С чистого листа.

В связи с небольшим юбилеем и довольно долгим отсутствием проды, глава длиннее обычного. И, надеюсь, интереснее) Думаю, вам понравится) Глава 55. Рувелье наблюдал за происходящим с диким раздражением. Он вообще не понимал, как здесь Комуи разбирался? Еще и ухитрялся всю документацию слать – ну, почти всю… Самую необходимую. И почти вовремя. Да даже не в документации дело. А во множестве обязанностей и проблем, свалившихся на его голову, как старшего по званию. Нет, были еще и Верховные Генералы, но… Ватикан, опасаясь усиления «солдафонов», строго-настрого запрещал экзорцистам занимать руководящие посты. То есть, гражданские командовали военными. И это вполне устраивало Церковь, ставившую своих людей на такие посты. И Рувелье попал под раздачу. Ну кто просил чертового Комуи умирать?! В связи с нападением Ноев, пусть и безуспешным, пришлось решать множество проблем с ремонтом, сотрудниками жильем и прочими хозяйственными проблемами. Например, из-за такого неаккуратного обращения со стенами Ордена были завалены пара коридоров. Особенно тот, который вел к лифту от кухни. Через парадный вход поставки продуктов не потащишь – не пролезет, да и не рационально. Придется через весь Орден маленькими порциями на спинах таскать. Главный повар, Джерри, жаловался уже. А что здесь можно сделать? Разбирать завалы – почти месяц уйдет. Хотя бы из-за банального отсутствия рабочих рук. Переносить столовую? Тоже нехорошо и проблем много. Игнорировать? Нервов не напасешься. А эта отчетность чего стоит? Все разрушения надо подробно описать. Кто что делал, кто погиб, кого отметить, кто бесполезен, какие последствия… В общем, работы у Рувелье было очень много. Еще надо было помнить о загадочном то ли убийстве, то ли естественной смерти Комуи. О его сестре, которая непонятно куда делась, оставив лишь открытую камеру и кучу соломы в углу. Кстати, в этой куче была обнаружена сигарета. И что же там делал хоть кем-нибудь уважаемый Мариан Кросс? И главный вопрос дня – куда снова делся этот наглый мерзавец? Как обычно – куча счетов и пустых бутылок, подозрительные следы в самой большой заварушке и ноль объяснений. Ищи его теперь… А подозреваемых нет. Ни в смерти Комуи – хотя может, и не было убийства – ни в похищении Линали. И кого прикажете хватать? А виновный нужен обязательно. Иначе – точно с должности снимут. А Мальком не мог этого допустить. Он не мог потерять то, что было окуплено такими жертвами его семьи. Он должен был взбираться все выше и выше, на тот пьедестал, который позволит больше не терять. Матерей, жен, дочерей и любимых. Никого. Рувелье лишь незаметно вздохнул, складывая руки в замок перед собой и упираясь пустым взглядом в стену. Не к месту и не ко времени он расчувствовался. Он должен помнить – но только пока это не мешает работе. Так ведь, старший инспектор Мальком Рувелье? А сейчас ты выйдешь из кабинета Комуи, большого, неуютного и неухоженного, с горами бумаг на столе и полу, будто осиротевшего со смертью хозяина. С твоей всегдашней прямой до скрипа осанкой и каменным лицом. И пойдешь узнавать у Книгочея, с чего это Историки вздумали уходить посреди войны. И что же случилось такого, что заставило их сменить сторону? И еще и по этому поводу отчеты писать… Но это твоя работа, старший инспектор. *** Линали недовольно заворочалась на кровати, с трудом выплывая из кошмара. Одеяло было плотным и жарким, матрас – слишком мягким. Это раздражало. Проснувшись, но не торопясь открыть глаза по извечной привычке, Линали вспоминала кошмар. Получалось с трудом. Темно, страшно, жарко и почему-то нельзя спать. А еще… Еще там был братик. Да, точно! Брат наверняка с ней сидит. Он вечно чувствует, если ей кошмары сняться, может прибежать посреди ночи и разбудить. А потом обнимет, погладит по волосам и тихо шепнет «Засыпай». И больше ее ничего не мучает. Наверное, ночью он тоже ее будил. Девушка отчего-то все очень плохо помнила. Было плохо, но пришел братик – вот и все, что она твердо знала. - Братик? – Позвала она, открывая глаза. И точно, сидит. Он же всегда рядом, так? И у него такие красивые черные волосы… Линали помнит, как ими