Коська

      «Рождественские каникулы» окончились, и Лекс полностью погрузился в трудовые будни. На работу к себе он Коську не тащил, заявив, что ему не работать, а учиться надо. Вот поступит в институт, и тогда уже добро пожаловать на практику набираться опыта. И Коська воспринял эти слова как посыл к действию, постоянно что-то изучая в интернете, штудируя учебники, привезенные с собой и подкинутые Лексом, или расспрашивая того о чем-нибудь. Дома тоже все вроде было гладко. Коська больше не шарахался, спокойно давая доступ к телу, да и сам уже с охоткой тянулся губами не только для поцелуев. Но дальше этого дело не заходило, попку он явно оберегал.       Так уж люди устроены, им всегда хочется большего. Еще недавно Лексу было достаточно поговорить, обнять, прижаться, а теперь уже и минета было мало. Он отдавал себе в этом отчет и насильничать не собирался, терпеливо выжидая, когда же мальчишка сам созреет на большее. Но ожидание явно затягивалось, а терпение трещало по швам. Потому, наверное, он и стал замечать, что секретарь стала тише воды, сотрудники ниже травы, а вечером он старался подобрать им с Коськой занятия поактивнее, чтобы наверняка физически устать. Помогала и работа, все препятствия к заполучению фабрики были взяты нахрапом ещё в первые дни января, и теперь он планомерно продвигался к намеченной цели. И тем быстрее продвигался, чем сильнее трещало терпение. И вечно так продолжаться, конечно же, не могло.       Всё шло как по маслу, Фортуна как никогда благоволила Васильеву, заигрывая с ним напропалую. Пьянку по случаю успешной кампании было решено перенести на пятницу, а в течение недели Лекс пропадал на самой фабрике, гоняя генподрядчиков и отдавая распоряжения свежеиспеченным замам. В пятницу же, изрядно набравшись на радостях, он ввалился домой в весьма игривом настроении. Коська на приставания улыбался и уворачивался, прячась мордочкой в учебник. И вот тут-то, сдобренное алкоголем, терпение треснуло, рассыпавшись мелкими осколками бутылочного стекла. Лекс решил, что пора помаленьку приобщать зомбика к голубому быту, и, отшвырнув учебник в сторону, затащил его в ванную. Закрыв дверь и прижав к ней недоумевающего Коську, он зашептал ему на ушко:       — Кость, ты знаешь, как мужчины готовятся к сексу? К настоящему, без ограничений.       — Смазывают себя там. Нет? Растягиваются?       — Нет, до всего этого. Здесь, в ванной.       Коськины глазки суетливо забегали, брови жалобно сошлись «домиком». Лекс отодвинулся от него и, открыв шкафчик, снял с крючка и протянул Коське резиновую чашу клизмы.       — Ты знаешь, что это, малыш?       Коська кивнул.       — Ты знаешь, что я собираюсь с тобой сделать с помощью этой штуки?       Коська в шоке вскинулся.       — Нет! Нет, я сам!       — Сам? — Лекс недоверчиво скривил рот. — Ты знаешь, как?       — Знаю. Мне в больнице часто делали. Нет, не в психушке. До неё, в обычной.       Лекс кивнул, мог бы и сам догадаться, что лежа в больнице с такими травмами и порванной прямой кишкой, мальчишка сам не смог бы справляться с естественными надобностями. Коська огляделся, но в красивой светлой ванной не было ничего хоть отдаленно похожего на больничную кушетку, на которую его укладывали медсестры в клизменной. Были: душевая кабинка, джакузи, стиралка и унитаз. Но — где? — где тут лечь, чтобы… вставить… Лекс поймал беспомощный растерянный взгляд и спокойно, без тени улыбки, прошептал:       — Давай все же я помогу. Хотя бы в первый раз, а в дальнейшем сам будешь.       — Нет, я не смогу при тебе.       — Кось, я помогу тебе с водой и выйду. Всё, что тебе кажется постыдным, ты сделаешь без меня. Запаха не будет, у меня тут дополнительная сильная вытяжка, я включу её для тебя. Звуков тоже не будет слышно — вытяжка шумит, а можешь и воду включить, если захочешь. Кось, я уважаю твою стеснительность и сделаю все аккуратно.       — Нет, я сам. Только скажи, куда ты обычно ложишься для этого?       — Я? — у Лекса от удивления даже рука с клизмой опустилась. — Кось, я никуда не ложусь. Мне это не надо, потому что я всегда сверху. Ну… И по другим причинам мне клизма тоже не нужна.       — Всегда?       — Да.       — И ты никогда не?..       — Пробовал когда-то давно, в юности. Но это не по мне, я всегда в активе. А теперь хватит мне зубы заговаривать. Сам, так сам. Если тебе неудобно в душе, устроишься в джакузи. Когда все закончишь, примешь душ и придешь ко мне. Дополнительная вентиляция включается снаружи, я сам включу. Дверь на замок не закрывай.       Лекс подошел к крану, наполнив прохладной водой, повесил клизму на крюк, перекрыв вентиль на конце шланга.       — Новый наконечник возьми в шкафу, там же и вазелин для него, — и уже в дверях повернулся. — Сделай это, малыш. Я тебя жду в спальне, не затягивай.       Лекс вышел, прикрыл дверь, и тут же протяжно зашумела вытяжка. Коська подошел к открытому шкафчику. На полке лежало несколько узеньких белых трубочек, упакованных каждая в свой пакетик, и пластиковая баночка с вазелином. Разорвав пакетик и достав наконечник, Коська покрутил его в руках, вздохнув, открыл вазелин и погрузил наконечник в мягкую субстанцию. В конце концов, что в этом такого ужасного. Раньше приходилось делать это в больнице, ничего — пережил. А сейчас он это будет делать для них с Лексом. Действительно, Лексу, наверное, неприятно там будет в нём, в… грязном. Как бы ему не было страшно, зачем нужна эта процедура, и всю неизбежность грядущего Коська понял сразу. Он задумчиво глянул на полку с банными принадлежностями и решительно потянулся к упаковке с одноразовыми бритвенными станками.       Лекс запустил кофеварку и отправился раздеваться. В ванной шумела вода и гудела вентиляция. Коську действительно не было слышно. Через полчаса кофе был выпит, Лекс фактически протрезвел, а в душе нарастало волнение, нагоняя, как тучи, нехорошие мысли. «Что можно так долго там делать? Может, он не смог сам справиться? А если он испугался и просто там прячется? Вдруг он поскользнулся и, падая, ударился головой, лежит там без сознания… Может, зря его так резко, он же ранимый такой, а я ему клизму в зубы…» Плюнув на обещание ждать в спальне, Васильев рассудил, что и самому будет принять душ нелишне. Тихонько толкнув дверь, он шагнул внутрь и остолбенел от представшей пред ним картины. Через всё тело его будто прошило электрическим разрядом, от этого электричества все волосы встали дыбом, от головы до сжавшейся от острого возбуждения мошонки. На дне пустого джакузи, в мелких брызгах льющейся вниз воды, задом к Лексу стоял на четвереньках Коська. Выгнувшись в пояснице, широко расставив ноги и опираясь на одну руку, второй он медленно и осторожно вёл Джиллетом между раздвинутых ягодиц.       У Лекса закружилась голова, в сознании, как фотосъемкой, отпечаталась каждая мелочь: изгиб спины, выпирающие острые лопатки, опущенная вниз шея с выступающими бугорками позвоночника, темные волосы, свисающие влажными прядями и закрывающие склоненное вниз лицо, капельки воды по всему телу — маленькие дрожащие и большие, резво стекающие вниз по ребрам, по бедрам, по розовеющим, даже на вид мягким и сладким окружностям ягодиц. Длинные тонкие пальцы медленно вели синий пластик станка вдоль коричневого крепко сжатого центра… Эпицентра всего Васильевского вожделения в данный момент, четко вставшего перед глазами как цель, как мишень, взятая на прицел. Да и ствол пришел в боевую готовность, только и ожидая нажатия на курок. Лекс с трудом отвел взгляд, тихонько прикрыл дверь и быстро стянул с себя трусы. Сделав шаг к краю джакузи, он аккуратно выхватил станок, чтобы от неожиданности Коська нечаянно не порезался, и почти прошипел замершему в испуге парню:       — Ты хоть представляешь, как ты сейчас выглядишь, Кость? Я в жизни ничего сексуальнее не видел! — Лекс с силой прижал левую руку к Коськиной пояснице, не давая выпрямиться. — Блядь, мне крышу от твоего вида рвет как малолетке какому-то обезбашенному. Еще чуть-чуть, и я бы тебя прям в этой лохани трахнул. Твоюжжж…       Лекс глубоко вдохнул и шумно выдохнул:       — Не двигайся, малыш, ты же знаешь, я не сделаю тебе больно. Просто не двигайся, я закончу то, что ты начал.       