Про собак и не только

Майкл, прозванный Киллени-боем, мохнатый ирландский терьер, потерянный прежними хозяевами и ставший цирковой звездой, должно быть, умер. По крайней мере, забывшись тяжким сном в своей клетке на задворках школы дрессировки Мулькачи, он обнаружил, что легко проходит сквозь прутья. Клетка была стерильной и воняла дезинфекцией, как всё в этом царстве унижения и боли, где кровь пытаемых зверей тут же смывалась с пола специальным раствором. Но их вопли, вопли ни в чём не повинных существ, не понимавших, почему их мучают, даже отзвучав, наполняли сам здешний воздух болью и ужасом. Сам-то Мулькачи прекрасно понимал, зачем он истязает зверей — чтобы их сломить, конечно же. Сломить их гордый дикий нрав и навсегда подчинить человеку, извлекая из их мучений и боли стопки дензнаков. Почтеннейшая публика рада была платить за возможность увидеть, как запуганный слон играет на барабанах или изувеченный до полусмерти тигр стоит на передних лапах. Довольные зрители и представить себе не могли, что творится за кулисами подобных заведений, а если бы смогли, то наверняка упали бы в обморок. Конечно, при условии, что у них ещё сохранилась совесть, которой не осталось у Мулькачи и ему подобных. Но Майкл не был человеком с совестью или без, сейчас он не был даже псом, мохнатым ирландским терьером, сменившим столько хозяев на своём коротком веку. Он был призраком пса, по какой-то причине задержавшимся между землёй и небом. А причина эта была проста — поступки Мулькачи со всей очевидностью переполнили чашу терпения тех сил, что считаются Богом либо Природой в понимании разных существ, и Майкл был выбран орудием справедливого возмездия. Он скользил от клетки к клетке, и там, где он проходил, замолкали звери, чей рёв или вой ранее присоединялись к визгу их истязаемых на арене собратьев. Сидевшие в клетках страдальцы взирали на Майкла с благоговейным изумлением, когда он, поднявшись на задние лапы, толкал дверцы их клеток, и стальные засовы сыпались вниз, как осенние листья, а дверцы распахивались. Один из помощников Мулькачи, Гарри Джойс, вывернувшись из-за угла, застыл, будто громом поражённый, наблюдая, как клетки открываются сами собой. Майкла он не видел и не мог видеть. Он открыл рот, судорожно хватая воздух и намереваясь закричать, но огромный бенгальский тигр вырвался из ближайшей клетки и всем своим весом придавил его к полу. Кровь человека хлынула из разорванной шейной артерии. Это стало сигналом для остальных зверей. Львы, тигры, пантеры, пумы и медведи ринулись на свободу, а Майкл всё продолжал их выпускать. Сам Мулькачи, стоявший в центре арены и пытавшийся укротить громадного аляскинского гризли, чья морда уже была покрыта кровавой пеной, обернулся на шум и замер, потрясённый. По проходу от клеток на него и его помощников безмолвно катилась полосато-буро-рыжая волна, сверкая сталью страшных клыков и когтей. Мулькачи отчаянно закричал, но крик его захлебнулся и оборвался, как и вопли его людей. Позднее нашли только его голову с выпученными от ужаса глазами и разинутым ртом. От помощников укротителя не осталось и этого, лишь кучки окровавленных лохмотьев. Совершив свою праведную месть, звери хлынули наружу, в город, где многие из них были застрелены прибывшими полицейскими. Но некоторым, судя по сообщениям газет, всё же удалось выбраться сперва на окраины Чикаго, а потом к заповеднику на озере Мичиган. Но как бы там ни было, эти звери умерли свободными. Так прекратила своё существование знаменитая школа дрессировки Мулькачи — вместе со своим безжалостным создателем. А что же Майкл? Совершив свой подвиг, он тоже ушёл туда, где не было боли, мучений и страха… но это оказалась всего одна из множества его дорог.