в детстве любовалась. И еще… Пахнет виноградом. Слабо, буквально чуть-чуть, но… Ее брат пахнет именно так. У Линали было такое чувство, что она долго болела и наконец очнулась. Слабость в теле, побаливает голова и руки кажутся такими худыми… Но теперь все хорошо. Девушка улыбнулась и позвала чуть громче: - Братик! Мужчина на кресле резко вскинул голову, огляделся и протер глаза. Потом удивленно уставился на нее и проговорил: - Прости, как ты меня назвала? Я понимаю, что наша последняя встреча немного… Линали лишь шире раскрыла глаза. Что-то было не так. Но… Какая разница? Может, брату плохо? - Ты в порядке, брат? Ты неважно выглядишь… - Обеспокоенно заявила она, рассматривая мятую одежду и заспанное лицо. - На себя бы посмотрела… - Пробурчал Тикки. Он уже не знал, что и думать – явно его с кем-то путают. Но как такое возможно? Не могла же она не запомнить его лица… Ну ладно. Он потом ей объяснит. А сейчас надо отмыть и накормить это костлявое чудо. Он же нянька… И самому бы помыться и поесть не помешало. - Ой! А где это я? – Огляделась девушка. Это совершенно не ее комната. Где здесь ванная? И ее одежда? Пусть это и родственник, но ходить перед мужчиной раздетой не хочется… А самое главное – где еда? Такое чувство, что она долго не ела. И не мылась. Так хотелось в горячую ванну с травами… И еды, еды побольше! - Ты в Ковчеге. Пошли, я тебя в ванну отведу. Встать можешь? – Поинтересовался Тикки помягче. Уж больно растерянно оглядывалась Линали. Не хотелось ее обижать. - М-могу… - Кивнула девушка. Но, не сумев нормально подняться, она снова рухнула. Мышцы дрожали, дико кружилась голова. Закатив глаза, Микк поднял ее на руки и потащил в ванную. Хорошо хоть, там стоял пуфик – на него он и усадил Линали. Оставив ванную наполняться, он кивнул ей: - Тебя раздеть или сама справишься? – Та дико покраснела замотала головой. Потом, спохватившись, покивала. Тикки расползался в улыбке все шире. Ну она та-ак кавайно краснела! Хотелось потрепать по голове и дать конфетку. Полная противоположность языкастой и колючей Роад. Ту хотелось отшлепать, а об этом ангелочке хотелось заботиться. Главное, то умиляло Тикки – она, хоть и была девушкой, не особо визжала и верещала. Сами посудите – сколько молодых девушек, потерявших последних членов семьи – это с грустью рассказал ему малыш – и проснувшихся в незнакомом месте с незнакомым мужчиной, орать не станут? Никаких истерик, немного растеряна, но спокойна. Сильная девушка! Хотя стоп. Тогда, на Ковчеге, когда они с экзорцистами играли, и перед тем, в Эдо – она же его видела! И в очках видела, и как простого смертного, и превращение в Ноя – все! Во всех обликах и позах! Тогда почему, почему она так себя ведет? Или… - Линали-тян, ты помнишь, как зовут твоего брата? – Осторожно, тихо спросил Тикки. - Брата? Но… Ты ведь мой брат. Ты… - У Линали на глазах показались слезы. Она не понимала, почему брат задает такие вопросы. Что-то было неправильно, совершенно неправильно! И… Имя, имя, имя… Мелькнуло воспоминание – длинный стол, свет из арочных огромных окон, ее… Друг, точно, друг с седыми волосами называет ее брата – «Граф Тикки Микк». - Тикки Микк. – Шепнула девушка. С новой силой заболела голова. Тряслись непослушные руки, неспособные справится с пуговицами одежды. Тикки застыл. Потом горько, совсем невесело усмехнулся. «Что, Ватиканские шавки, доигрались? Опоздали мы, малыш. Прости.» - Так что, мне тебя все же раздеть? У тебя не получится, ясно ведь. – Хмыкнул он, быстро опускаясь на колени перед Линали и пряча лицо. Он не мог смотреть в эти чистые глаза. Больно, страшно. И тяжело. Какой бы сволочью он не был, но он терпеть не мог ломать людей. Убивать, калечить – да. Но не ломать. Крови требовала кровь Ноя, крови требовал Граф. Но оставшиеся крохи чести говорили, что сломанная личность – это лишь ошметки. И Удовольствие Ноя выкидывало игрушку, прежде чем она сломается. И инстинкты можно обхитрить. - Прости. – Девушка аккуратно положила руки ему на голову, пропуская между пальцев густые пряди. Тикки замер на секунду, прикрыл глаза – и приказал себе забыть. Об этой жалости, о сожалениях и о бессмысленной