И Коська молча замер, упираясь уже обеими руками и послушно выгибаясь под давлением мужской руки. А Лекс, чувствуя какое-то безумное в своей ненормальности удовольствие, сам провел бритвой по нежной коже, удаляя темные колечки влажных волос. И ещё. И ещё. Споласкивая бритву под текущей водой. Почти не дыша, даже не чувствуя прикосновение кафеля к своей возбужденной плоти. Все его внимание само по себе сосредоточилось на мокром податливом теле под своей рукой.       Отложив станок, нежно, но настойчиво, он заставил Коську перевернуться на спину и раздвинуть ноги, закинув на широкие бортики, туда же отправил и руки. Сам же, чуть не мурлыкая, снова взялся за станок и склонился вниз к распахнутому для него телу. Теперь он аккуратно водил по промежности, придерживая рукой яички, а затем рука со станком стала подниматься все выше, тщательно удаляя кудряшки уже с основания придерживаемого рукой члена. Коська молча наблюдал за лицом, за руками Лекса, не двигаясь и не реагируя. Почти не реагируя, потому что, в отличие от расслабившегося хозяина, его телу процедура однозначно понравилась. Налившийся, увеличившийся член брить стало ещё удобнее и морально приятнее. Закончив процедуру, Лекс отшвырнул станок на пол и одним рывком перекинул себя к Коське, стараясь не наваливаться, быстро, пока мальчишка не запаниковал, он склонился к его лицу и прижался к губам. Яростно и жадно. Так же резко отстранился и, придав Коське сидячее положение, прошипел в приоткрытые от поцелуя губы:       — Быстро моемся и в спальню. Сс-сил больше нет терпеть.       Но дотянуть до спальни терпения так и не хватило. Стоило помывшемуся Коське перекинуть ногу через бортик, чтобы встать на пол, как ожидавший его с полотенцем наготове Лекс заметил мелькнувший гладенький кусок только что выбритой им кожи. И перед глазами снова встало Коськино самое сокровенное, гладкое и чистое, и снаружи, а судя по исчезнувшей с крюка клизме, и внутри. И все планы были забыты, а Коська оказался схвачен в охапку и посажен вместе с полотенцем на стоящую в углу стиральную машину. Лекс ухватил его за ноги и потянул на себя, фактически уложив спиной на стиралку, затем раздвинул и приподнял бедра, чуть не сложив любовника пополам. И жадно припал губами к желанной плоти, наслаждаясь гладкостью кожи между ног, запахом тела и геля для бритья, видом раскрывшегося перед ним парня. Начав игры языком и губами с пениса, спустился к яичкам и дальше, выцеловывая путь к заветной дырочке. Желая доставить удовольствие парню и дурея сам от ощущения нежных складочек под языком. Вылизывая крепко сжатый сфинктер и небольшой темный рубец, Лекс все настойчивее действовал языком, нагло проталкивая его вглубь.       Коська смущался дико и пытался увернуться, прикрыться ладонями, но уже меньше чем через минуту расслабился и, ухватившись за края стиралки, забалдел под опытными руками, губами и бесстыжим языком. Стоило же Лексу обхватить рукой его член, как он, задыхаясь и вскрикивая, кончил, забрызгав спермой обоих. А Лекс, чуть отклонившись, чтобы лучше видеть обмякшего в истоме Коську, даже не вытирая забрызганное спермой лицо, схватился за свою уже до боли изнывающую плоть и довел себя до оргазма. Содрогаясь и рыча, он приткнулся к любовнику и излился на его тело, блаженно размазывая членом сперму по Коськиному бедру.       А затем они смеялись и стирали друг с друга капли Коськиного удовольствия подвернувшимся под руку полотенцем. И целовались как безумные, чувствуя один вкус на двоих — вкус воды, пота, спермы и полученного удовольствия.       Снова помывшись, завалились на кровать, и Коська захотел оказать ответную услугу, но Лекс категорически отказался, заявив, что ему от Коськи совсем другое надо. Тот понимающе кивнул, собравшись с силами, улегся и раздвинул ноги. Лекс посмотрел на это и, швырнув в него одеялом, вздохнул:       — Мне не нужны жертвы, не нужен агнец на заклании. Мне нужно взаимное удовольствие и довольный любовник, смотрящий на меня с вожделением, а не страхом. Я хочу, чтобы ты был моим полностью! Чтобы в этой постели меня хотели, а не терпели!       — Я и так весь твой, что ещё я должен делать?       — Мой? Отлично! — теперь уже Лекс развалился на кровати, скинув с неё своего любовника. — Ну так докажи, что ты мой.       — Как? — Коська был в растерянности. — Скажи как, я всё сделаю.       И тут у Лекса будто щелкнуло в голове, и, пусть странная, но четкая, начала зарождаться догадка. Он встал, достал смазку и приказным тоном велел Коське лечь на живот. Тот с посеревшим лицом и с расширенными от волнения глазами послушно улегся и приподнял зад. А Лекс принялся гладить его промежность, подбираясь к анусу. Коська покрылся мурашками, и он шепнул ему, чтоб не боялся, пока только руками. И принялся вводить в Коську пальцы, бережно растягивая его. Сначала одним — туго, горячо, затем двумя — глубже, дальше, нежно поглаживая изнутри. И Коська, как и при римминге, потерялся в ощущениях, не в состоянии понять, то ли ему нравится, то ли неприятно то, что он чувствует. И от порыва отодвинуться, избавиться от смущающих ощущений его удерживала лишь уверенность, что Лекс ему не сделал бы ничего плохого. А Лекс улыбался — его мальчик оказался на редкость чувствительным, так горячо реагировать в первый же раз не всякому дано. Тем страшнее было то, что ему пришлось пережить. Он нагнулся и поцеловал чуть заметный рубец у входа в желанное тело. Третий палец, громче вздохи. Судорожно закушенная подушечка большого пальца заглушала стоны.       — Не сдерживай себя, — приказывает Лекс. — Громче, я хочу слышать твой голос.       И Коська застонал, послушно выполняя все, что ему велено. А Лекс был доволен, он нашел способ прорваться через защиту парнишки. Если догадка верна, то это не самый худший вариант, всё же командовать ему не привыкать. Трудность лишь в том, что Коська сам о себе этого еще не понял, но это же и плюс — нет опыта, нет и стереотипов, а значит, ему достался чистый лист, на который они только вдвоем будут накладывать мазки своих отношений. Лекс упивался этой мыслью, вслушиваясь в жаркое соло под своими руками и губами. Продолжая растягивать анус, второй рукой стал поглаживать нежную кожу промежности, поджавшиеся яички и возбудившийся пенис. Доведя почти до кульминации, он прекратил стимуляцию и вынул пальцы. Любуясь возбужденным, разгоряченным парнем, черными прядками, прилипшими к шее, ямочками на крестце и вдоль позвоночника, услышал разочарованный вздох. Тогда, продолжая задуманное, улегся на спину, подсунул под плечи подушки и приказал:       — Садись сверху.       Коська закусил от волнения губу, но не ослушался, поднявшись с постели и усевшись ему на бедра. Лекс раздвинул ему ноги для лучшего обзора и обильно смазал его и себя. Затем приподнял его за бедра и, направив член к заветному входу, скомандовал:       — А теперь медленно присаживайся.       Коська замер в неудобной позе с головкой, прижатой к его телу, и жалобно смотрел на Лекса.       — Я что тебе велел сделать? — добавил строгих нот Лекс. — Сам. Давай!       И Коська дал. Закрыв глаза и упираясь руками в торс Лекса, он стал опускаться, вдавливая в себя член.       — Расслабься! — и следующий приказ: — Смотри на меня.       И сам же увяз в темноте открывшихся глаз. Хотелось самому толкнуться в горячую, обволакивающую узость. Вот уже головка почти проскочила внутрь.       — Вот так. Да, молодец. Ещё, ещё ниже.       Коська судорожно вздохнул и насадился почти до конца. Лекс схватил его за талию и удержал от нечаянных болезненных движений, и, дав Коське несколько минут пообвыкнуть, потянул его за талию вверх. Коська, не отводя от него взгляда, послушно приподнялся, а затем уже сам плюхнулся обратно.       — Умничка! Давай, покажи мне, что ты готов сделать для меня.       И Коська показал, насаживаясь раз за разом и уже не боясь, не стесняясь, в голос стонал от прокравшегося в болезненные ощущения удовольствия. А Лекс кайфовал от тяжести тела, от горячего тугого трения, от возбуждающего вида перед собой. Его мальчик сам чувствовал и задавал ритм, и, уже спокойно откинувшись назад, упираясь руками в постель вокруг ног Лекса, вовсю двигал бедрами. Ему было хорошо, тяжело дыша, в истоме закрыв глаза, со стонами ловил под веками звезды.       