Про собак и не только

Снежка гордо именовали болонкой. На самом деле он был, конечно же, «дворник», то есть помесь болонки с кем-то ещё, но хозяйке хотелось считать его именно болонкой, весёлым комком длинной пушистой шерсти. Хозяйка, Валентина Марковна, была уже очень немолода. Грузная и подслеповатая, Снежка она завела «для моциона», как важно поясняла соседкам, купив его на Птичьем рынке. Ел Снежок хорошо, гулял исправно, а вот причёсываться не любил. Всякий раз, когда Валентина Марковна бралась за купленную в зоомагазине расчёску, он куда-то испарялся. Приходилось искать его, звать, укорять. Валентина Марковна, кряхтя, заглядывала под кухонный стол, обувную стойку в коридоре, под диван, где чаще всего и оказывался хитрый Снежок. Вытаскивала его, визжащего и огрызающегося. Кому такое понравится? Да никому. Валентина Марковна перестала вычёсывать Снежка, и тот вздохнул с облегчением. Шли дни. Потом месяцы. Шерсть у Снежка свалялась и превратилась в плотную броню. Почти в скафандр. Снежок отчаянно «чухался», как называла это Валентина Марковна. Она стала прогонять его вон из любимого кресла, подозревая, что у собачки завелись блохи. Снежок обижался и скучнел. И ещё у него начала болеть левая задняя лапа. Свалявшаяся шерсть перетянула её плотной перемычкой, и Снежок стал прихрамывать. Летом в гости наконец приехала живущая очень далеко, во Владикавказе, дочь Валентины Марковны Таня. После взаимных объятий, поцелуев, болтовни и раздачи «южных» подарков — чурчхелы и вяленой хурмы — она увидела робко вылезшего из-под кресла Снежка да так и ахнула: — Мама! Что это за валенок? Снежок на «валенок» не обиделся. Он слабо завилял хвостом и повздыхал, когда Таня стала гладить его по голове. И даже не пытался забиться под диван, когда на свет божий явилась щётка. Щёткой, впрочем, Таня пользоваться не стала. Она заявила, что Снежок — весь один сплошной колтун, и на следующий же день записала его на приём к ветеринару, а Валентину Марковну — в офтальмологический кабинет. Когда Таня вызвала такси и привезла Снежка в ветеринарную клинику, тот сначала очень испугался. За порогом резко пахло чем-то странным, будто из хозяйкиной аптечки. И другими собаками и кошками тоже пахло. Но светловолосая женщина в зелёном халате ласково заговорила со Снежком и почесала его за ухом. — Постричь надо, — озабоченно сказала Таня. — И лапка вот у него. Он хромает почему-то. Вы извините, это мамина собачка, а мама плохо видит. Недосмотрела. — Всё поправимо. Сделаем причёску под ноль, как новобранцу, — весело сказала ветеринар. А потом — очень тихо — своему напарнику, молодому человеку в таком же зелёном халате: — Подозрение на некроз тканей. Давай его на смотровой стол, Вася. И надень ему воротничок. На Снежка надели прозрачный воротник и укололи чем-то острым. И он заснул. Когда он проснулся, было холодно. Вот прямо очень-очень. Но больная лапа уже не болела. Пришла доктор в зелёном халате и укутала Снежка одеялом. И он опять заснул. И не слышал, как Таня, стоя над ним, тревожно спрашивает: — Но ведь этого… некроза не оказалось? — Несколько мокнущих участков. Всё обработали, — успокоила её доктор. Валентина Марковна вернувшегося домой Снежка не узнала. Он действительно стал «новобранцем», шерсть осталась только кисточками на ушах и хвосте. Ей тоже назначили операцию — по удалению катаракты, и Таня уверяла её, что ничего страшного в ней нет: — Посмотри на Снежка, молодцом же! — Ну ты сравнила! — невольно рассмеялась Валентина Марковна. — Меня же не стричь будут! Через месяц они бодро гуляли во дворе — Валентина Марковна в новых очках с затемнёнными стёклами и обросший короткой пушистой шерстью Снежок. Он снова весело скакал и прыгал, забыв, что так долго был валенком. Ему теперь нравилось причёсываться, и он сам нёс Валентине Марковне в зубах когда-то ненавистную, а теперь любимую щётку.