вина, что второе мая является кровавым, никто такого предугадать не мог — Виктуар прячется за подушкой и скулит еле слышно, чтобы та прочь шла, чтобы оставила ее в одиночестве; Доминик фыркает.       Тяжелая артиллерия подкрадывается внезапно — Луи залезает к старшей сестре в кровать, обхватывает крошечными ручками и удобно располагается на животе, его пухлые губы тянутся куда-то к ее лицу, и Виктуар не выдерживает, Виктуар начинает смеяться: младший братец измазан в чем-то липком, мама явно на секунду отвернулась, и он сразу удрал прочь; снизу раздается громкий голос и кажется, что глава семейства находится за стенкой, а не поднимается по старым ступенькам с первого этажа на третий: Билл Уизли должен был стать комментатором матчей по квиддичу, его слышно было бы по всей арене без дополнительных усилителей.       — Прячься скорее!       Виктуар на самый край кровати перекатывается, Доминик прыгает на другую сторону, Луи прячется по центру, утопает в белоснежных простынях: один за всех, все за одного, а если под угрозой Луи, сестры единым организмом становятся; отец входит в комнату с преувеличенно нахмуренными бровями, целует именинницу в лоб, пытается найти сына, но он под надежной защитой, наружу только рыжие кудряшки вылезают, рецессивный ген на третий раз смог, наконец, пробиться, и Билл этим сильно гордится.       Виктуар руками разводит, мол, нет у меня Луи, не видела со вчера, и отец выходит, утягивая за собой Доминик, она сопротивляется для приличия, но следом идем, к ним сегодня вся семья съедется, и повода для этого как минимум два; Виктуар Луи целует куда-то в шею, подталкивает на выход из комнаты: если мама поднимется, так легко он не спасется, лучше вид сделать, что не исчезал никуда: кудряшки мажут по лицу, Луи хохочет и пальчиками пытается защекотать — до смерти, как в любой другой день рассмеялась бы Виктуар, но сегодня она просто щелкает его по лбу и молчит; Луи недовольно уходит, Виктуар падает обратно.       Главная проблема жизни в огромной семье: одной не остаться ни на секунду.       За следующий час к ней успевает завалиться добрая половина родственников и им на ее сорочку, неубранные волосы и размазанный крем все равно, они любят ее любой, любят просто за то, кто она, и Виктуар грустную улыбку с лица уже не снимает: она маской приклеилась, снимать будет слишком больно; Тедди, как самый умный, приезжает ближе к трем, когда она успевает привести себя в порядок, целомудренно чмокает в лоб и убегает помогать на кухню, Виктуар фыркает и уносится в другую часть дома: "Ракушка", спустя года, успела стать по-настоящему огромной, из "Норы" самое главное забрав: сердце.       Виктуар сегодня семнадцать, она девочка большая-большая, совершеннолетняя уже, уехать может куда угодно, вот только впереди последний курс Хогвартса, и он ей кажется таким пугающим, а без Тедди еще и ужасающе скучным, долгим, несчастным; Тедди ей подмигивает, и Виктуар улыбается: несмело, слабо-слабо, но улыбается, и на миг ей становится легче; она все еще помнит, какой сегодня день, будет помнить всегда, такое из памяти только конфундусом стереть возможно, но Тедди рядом, семья рядом, это ее день, верно?       Ближе к полуночи, когда они остаются только вдвоем, Виктуар своим лбом прижимается к Тедди, он ее на руках своих укачивает, будто в колыбели, покрывает волосы поцелуями, шепчет что-то изумительно прекрасное, невесомое и трогательное, его голос дрожит, пару раз сбивается на шепот, это так интимно, так по-настоящему, что Виктуар замирает, вслушивается в его интонации, впитывает в себя; она жизнь свою без Тедди больше не представляет, она с ним и в огонь, и в воду, и навеки вечные.       Тедди замолкает, глаза у него сияют: он к ней относится как к настоящей фее, он ради нее готов абсолютно на все: если она в реку прыгнет, он прыгнет следом, ко дну топором уйдет, но ее вытащит; Тедди ее любит, и сердце его трещит, когда она начинает, задыхаясь, на каком-то изломе, просить прощение и за этот день, и за то, что именно она его привязала ко второму мая навечно, и за то, что боль причиняет одним только своим видом; Виктуар уверена: когда он на нее смотрит, видит, как родители умирают.       Тедди не знает, как из ее головы выбить эти глупые мысли.       Тедди затыкает ее так, как может только он: Тедди Люпин целует свою Виктуар Уизли.       Второе мая — это просто день.