надежде на войну без жертв. И тихо улыбнулся, расстегивая маленькие пуговицы. Пришлось ее еще и мыть. Как ребенка или собаку – без каких-либо намеков, лишь помощь, лишь ласка. Линали расслабилась, выбрасывая появившееся маленькое сомнение прочь – братик здесь, Тикки ее не бросит. А о том, как же зовут ее седого друга и красивого рыжего парня, к которому ее так тянуло в том воспоминании, она подумает потом. Когда вылезет из ванны, поест и приготовит братику кофе. *** Аллен проснулся через пару часов. Время медленно подбиралось к обеду, есть хотелось все сильнее… Да и Канда куда-то делся. Неприятно, но не смертельно. Хотя чего он ждал? Что над его постелькой сидеть будут, ждать его высочайшего пробуждения? Так он ведь не ранен, не задет даже. Просто сильно устал. Хотя… Его кто-то раздел и аккуратно завернул в одеяло, даже не разбудив. И Аллен даже догадывался, кто… На лицо сама собой выползла довольная улыбка. Быстро выбираясь из кровати и одеваясь, Уолкер мурлыкал себе что-то под нос. Просто какой-то мотивчик, даже без слов – просто мелодия. И он, конечно же, почти не задумался о том, что эта мелодия управляет Ковчегом. Но пометку сделал. Впрочем, он и не приказывал ничего – просто напевать именно это казалось ему наиболее естественным и правильным. Колыбельная ласкала слух, успокаивала… Закончив с одеждой – она, как ни странно, была аккуратно сложена на стуле рядом – Аллен побежал в столовую. Есть хотелось неимоверно! В столовой на него смотрели. И шептались, шептались, шептались… Даже Джерри особенно восторженно хихикал, готовя заказ. И подмигнул напоследок, вручая дополнительную тарелку с роскошными крупными яблоками. К чему бы это? Заметив у него яблоки, смешки раздались громче. Перешептывания тоже стали громче и активней. Следили за ним, похоже, вообще все. Аллен ежился, но терпел. Как хорошо, что он умел врать лицом! Он мог лишь мило улыбаться и у него не было видно и намека на нервный тик. Зато кто бы знал, чего ему стоило такое спокойствие! Судя по тому, что за соседними столами обсуждали только его реакцию, Канда здесь не появлялся. Но уже делались ставки на то, сколько ему жить осталось… И где он прятался от мечника все это время. Нервно хихикнув, Аллен серьезно задумался. Что же такого натворила здесь Роад? Ужасное ощущение, когда тебя осматривают, разглядывают со всех сторон, замечая малейший жест и неловкое движение, обсуждают это, со смаком выдумывая подробности… Он явно не хочет этого знать. И совершенно не хочет такого внимания! «Я же нормальный! Вот он я – улыбаюсь, вежливый, абсолютно, черт возьми, совершенно нормальный! Такой же, как вы! Так какого Графа вам всем от меня надо?!» - Так и хотелось ему закричать. Выплескивая весь гнев, страх раздражение – просто от несправедливости жизни. Он терпеть не мог чужого осуждения, ненавидел быть в центре внимания, а шепота за спиной уже панически боялся. Но постоянно получал – за эту дурацкую руку, за уродливый шрам, за приметные седые волосы, за поведение… Как бы он хотел стать обыкновенной серой мышкой, чтобы его не замечали, не цеплялись! Но… Это было невозможно. Он – урод. Урод на всю жизнь. И от этого чертового внимания ему никуда не деться, не скрыться. Он же человек, он не может жить без людей, без общества. Он слишком привязывается к людям. А в их среде он на всю жизнь стал изгоем. Просто потому, что чем-то отличается от остальных. Хотелось орать. Истерить. Разбить кому-то морду. Или просто запереться в своей комнате, и тихо сидеть на кровати, прижимая к себе подушку и смотря в никуда. Или… Канда, как же тебя не хватает сейчас! Решительно работая ложкой, Аллен запихнул в себя оставшуюся еду. Голод от бури чувств никуда не делся. Отнеся посуду, Уолкер почти бегом отправился в комнату Канды. Он почему-то был уверен, что тот сейчас сидит там. И… Он до сих пор не настолько хорошо знал Орден, чтобы отправится куда-то еще. Со всеми этими заварушками было не до топографических изысканий. В комнате мечника не оказалось. В столовой он сегодня не был. В том тренировочном зале, где они долго и с упоением дрались, тоже его не было. Закрыв дверь зала, Аллен оперся на