***
Видит, как плывущая пелена перед глазами отступает, но ноги не держат и она валится прямо на мягкий и холодный снег, потупив глаза в белоснежное небо. Длинные тонкие и облезшие стволы, что торчали неровными вилами, пытаясь догнать небо, стояли так ровно, что создавалось впечатление, будто время застыло, ни одна ветвь не шелохнулась. Она выдыхает теплые признаки своей жизни, видя, как клубится мутный пар, через секунду рассеиваясь. Маргери не слышит ничего, кроме тишины, мертвой или умиротворенной, которая приводит нервы в порядок, выдергивая из вечно движущегося хаоса ритмичности событий. Протягивает руку, сжимая белый мерзлый снежок, что жалобно заныл в ее пальцах. Приподнимается и оглядывает все вокруг, но не видит ничего, кроме белизны сугробов и черных кучных стволов. Ни души, ни звука. Она была одна. Одна в обширном и диком лесу, который ни разу в жизни не посещала. Видимо, с трансгрессией что-то пошло не так, раз вместо прелестной маленькой деревушки она оказалась в глухом и ободранном высокоствольнике. Вставая на ноги, судорожно отряхиваясь от сыпучего льда, осматривается, делая пару поворотов вокруг себя, но куда бы она ни повернулась, видит одно и то же. Немножко повременив, ей кажется, что она что-то видит вдали. Направляясь в ту сторону, проваливается в толщи сугробов, что ставят целью ее полный провал. Но полная решимости, она все же выходит на самую вершину и смотрит в распростертые дали. Большое возвышение, на которое ее перенесло было верхушкой, скрывающий в самом дне, много метров ниже старые покосившиеся дома, которые накрыла своим одеялом бесчувственная зима. Реддл ощущает давно забытые чувства, когда, еще будучи очень маленькой, была здесь, вот только память поизносилась, стирая четкие и яркие образы. Сколько лет уж прошло с ее последнего появления здесь? Перед первой битвой против Волан-де-Морта Силия встречает его на старом кладбище Литтл-Хэнглтона, но это было так давно. Смотрит чуть левее и видит невысокий холм, на котором до сих пор не теряя гордости стоит особняк ее семьи, который когда-то был и ей домом, пришло время вернуться назад. Занесенные белой лавиной дома были вкопаны в снег почти до вторых этажей, или это за столько лет запустения фундамент опустился вниз. Мертвая, пустая и тихая. Изредка черные вороны, что кружили где-то над лесом, спускались на острые углы крыш, изгибая голову, оглядывая забытые окрестности. Каркнув во все воронье горло своим скрипучим и неровным голоском, птица расправляла крылья и уносилась в дебри надзирающего леса. Покосившиеся дома, которые уже давно не блистали своей новизной, стояли ровно, ни одно стекло в окне не было разбито, ни одна дверь не была распахнула. Создавалось впечатление, что жители Литтл-Хэнглтона еще здесь, просто все спят, вот-вот распахнутся чьи-то окна, и лица давно забытых жителей выглянут на узенькие улочки и начнут что-то кричать вслед. «Куда я попала?», — не может перестать оглядывать местность, — «Кукольный городок, вот только кукол нет», — шепчет. Добираясь до Центральной площади, на которой при ее памяти еще стоял действующий фонтан, видит большое, засыпанное снегом возвышение, подходя к нему, она скидывает могучие толщи. На лице показалась слабая улыбка, продолжает стряхивать липучие комья. Отходя подальше, видит, как показалась первая и самая маленькая чаша фонтана. Он был покрыт льдом, воду он уже давно не испускал, вот только его некогда безупречный и гладкий мрамор покрылся толстой мутноватой корочкой льда. Проходя чуть вдаль, ее взор падает на крутое постепенное возвышение, а в летнее время можно было бы узреть вымощенную из камня дорогу, ведущую прямо к холму, на котором-то и стоял особняк Реддлов. Неспешно поднимает свой взгляд выше, но все еще боится. На возвышение бледного кургана виднелось каменное поместье, вот только отдаленно напоминавшее то, в котором когда-то приходилось жить Силие. — Аберто, — взмахивает волшебной палочкой, видя, как входная дверь в особняк неспешно отворяется. Силия не торопиться подходить ближе к некогда родному дому, чувствуя, как по телу пробегает холодок. Дыхание разом перехватывает, когда она смотрит на ступеньки крыльца, вспоминая, с какой силой она провалилась, когда выбегала из дома ночью 1943 года. Проклятая ссадина не заживала долгое время, Силия боялась, что этот день навсегда запечатает шрамы на ее теле. — Репаро! — резко вскидывает она рукой в сторону крыльца. Поток светящейся магии упал на промозглое крыльцо, восстанавливая разбитые и пострадавшие части. Недоверчиво озирается по сторонам, вспоминая, что находится в магловском мире, не видя ничего, кроме белых пустынь, тяжело выдыхает теплый воздух, пытаясь успокоить накатывающий импульс депрессивных чувств. Да, сколько бы столетий не пронеслось, Реддл навсегда запомнит картины тех дней. Жалость к самой себе затмевает ей глаза, и она присаживается прямо на мягкую землю, закрывая ладонями лицо. «Мы собирались переехать в тот год в Лондон все вместе», — дрожит ее дыхание, — «Я, папа, бабушка и дедушка. Они так долго шли к этой мысли, и прямо в тот день, когда все было решено…», — не замечает, как краснеют ее глаза, а губы сжимаются в плотную тонкую линию. Зачем ей эти ответы — начинает задумываться, желая сбежать из этого места. Но ведь это не может продолжаться вечно. Чем больше она пытается убежать от прошлого, тем быстрее за ней гонится Темный Лорд. «Что тебе нужно, Том?», — хнычет как маленькая, осторожно протирая глаза. Даже сгинув, он находит возможность втянуть всех вокруг в свои игры, не давая даже возможности мысли о жизни без его участия. Обнимает себя руками, смотря на заснеженный