прошлое давно и старательно не ворошу, поделила на ноль все желания и мечты. я устала и не могу. не любите меня, прошу, дайте мне уйти.
— Боже, какой позор! — простонала Котовская, сидя на краю ванной, когда Шмелёв присел перед ней на колени. Оба сотрудника управления находились в душевой в другом конце коридора. Если бы не обстоятельства, то Кирилл вряд ли бы притащил сюда Женю, рискуя быть замеченными. Но ситуация была критичной. — Ты про то, что сидишь со спущенными штанами или про свои милые трусы с надписью «занесена в Красную книгу»? — усмехнулся Кирилл, коснувшись ватным тампоном бедра Женьки. Девушка поморщилась. — Извини. — Кто же знал, что у Кати Николаевой отличное чувство юмора, — недовольно, скрыв своё смущение, пробормотала девушка. — Штаны, если честно, жалко, — горько вздохнула она, бросив взгляд на серую тряпку, болтавшуюся на её икрах, бывшую некогда одеждой. — Матвиенко был так рад, когда мы их покупали, теперь, наверное, расстроится. Шмелёв покачал головой и усмехнулся. Он взял одну из салфеток, лежавших на краю раковины, и промокнул её холодной водой из-под крана. Из раны опять сочилась кровь. Женя ойкнула, когда Кирилл коснулся её бедра. Он строго посмотрел на неё, в его взгляде бегущей строкой читалось «Терпи». Котовская уперлась обеими руками в бортик ванной и сжала пальцы, стараясь не обращать внимания, что ягодицы обжигал холодный кафель. Шмелёв коснулся рваного разреза на ноге ватным тампоном, смоченным в перекиси. — Ты говорила с Антоном? — Кирилл пытался отвлечь подругу разговором, но, судя по выражению лица Котовской, тема была выбрана неудачно. — Не начинай, — застонала Женя и поморщилась, когда поверх пены, что получилась при взаимодействии перекиси с кровью, набухла красная капля. — Неужели тебе недостаточно того, что он тебя прощает? — удивленно хмыкнул Шмелёв, не отводя глаз от раны Котовской — он словно ставил на ней опыты. Понимая, что кровь пока не останавливалась, Кирилл открыл кран с холодной водой. Намочив салфетку, он коснулся бедра девушки, и Женя зажмурила глаза. — Почему тебе надо вечно всё усложнять? — он поднял глаза на девушку. — Мне не нужно жертвенной любви, — раздраженно отрезала Котовская. — Я не хочу позволять себя любить. Не хочу, чтобы он решил, что его любви хватит на двоих. В конце концов, я не хочу делать ему больно, — Женя вскрикнула, когда на ссадину опустилась очередная капля перекиси. — Ты думаешь, что своим отказом ты ему боль не причиняешь? — будничным тоном спросил Кирилл, заметив, что нового потока крови нет. — Со мной будет больше боли, чем без меня. — Почему? — возмутился Шмелёв. — Потому что ты так решила? — Женя отвернулась. — Кто тебе даёт право решать вечно за двоих? — Котовская прекрасно различала скрытый подтекст в словах приятеля. — Я не хочу причинять боль, — передразнил её Шмелёв. — Точно, — кивнул Кирилл, — ты хочешь, чтобы от боли распидорасило тебя. Нравится быть жертвой? — Я не это имела в виду, — тихо противилась Котовская. Шмелёв сделал вид, что не услышал её и приклеил на место пореза пластырь-повязку, который до сегодняшнего момента считал ненужной вещью в своей спортивной сумке. — Ты же понимаешь, что после того, что произошло между мной и Арсением, я не могу просто так взять и быть счастливой с Антоном? — Ну почему? Не хочешь обидеть Попова? — Шмелёв прислонился спиной к холодному кафелю. — Боишься ранить его чувства? Боишься, что Антон будет постоянно возвращаться к мыслям о твоей измене? Жень, на секундочку он поцеловал дочь олигарха. — Это не одно и то же, — Женя покачала головой, осторожно натянув штаны — в конце концов, ей ещё предстояло вернуться в номер. — Кот, — голос Кирилла стал серьёзным, — ты мне скажи, чё ж ты такая тупорылая-то, а? — Котовская оторопела и посмотрела на друга. — Чё ты всё время чего-то боишься? Тебе не хватило того, что ты