Панцироносица. Секрет Резидента. Книга вторая

6 Сашка Еслик пребывал в самом прекрасном расположении духа. Во время бестолковых вечерних шатаний по улицам и дворам микрорайона он очень кстати встретил свою очередную жертву - мальчишку лет двенадцати, который имел привычку обзывать и дразнить его, находясь при этом либо на балконе, либо на крышах гаражей, либо под защитой ребят постарше. Хамоватый мальчишка наслаждался своей безнаказанностью, стоя на крыше бойлерной и осыпая Еслика бранью - а в следующий момент он поскользнулся и грохнулся вниз, переломав себе левое плечо, локоть и половину рёбер... Ещё один ему подобный индивид того же возраста развлекался возле подожжённого мусора в глухом уголке на Братеевской. Он упивался собственным красноречием, желая узнать - какая надпись осталась на заднице Еслика после того, как эта задница послужила предметом похоти - а в следующий момент в мусорном контейнере взорвался баллончик дихлофоса, опалив юному хаму половину лица и задев осколком правый глаз. Еслик не отказал себе в удовольствии подойти к хныкающему хулигану, ещё не знающему, что ему всю жизнь придётся носить глазной протез, и сказать: - Ну что, всё ещё хочешь узнать, что у меня на жопе написано? - и не дождавшись ответа, добавил, - в следующий раз думай - на кого ебальник разеваешь, усёк? Он шёл по улице и ликовал. Всё складывалось на редкость удачно. Если бы Прогрессора Йог-Сотота не существовало - его просто необходимо было бы придумать. На Алмаатинской Йог-Сотот указал ему на квартиру и точное местонахождение в ней тайника с золотыми украшениями. Еслик недолго думая проделал в дверях порталы, выгреб все понравившиеся ему предметы - и был таков... Он вышел на Борисовские Пруды и не спеша пошёл по набережной. На город опустились сумерки, на аллеях зажглись огни. Домой идти не хотелось, тем более родители опять куда-то уехали. Еслик присел на скамейку. "Что бы ещё такое устроить? - думал он, - ведь можно же как-нибудь так поднасрать, чтобы весь город на ушах стоял?" Он вспомнил недавний урок геометрии, на котором разбиралась параллельность плоскостей. Он вызвался отвечать - и к всеобщему удивлению изложил свойства сих плоскостей и прилагающуюся к ним теорему с доказательством. Что ещё оставалось делать математичке Валентине Николаевне, как не поставить пятёрку? Ирония ситуации заключалась в том, что Еслик ничегошеньки не учил - но зато держал руку в кармане с телефоном, и голос Йог-Сотота, подсказывающий, что говорить и писать, звучал прямо в его голове. То, что он не понимал смысла сказанного и написанного, его нисколько не смущало. Подумаешь... невелика важность. Зато пятёрка обеспечена... Затем к доске вызвали Киру Белякову. Ей досталась задача, и, опять-таки ко всеобщему удивлению, она с ней справилась, хотя и провозилась дольше Еслика. "Допустим, - рассуждал Сашка, - мне подсказывает Йог-Сотот. А Кирка? У неё ведь нет такого же телефона, какой есть у меня? Она-то с чего вдруг стала так хорошо учиться?" Эммочка, которую вызвали следом за Кирой, тоже ответила на отлично, но с ней всё ясно - она идейная ботаничка и не интересуется ничем, кроме учебников. Даже гулять по вечерам почти не выходит. А Яшка Штольман? Еслик заметил нечто странное в поведении сего субъекта - тот, отвечая у доски, постоянно держал руку в левом кармане, хотя раньше за ним такая привычка не водилась. Что бы это могло значить? Еслик подумал о том, что в поведении Йог-Сотота кроется какая-то загадка. Почему он с такой лёгкостью расправляется со всякими сволочами вроде Стаса Нечитайло или того шибздика, что свалился с крыши бойлерной - но не может причинить вреда Эммочке, Кире, Севке Бакисову? Или Александре Антоновне? Он говорил что-то о злой вечности, которой пахнут все эти люди. Что за чушь? Какая такая злая вечность? Сашка как-то спросил его об этом напрямую, и Прогрессор ответил: - Есть класс людей, опасных для меня и моих соплеменников. Эти люди глупы и живут по устаревшим ценностям, которые отвергаются всеми разумными людьми. Они не хотят приобщаться к предлагаемой нами модели счастья и благоденствия. - И что такого? - недоумевал Еслик, - если они ведут себя по идиотски, то их надо гасить? - Я не могу подобраться к таким людям на расстояние точного, неотразимого удара. Своим идиотским поведением они создают вокруг себя нечто... я вижу это нечто иногда в виде тумана, или ледяной воды, или в виде огня, но суть одна - я теряю цель из поля зрения и лишаюсь сил. Помнишь, я тебе говорил о домах с куполами? - Там что, много огня? - Из этих домов текут целые реки огня, вот потому я и настаиваю на том, чтобы ты не пошёл по стопам своего бывшего друга Севки. Он омылся в этом огне и теперь я не могу его достать, как ни стараюсь. Даже те, кто не омывался в таком огне, но при этом ведут себя как тупые бабушки(надо сказать, что Еслик сходу улавливал - что именно крылось под словами "вести себя как тупая бабушка")- даже они порой бывают закрыты для моего вмешательства... Еслик усиленно напрягал извилины, но, как ни пытался, всё равно не мог понять - чем так опасна злая вечность и как выглядит процесс её формирования. "Может, этот Йог-Сотот просто специально защищает всяких заучек и ботаников?" - думал он. Но позвольте... тогда получается, что Йог-Сотот способен ударить лишь того, кто воображает себя невероятно крутым и причиняет людям боль? "А ведь я веду себя как Стас или Димка! - спохватился Еслик, - они тоже причиняли боль и заставляли людей страдать!" Нет. Всё не так. Он заставил себя забыть эти крамольные мысли. Он лучше многих ребят, он никого не обижал и не хотел никому причинять боль - он просто хотел стать "реальным пацаном". Иногда у него это не получалось, но ведь всё равно он гораздо лучше всяких Стасов. Он наказывает этих Стасов за совершённое ими зло. И Йог-Сотот принадлежат ему по праву... Еслик отсутствующим взглядом смотрел на загорающиеся окна домов по другую сторону улицы, когда телефон подал признаки жизни. - Помнишь, я говорил тебе о друзьях, которых ты должен будешь встретить? - спросил Голос. - Ну да. - Тогда поднимайся. Пришло время познакомить тебя с ними. Запоминай адрес... ...Рассчитавшись с таксистом, Сашка вышел и огляделся по сторонам. Он находился почти в центре города, неподалёку от Ваганьковского кладбища, на Красногвардейском бульваре. Нужное ему здание стояло через улицу - это была сверкающая серебром и голубоватым стеклом башня с шестигранным основанием, высотой этажей в шестьдесят. Задрав голову, он с трудом разглядел окна просторного пентхауза, оформленные в виде шести совиных морд, взирающих на город с выражением презрительной усмешки. Если верить Йог-Сототу, то именно туда Еслику и следовало попасть... Парнишка несколько оробел. Что если Прогрессор просто пошутил и на шестидесятом этаже нет ни одного человека, который якобы с нетерпением его ожидает? Чем ближе он подходил к застеклённому холлу, тем сильнее его охватывала уверенность, что перед ним разыграли странную комедию... - Кто такой? - поинтересовался охранник в чёрной униформе, с кобурой и дубинкой на поясе. - Еслик, - пролепетал парнишка. Он следовал указаниям Прогрессора и назвался так, как тот и советовал, ибо ничего другого ему больше не оставалось. - Проходи, - охранник посторонился, впуская посетителя и даже не задав ему ни единого вопроса - например, что он тут делает в час ночи. Чудеса, да и только... - шестидесятый этаж, красная дверь. Лифт был скоростным, и уже через минуту Еслик находился в нескольких метрах от открытой всем ветрам крыши пентхауза. Вот и дверь красного дерева, цена которой сравнима со стоимостью шестисотого "Мерседеса". Что или кто может находиться за ней? Друзья? Но кто они и что привело их сюда? Точнее... кто или что свело их всех вместе? Долго ждать не пришлось. Не потребовалось даже стучать - дверь открылась, и в проём выглянул... Яшка Штольман. - Ты? - вытаращился Еслик, - ты... ты что, тоже? У тебя... как его... такой же телефон? - Давай заходи, - Яшка посторонился, - мы уже думали, что ты не придёшь, хотели без тебя начать... Что начать? - хотел было спросить Еслик. И что это ещё за "мы"? Все свои школьные годы он ненавидел слово "мы", ибо звучало оно, как правило, из уст всяких скотов-пивохлёбов вроде Димки Кузнецова и его "шестёрок". Никто другой не имел права называть что-либо словом "мы". Даже заучки вроде Эммочки всегда говорили только "я", а не "мы". Он прошёл в огромную, с прозрачным потолком, комнату, выдержанную в красных, коричневых и бордовых тонах, со вкусом обставленную, и, несомненно, поглотившую кучу денег. В комнате имелось шесть балконов, окна которых снаружи выглядели как совиные глаза, но сейчас внимание Еслика привлёк заставленный спиртным и закусками стол, за которым в небрежных позах сидело четверо человек - худосочный мальчишка, чем-то похожий на него самого, и трое