и высокий дом, чьи мрачные серые окна напоминают всевидящие глаза какого-то безымянного монстра. Частично выдыхает сдавленный депрессивный ком, видя отражение своего дыхания в воздухе; еще сильнее сжимает себя, опуская голову, не в силах сдерживать ненавистный гнет этих глаз; напевает монотонную длинную мелодию, вспоминая детство, раскачиваясь в такт; перед глазами видит Беллатрису в первой битве; темные длинные волосы касаются рассыпчатой белой земли; смотрит, как еле ощутимый ветерок заколыхал, раскачивая длинные пряди в медленном танце. Внутри поместья стоял невыносимый дубак. Силия проводит рукой по каменной стене, слыша, как скребут ее длинные ногти, ощущая лед, что забивается внутрь. По промерзлым стенам блестел тонкий прозрачный иней, все стекла в доме сияли от причудливых узоров на них, которые вырисовывала ледяная стужа. Было очень необычно наблюдать этот дом таким, каким он представлялся взору вошедшей, ведь какой бы холодной не была погода зимой, Реддл и предположить не могла возможность такого расклада. Вещи, что остались на своих местах, лишь поблекли спустя почти пятьдесят лет в забытье. Напольные часы уже давно прекратили свой ход, застыв на без пятнадцати девять, Силия проводит по ним рукой, стирая с циферблата ледяную корку, видя, как ее рука моментально краснеет от переизбытка холода. Оглядывая вход в гостиную, где когда-то она и отец вели задушевные беседы у камина, счастливо улыбается, видя перед собой эту картину, словно наяву; протягивает к нему руку, медленно подходя, желая ухватиться; закрывает глаза, после чего видение бесследно исчезает. Вспоминает манерное выражение лица брата, который до неприличия похож на Реддла старшего, от чего на Силию нахлынула волна ненависти и пренебрежения. Как такой простодушный и мягкий человек, как Том, мог заиметь такого конченого отпрыска в виде своей яркой и бесчеловечной копии? Рухнула в жесткое кресло, начиная задумываться, что спала с собственным отцом в лице брата. Смущение и еще большее отвращение, нахлынувшее на нее, заставляет скрывать свое порочное лицо рукой. Нервно вдыхает, ощущая, как грудь сжимают невидимые ремни. «Только больному ублюдку могло такое нравится», — как бы отвечает на вопрос Тома: «Я извращенец?». Знал ли он, как Силия была привязана к отцу, входило ли эта безумная идея в его планы или он преследовал иную цель? Взмахивает волшебной палочкой; улыбается, видя как в камине зажглось яркое пламя.***
Резкий взмах; воздух с дрожащим визгом рассекается. На летний и обширный лес падали лучи слепящего солнца, по кронам гулял сильный ветер, что заставлял взвыть деревья церковным хором. Маленькие, почти незаметные подпевалы примостились на сильных и уверенных ветвях, то и дело издавая звонкие баллады. Яростно вскрикивает, замахиваясь большой длинной палкой; странно улыбается, смотря на лицо противника, видя, как он отступает. Продолжает подкрадываться, вновь вскидывая руку с природным оружием вверх. Ребята, что наблюдали за этой сценой, странно посматривали друг на друга, как будто им это все не нравилось. Сесилия усердно пыталась выбить весь живой дух из своего товарища. Их палки с треском соприкасались, каждый раз отскакивая. На лице девчонки уже красовалась ярко-розовая ссадина, но в этот момент ей было наплевать. Она явно любила устраивать дуэли и потасовки, а так же быть главным наблюдателем, диктуя правила. Сама, казалось, не понимала, что не является хорошим примером ни в чем. Злое и немного уставшее выражение лица заметили все стоящие. Худощавая Рейчел посмотрела на Тома в надежде, что он остановит их, но тот лишь с каким-то нездоровым интересом наблюдал за этой картиной, его ладони были готовы захлопать. Блондинка переводит взор на товарищей, что так ожесточенно вели свой бой. Мальчишка, что пытался выстоять в схватке, неожиданно для себе разворачивается, толкая Сесилию прямо на землю, та от неожиданности рухнула, выронив оружие. Тяжело вздымается ее грудь, волосы небрежно падают на плечи, прикрывая половину лица, она приоткрывает рот, пытаясь отдышаться. Рыжий мальчик стоял в двух шагах от нее, угрожающе наведя длинную и толстую палку, прижимая ее конец к телу девочки. Она была побеждена. Откидывается на траву, видя, как голубое небо без единого облачка влекло своей ясностью, глаза начинают медленно закрываться; она устала, очень, тяжело выдыхает. Том победно ухмыляется, начиная не спеша хлопать в ладоши, подходя к Сесилии, что лишь однажды посмотрела на него за все это время. Парень протягивает ей руку. Она, немного повременив, все же хватается за его пальцы, приподнимаясь. Реддл с силой тянет ее на себя, продолжая довольно смотреть на то, как тает ее величие рядом с ним, разрывая от смущения. — А когда я смогу сразиться с тобой, Силь? — смотрит он на то, как бегают ее глаза. Не ожидая от него таких компрометирующих слов, она поднимает на него глаза, меняясь в лице, намекая на то, чтобы он прекратил. Том приближается к ней все стремительнее, Сесилия чувствует, как на нее все смотрят. В душе она уже успела возненавидеть Реддла за такое поведение. — Помешанный! — бросает ему лишь одно слово, с силой толкая назад и убегая в самом неизвестном направление. Сесилия слышит, как голоса зовут ее, но вот только она хочет побыть одна. Ведь она хотела выиграть, а получилось так, что лишь потерпела поражение, да еще и в такой гнусной форме. Гадкий Том считает своим долгом высмеивать каждое ее действие. Оборачивается назад, видя за своей спиной силуэты ребят, которые пустились за ней вдогонку, падает в густые заросли кустов, слыша, как ребята зовут ее. Эхом отражающееся ее имя в отголосках стволов, закрывает