Короли и Королевы

Лес пел. Его голосом были птицы, заливающиеся трелями в зелёных ветвях, и звери, переговаривающиеся друг с другом на языке запахов и звуков. Насекомые, стрекочущие и гудящие в воздухе, и деревья, шепчущиеся с ветром. И много ещё других созданий и явлений, чьи партии вплетались в общую симфонию. Это были самые обычные летние песни: о солнце и земле, о пище и труде, о любви и соперничестве. Пробираясь по тонким извилистым тропкам, купаясь в солнечных лучах и в прохладных тенях с равной долей радости, по лесу шёл ребёнок. Его шаг был лёгким и тихим: так двигаться в лесу мог только тот, кто в нём родился и рос. Из-под светлых волос торчали заострённые кончики изящных, слегка вытянутых ушек. Зверьё старалось обходить ребёнка стороной — впрочем, особенно его присутствием оно не тяготилось и не тревожилось. Он слушал Песнь Леса и улыбался ей. Вот только — что-то было не так. Странная беспокойная нотка слышалась в этой всеобъемлющей мелодии — едва уловимая, и всё же отчётливая. Лес был чем-то встревожен. Что-то иное вторглось в его пределы, и Лесу это не нравилось. Словно фальшь в чьём-то голосе, не распознаваемая сразу, но раздражающе зудящая под кожей. Где-то в лесу случилась беда. Необычная, судя по всему. Мальчик это чувствовал. Что-то вело его, будто за руку, к источнику этой беды. Внезапное головокружение заставило мальчика остановиться. Пугающий запах тлена и крови вдруг окружил его, и, вглядевшись в траву чуть поодаль, мальчик наконец понял, что же именно омрачало Песнь. На поляне, укрытый от солнца плотной кроной ветвей древнего дуба, лежал лицом в траве труп. Мальчик подошёл ближе и некоторое время с отстранённым любопытством смотрел на светлый затылок. Раньше ему встречались только тела мёртвых животных или птиц, однако этот случай был чем-то новым: на этот раз труп принадлежал кому-то из его вида. Вокруг стояла тревожная, скорбящая тишина: казалось, можно было услышать, как прорастает прямо сквозь лежащее на земле тело трава, сплетаясь с мёртвыми тканями. Черви и падальщики труп не трогали — ему предстояло не сгнить и не быть съеденным, а распасться бесследно через какое-то время, соединившись напоследок с землёй, чтобы окончательно стать частью Леса. Затем мальчик присел рядом и осторожно перевернул мёртвого соплеменника лицом вверх. В груди у того, расползшись кровавыми пятнами по тонкому белому одеянию, зияли три круглые дыры, ровные и аккуратные. Такие раны не нанести ни стрелой, ни кинжалом. Только пулей из огнестрельного оружия. Тогда мальчик понял, что это была за странная нотка в мелодии Песни. Он посмотрел вдаль, в глубину чащи, в том направлении, откуда, вероятно, в его соотечественника стреляли — и его ощущения подтвердились: спокойствие Леса было нарушено, потому что в Лес вторглись чужаки. Чужаки, которые убивали и разрушали. Чужаки, на службе у которых были железные чудовища и огнестрельные ружья. Чужаки, которые приходили и меняли всё под себя, навязывая силой свои законы и правила. Чужаки, от которых не было никакого спасения всем прочим народам мира. Люди.