молодых мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, или чуть больше. - Тебе Йог-Сотот помогает? - шепнул Яшка, садясь на свободное место. Еслик сел последним и так же тихо ответил: - Точно. А тебе? - Цааф-Тетлан, - приплюснутое мясистое Яшкино лицо расплылось в ухмылке, - как сам понимаешь - они действительно помогают, в отличие от всяких Иегов и Элохимов, от которых одни только обещания... Кто такие Иегова и Элохим, Еслик не знал. Да и не слишком сильно стремился узнать. Его вниманием всецело завладели четверо других сотрапезников... или собутыльников, что больше соответствовало моменту. Яшка представил им Еслика, и началось знакомство. Мальчишку звали Костиком Зубовым, он жил недалеко отсюда, на Сеславинской, и его с раннего детства преследовала уйма проблем, одна из которых заключалась в вечном отсутствии денег у родителей(а так же влиятельных знакомых и связей). Второй проблемой Костика была отвратительная успеваемость по точным предметам и желание выглядеть более мужественным, чем он был на самом деле. Но сейчас эти проблемы решены с помощью Недав-Садни - сие существо по степени всезнания и воздействия на окружающую среду мало чем отличалось от Йог-Сотота или Цааф-Тетлана, да и требовало за услуги немного - "вручить будущую радость"... Трое оставшихся молодых людей казались Еслику чем-то знакомыми - хотя едва ли он узнал бы их без пояснений. Макс Корпусенко, самый высокий и крепкий из них, работал в так называемой "службе безопасности" на программе "Окна", и в его задачу, как следовало из представления ведущего, входило "усмирение шквала необузданных эмоций в студии". Что его привело в пентхауз - Еслик так и не понял, уловив лишь невразумительные слова о конфликте с каким-то банком и куче долгов... Далее следовал Феликс Стумбин - по виду типичный провинциальный студент, кое-как поступивший в не самый престижный столичный вуз. Строго говоря, он и приехал в Москву издалека - откуда-то из Латвии. Успешной и знаменитой личностью он стал после того, как одному ему(да живущему в мобильнике существу)известными способами попал в команду знатоков клуба "Что? Где? Когда?", был избран её капитаном и сорвал в четырёх последних сезонах все призы, в том числе хрустальную сову(в грядущем осеннем сезоне он планировал прихватить ещё одну такую же). В пентхаузе он явно был давним гостем - во всяком случае, не было похоже, что его привели сюда тяжёлые жизненные обстоятельства. И замыкал этот список Никита Малиновский - толстощёкий узколобый тип, ни дать ни взять - избалованный раскормленный ребёнок, чем-то похожий на Яшку Штольмана. Он считался "эстрадной знаменитостью" - участвовал в проекте "Фабрика звёзд", затем собрал свою группу и в самом ближайшем будущем планировал отправиться в гастроли по стране. Для многих меломанов и представителей творческой среды было загадкой - как он вообще не вылетел с "Фабрики" из-за отсутствия голоса и умения держаться на сцене. Поговаривали, что причиной тому были папины деньги и связи, помноженные на членство в совете директоров "Газпрома", но это была лишь частичка правды. Подлинную причину своего карьерного взлёта Малиновский носил с собой в кармане, не расставаясь с ней даже ночью, тщательно пряча её даже от самых близких людей... Время перевалило за два пополуночи. Еслик не вникал в суть разговоров за столом, налегая на пивной суррогат и наслаждаясь настоящим американским "Кэмэлом". К трём часам в пентхаузе появились новые действующие лица - две женщины в кожаном нижнем белье со множеством металлических набоек, заклёпок и ремней, после чего сценарий вечера претерпел некоторые изменения... ...Домой Еслик вернулся лишь с рассветом, благо что Йог-Сотот помог открыть новый портал. Путешествовать через них - одно удовольствие, никаких тебе пробок и толкотни, быстро, а главное - без свидетелей... Посиделки закончились без драк и членовредительств, разве что парнишка не был привычен к льющемуся на спину расплавленному воску и надетой на голову уздечке с намордником. Ему не стало легче после обретения новых, с позволения сказать, друзей, но... где бы ещё он мог получить две тысячи долларов, да ещё без всяких умственных(равно как и физических)усилий? Нужно было просто стать более терпеливым и менее брезгливым. Только и всего... Трое панцироносиц наслаждались заслуженным отдыхом - после празднования Эммочкиного пятнадцатилетия они вновь надумали посетить знакомый им