уши руками, зажмуриваясь от негодования; голоса стихают, отпуская. Бредет дальше по неизвестным ей дорогам, чувствуя, что забрела куда-то слишком далеко. Видит вдалеке крутой спуск и протоптанную тропинку, на которой произрастали ягоды синюшной жимолости. Солнечный луч падает на глаза, Сесилия щурится и отворачивает лицо, прикрывая ладонью солнечный диск, от которого было под силу скрыться только ночью. Оглядываясь по сторонам, видит, что осталась одна, наедине с таинственным лесом и ведущей куда-то тропой. Желание узнать, что же там манит спуститься ниже, хотя здравый смысл умоляет остаться на месте и бросить любые погони; не слушается, идет вниз. Ветер с оглушающим гулом подхватывает ее волосы, закружив и в безумном танце. Чем ниже она была, тем мрачнее становилась обстановка. Покосившиеся безлиственные деревья, обсохшие кустарники, на которых безжизненно качалась сморщенная листва; перехватывает дыхание от необычности. Где-то вдалеке показалась скошенная хибарка. Дерево было серым, почти почерневшим, окна пыльные и забитые, дверь в хижину приоткрыта, старый с расщелинами забор был очень низким и разболтанным на вид. Желание развернуться и бежать в другом направление вдруг куда-то исчезло, уступая детскому любопытству. Кажется, в этом доме уже давно никто не живет, ибо ни один уважающий себя человек не станет находиться в этом месте, по крайней мере так думала Сесилия. Осматривая неровную крышу, за которой сияло лучезарное солнце, замечает дыры в древесине, которые поедал мох и различные насекомые. Где-то под крышей красовалась жуткая и пленяющая паутина. Одергивает себя от мысли, что здесь живет старая и дряхлая ведьма-детоубийца, прямо как в сказках братьев Гримм. Редкий птичий писк доносился откуда-то свыше, но все чаще можно было услышать разъяренный крик ворона, от чего по спине сами собой пробегали мурашки. Сесилия направляется вдоль дома, не в силах оторвать завороженного взгляда от этого неизвестного до ныне места. Сразу куча вопросов обрушились на нее, заставляя задуматься о жизни в Литтл-Хэнглтоне. Кто эти люди, что живут на самом нижайшем склоне леса? Четкий хруст, что услышала, сковывает по рукам и ногам от ощущения, что она здесь не одна. Если бы дядя Финеас был здесь, то ей не было бы так страшно, он вынул бы свою волшебную палочку и дал отпор всем, кто захотел бы причинить вред ей, но его рядом не было. Пройдя чуть вперед, заглядывая за странный и неблагоприятный для жизни дом, она видит огороженную лужайку, на которой растут плодовые деревья с красными яблоками, что блестели на свету. Неизвестный шорох, который был совсем рядом, заставляет Силь округлить от неожиданности глаза, странные звуки, что последовали потом, вызывали противоречивые чувства. Сесилия направляется дальше, огибая дом, прячась за густыми зелеными зарослями. Ее взору предстает очень странная картина, которую она не могла забыть потом всю жизнь. Она дотрагивается до ветки, что мешает ей всмотреться получше, убирая с пути. Приоткрывает рот, издавая еле слышный хнык. Тот самый дух леса, что видел их с Томом, был прямо перед ее глазами. Грязное белое платье, неопрятный вид, лохматые темные волосы. Силь наклоняет голову, продолжая наблюдать. Прижатая к дереву девчонка примерно того же возраста, что и Сесилия. Древо прорастало в этом гиблом саду. Какая-то очень высокая фигура вжимала ее в ствол, придерживая. Закрывает рот рукой, чувствуя, как тяжело ей дышится. Чуть отойдя, чтобы разглядеть второго человека, она видит, что это был парень, очень похожий на эту лесную скиталицу. Темные короткие волосы блестели на солнце, словно воронье перо. Он издавал странные утробные звуки, от чего у наблюдающей сильнее забилось сердце. Она лишь с ужасом догадывалась, что эти двое делают. Все тело пробирает дрожь, когда Сесилия всматривается в его ужасное лицо, а эти глаза… Они были черные и косили в разные стороны, точно так же, как у той странной девочки. Но что эти люди делают здесь, в таком непригодном для жизни месте? Почему они в такой странной позе? Что они делают? Силь хотелось закричать, когда до нее донеслись слабые стоны той, которую она видела тогда в лесу. «Они ужасны! Омерзительны!», — закрывает руками уши и скатывается вниз, к самой земле, начиная осознавать, что видит. В тот день она бежала из леса как можно быстрее, видя перед собой ту противоестественную картину, что не отпускала до момента, пока не встретила своих ребят, которые были вне себя от ее поведения.***
Силия касается обмерзших клавиш пианино, обжигая подушечки пальцев. Перед глазами встает воспоминание, как Том Реддл старший подолгу сидел и играл Мрачное воскресенье, забывая о том, который сейчас день. С силой давит на клавишу «До», слыша, как заголосил почти не расстроенный инструмент. Напевает: «Мрачный воскресный день, убранный розами, Плакал, молился глазами я томными, Сердцем взволнованным ждал тебя в комнатке: Жить одному без тебя невозможно мне, Слёзы дождём заливают уста мои». Он всю жизнь винил себя в том, что потерял, не мог смириться с этим, несмотря на подрастающего ребенка, абсолютно забывая о втором. Если бы Силия только догадывалась тогда о чувствах собственного отца, почаще бы смотрела ему в глаза и просто говорила, то возможно, он был бы более живым. А с каким трепетом он сбежал, когда его сын пришел спустя шестнадцать лет, вырывая жизнь ненавистного родителя, который прятался в глубоком платяном шкафу на втором этаже. «Почему же ты так ненавидел его?», — шепчет она, видя перед собой спину отца, который безотрывно перебирал пальцами по клавишам, раскачиваясь в такт. Не спеша поднимается по большой и длинной