rise;

      пальцы Панси холодные, от прикосновений ее мурашки по телу всему разбегаются, но Драко плевать, он руки ее лишь к себе ближе прижимает, целует, вбирает в себя лед чужой — жаль, правда, от семейной изморози так просто не избавиться, по венам их семей не кровь течет — настоящий фирн, и температура куда ниже нуля до костей пробирает.       у Панси губы алые, куртка кожаная, магловская, на локтях стертая, топ цвета блеклого, по такому взглядом мазанешь и не запомнишь — Панси сделала все, чтобы лишь он в ней наследницу таинственно-могущественного рода признать мог, волосы перекрасила, кончики осветлила, да и накрасилась так, что дух замирает не только у него одного: Драко уже парней десять одним лишь взглядом собственным отогнать успел; Панси жмурится солнечно и лицо прячет в рубашке черной его, слезы о светлый пиджак вытирая.       им вместе не быть, спасибо родителям, что решили поколения свои по разные стороны баррикад возвести — проиграли вместе, но поражение по-разному приняли, и им бы силу новую друг в друге черпать, но нет, решили, головы до небес задрав, что одиночество от любого разочарования спасет, крест поставили и на отношениях собственных, и на связи детей, что детьми уже давно не были.       Панси в вечер тот, когда отец ей ультиматум поставил, в Малфой-мэнор примчалась в джинсах драных и футболке белой, в окно открытое пробралась, на подоконнике сидела, ноги тонкие вниз свесив — Драко в вечер тот ее будто впервые увидел, волосы эти растрепанные ниже лопаток, нос вздернутый (и кто ее с мопсом сравнивал?), глаза чуть косящие, но не становящиеся хуже от этого; Драко на Панси смотрел и видел П а н с и, чего раньше позволить себе не мог, у него раньше проблем было штук триста, а сейчас, когда одиночество оглушило, он смог, наконец, ожить.       и хоть родители запретили, и хоть едва не Непреложным связали, они не могли друг друга забыть, не могли вести себя так, как раньше, не им в незнакомцев играть, что жизни другим перечеркивать способны — Драко поцеловал ее в тот же вечер, а Панси — бедная, бедная Панси! — сначала разрыдалась, от себя отталкивая, а затем, когда он не отпустил, лишь крепче к себе прижал, увещания всякие шепча, расслабилась, позволила истине наружу вылезти (и как Драко правду эту не замечать мог?)       итак, они стали запретными — для себя в первую очередь, для родителей во вторую — и встречи украдкой, на несчастные пятнадцать минут, когда времени не остается, когда эмоции взрываются, а желания захлестывают, встречи эти стали для них всем, и воздухом, и солнцем, и водой питьевой, и маной небесной, они вместе быть не могли, на карту все поставлено, ошибка единственная развела бы в стороны навечно, и мольбами никакими спасение не выбить; они старались, правда, и расписание придумывали, и друзей подговаривали, и даже готовы были к Поттеру за помощью обратиться, что ему стоит войну очередную развязать…?       но нет; конечно же, нет.       все шло не так, недели без свиданий месяцами оборачивались, и десятки часов в сотни превращались — и сделать ничего, под взорами пристальными только и остается, что хороших изображать, притворство натурой второй стало, и понять, где правда, а где ложь с днем каждым все труднее становилось; они старались, правда, но играть в несчастных влюбленных, когда нужно жизни собственные строить, сложно, нереально практически.       Панси целовала так, будто завтра не будет, будто они заснут рядом, а проснутся в разных галактиках, и сердце замирало, и сердце — глупое, пробитое, в решето измельченное — пропускало за тактом такт; Драко пальцы ее грел, силясь теплоту и любовь навсегда по венам пустить, и ведь знал, что он для нее навсегда всем останется, но все равно боялся, что однажды она передумает, в шпионов играть устанет, решит все то прекратить, что трудом непосильным нажито, что выстрадано, что едва ли не костями вымощено.       осень, некстати так наступившая, листьями красными дороги забросавшая, заставляла в кофейнях магловских прятаться, внезапно времени больше дала, чем надеяться можно было: Панси подружек меняла неделю каждую, мать не удивлялась, да и Драко с оправданием, что работу искать нужно не в только мире магическом, мог часами по Лондону бродить, носом в шарф утыкаясь, и будто не он здесь, да и не ее под руку ведет, не Малфой с Паркинсон, а обычный парень с красавицей-девчонкой, у которых свидание далеко не первое, и целоваться украдкой на площадках детских, прежде чем в метро нырнуть — это ли не счастье?       — ты же понимаешь, что долго мы притворяться не сможем?       — впереди зима. мы справимся, ты же мне веришь?       — а ты мне что, даруешь кучу вариантов?