атолл на Туамоту. За лето знакомые им места мало изменились - разве что к пальмам на песчаном валу кто-то подцепил качели с тентом. Был полдень по местному времени, Солнце начинало довольно сильно припекать, и девушки, прежде чем избавиться от одежды, расставили зонтики - Кира опасалась за сохранность своей чувствительной кожи, Эммочка тоже порой страдала от обгорания... Одна лишь Хлоя могла выдержать тропический жар без каких-либо неудобств - в силу привычки, да и тип её кожи был более устойчив к ультрафиолету. Из одежды Кира оставила на себе лишь вязаный топик и розовое полупрозрачное парео. На умной ученице был синий купальник-бикини. - А вы что, купаться не будете? - спросила Кира у словесницы, не торопившейся избавляться от белой пляжной пары - лёгких поплиновых брюк и рубашки с капюшоном. - Буду, - отозвалась женщина, - но не прямо сейчас. Поскольку я опять ваш педагог, то купаться буду отдельно, без вас, но сначала я хочу просто погулять босиком по водичке, - она скинула тапочки и утопая по щиколотку в песке, пошла к полосе прибоя. Девушки развернулись и зашагали вглубь атолла, к замкнутой лагуне. Там они Хлое не помешают, а главное - не встретятся с акулой или ещё чем-нибудь на неё похожим. Они выкупались, излазив лагуну вдоль и поперёк, вышли и расселись на качелях. Сиденье могло вместить четырёх человек; это могло означать, что побывавших на атолле людей вполне могло быть и пятеро, и шестеро... Других следов их присутствия видно не было - скорее всего, оставленный им мусор был сожжён или закопан в песок, а кострище, если таковое вообще было, давно размыто или так же закопано... - Вот бы со Славой сюда приехать, - закрыв глаза, мечтательно сказала Кира, - но когда он ещё сможет... ему ещё долго вставать не разрешат, да и ходить ему будет тяжело. Считай, что заново учиться, как малышу... - Он прочный, - отозвалась отличница, - очень прочный. Да и ты не бездействуешь. Ты для него сейчас самое лучшее лекарство. Кстати... - хихикнула девушка, - знаешь, что мне мама говорила, если я морщилась после того, как таблетку проглочу? - М-м? - Она говорила - "ну что, расселась таблетка по зубам?" Кира улыбнулась. Если её не подводит память, то нечто похожее говорила её бабушка... а может, и мама, если ей приходилось лечиться после пробования на вкус снега или из-за промокших ног. Она взглянула на полуденное Солнце. Хотелось прилечь и подремать. На другой стороне Земли, и в Москве в том числе, все давно спят. В первые минуты после телепортации девушки чувствовали себя достаточно бодрыми, но вызванная тропичской зеленью и тёплым морем эйфория быстро прошла. Тела, привыкшие к иному ритму, требовали покоя. - Я недавно в Интернете нашла статейку про какую-то Хотару Томоэ, - сказала отличница, - это девушка-медиум из Токио... - И что... - Кира зевнула и протёрла кулачками глаза, - она вычислила новую дату конца света? - Нет. Она устраивает сеансы, на которых происходит контакт с обитателями иных планет. Она садится под стеклянный колпак, сделанный в виде пирамиды, начинает медитировать, а на магнитофон, который она с собой берёт, записываются переговоры с какими-то инопланетянами, проживающими в скоплении Плеяды. И самое интересное, что записи тиражируются и раскупаются тысячами экземпляров по всей Японии... - Без лоха и жизнь плоха... - усмехнулась Кира. Она как-то подзабыла рассказы Хлои о Домах Контактов на Ванахеме, в которых происходило почти то же самое, что вытворяла Хотару Томоэ - разве что в иных декорациях. - Скажи, Кирка, - заговорила Эммочка, - а тебе не кажется странным... ну, то, что Еслик внезапно превратился в отличника? - Ну... - пожала плечами Кира, - превратился - и превратился, что тут такого особенного? Старается человек - и хорошо. - Ах если бы, ах если бы - не жизнь была б, а песня бы, - пропела Эммочка, - и всё-таки, что-то здесь не так. - Ох, Эмка, да ты ворчушка ещё хуже, чем Райка... что тут такого - "не такого"? - Я тоже тебя люблю. Ты прикинь... четыре года подряд у тебя по математике - сплошные двояки. И вдруг, в одночасье, ты эту математику знаешь всю, назубок. Интересно, да? Я не про нас с тобой говорю - наш случай вообще ни в какие ворота не лезет, а про людей, что живут обычной жизнью. Так же и у Еслика. Я вот не верю, что человек, в чьей жизни нет ничего необыкновенного, внезапно проснулся гением. Это абсурд, Кирка. - То есть... - оживилась Кира, - ты думаешь, что у Еслика