лестнице, проводя по гладким перилам, пытаясь отогнать видения давно ушедших дней. Пустой и холодный дом навсегда запечатал в себе призраков тех дней, храня каждый пережитый ужас в своих стенах. Было странное ощущение, что сама судьба живет в этом доме; не потревоженная застывшая божественная сила. Смотрит на большой портрет, где Мэри Реддл крепко держит за руку юного Тома, а по ее плечо недовольно смотрящий Томас примостился важно на большом красном кресле. Зима своими белыми тисками сковала деревянную раму, переходя на полотно, делая лица на ней мертвенно бледными; отворачивается, не желая этого видеть. Пол покрывал иней, а на люстрах свисали ледяные сосульки, угрожающе смотря на гостя. Силия слышит свои единственные в доме шаги, что пугают до дрожи в ногах; темный мрачный коридор заканчивается, ставя ее перед выбором комнаты, в которую она хотела бы войти в первую очередь. Тянется за палочкой, освещая темное помещение, еле касается ближайшей двери, слыша, как та протяжно заскрипела, медленно отворяясь. Взмахивает палочкой, зажигая свет в комнате, от чего первое время не может прийти в себя. Это была ее комната, правда, она уже не помнит как давно в ней ночевала, продолжает осторожно ступать по каменному полу, осматривая свои вещи, которые так и остались лежать на своих местах, будто совсем ничего не менялось. Городок давно умер, словно невидимая мгла окутала его, заставляя навеки уснуть. Смотрит на свернутую газету, что осталась лежать на письменном столе; стучит по ней пальцами, слыша, как та издает глухой стук; улыбается, когда понимает, что та уже давно превратилась в ледышку. Силия начинает задумываться над продолжительностью зимы в этой деревне, могло ли такое быть, что с 1943 года она стоит во льдах? Взмахивает волшебной палочкой, снимая всю ледяную корку с поверхностей, возвращая дому былую теплую жизнь, что кипела при жизни Реддлов; устало плюхается на свою большую кровать, трогая красное шелковистое покрывало, испуганно вздрагивает, когда другая рука нащупывает что-то длинное и гладкое; откидывает подушку, затем еще одну. Не веря своим глазам, застывает в оцепенении, протягивает пальцы к знакомому до боли предмету. Волшебная палочка, которую она отдала Тому, учась еще в Хогвартсе, которой он погубил всех в этом поместье. Озадаченное выражение все никак не сходило с лица Силии; холодная, гладкая и чуть поблескивающая от света вещица в идеальном состоянии; достает свою вторую палочку, прикладывая их друг к дружке. Нынешняя палочка была длиннее предыдущей сантиметра так на два, но в остальном их было не отличить, разве что дерево у обеих разное. Подходит к окну, всматриваясь в белоснежный вихрь на улице, что заставляет окна дрожать. Ночь опустила мимолетно, поглощая все в пучину небытия и страха. Силию от вида пустых домов, что стоят в принижении, идет кругом голова, а еще от осознания того, что, кажется, в этом месте осталась она одна. А может, это и есть то, чего она так долго жаждала? Безопасность и свобода. Вспоминает, какой сейчас день, думая, что в Хогвартсе уже наверное давно устроили рождественский бал с различными яствами. Тридцать первое декабря уносит в такой неизвестный 1992, прибавляя всей этой истории еще один мучительный год. «С Днем Рождения, Том», — проводит она пальцем по стеклу, выводя свою фамилию на гладкой поверхности. Грубый и громкий стук в дверь наводит панику; Силия отрывается от окна, беря палочку в руку, как можно крепче ее сжимая.***
Нарядные улицы горели разными цветами, укутанные сугробами домики с распростертыми объятиями встречали новый, пришедший по расписанию 1920 год. В центре площади возвышалась могучая ель, на чьих ветвях красовались большие разноцветные шарики и игрушки. Вот прямо сейчас добродушная чета Маккой приближалась к этой красавице, жена помогала мужу добраться до этого чудного праздничного символа; народ шнырял туда-сюда, маленькие дети тащили за собой громадные сани, катая друг друга, звонко смеясь. Миссис Маккой наклоняет самую ближайшую ветвь, радостно смотря на то, как ее муж вешает еще одну самодельную игрушку, наполняя радостью рядом стоящих людей. — Дочь, — командует строгий голос, — отойди от окна. Она покорно отрывает свой заинтересованный взор, поворачиваясь лицом к вычурной и статной даме, что была облачена по-праздничному великолепно. — Не будь так категорична, — раздался рядом более мягкий голос. Мужчина, что сидел на большом диване, попивал горячий чай, радостно смотря на девочку. Они виделись достаточно редко, но появления этих людей Сесилия ждала с нетерпением, хотя каждый раз ее раздражало поведение матери, но однако, стоило им собраться в путь, как она закрывалась в комнате, ругая все вокруг. Ну почему они с ней так поступают? Женщина присела рядом с мужем, все еще смотря на своего недовольного отпрыска. «Она такая красивая», — с досадой думала, а затем посмотрелась в зеркало, ловя в отражение схожие черты. — Присаживайся, — зовет мать. Сесилия, немного опешив, все-таки приближается к родителям, чувствуя какое-то странное волнение. Ведь этих людей она видит так редко, что со временем они стали ей как чужие. Мама очень строгая и требовательная, но несмотря на это, она была достаточно слаба без своего мужа, что по ней не скажешь с первого взгляда. А тот, в свою очередь, позволял жене вести себя так, как у той желает ее сердце. Они были поглощены друг другом. — Как моя сестра? — с какой-то досадой протягивает, смотря в карий блеск глаз этой женщины, — и брат. — Прекрасно, — выхватывает она кружку у мужа, совсем не обращая внимание на его удивление, — просто чудесно. Поллукс уже показывает свой магический