Про собак и не только

— Вот, брат Треф, пишут, что имя тебе-де неправильное дали, слишком пошлое. — Зашуршали газетные страницы, потом раздался смешок хозяина. — Пинкертоном предлагают тебя назвать или Шерлоком, гляди-ка. Треф поднял морду — хозяин улыбался, но потом озабоченно спросил: — Да ты не зазяб ли? Потерпи, скоро сани наши прибудут. Или давай обратно в вокзал вернёмся. В ответ Треф лишь успокаивающе вильнул обрубком хвоста. Конечно, он немного мёрз, короткая шерсть была плохой защитой от февральского морозца, но согревало предчувствие близкого настоящего дела, настоящей работы, как называл это хозяин. Позже газеты написали: «Поначалу в тупик зашло расследование преступления, совершенного в Воронежской губернии, на границе Бобровского и Павловского уездов. Там, в имении князя Б. А. Васильчикова, в своей сторожке был найден мёртвым сторож конюшен и скотного двора Степан Кузьмич Василенко. О смерти сторожа управляющему имением около шести часов утра 31 января сообщил местный крестьянин Алексей Багаев. Когда из Павловска прибыли следственные власти, то обнаружилось, что в домике нет ни копейки денег, хотя всей округе было известно, что денежки у Василенко водились. Этот одинокий крестьянин очень любил золото, всегда старался разменивать «бумажки» на золотые монеты. Местная полиция никаких следов преступника не обнаружила. На счастье, кто-то накануне читал в газете, как в Москве собака Треф отыскала деньги и вора в Воспитательном доме. Решено было дать телеграмму московскому полицмейстеру с просьбой прислать удивительное животное с хозяином, околоточным надзирателем Владимиром Дмитриевым, для раскрытия сего злодейского преступления». Когда кавалькада из трёх предоставленных московским сыщикам саней двинулась от станции, Треф, надёжно укрытый меховой полостью, услышал, как хозяин вполголоса сказал своему помощнику Фёдору Цыганкову: — Пятый день уже пошёл, следы давным-давно не то что остыли… — не закончив, он досадливо махнул рукой. — А замёрзли, — буркнул понятливый Цыганков. В сенях того дома, куда привели Трефа, было, как обычно, множество разных запахов, каждый из которых, однако, струился как бы отдельно от другого. Но только запах крови, страшный и яркий, будоражил Трефа, как никакой другой. Бежать, бежать — среди ослепительно сверкающих сугробов, среди дымков, завивавшихся с крыш, среди удивлённого тявканья местных собак… туда, куда вёл этот запах, подымавший в собственной крови волну невыразимого возбуждения. «Треф довольно быстро взял след: люди, едва поспевая, буквально бежали за собакой и примерно через версту оказались возле сараев, где обжигали кирпич. Кирпичный заводик принадлежал крестьянину Багаеву — тому самому, который первым сообщил об убийстве сторожа. Когда полицейские устремились к сараям, они услышали крики: Треф, отыскав того, по чьему следу он шёл, уже кинулся на Багаева и сбил его с ног. Работники хотели оттащить пса, но не тут-то было». Треф глухо рычал, пока хозяин властной рукой отводил его в сторону от дрожавшего человека в расстёгнутом полушубке, с непокрытой головой. Шапка с него слетела и теперь валялась в снегу. Цыганков поднял её и отряхнул, подал человеку, пахнущему кровью. — Да я, да я же нашёл его… Василенко-то, — заикаясь, бормотал тот, косясь то на Трефа, то на хозяина, то снова на Трефа. — Даже перевернул. Ваше благородие, святой истинный крест, — он широко перекрестился, — ошиблась собачка ваша! — Ошибся ты, брат, — с сожалением сказал хозяин Трефу, и тот нетерпеливо скульнул. — Но всё равно умна собачка, умна, — поспешно прибавил человек без шапки, пахнущий кровью. — Вернёмся в сторожку, — решительно распорядился хозяин, подумав. Они снова направились к сторожке — и снова бегом, хозяин беспокоился за Трефа. Но тот торопился не потому, что мёрз. Он точно помнил, что запах крови позвал его куда-то ещё. Куда? «Оскандалившегося Трефа отвели обратно к сторожке и снова приказали искать. На этот раз он повёл совсем в другую сторону и, пробежав около трёх вёрст, остановился на опушке леса, где стояли несколько стогов сена. Порывшись в одном из них, Треф выкопал пук сена со следами крови. Очевидно, убийца вытирал сеном окровавленные руки! Поведя сыщиков с этого места, Треф опять привёл их к багаевскому кирпичному заводику! В доме Алексея Багаева устроили обыск и отыскали там сначала его шубу, залитую кровью, потом горсть золотых монет и, самое главное, орудие убийства: молоток со следами крови». Хозяин гладил Трефа по голове, кормил с ладони кусочками свиной рульки. Треф благодарно брал их, глотал, почти не жуя. Жена человека, пахнущего кровью, тонко выла, пока полицейские вязали его. — Ну, на вокзал, брат, и домой, — со вздохом сказал хозяин, покосившись на неё. — Управляющий князя приглашал-с в имении переночевать, — нерешительно предложил кто-то из местных полицейских. «На следующий день кавалькада саней с полицейскими возвращалась из имения князя, и, когда они проезжали мимо села Ершова, навстречу им вышел местный священник. Он долго благодарил полицейских «и собачку особенно». Оказалось, что некоторое время назад местную церковь обокрали, а сегодня утром на крыльцо поповского дома кто-то подбросил пропавшие 800 рублей. Священник рассказал, что по деревням пошёл слушок об удивительной собачке и что теперь с ней будут искать воров во всей округе. У того, кто обворовал церковь, наверное, не выдержали нервы, и, заметив двигающийся к Ершову обоз полиции, он поспешил избавиться от краденого…» Паровоз пронзительно свистнул, но Треф, сидевший у ног хозяина, даже не вздрогнул. Они возвращались в Москву. Домой! Треф вдруг вспомнил, как большой человек в тёмной одежде, остановивший их сани по пути на вокзал, долго смотрел на него, а потом промолвил густым голосом: — Божий промысел. — Истинно так, — серьёзно ответил хозяин.