случилось в жизни что-то необыкновенное? - Да ты просто забывайка какая-то, - фыркнула Эммочка, - у него вообще всё необыкновенно! Ты что, забыла, что его посылали выкидывать в реку останки убитых людей? Ну да, он не знает, что было в мешках, но... а то, что он игрался в арканоид и при переходе на второй уровень продал душу какому-то там Цатхоггуа, или... нет - Йог-Сототу? Этого ты тоже не помнишь? А про его дядьку? - Ой, блин... - растерянно молвила Кира, - я и в самом деле забыла про это... - И вот ещё, - говорила умная ученица, - Еслик чаще всего общался с Севкой... и недавно я слышала, как они в раздевалке говорили про этого Йог-Сотота. - И? - Севка уговаривал Еслика пойти к отцу Афанасию и рассказать про то, что он сделал... что он нажал эту кнопку в арканоиде. Конечно же, Еслик никуда идти не собирался, и Севка сказал, что, быть может, он когда-нибудь поймёт, какую глупость сделал - вот только будет слишком поздно... - А Севка с Сашкой - они единоверцы? - Может быть. Но этот Сашка - по моему, он вообще не верит ни во что, потому-то и позволяет обращаться с собой, как с бездомной собакой... Кира ненадолго задумалась, но так и не придумала - что сказать на Эммочкины слова. Коварные арканоиды расползлись миллионными тиражами по всей Земле, прошли через миллионы рук, инсталлированы на миллионы компьютеров, валяются в Интернет-ресурсах в свободных раздачах... Любой первый встречный человек, наступивший на ногу в метро или вызвавшийся дотащить тяжёлую сумку, может оказаться одним из тех, кто когда-то отдал "лик своей вечности" - и, возможно, уже позабыл об этом. И что теперь - сидеть безвылазно дома, а может, спрятаться в глухом лесу? Это просто глупо... "А вот Йог-Сотот, или сколько там у него имён, - подумала Кира, - ничего и никого не забывает..." Эммочка, позабыв о Сашке и его удивительных успехах на ниве учёбы, начала расспрашивать Киру - не замечала ли та всплесков странной реакции окружающих на неожиданное возобновление их дружбы, и та сказала, что, по её мнению, никто этим особенно не интересуется. Норка, знающая чуточку больше, чем ей следовало, умудрилась влюбиться в Жавдата - одного из новых учеников, приехавшего с родителями из западного Казахстана, они часто видятся по вечерам - и Кирина память, похоже, перестала её беспокоить. Единственное, что несколько тревожило девушку - это странная папина реакция на её рассказ о том, как Мирослав однажды вступился за неё. Она ожидала расспросов на тему - что ещё связывает её с этим парнем... но их не последовало. Чем в сем случае был взволнован мастер пера - так и осталось тайной, сути которой не знала даже мама... если только она ничего не скрывала. "Как-нибудь попозже, - думала Кира, - я познакомлю Славу сначала с мамой... а потом и со всеми остальными. Но всё-таки... нежели папа когда-то пересёкся со Славой, или остальными Кратовыми? И чем всё кончилось? А может, я только понапрасну накручиваю себя? Слава непременно сказал бы, если... хотя нет, он может и не знать ничего..." От тяжёлых мыслей её отвлекла умная ученица - той хотелось побольше узнать про Гришу Листикова. Несколько удивлённая, Кира принялась рассказывать всё то, что ей было известно. "В честь чего всё это? - подумала она, - неужели Эмка решила его охмурить? Ну и дела... а ведь, казалось бы, с её реноме "синего чулка" такое просто невозможно..." Не так давно Хлоя прихватила Эммочку куда-то на Бульварное кольцо, привела в какой-то ТРЦ, по размерам не уступающий ракетному ангару, дала кредитную карту и велела обновить гардероб, сказав, что это есть её подарок к пятнадцатилетию. Несколько ошарашенная, отличница всё же не стала возражать. Большую часть приобретённых вещей пришлось перевезти на базу, но и того, что было можно держать дома, хватило для того, чтобы на следующий день половина школьных модниц при виде преобразившейся Эммочки заскрипела зубами... Оно и понятно, ибо умная ученица отвлекла на себя всё мальчишеское внимание и запросто могла ходить на свидания. Что же касается Киры, то она, помня данное себе слово, вручила отличнице собранные в Заборье этикетки от спичечных коробков. - ...