потенциал, думаю, Кассиопея скоро его догонит. Мы с папой надеемся, что они поступят исключительно на Слизерин. От этих слов, брошенных с такой неосторожностью, Сесилия чувствует, как мама бьет по самому больному, словно не замечая этого. Она говорила о них с таким восторгом и восхищением, описывая, каким симпатягой обещает вырасти Поллукс и умницей Кассиопея. Сжимает пальцами обивку дивана, потупив свой озлобленный взгляд в огонь. — Дорогая, — заговорил вдруг отец, видя, как поникла дочь, — у нас с мамой для тебя новость есть, — улыбается он, ловя ее заинтересованность. — Вы заберете меня с собой? — вскакивает она со своего места. Родители растерянно посмотрели друг на друга, ловя разочарование в глазах обоих. — Нет, дорогая, — берет мама ее за руку, усаживая на место, — мы же обсуждали это много раз. Ты не можешь пойти с нами, — недовольно вскидывает она бровью. — А что тогда? — выказывает свое раздражение, принимая закрытую позу. — У тебя в этом году будет братик или сестричка! — радостно объявил мужчина, ставя пустую кружку на рядом стоящий столик. Глаза Сесилии округлились от изумления и негодования, а затем на глазах выступили слезы, но она быстро отворачивается от них, не желая, чтобы они этого видели. Вскакивает со своего места, собираясь покинуть этот дом, подбегает к крючкам, на которых висело ее пальто. — Ты куда? — встает со своего места явно недовольная мать. — Ухожу! — бросает она на нее свой гнев. — У вас тут и так идиллия! Без меня! — Постой, — подбегает к ней отец, беря ее холодную ладонь, — не нужно расстраиваться. Мы с мамой тебя тоже очень любим. — Это неправда! Если бы вы любили, то вы бы не отослали меня! Не удивлюсь, если вы всем говорите, что я умерла! — срывается на крик. Встревоженный дядя Финеас показался со ступенек, осматривая ситуацию сверху вниз. Он лишь молча наблюдал, не сводя взгляд со своей строптивой племянницы. Девочка замечает это и смотрит в его сторону, а затем снова на отца, начиная горько плакать, бросаясь ему на шею. — Кигнус, — насмешливо окликает брата, — в последнее время твоя дочь просто неуправляемая! — всплеснул он руками. — Наверное, опять спешит к своему маглу на встречу. После этих неосторожно брошенных слов отец отстраняется, смотря на нее с недобрым взглядом. Тут же поравнялась и мать, добавляя масла в огонь своей пренебрежительной гримасой. — Чему вы удивляетесь? — утирает Силь глаза. — Я живу с ними бок о бок, мы играем, общаемся. Это нормально! Не хотели бы этого на самом деле — не выбрасывали бы меня сюда! — Это очень и очень скверное поведение, — без толики гнева говорит женщина, — видимо, ты забываешь кто ты и в какой семье родилась! — подходит она к своей длинной шубе, накидывая на плечи. — Виолетта, прошу, — тянется к ней муж, но бросив сожалеющий взор на дочь, срывается с места, догоняя жену. Дядя Финеас, что неотрывно наблюдал за всеми интригами внутри семьи, лишь остался с невозмутимым выражением, стоило им скрыться за дверьми, он тут же спускается к племяннице. — Ну чего, чего тебе не хватает со мной? — бегают его глаза по ее лицу. — Я же готов сделать ради тебя все, — прижимает он ее к себе, а сам не замечает, как весь дрожит. Сесилия не слышала его в этот момент, ей было не до него, не до его признаний, ведь родная мать просто сбегает от своего ребенка, а разрывающийся на части отец не может решить, где правильный путь.***
— Кто вы? — с недоверием осматривает стоящего на пороге старого мужчину, что весь был в снегу. На нем неровно сидела серая шапка, что совсем не прикрывала уши, а на самой макушке блестел снег. Он был удивлен не меньше, когда встретился взглядом с Реддл, чье одеяние вызывало вопросы. Мужчина попытался войти в дом, но Силия тут же помешала ему это сделать, все еще сжимает в руке палочку, готовая напасть на незваного гостя в любой момент. Прищурив свои блеклые глаза, его лицо еще больше сморщилось, он подался чуть вперед, чтобы разглядеть ее. — Ваше лицо, оно кажется мне знакомым, — распахнул он тотчас глаза. — Я… э… ну, — не знал, с чего начать. — Вы, наверное, меня не помните. Я работал садовником много лет в вашей семье. Почему я догадался? Просто я помню вас маленькой, если это вы, а может… — задумался старик. — Невозможно. Вы наверное внучка мистера Реддла? Все это время она еле сдерживала порывы смеха, что накатывали смотря на этого дядьку, который все гадал-гадал, да никак не мог угадать. Силия действительно не знала никакого садовника, возможно, его наняли именно в тот год, когда она отправилась в Лондон учиться, а может, этот персонаж был настолько невзрачным, что мисс Реддл ни разу его не заметила. — Проходите, — распахнула она перед ним дверь, не сдерживая усмешки. Он медленно прошаркал, оглядываясь по сторонам, не веря своим глазам. — Волшебство! — снимает он шапку. — Я никак не мог попасть в дом, думал, он продрог за все это время. Прихожу все же сюда, не могу смириться с тем, что случилось, — обернулся он к ней. — Я думал, вы тоже погибли, — делает он паузу, — если вы Силия. В этот момент улыбка покидает ее лицо, оставляя лишь мрачность и отрешенность. А старик продолжает осматривать дом с открытым ртом, поднимая взор к ярко горящим люстрам, прикасается к стенам, заглядывает в гостиную, видя горящий камин. — Я увидел дым, — в наглую проходит он в холл, — понял, что это кто-то из своих. Знаете, — не мог остановиться, — я хотел вскрыть дверь. Просто я думал, что если здесь и так никого нет, то почему бы мне не присмотреть за этим поместьем. Но как хорошо, что вы объявились, — остановился вдруг и замолк, — спустя сорок восемь лет, — непонимающе оглядываясь на нее, — но по вам