проебывала не раз Кириллова? — Давай ты сейчас Димку сюда приплетать не будешь, хорошо? — предостерегающе попросила девушка. — Я просто, правда, не понимаю твоих мотивов, — Кирилл повёл плечами и поднялся с холодного пола. — Ты с лицом сама справишься? — спросил он, глядя сверху вниз на девушку. Было видно, что Котовская неважно себя чувствовала, но Шмелёву хотелось наказать подругу за излишнюю самоуверенность в своей правоте. — Поднимайся, — он позволил ей опереться на своё плечо и толкнул дверь душевой. Убедившись, что никого из постояльцев нет в коридоре, Кирилл помог Женьке добраться до номера. В принципе Котовская могла бы прекрасно справиться и сама — мышцы, отвечающие за движение, вряд ли были задеты. Но Шмелёву важно было быть нужным, и Женька ему позволила. — Кирилл, тебе точно не нужна моя помощь? — она посмотрела на разбитую бровь приятеля, когда они остановились около двери. Она попыталась дотянуться до лица Шмелёва, но он не позволил ей этого сделать. — Тебе самой помогать надо, — усмехнулся Шмелёв, оправдав своё нежелание контактировать с Женькой. — Болит? — Женя словно не слышала его, она, правда, хотела помочь, чем только раздражила Кирилла. — Болит, — коротко бросил Шмелёв. — Там, где невидно. Женя отвела взгляд, и Кирилл беззвучно скрылся за дверью номера. Тяжело вздохнув, Котовская толкнула дверь и вошла в свою комнату. Стянув с себя спортивные штаны, девушка упаковала их в отдельный пакет и извлекла из сумки джинсы, которые утром отнесла к разряду грязных вещей. Сегодняшняя ситуация заставила Котовскую пересмотреть взгляды. Она присела на край кровати, ощутив себя виноватой перед Шмелёвым. Она никогда не понимала, что они в ней находили. Не то, чтобы она считала себя недостойной, напротив, ей льстило внимание противоположного пола, но что в ней находили парни, она не понимала. Страшной она себя не считала, считала обычной. Обычные светло-русые волосы с пепельным отливом — и чего так все одноклассницы восторгались, когда узнавали, что это её натуральный цвет волос, и обычные карие глаза, которыми отчего-то восхищались не только парни, но и девушки. Вот, Кирилл — да, вызывал восхищение, не в обиду Арсению и Антона. Он был высоким в меру. Антон, например, при своём росте казался долговязым и немного неуклюжим, у Шмелёва же в данном случае были идеальные пропорции. Красивое накаченное тело Кирилла ни шло ни в какое сравнение с далеким от спортивного торса Шастуна и чуть накаченного Арсения. Чёрными волосами могли похвастаться и Кирилл, и Арсений — тут им проигрывал только Шаст. Не то, чтобы она не принимала парней-блондинов, просто в её голове был определённый шаблон, выработанный из-за кукол в детском саду — у Барби всегда светлые волосы, потому что она девочка; у Кена волосы тёмные, ведь он мальчик. И на протяжении долгого времени девушка оставалась консервативной, пока не встретила Антона. Или вот, например, глаза — всем же понятно, что у девочек они должны быть светлыми — голубыми или зелеными, а у парней — только карие. Тут, конечно, и сама Котовская выбивалась из рамок нормальности, но Кирилл по-прежнему прекрасно в них вписывался, соответствуя всем идеальным параметрам — высокий, с тёмными волосами и карими глазами. Женя встала с кровати и подняла с пола свою спортивную сумку, достав из неё новую пачку ментоловых сигарет. О каком правильном парне могла идти речь, если она сама всё это время была неправильной? Котовская толкнула дверь и направилась в курилку, морщась каждый раз от боли — джинсы неприятно терли порез через плотную ткань пластыря. Как бы Жене не хотелось этого признавать, но она долгое время жила по придуманному шаблону, и лишь Шастуну удалось нарушить абсолютно все её стереотипы. И если бы не эта сцена с Олесей, то в Котовской всё равно рано или поздно поднял голову её консерватизм, и она бы первая разрушила