А вон Хлоя идёт, - донёсся до Кира голос Эммочки. - Что? - Кира не сразу поняла, что к ней кто-то обращается, - кажется, я заснула? - Немножко заснула, - хихикнула отличница, помогая девушке подняться и оправляя её сбившийся топик. Хлоя села между девушками на освободившееся для неё место, выпустила за плечи влажные после купания волосы и сказала: - Сейчас соберёмся и домой поедем. Вы, я вижу, на ходу спите... - С непривычки, - ответила отличница. Что же касается Киры, то она без лишних слов свернулась клубочком, устроила голову на коленях словесницы и погрузилась в дрёму. - Ну вот, - улыбнулась женщина, - как говорится, семь бед - один ответ. Кирушка... - Не шумите... - шёпотом отозвалась Кира. - Как хочешь, - Хлоя обмотала грудь полотенцем, сняла рубашку и подсунула под Кирину щеку. - По её просьбе нас вернули обратно, да? - спросила Эммочка, убедившись, что подруга уснула и не услышит ничьих слов. - Да, - кивнула Хлоя, - я порой даже не верю, что вновь жива... странно, что нам вообще позволили вернуться с тем, что мы узнали там. Я, конечно, не всё помню и не видела всего, что мне хотелось бы, но... - Райкина мать, - напомнила Эммочка, - вы ведь спрашивали у Баженова про неё. Вы знаете, как она умерла и где хранятся улики на Райкиного отчима, да? - Веди себя тихо, - капитан Пи приложила пальцы к Кириному уху, - я даже с ней не обсуждала этого... и не представляю - как говорить с Корой, то есть, Раей... - А вы что-нибудь помните про Мидгард? Вы были там после... ну, когда мы все замёрзли на пирамиде? - Не очень много. Скажу лишь одно - своими нынешними силами нам туда не прорваться, и земляне в этом деле нам не помощники. Хлоя чувствовала, как её саму тоже неодолимо клонит в сон. Она откинулась на спинку качелей и сказала: - У нас ещё остались некоторые нерешённые дела. Я пробудилась раньше вас, но с моим пробуждением не всё так просто... а ещё Кира. Она - наш новый лидер, и нужно дать ей понять это. - А что не так с пробуждением? - Видишь ли, Эмма, кассета, которая... - Хлоя замолкла, ощутив вибрацию браслета на запястье. Перевела взгляд на отличницу, которая тоже потрясённо разглядывала своё средство связи. - Это... - начала было умная ученица, но её слова были прерваны Кирой. - Да что это ещё такое! - воскликнула та, подскакивая на месте и хватаясь за руку, - Эмка, ты сейчас получишь... Но панцироносицы не обратили никакого внимания на эти слова. Кира, заметив их тревогу, тут же замолкла и подобрала оброненную Хлоину рубашку. - Кто-то пробудился, - сказала капитан Пи, - и вызвал нас... - она активировала телепортер, дала команду на переброску - и секунду спустя пробудившаяся панцироносица выскочила из воздуха на песок и не удержавшись на ногах, шлёпнулась на него задом. Её "Панцирь" был включен, и определить на глаз личность его владелицы было нельзя. Было ясно лишь, что она не является Стешкой - не подходила по росту. - Ты слышишь нас? - спросила Хлоя, - Фрейя, Сиф... - она помедлила и добавила, - Фриг, Видар? Стекловидная броня расцвела белыми пятнами и пропала без следа, а перед девушками предстала переволновавшаяся и даже несколько испуганная Надя, она же - Моника Ханневал, или Фрейя. То, что девушка обрела память в ходе какой-то скверной истории, было ясно без пояснений, и Кира протянула ей Хлоину рубашку - чтобы Надя хоть чем-нибудь смогла прикрыть свою наготу. - Капитан? - неуверенно произнесла Надя, поднимаясь на ноги и влезая в слегка великоватую рубашку, - вы... я... - Что случилось, Ника? - Кира перешла на язык ванов, и вновь прибывшая панцироносица замерла на месте, услышав слова родного наречия. - Вы??? - Надя поспешно запахнула полы рубашки, - простите меня, Госпожа... я спала перед тем, как всё случилось... Кира только сокрушённо вздохнула. "Госпожа". Она как-то подзабыла, кем является для Нади, которая когда-то носила её на руках, укладывала спать и меняла пелёнки. - Ника, - она обняла девушку, - как у тебя это вышло? Идём сюда... - и панцироносицы вновь заняли сиденье качелей, немного потеснившись ради своей нежданной гостьи. - У нас на Ялтинской пожар случился, - начала Надя, то и дело сбиваясь, - весь дом сгорел с первого этажа и... - Ваш дом? - ахнула Эммочка, - и что? Вы все живы, или... На отличницу шикнули, и после путаного Надиного рассказа стало ясно следующее - сгорел не тот дом на Чонгарском бульваре, в который вселилось семейство Благодатских, а другой, на близлежащей улице. Минувшим вечером Надя спокойно легла спать, а проснулась около получаса назад из-за звонка соседей, заприметивших огонь на фасаде стоящей через двор двадцатидвухэтажки. Девушка выскочила на балкон, глянула на толпу кое-как одетых зевак, на подъехавшие пожарные расчёты, затем на