совсем не скажешь. А может, — схватился он за голову, — я вижу призраков? Облокотившись о порог арки, она лишь молча смотрела на него, не мешая этому бесконечному монологу. Чтобы там ни было, но теперь она не одна. Силия готова слушать его смешные речи сколько угодно, только бы он не бросал ее в том месте. — Нет, — выдыхает она, скрестив руки, — я не призрак. — Мэри… эхм, — вдруг смутился он. — То есть миссис Реддл, была очень добра ко мне. Я никак не мог смириться с ее гибелью. Такая неожиданная смерть. К сожалению, я был в это время в своей избушке, — показывает он пальцем в неизвестном направлении, — там, внизу, на равнине. Хотя, наверное, вам это ни о чем не говорит. А эта странная чума или корь, — присел он в кресло, потупив глаза в языки пламени. — Все умерли. Сначала дети, затем молодые, остались только старики, да и те померли, — потирает он лицо. — Я гадал, почему не подхватил подобную заразу. Но знаете, — поглядел он на нее, — возможно, это потому, что я уезжал в ближайший город, когда все это началось. Люди были просто ужасны на вид, благо, мои бабка с дедом умерли задолго до этого. Знаете, — задумался он, — это будто гробницу Тутанхамона открыли. Все ведь умерли, остался один Фрэнк, — указывает он на себя. — Это во всем Мраксы виноваты, — выдыхает он. «Меропа Мракс. Кошмарная мадам, да еще и ведьма. Она приворожила меня, увезла в Лондон. Поила зельями своими…». «Это все поганые Мраксы. От них было всегда слишком много проблем», — этих странных людей упомянала вся чета Реддл, от мала до велика. — При чем здесь они? Почему всегда Мраксы? — закатывая глаза от абсурдности, спрашивает она у садовника. Он обернулся на нее, меняясь в лице, чем вызвал странное напряжение во всем теле. — Все знали эту историю, — грузно сморщил брови. — Расскажите, — подходит она ближе. Фрэнк снимает верхнюю одежду, небрежно бросая, чем задел Силию, но она ничего ему не говорит, желая чтобы он продолжил. — Знаете, я младше вашего отца на тринадцать лет, а когда был в сознательном возрасте, то его уже не было в нашей деревне, — начал он. — По рассказам четы Реддл я понял, что сын женился против их воли. А в жены он избрал себе оборванку из мглистых лесов — Меропу Мракс, которая впоследствии увезла его в Лондон. Я знал ваших родственников, — посмотрел он ей в глаза, — ваша бабушка, она была очень придирчива, а ее муж тем более, поэтому они не потерпели в своем доме эту непонятную особу. Я вот лично не видел ее, но со слов миссис Реддл могу сказать одно — она была очень скверной на внешность. Ее семейство обвиняли в колдовстве множество раз. А еще, когда ваш батюшка был юнцом, то попал в схватку с Мраксами, в которой бесследно пропало несколько местных ребятишек. После этого-то в лес запрещалось ходить всем, независимо от времени суток. — Но мне этого никогда не говорили. — А зачем? Скажите мне, зачем об этом говорить, если эту историю пытались забыть всей деревней. Моя матушка рассказывала, что помнила всю эту свору детей, что шлялись по улицам большой командой, наводя страх на весь городишко своими походами в дремы этого проклятого леса. — Но причем здесь проклятье? — пытается здраво мыслить. — Сами посудите: в один прекрасный день все в жизни Литтл-Хэнглтона меняется! — пугающе замаячил он руками у своего лица. — Люди мрут по любому поводу, дети почти не рождаются, а что это значит? — вопросительно уставился. — Правильно — увядание, кризис, да еще и такой, которого никогда не наблюдалось! Наша деревня всегда была отличным местом. К нам приезжали заморские торгаши, кочующий цирк и различные музыканты, в общем жизнь, была светла и непринужденна. Как вдруг, — резко обернулся он к ней, заставляя вздрогнуть, — все умирает, гниет заживо и рассыпается в руках. Ваша семья жила на возвышение, что, возможно, и спасло их от скорой гибели, потому что я видел лица всех этих больных горожан. Черные язвы, незаживающие месяцами. Кровь! Кровь повсюду. У них выпадали зубы, волосы, даже ногти отходили. Я, — зарывается он лицом в ладони, — сбежал от этого кошмара. Захотел спасти свою шкуру. Настала звенящая тишина. — Когда семейство было найдено мертвым, — говорил он, закрываясь от мира, — на меня попытались свалить их гибель, мол я это сделал, — хватает он ее за запястья, — но я этого не делал! — Я вас ни в чем не обвиняла, — пытается освободиться от нездоровой хватки, — отпустите! Странное безумие, что всего на мгновение охватило его, тут же отпустило и он растерянно отстранился, не понимая, что на него нашло. — Кто это сделал? — потирает руки, смотря на старика, что глядит на фотографии у камина. — Без понятия, — тяжело вздыхает. — Кто такой Мариус? — неожиданно для себя выговаривает вслух. — Без понятия, — лишь тише повторяет.***
Сесилия все никак не могла уснуть, видя перед собой картину летних скитаний по лесу, не справляясь с собой, она встает с постели. В доме горел приглушенный свет, она знала, что дядя до сих пор не спит, скорее всего, сейчас он сидел в своем кабинете и читал, а может даже рисовал. Его действия никогда не объяснялись, он просто делал и все, даже не находя оправдания зачем и для чего. Все окружение встречало тишиной, которая отдавалась в висках сильнейшими толчками напряжения. Его руки были сильные, и он держал хрупкое тело той девочки в лесу, судорожно двигаясь; на лбу Сесилии выступила испарина, дышать становилось тяжело, она останавливается, проводя рукой мимо глаз, стараясь отмахнуться от навязчивых воспоминаний. Девочка в белом обрюзгшем платье лишь томно вздыхает, поворачивая голову в сторону, тяжело вдыхая, вцепляясь пальцами в плечи своего партнера. Силь падает на землю, зарываясь