О фиалках и всех-всех-всех

Знаете, бывает такое: много лет знаешь кого-то и думаешь, что можешь предугадать каждый его шаг лучше, чем свой собственный, а он берет и подкладывает тебе под сидушку стула хлопушку с серебряной крошкой. [Да, Факварл, если ты читаешь это, знай — я специально вставил эту странную метафору, чтобы лишний раз напомнить тебе о твоем провале. Или ты думал, что так легко отделаешься?] И это я сейчас о Птолемее. [И о Факварле тоже.] В то утро, закончив все дела, мы с Тети возвращались к Птолемею. Нам было поручено разобраться с аллигаторами, повадившимися по ночам выбираться из Нила в прибрежные деревушки и утаскивать людей и скот. [Слухи также говорили о каком-то полнолунии и невинных девицах, но я не был склонен верить этим россказням.] Аллигаторы на свою беду оказались маявшимися от безделья фолиотами, так что мы с ней были в приподнятом расположении духа. Лететь было тяжеловато, и мы решили пройтись. Я ковырялся в зубах острым осколком камня. Тети, пребывавшая в облике какой-то седой и испещренной морщинами индианки [В египетских одеждах. Дикость!], была, однако, чем-то обеспокоена. Я видел это по ее подрагивающему левому верхнему хвосту — на высших планах, разумеется. И я догадывался, о чем она думает, и потому был готов к ее реплике:  — Я волнуюсь за Птолемея, Бартимеус. Ты считаешь, они с Факварлом поладят?  — Кто? Они? Да конечно же нет! Ты смеешься? Я скорее поверю, что Хаба отпустил всех своих рабов и ушел выращивать ромашки! Несмотря на то, что Тети знала о Хабе Жестоком только из моих остроумных афоризмов и возмущенных реплик Птолемея, она прекрасно меня поняла и, видимо представив себе эту картину, невесело ухмыльнулась. — Да, наверное, ты прав. Здесь одно из двух: или Птолемея не выпускать из защитного круга, или Факварла — из Иного Места. — Точно. Пойдем быстрее, а то я, кажется, слышу чьи-то крики. Тем временем мы уже подходили к дворцу. Узнав голос Птолемея, мы с ней, проигнорировав всех слуг, ворвались в его покои. — Послушай, это же гениально! Вселиться в человека! Как тебе это пришло в голову?! — восторженный голос Птолемея наполнил комнату. Он стоял над пентаграммой, руны которой старательно воспроизводил мой давний знакомый. Его небрежно-каллиграфический почерк заполнил большую часть пространства комнаты, и, судя по меловым разводам на полу, обсуждали они изобретение Факварла уже довольно давно. Рядом с пентаграммой соседствовал наполовину вытертый пентакль для вызова. Факварл разогнулся, продемонстрировав Птолемею свою фирменную улыбку в три ряда клыков. Давно не видел, чтобы у джинна так блестели глаза, да еще и не от спецэффектов. Он даже образ матерого головореза забыл поддерживать. — Знаешь, Птолемей, — Факварл небрежно облокотился на стол своей мясистой ладонью, — я хотел бы сказать, что эта мысль пришла ко мне легко и изящно, словно разряд молнии, как обычно и приходят такие шедевры в головы гениям, но — нет. Нет! Я потратил на это много лет труда и сил. Послышался глухой стук — с таким звуком обычно падают на пол челюсти. В данном случае челюсть была моей. К счастью, никто внимания на меня не обратил.  — Наверное, тебе было непросто заниматься наукой? — Птолемей был по-настоящему заинтересован.  — О да! Поэтому мои исследования затянулись на такое долгое время. Правда, однажды мне повезло: мой хозяин оказался египетским жрецом в свите какого-то наследника престола, и жил он в Александрии. А там, знаешь ли, прекрасная…  — Библиотека!  — Птолемей, ты меня понимаешь!  — Меня сейчас стошнит, — пробормотала себе под нос Тети.  — Интересно, а тот наследник, совершенно случайно, не приходился кузеном нашему хозяину? Я бы не удивился, — процедил я. Обида крепко засела в моей сущности. Уж не знаю на кого и за что — но хорошее настроение улетучилось в миг.  — Но, увы, ничто не длится вечно… — голос Факварла театрально задрожал. Птолемей приложил руки к груди. — В тот момент, когда мой план почти осуществляется, вдруг неожиданно появляется завистливый соперник! И все! Все идет прахом! — В один миг! Твоя работа, которая могла стать поворотом в истории, превращается в посмешище! — Птолемей едва ли не плакал.  — Да… Да, Птолемей. Прости, мне тяжело сейчас говорить об этом…  — Ничего, Факварл. Я знаю это чувство. Время лечит, поверь мне.  — Я надеюсь… Птолемей! Клянусь Зевсом, ты единственный, кто… И здесь я решил деликатно покашлять. Собеседники обернулись. [Раза с пятого. После того, как Тети начал пробирать истерический смех.]  — Ах, вы уже вернулись? — Птолемей посмотрел на меня так, будто видел впервые. — Надо же, как быстро. А мне здесь Факварл рассказал свою потрясающую историю. Кстати, Рехит, а где был в это время ты? Я блуждал глазами по комнате, раздумывая над ответом. Факварл смотрел на меня убийственным взглядом. За окном кричали соколы — Пенренутет с Аффой, как обычно, валяли дурака и затевали какой-то спор. Я почувствовал дежавю. Устало помассировал лоб. — Да так… Мир спасал, знаешь ли. От одного гения. — А, ясно. Ну, тоже неплохо, в принципе. Так, Факварл, теперь расскажи мне в подробностях, как именно ты дошел именно к такому набору рун. Почему не…  — Тети? — я повернулся к индианке.  — Да, Бартимеус?  — Выгляни в окно, пожалуйста.  — Зачем?  — Понимаешь, — я вздохнул, — если я сейчас там увижу Хабу с лейкой…  — Откуда ты знаешь про Хабу? — Факварл от удивления даже отвлекся на секунду.  — Что именно? — осторожно поинтересовалась Тети, переглянувшись со мной.  — Хаба во времена Соломона питал тайную страсть к фиалкам. Сам я узнал совершенно случайно. Просто однажды в его подземелье по ошибке зашел не в ту дверь. Я оглядел его с ног до головы.  — Теперь понятно, почему он тебя тогда отпустил.  — Вот и я говорил всегда: не умеешь ты пользоваться подарками судьбы. Так на чем мы остановились, Птолемей?.. Я фыркнул и вышел из комнаты, чувствуя, что, если этого не сделаю, то разорву на клочья кого-нибудь из этих двоих. Тети тогда сказала, что я просто ревную. Бред! И опровергать эту несусветную чушь у меня сейчас совершенно нет времени. Мне нужно продумать месть Факварлу за то, что он согласился с Тети. Бес с ней, с той хлопушкой.