По виску побежала капля пота. Он был просто нереально прекрасен в этот момент. Лекс аккуратно уложил его на бочок, выйдя из его тела на минуту, развернул к себе спиной, такого послушного, такого желанного и, обхватив рукой за плечи, прижал к себе. Притиснулся всем телом, вдохнул горячую влажность его волос и, потянувшись рукой вниз, приподнял бедро, придерживая под коленом, раздвинул ягодицы и вернулся в желанное нутро. Коська подался попкой назад, выгнулся и повернул лицо вверх. Лекс поймал ртом его губы, продолжая движение, толкаясь в гибкое тело, обхватил его полустоячий член и приласкал. Почувствовав, как наливается упругая плоть, он ускорил движения рукой. Следом ускорил движения телом и кончил, уткнувшись мальчишке в изгиб шеи, продолжая того ублажать не сразу упавшим стволом. И не столько услышал, сколько почувствовал конвульсивные движения кончающего Коськи. Буквально вывернувшись и подняв руки, тот вцепился ему в шею и плечо и выдохнул на последнем стоне:       — Я люблю тебя…       Они лежали на кровати, расслабленно прижавшись друг к другу. Лекс даже не пытался от себя скрывать, насколько слова Коськи пришлись ему по душе, окутав теплом и вызвав ответную волну нежности. Пусть в любовной горячке, пусть почти бесконтрольно, но слова эти вылетели и спрятались в специально отведенном для них месте где-то в груди.       — Лекс, ты рейдер?       — О, буду знать — после секса моего мальчика пробивает на поговорить.       — Ле-екс?       — Нет, Кось, я не рейдер.       — Но ты отбираешь у других их собственность.       — Я не отбираю, Кось. Да, у меня хватило бы для этого возможностей и средств, но я не рейдер. Ты, наверное, плохо себе представляешь, что такое рейдерство.       — Я знаю, что это.       — Знал, не заблуждался бы, — Лекс ласково почесал Коську за ухом, после его признания уже ничто не могло испортить настроение. — Знаю, сейчас модно среди молодежи рассуждать о крутизне рейдеров. Бандитские девяностые никуда не ушли, лишь видоизменились, а мальчишкам во все времена хочется быть крутыми и хочется быстрых денег. Я не рейдер, я простой бизнесмен, насколько это возможно в нашем государстве. Я делаю своё дело, заботясь о своих компаниях, о росте и улучшении, о сотрудниках и клиентах. Я вкладываю в это не только деньги, но свою жизнь, как ни пафосно это звучит. А рейдеры — это захватчики, это люди без каких-либо этических ценностей. Они ничего не создают, не созидают — они забирают созданное другими. Причем на самом деле им не нужны компании или недвижимость. Их цель — по-быстрому срубить побольше бабла, а все захваченное они тут же сплавляют или отдают заказчику.       — Но ты ведь тоже отобрал ту фабрику…       — Нет, я её выкупил. Просто позаботился о том, чтобы сделать это с минимальными затратами. Не тупо уговаривая продать, а затем еще и заплатив втрое больше реальной стоимости в угоду нерадивому, на самом-то деле, владельцу, а сделав так, что он сам был рад продать её, не торгуясь. Я её купил официально, немаленькая сумма перекочевала с моего счета на его. И сделал я это не для того, чтобы отнять и что-то там разграбить. Эта фабрика больше не будет простаивать и медленно рассыпаться без ремонта. Она будет работать, давая местным жителям рабочие места, а я буду следить, чтобы нанятое руководство не вздумало воровать, — Лекс усмехнулся. — Я не альтруист, милый, и занимаюсь этим не во благо Отечества, местного населения и имиджа буржуя-заводчика. Мне действительно нужно это производство. Гораздо выгоднее получается делать самим, чем постоянно закупаться за рубежом. Я все лето провел в переговорах и поездках и наконец получил франшизу. Так что, как только ремонт помещений будет закончен, как раз рабочий состав укомплектуется, обучится, получит заказанное сырье и примется за дело. Кось, я могу многое, но это не значит, что буду. Если я захочу кого-нибудь убрать со своего пути, моей команде это не составит труда. Дело лишь во времени, затраченных финансах и остроте зубов «мишени». Но даже с конкурентами я не стервятничаю, я знаю цену труду, бессонным ночам и горячечным попыткам выжить.       — Ты? Откуда?       — На собственной шкуре узнал.       — Расскажешь?       Лекс неспешно поправил подушку, удобнее повернулся и ответил:       — Я тогда только-только в дела въезжал, неопытный почти был, за спиной, кроме заочки, ничего не было. Нам с отцом от моей мамы досталась трехкомнатная квартира в центре. Первый этаж, проходной подъезд, под окнами шумное шоссе. Как жилье, она была ужасна, и мы жили с ним в его двушке, зато была просто идеальна как офис. И мне пришла в голову идея, что от неё будет больше толку не сдавать жильцам, а обустроить под наше агентство. Отец поддержал, и мы в неё въехали. Наш «Василиск» тогда был мал и малоизвестен, никому не мешал, но клиентуру имел стабильную. Кось, мы тогда и слова-то такого не слышали — рэйдеры. Отец пунктуально отстегивал всем, кому надо было по тем временам, от чинуш до «крыши». Они получали своё и нас не трогали. До того злополучного переезда. А потом как лавина пошла — нас заметили и прижали. Нда… Мы не сразу и поняли-то, что происходит, решили, что бандюки территорию делят. Давай своим названивать, а те не в теме. К слову сказать, они тож, чем могли, помогли. Но стало сразу понятно, одной силы мало.       — А что было-то?       — Да ничего такого, что в кино показывают. Просто пришли крепкие резвые ребятки и показали бумажки, по которым они были хозяевами помещения, а нам полагалось его от себя очистить. Простая схема по тем временам. Одна фирма-однодневка с другой такой же помойкой заключила договор купли-продажи нашей квартиры. А затем подали иск в суд с требованием выполнить обязательства. Заключая договор купли-продажи имущества или ценных бумаг, продавец не обязан их иметь. А сможет ли он их иметь на момент исполнения обязательств, это лежит на его, продавца, совести. Таков закон. Суд обязан принять иск и на время рассмотрения наложить арест на спорное имущество. Вот так мы и встряли с отцом. Ни «крыша», ни собственный юрист ничем помочь не смогли, судья просто отклонял все ходатайства о назначении экспертиз за «неубедительностью доказательств». Тяжелое наступило времечко.       — Что дальше было?       — Правду говорят, дуракам везет. Отец поболе моего знал, и то уже руки повесил, а я зеленый, горячий, все носился как угорелый, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться. И занесло меня каким-то чудом в районный Следственный Отдел. Я и не верил в милицию никогда, так, от безнадеги написал заяву на мошенничество. И попался мне следак такой же, как и я сам, молодой, не затертый казенной шлифовкой. То ли поверил он мне и проникся, то ли решил для опыта разобраться, я и по сей день у него не спрашивал. Только взялся он резво это дело разворачивать, изъял все бумаги у приставов, отправил их на криминалистическую экспертизу, а затем инкриминировал 186 статью, подделку ценных бумаг и как доказательство приобщил их к делу. В общем, пропали бы мы без него совсем. Судья прикормленный был, Сурова отстранили, но квартиру у нас отжать уже не смогли. После нам все равно пришлось её продать, чтобы выжить, но «Василиск» остался на плаву, а мне это был бесценный урок.       Лекс мягко поглаживал зомбика ладонью по плечам, по спине, скользил пальцами по изгибу руки.       — А следователь тот, что с ним?       — Ничего. Жив-здоров, заматерел, обзавелся семьёй, солидным счетом и собственной адвокатской конторой. Он один из немногих, кого я могу назвать своим другом и довериться. Давай спать, малыш, — Лекс прижал к себе худенькое тело и прикрыл одеялом. — Хватит на сегодня серьезных разговоров.       И уже почти засыпая, уткнувшись лицом в сонно засопевшего зомбика, подумал: «Как же давно я не слышал этих слов… Со смерти мамы. Глупость какая… Просто слова… Завтра не выпущу из постели, пока не повторит».