идиллию в их отношениях. Женя Котовская рано или поздно всегда разрушала всё хорошее в своей жизни сама. Увидев знакомый силуэт, выпускавший клубы дыма в воздух, Женька остановилась в дверном проёме. Было бы как-то глупо и по-детски сейчас тихо развернуться на подошве домашних тапочек и красться обратно в номер, хотя эта идея не казалась Котовской совсем безнадёжной. В конце концов, хотела она того или нет, но общение с Шастуном, как и с остальными парнями было неизбежно, если она планировала восстановиться в управлении, поэтому контакт, пусть и из вежливости, но поддерживать надо. — Из тебя отстойный боец, — произнесла девушка беззаботно, словно до этого у них с Антоном была жаркая полемика. Неожиданная реплика Котовской заставила Шаста вздрогнуть и в недоумении развернуться на неё. Почти докуренная сигарета обожгла палец потухающим огоньком, и парень ойкнул. Женька в это время спокойно перешагнула порог, поравнявшись с Шастуном. — Дерёшься отвратительно, — обвинительным тоном пояснила Женька, продолжив быть невыносимой, какой была до того, как они переступили черту своей дружбы в номере Шастуна. Она бросила взгляд на кровь, спекшуюся в уголке губ парня, и покачала головой. — Я даже не помню, когда последний раз дрался, — растерянно, будто бы оправдавшись, проговорил Шастун. — Ну, так чтобы по-серьёзному, — признался он, заметив, что Котовская теребила карман своей толстовки, где лежали сигареты, и отчего-то не решалась закурить. — И вообще-то, — лицо Антона выглядело обиженным, — в конце я ему навалял, затылком нос разбил, локтем в живот и финалочка, — Шаст сжал правую ногу в колене и сделал выпад вперёд, — прямо в стеночку, — он победоносно улыбнулся и развернулся на Котовскую, которая с невозмутимым лицом слушала его. — В состоянии аффекта, — напомнила ему девушка, отвернувшись. Это обычное движение неожиданно принесло боль, и она поморщилась. — Обязательно постоянно быть такой несносной? — оскорбился Антон. — Как ты? — он поменялся в лице. — Я переживал за тебя, боялся, что с тобой может что-то случиться, — выдохнув, признался Шастун. — Это нормально сочувствовать постороннему человеку, который оказался в подобной ситуации. Котовская пожала плечами и потянулась к карману, извлекая, наконец, сигареты — пришло время наполнить лёгкие никотином. Она поднесла одну из никотиновых палочек ко рту и, воспользовавшись зажигалкой Шастуна, что лежала здесь же, на подоконнике, прикурила. — Когда мы были вместе, ты не курила, — не понимая зачем, произнес Антон, не отводя глаз от Котовской. — Ага, и с Арсением я тогда переспать не успела, — задумчиво ответила Котовская, выпустив кольца дыма. — Ты куришь? — спросил он у нее тогда в коридоре, когда пришел извиняться. — А еще пью водку, ругаюсь матом как сапожник. И самое страшное — трахаюсь с парнями, брр, — пошутила она. Во всяком случае, он так думал. Думал, что она шутит. — Жень, почему ты так поступаешь? — решился спросить Антон. Как спрашивал у себя, как спрашивал постоянно в своей голове у неё. Женька потушила окурок в пепельнице и развернулась на Шаста, изобразив удивление. — Димы и Иры больше нет, — Котовская заметно раздражилась — второе напоминание о Кириллове за сегодня, — но мы с тобой живые, — Антону казалось, что он вбивал в голову Котовской вполне очевидный факт, который только она отказывалась признавать. — Мы должны продолжать жить, — выпалил он на одном дыхании, продолжив смотреть на девушку, которая потупила взгляд. — Дело не в этом. — А в чём, Жень? — почти кричал выбитый из равновесия Шастун. — В чём? — Антон, ты серьёзно? — она подняла, наконец, на него глаза и как-то странно усмехнулась. — Мне плевать на то, что ты переспала с Арсом. Мне наплевать, слышишь? — прохрипел Шастун, еле сдержав себя, чтобы не задушить эту невыносимую девчонку, стоявшую перед ним. — Мне не плевать, — холодно