нее спиной и бессильно съехал по ней. Он не мог его найти, никак! И где носит эту высокомерную скотину? Особенно тогда, когда он так нужен… Отчаявшись, Уолкер обратился к Неа. Тот молча захватил контроль над его телом и повел его куда-то. Арки и переходы мелькали перед глазами, лестницы вели все выше и выше… Вот она, крыша Черного Ордена. Пытаясь понять, что же он тут делает, Аллен окликнул Четырнадцатого. Но тот все так же молчал, отказываясь реагировать и хоть как-то прояснять ситуацию. Оглядевшись, Уолкер заметил на одном из выступов крыши черную сгорбленную фигуру. Канда сидел, опираясь локтями на колени и опустив кисти рук между ног. Глядя в пол и, видимо, глубоко задумавшись, он вздрогнул от звука шагов. - Я тебя искал. - Я рад. - Что-то не так? - Все в порядке, Шпендель. Вали. - Ты сама вежливость, БаКанда. - Чего непонятного? Я сказал тебе валить. - Ни за что. - И с какого перепуга ты так обнаглел, Стручок? - Ни с какого. Я просто хотел тебе кое-что сказать. – Аллен устало вздохнул, садясь рядом и запрокидывая голову, опираясь руками позади себя. Глаза закрылись сами собой. Ветер ерошил волосы, а чувство свободы опьяняло. Крыша оказалась замечательным местом… - Говори тогда. – Все так же глядя в сторону, произнес Юу. Безразличие, раздражение и ни тени заинтересованности в голосе. И почему они так мучают друг друга? Наверное, потому, что уже не могут по-другому. Уж слишком все это неправильно. Слишком непохожие и слишком одинаковые судьбы. Слишком отличается все – манера поведения, внешность, характеры, мировоззрение и привычки. Слишком это неправильно – любовь на войне. Горькая и неприкаянная. Страшная. Такая любовь не может быть простой. Но когда это им нужны были простые победы? О нет. Эти двое всегда выгрызали у судьбы самый ценный приз. И не намерены сдаваться сейчас. - Знаешь, потеря памяти была случайной. Мне Неа рассказал. Кросс просто не так все понял. Я тогда хотел заблокировать Чистую Силу, чтобы усилить Ноя внутри. Из Ордена сбежать хотел. А потом неудачное приземление головой о камень. Вот так. – Аллен рассказывал все это буднично, просто, будто болтал о погоде или о последних новостях. Это… Успокаивало. - Ты думаешь, мне это интересно? – Хмыкнул Канда, разгибаясь и по примеру Недомерка запрокидывая голову. Небо было красивым. Хотя немногим бы понравились серые низкие тучи, затянувшие все пространство и нависающее, кажется, прямо над ними. Но серый, почти серебряный и такой изменчивый цвет, так похожий на серебристые глаза – разве это не прекрасно? - Это тебе для общего развития. – Улыбнулся Уолкер. На душе стало легче. - А мне так не кажется. – Отрезал Юу. - Что не так? – Аллен начал беспокоится. Интуиция вопила благим матом. Канда еще ни разу не сбегал от него на крышу. И еще ни разу не выглядел таким… Грустным. - Все не так! Ты вообще понимаешь, что творишь? Ты постоянно, черт тебя подери, постоянно меня разочаровываешь, что то недоговариваешь, играешь… Ты вообще хоть когда-нибудь не врешь?! Я устал от притворства, Шпендель. Надоело. – Успокаиваясь, крепко потер лицо ладонями Канда. Кто бы знал, как ему тяжело давалось вновь и вновь верить ему, терпеть недомолвки, секреты… А потом забывать про все, только потому что он просит. Снова верить – наперекор собственным убеждениям, здравому смыслу, фактам, наконец! Доверие – слишком ценный товар. Нельзя его растрачивать вот так, по пустякам. Каждый чертов раз. Когда-нибудь он этого просто не выдержит. Аллен задумался. А потом мягко отвел его руки от лица и поцеловал. Совершенно не страстно – нежно, глубоко и искренне. Не пытаясь что-то доказать. Не соревнуясь за первенство. Ничего не деля и ничего не говоря. Просто голые чувства. Просто частичка души, открытая одному-единственному человеку. - Сейчас я не вру, Канда. Ты мне веришь? – Серьезно произнес он, нависая над мечником и заглядывая в черные глаза. А тот вместо ответа втянул его в новый поцелуй. И как по заказу, полился мелкий моросящий дождик. - Пойдем? – Поднялся Уолкер, тяня за собой Юу. А тот позволил себе улыбнуться краешком губ. По крайней мере, он нашел способ заставить Стручка говорить правду.