лицом в траву, чувствуя, как дрожит ее дыхание, складывалось такое ощущение, что ее слышат все в округе. Видя бред наяву, частично оказываясь в безопасности, вытягивает ладонь, хватаясь о прохладную стену, скатывается вниз, полностью прижимаясь, закрывает лицо руками, желая оказаться в темноте, слепой и ненавязчивой. — Что с тобой? — выдергивает из наваждения голос Финеаса. — Дядя, — вцепляется она ему в ворот рубашки, — кто эти люди в лесу? — а на глазах выступают слезы. Мужчина резко меняется в лице, глаза его растерянно глядят на девочку, что, кажется, совсем плоха. Он осторожно берет ее на руки. — Нет, — заверещала она, видя в его лице того парня из леса, — куда ты меня тащишь? — хватается руками за картины, которые с грохотом валятся на пол. Силь знала, что Финеас знает намного больше, чем молчат его глаза. Бедный мужчина перетерпел множество трудностей в своей семье за свои либеральные взгляды в отношении немагов. Гнет, что тяжестью придавливал его в собственном доме, все же заставил дядю распрощаться с привычным миром, находя тихое убежище в этой уютной, но как оказалось не слишком простой деревеньке. Кигнус под гнетом жены и других родственников был вынужден отвернуться от него, но все же спустя какое-то время обращается к Финеасу с важным поручением — воспитать племянницу. — Ты больна, — говорит ей спокойный шепот, — ты должна отдохнуть. И больше не ходить в этот лес, не общаться с этими детьми. — Кто они? — еще сильнее вцепляется. — Расскажи сейчас же! Мужчина бросает Сесилию на кровать, присаживаясь рядом, смотря на ее бледный вид. — Я имел с этими людьми контакт, но это было очень давно, — начал он, — это семейство живет там очень много лет. — Кто они? — вторит она. — Мраксы — чистокровные волшебники, которые ведут свой род от самого Слизерина и Кадма Певерелла, чем очень гордятся. Что ты видела? — обеспокоенно спрашивает. В этот момент она замолкает, притягивая его к себе, прижимаясь к его лбу, она видит то, что не дает ей успокоения. — Их! — шипит она ему на ухо. Финеас лишь смотрит на нее, будучи не в силах отцепить от себя болезненное сумасшествие. — Ну хорошо, — отстраняется он. — То, что я скажу, — строго поглядывает на нее, — не должны узнать твои дружки! — Обещаю, — потерянно произносит она, откидывая волосы назад. — Я лишь предполагаю, — начал он, — а вернее я и твой отец, так как он тоже знает про это семейство. Марволо — единственный живой глава этой семьи на данную минуту. Ты его видела? — Нет, — отмахивается она, — не знаю. Дальше, — присаживается ближе. — У него есть дети. Сын Морфин и дочь Меропа, возможно, ты видела их? — как-то странно посмотрел он на нее. — Они живут в уединении, ни с кем не общаются и блюдут свое чистокровие уже многие поколения, — проговорил почти шепотом, — а теперь подумай как они это делают? Если ни с кем не вступают в контакт уже много поколений, но при этом остаются верны чистокровной идее. Их имена в списке оставшихся незапятнанных семей чуть ли не на первом месте. — Они брат и сестра! — с ужасом хватается она за лицо. — Я видела их! Это неправильно. — Они всегда так жили, для них это лучше, чем быть как мы. Поэтому я всегда был против твоих амбициозных вылазок в дебри этого чертового леса. Они не такие как мы, их не остановит ни страх перед Азкабаном, ни перед Мракоборцами. Что это все значило, почему эти люди такие дикие? Сесилия все никак не могла смириться с тем, что ей пришлось осознать, но самое странное, что она догадывалась об этом, просто не концентрировалась на этой мысли никогда так серьезно, как сейчас. Остаток лета прошел для ребят незаметно, правда, только запал ходить в леса стал все меньше. Сесилия боялась, что ей придется встретиться с ними еще раз, а если Меропа видела, что за ней наблюдают, прямо как в тот раз, когда та их видела с Томом. Надо было как-то унять свой страх перед этой скверной, что очерняла такой прекрасный лес. Сжимая пальцы посильнее, решается наказать этих грязных блюстителей чистоты, чего бы ей это не стоило. Холодный январский день обещал быть ясным и солнечным как никогда. На безветрие всегда гулялось лучше, чем когда-либо. Укутанная в теплые одежды Сесилия наклоняется к земле, сгребая большой белый комок, и бросает его прямо в идущего ей навстречу высокого парня, что даже и бровью не повел. Снежный шар разбивается о плечо Тома, что изрядно подкосило его прямую походку. — Очень скверно с твоей стороны, — отряхивается он, видя, как она смеется. Она берет лежащий все это время на снегу предмет и подбегает к нему, дергая за шарф, заставляя пригнуться. С силой натягивая на парня странную конусообразную черную блестящую шляпу. — Ну все, теперь ты самый настоящий колдун! — пуще прежнего смеется. Он лишь снимает с себя странную вещицу, начиная осматривать. — Это мне? — засмущался вдруг. Эту вещь привезли родители Сесилии на Рождество, в целом, как и много других вещей, вот только она не особо расстраивалась, когда расставалась с ними. Девочка спустя долгое время начинала понимать, что для мамы она совсем не важна, как в принципе и всегда, просто та решает откупиться от нее вот таким вот не оригинальным способом. — Ты пойдешь ко мне? — тянет он ее за руку на холм по скользким сугробам. — Вообще-то, сегодня у меня День Рождения! Ты очень долго, я начал уже волноваться, что ты не придешь. — Ты спустился сюда только ради меня? — останавливается и распахивает глаза. Том посмотрел на нее взглядом а-ля «Да что с тобой не так?» и потянул дальше. — А остальные будут? — закрываясь от солнца, спрашивает она, осматривая блестящие на свету сугробы с высоты. — Нет, ты же знаешь, папа против. Родителям