гигантскую стену огня... и вспомнила всё, прежде всего - способ активации "Панциря", а затем и всё остальное, что имело отношение к её "панцироносности". Надя действовала чисто инстинктивно - прыгнула с балкона на крышу школы, затем вскочила на крышу соседнего дома, затем ещё куда-то, и вскоре она уже вбегала на последний этаж охваченного огнём строения... Здесь следует сказать несколько слов о сгоревшей высотке - её жильцы не слишком сильно дружили с головой и сделали всё, чтобы напроситься на поднесённую спичку и получше зажариться. Их квартиры были отделаны пластиковыми панелями и такими же подвесными потолками, утеплены пенополистиролом, окна и балконы так же несли на себе элементы пластика... Словом - кругом сплошной пластик, благодаря чему огонь с одной из комнат на первом этаже распрострнился по стенам за какую-то пару минут и пошёл по квартирам. Возможно, в доме были погибшие, но Надя не занималась их подсчётом - она металась с этажа на этаж, отыскивая с помощью оптического блока тех, кто не сумел выбраться самостоятельно, или просто был перепуган до обморочного состояния. Вроде бы там были дети и какой-то дедушка на костылях - наверняка утверждать это Надя не могла. Она пользовалась "Цепью любви", чтобы ссадить незадачливых жильцов на землю, и готова была биться об заклад, что её действия попали на видеокамеры толпившихся внизу зрителей, мало того - несколько раз её видели пожарники... - Я сама чуть голову со страху не потеряла, - закончила Надя, - всюду - чёрный дымище, ничего толком не видно, огонь гудит, слышимость - никакая... ориентироваться пришлось по ультрафиолету и гравиквантам, потому что другие режимы были бесполезны. А потом, когда всё погасло, я куда-то в Лианозово по крышам ушла. Не знаю... про вас вспомнила, когда отплакалась по всем своим, что там, дома остались... - Пожили люди в навороченных хатах, - вздохнула Эммочка, - после такого этот пластик мне даром не нужен... - Чего уж там, - махнула рукой Надя, - теперь это не дом, а кусок угля. Только постер "Орифлейм" на торце целёхонький висит... - она замолкла и потёрла слезившиеся глаза, - ох, бабоньки мои... я за последние недели всю башку себе изломала - да кто такая эта Кирка и почему я ей звонила семьдесят один раз? И Райка с Эмкой... вот хоть убейте - не вспомнила бы ни за что. Даже страшно становилось... а тут ещё мама выспрашивает - типа, ты с подружками рассорилась, что ли? А я даже не знаю - что да как говорить. Еле-еле отнекиваюсь. Так что, мои милые, завтра вечером чтобы все у меня были, иначе меня родаки слопают... Кира только вздохнула. Интересно - как Раяна объяснит дедушке свои провалы в памяти? Геннадий Тимурович - старый тёртый лис, и непременно что-нибудь заподозрит... или уже заподозрил. Впрочем, его внучка сейчас наверняка занята, поскольку МГИМО - не школа, там могут и вышибить вон, наплевав на всякого рода дедушкины связи, ибо заведение - определённо не для слабоумных. А раз она занята - то по пустякам её дёргать не станут. Может быть - не станут... - Недавно мы с Гошиком в кино ходили на "День независимости", - продолжала Надя, - так там, когда начали города жечь - мне вдруг плохо стало. Ну ладно, думаю, пройдёт... так нет - когда нигер с очкариком попали в корабль-матку - я опять отрубилась. Как чуяла - неспроста всё это... кстати, - она снизила голос до шёпота, - а вам не кажется, что этот кинофильмовый звездолёт похож на те, что строят на Ванахеме? Интересно, это случайно так вышло, что они похожи? Этого никто из девушек не знал. Киру с Эммочкой больше заинтересовала личность некоего Гошика, и Надя сказала, что он ей, мол-де, всего лишь старый друг ещё по школьным временам - превосходный спортсмен и просто хороший человек. - Я домой хочу, - занюнила Кира. Она мечтала о более прохладном климате и о тёплой кровати. - Ну раз так, то собираемся, - Хлоя принялась собирать вещи, а девушки взялись за телепортеры. Через пару минут капитан Пи отправилась на базу, а панцироносицы - в свои московские комнаты. Раяна не могла с уверенностью утверждать - снилось ей что-нибудь или нет. Проснулась она внезапно и немного проморгавшись, различила над собой тёмный потолок, слабо подсвеченный ближайшим к окну фонарём. Приподнявшись на локтях, она окинула взглядом комнату - и замерла от удивления. Эта комната не была её комнатой. Размеры остались прежними, окно - прежних габаритов, но меблировка претерпела изменения, стала