вообще не нравится, что я общаюсь с деревенскими. — Почему? — Потому что отец уверяет, что негоже мне с простым людом дружбу водить, — покривлялся Том. Сесилия сгребает в ладони целую горсть снега, бросая в именинника, убегая от его разъяренного взгляда наверх. Реддл начинает ее догонять, осмотрительно поглядывая под ноги, ведь он не хотел скатиться вниз. Она никогда раньше не была в гостях у друга, ведь раньше не было повода, на самом деле дядя Финеас должен был сопровождать ее, но он придумал себе кучу других дел, скорее всего, он просто отправился в Магический мир купить каких-нибудь штук. Она помнит, как однажды нашла его волшебную палочку в ящике письменного стола. Ох, как же она была счастлива, начиная размахивать ей в разные стороны, представляя, что может сотворить чудо, вот только это были только мечты. В доме Реддлов было очень просторно и светло, горел большой камин, наполняя весь этаж приторным теплом. Богатое убранство показалось чересчур вычурным и старомодным, хотя вспоминая свою жизнь до Литтл-Хэнглтона, она всегда считала, что то, в чем приходилось ей жить — жуткая и скучная темница. Силь открыла рот, увидев знакомые лица, которые прислуживали в доме Тома, правда она не знала, что это его слуги. Они казались обычными людьми, прогуливающимися за покупками в Центральную площадь. Том потянул по длинному коридору, крепко держа ее за руку, когда они оказались в столовой, то Сесилия ужаснулась от того, насколько же все красиво украшено, как накрыт его стол и как хорошо было находиться в этом месте. Им навстречу вышла невысокая строго одетая женщина. У нее были светлые-светлые волосы, а глаза были настолько голубыми, что казалось, они прозрачные. Она улыбалась и держала осанку, словно самая настоящая леди, Силь тут же приобретает наилучший вид, желая не упасть в грязь лицом. — Мэри Реддл, — протягивает она руку девочке. — Сесилия, или можно просто Силь, — уверенно пожимает руку, не в силах оторвать восхищенного взора от этой мадам. Она казалась такой чистой и непорочной, будто бы это лесная лань, что осторожно показала себя людям. Были какие-то общие черты, что прослеживались и у ее сына, но все-таки он был на нее не похож. Лицо Тома, скорее, выражало насмешку и ехидство, тогда как у его матери было смирение и доброта. — Где папа? — поинтересовался он. Стоило ему произнести эту фразу, как тут же откуда-то из-за угла показался высокий худощавый, в строгом костюме мужчина. Вот тут-то Сесилия и ахнула, насколько же отец и сын были похожи, ну просто не передать, единственное, что отличало Тома от отца, так это некая женственность в чертах, которую он отхватил от Мэри, что ни разу не портило его. — Томас Реддл, — пожимает он тонкую ручку гостьи, а глаза его приобретают странный прищур. — Том, тебя зовут так же как и твоего отца! — не сдержала восторга. — Почти, — лишь недовольно добавил он. Было какое-то странное чувство; сидеть приходилось в тишине, потому что пока глава семьи не начинал разговор, то его не мог начать никто. Силь показалось, что такие странные традиции блюдут только ортодоксальные аристократы, хотя что она могла знать о жизни этих высоких человечков на холме? — Где вы учитесь? — рассеял тишину сидящий во главе стола Томас. — Пока что дома, так же, как и Том, верно? — уставилась она на него, он только удовлетворительно кивает. — Собираетесь куда-то дальше поступать? — от этого странного вопроса Сесилия чуть не подавилась куском торта, который, кстати, ей не очень понравился. Она чувствует, как Том толкает ее ногой, посмотрев на него, она видит, что он выпучил глаза, отрицательно качая головой. — Э, — протягивает она, смотря на парня, — да нет, пока что. — Вот и правильно! — как-то грубо сказал эту фразу мистер Реддл. — Вздумали у нас тут учиться всю жизнь. Вот я совсем перестаю понимать наше общество! Поэтому мы и переехали сюда, где все так, как должно быть. Его слова были такими резкими и строптивыми, что казалось, ему давно хотелось об этом с кем-то поговорить, вот только он почти не выходил из дома. Еще одни уединенные души. — Дорогой, прошу, не начинай, — мягко окликнула жена. — Нет, Мэри, я долго молчал! Женщина должна выйти замуж, воспитывать детей и сидеть дома, а не то, что сейчас, развелось тут работающих баб! Силь посмотрела на Тома, который был уже красный от стыда, скрывая свое лицо рукой, он томно выдыхает, а затем тянется за бокалом вина, делая большой глоток, что тут же исказило его лицо. Она вдруг увидела, что такой вот тихий и примерный мальчик дома, превращается в амбициозного главаря, стоит ему только переступить порог родного дома. Вот поэтому он продолжал делать то, что запрещал отец. Но сейчас он еле сдерживал накатывающий на него смех, поэтому он лишь давился вином, потирая руками влажные от слез глаза. Сесилие все это очень не понравилось, потому что это походило на сумасшедший дом, ведь мистер Реддл продолжал свою затяжную лекцию как нужно и как правильно, совсем не заботясь о том, что вообще-то это не какое-то политическое застолье, а праздник в честь дня рождения. Строгий, слышащий только себя отец, мягкая услужливая мать и двуликий сын с замашками бога. Она лишь сильнее сжимает вилку от этих гнусностей, что приходится наблюдать в доме богачей. — Отец, — обратился к нему Том, — дядя Сесилии, Финеас, вы же знакомы? — еле сдерживает свое шаткое состояние, умоляя себя только бы не расхохотаться. «Это нервное?», — испугалась она, подпирая лицо рукой. — Да, я слышал, он переехал сюда в поисках спокойной жизни, в принципе, как и мы. Он отличный чертежник, я собирался купить у него пару проектов. Хотелось бы перестроить дом.