более старой... хотя детали во мраке разобрать было невозможно. Пара высоких платяных шкафов, комод, стол и стулья с гнутыми ножками - и всё чёрного цвета. А где подвесные полки с книгами и канцелярской мелочью? Террариум с пауком? Где ноутбук, который она положила у изголовья на стул? Хорошо хоть кровать прежняя, да и одеяло... "Кажется, это опять началось, - подумала девушка, - я не просыпаюсь... мне ещё только предстоит проснуться..." Она стала кричать, из её горла вырвался почти неслышный сип - и сразу же старинная комната пропала. Голова Раяны по-прежнему покоилась на подушке, руки спрятаны под одеяло, обстановка в комнате - прежняя... и вдобавок левое запястье отчего-то покалывает и зудит. На соседнюю стенку падает свет от ночника, оставленного в передней. Входная дверь открылась, и по паркету процокали каблучки. Раяна сразу узнала этот звук, её сердце наполнилось радостью, ибо человек, вошедший в квартиру - это... - Мама? - девушка вновь поднялась на локтях, - мама, это ты? Она приподняла угол одеяла - и вновь ощутила ужас. Вместо своего тела она увидела под одеялом прежнюю, казалось бы, безвозвратно исчезнувшую старинную комнату с комодом и парой шкафов. Раяна заметалась на постели, отметив, что больше не слышит абсолютно никаких звуков, отбросила одеяло, схватилась за занавеску, и... Не было старинной комнаты. Не было и стука каблучков. Не было и человека, носившего туфельки с этими самыми каблучками. Сумев окончательно прийти в себя, Раяна откинула одеяло и села на постели, подобрав ноги. - Мама не могла прийти, - прошептала она, - её убили... Стоп. Откуда она взяла, что её убили? Кто и как это сделал? Почему? - Я не знаю, - ответила себе девушка, - но почему-то уверена в этом. Почему? Опять не знаю... Она соскочила на пол, подошла к окну. Город спал. По Большой Дорогомиловской неторопливо двигалась машина ночного патруля с выключенными мигалками. Дождавшись, когда машина свернёт на Кутузовку, Раяна задёрнула штору и неслышно прошла на кухню. Раяна вспомнила детские годы - как, выходя ночью на кухню, она словно бы ощущала присутствие некого живого существа, прячущегося то ли за газовой плитой, то ли за холодильником. Припомнила она и чей-то рассказ про маленькую серую мышку, ползущую по отопительной трубе и напугавшую какую-то девочку-сладкоежку, задумавшую среди ночи полакомиться сахарком... Лишь одного девушка не помнила - кто именно рассказал ей эту историю? Вроде бы это произошло совсем недавно, но когда? Она села, попила холодного чая и устремила взгляд в темноту за окном. За последнюю неделю у неё случилось два ночных приступа каталепсии. Кто-то называл сие явление наваждением, самогипнозом или как-нибудь ещё - не суть важно, как. Важно было лишь то, что происходящее во время приступа вызывало интерес в самом начале - и дикий ужас в конце. Раяна подозревала, что всё это неспроста. Учащение приступов наверняка имело какое-то отношение к целому ряду загадочных событий, имевших место этим летом и не поддающихся никакому разумному объяснению. Например, откуда у неё могли появиться аж пятеро новых подруг? Что она - если верить надписям на фотографиях - делала вместе с некой Кирой Беляковой в Заборье? Что привело её туда? Звонки. SMS-сообщения. Почему она не помнит - как и кому она звонила? Как получала и отправляла сообщения? - И почему я забыла только этих четверых? Или пятерых? - спрашивала себя Раяна. И не находила ответа. Порой, глядя в зеркало, Раяна начинала бояться себя. Отверстие на переносице. Оно хорошо различалось на прежних фотографиях, но примерно с середины минувшего лета оно исчезло без следа. Заросло? Чушь. Как оно могло зарасти незаметно? А татуировки в виде браслетов? Они тоже исчезли бесследно и незаметно. Впрочем, не совсем - кожа на их месте несколько изменила оттенок, став более блеклой. - А почему бы мне не сходить к этой Кире и не расспросить её? - этот вопрос уже много дней не давал Раяне покоя, - хорошо, допустим, я приду. Дальше что? С чего она должна разбирать мои бредни, хотя... она мне звонила в июне, июле... почему же не звонит сейчас? Да и остальные звонили мне. Может, они тоже меня не помнят? Но если так, то... что же со всеми нами случилось-то? Вопрос был, что называется, на миллион, и Раяна, опять-таки ни до чего не додумавшись, отправилась в постель. До рассвета осталось не так уж много времени, и ей не хотелось сидеть на лекциях сонной тетерей.