бросила Женя. — Я не хочу жить с мыслью, что ты ебаный святой, Шастун, который простил мне это, — закричала она. — Понимаешь? — Я не святой, — крикнул он на неё в ответ. — Да? Назови мне хоть один свой грех. Хотя бы один, который поставит тебя со мной в один ряд? Всего лишь один, — Шастун отвёл в сторону глаза и покачал головой. — Молчишь? А, знаешь, почему ты молчишь? — Женя сделала шаг вперёд к парню. — Потому что тебе нечего сказать. Потому что ты ебаное солнышко, которое не способно никому причинить вред. Я не такая, Антон. Я другая. Я по ту сторону, пойми ты это, — она ткнула пальцем в его грудь и развернулась, чтобы уйти, но Антон схватил её за руку. Он посмотрел в её глаза. Эти карие глаза заслуживали правду. Страшную правду. Тот страшный грех, который мог полностью нарушить баланс тех весов, на обеих чашах которого сейчас стояли Женя и Антон. Он не был солнышком, он был палящим солнцем, оставлявшим ожоги на чужих судьбах, на судьбе Котовской, в частности. Он разрушил свою жизнь, попутно разрушив и все её надежды на счастливую семью. О, если бы она только знала! Знала, что в человеке, стоявшем напротив неё, крылась вся истинная причина её проблем, она бы не считала себя виноватой перед ним. Она бы вряд ли даже говорить с ним стала не то, чтобы в драку за него полезла. Антон знал, что Женя заслуживала правды. Но не сейчас. Он не готов был её окончательно потерять. — Я не понимаю, — произнесла она спокойным голосом, даже не пытаясь вырваться. — Антон, я, правда, не понимаю, почему ты меня прощаешь? Я пытаюсь найти веские доводы этой святой простоты, но ни один из них не является здравым. Я думаю об этом постоянно, — призналась Женя, посмотрев по сторонам, и пожала плечами. — Я перебрала все варианты, начиная с того, что тебе конкретно сорвало башню из-за меня, потому что ты не был в отношениях год и, заканчивая тем, что после аварии тебе удалили часть мозга, но я не понимаю, — Женя посмотрела в его зелёные глаза, которые продолжали растерянно изучать её лицо. Она поджала губы. — Я хочу, чтобы ты была рядом, — попросил Шастун. — Тебе так кажется. Это пройдёт. Я просто твоя привычка. Мы видимся постоянно, и ты решил, что это может что-то значить, — Женя не верила сама тому бреду, что несла, но её губы продолжали произносить эти нелепые оправдания чувствам, что возникли между ней и Антоном. — Шаст, — тихо позвала она его, — включи голову. Я предала тебя. Предала то, что между нами было, — она будто растолковывала ему непонятный школьный предмет. — Я заменила тебя, а замена одного человека другим и есть предательство. Тебе просто нужно забыть всё. Сегодня, завтра или через неделю ты посмотришь на меня и ничего не почувствуешь. — Это неправда, — покачал головой Шастун, втянув ноздрями воздух, потому что дышать с каждым сказанным словом Котовской становилось всё сложнее. — Я буду чувствовать… и завтра, и послезавтра, и через год. — Ну, откуда такая уверенность? — не выдержала Котовская. — Антон, год назад ты был также уверен, что рядом с тобой твоя единственная. Ты сделал ей предложение… Единственных дважды не встречают. — Это не одно и то же, — покачал головой Шастун, когда его сердце после упоминании Иры пропустило удар. — Это другое. Я знаю это. Жень, я чувствую это… Я знаю, что ты тот человек, которого я хочу видеть рядом с собой. — О ней ты думал то же самое? — Я знаю, что ты делаешь, — Антон покачал головой. — Ты нарочно пытаешься сделать мне больно воспоминаниями об Ире. Я знаю тебя, Котовская. Я отпустил эту аварию, я открыл своё сердце для новых чувств. Только ты стараешься оправдать своё решение глупыми доводами, выдуманными в своей голове, — он покрутил рукой около виска, а на его глазах выступили слёзы. — Ты всё ещё продолжаешь делать вид, что всё, что происходит между нами, естественный природный процесс. Я так не могу, Жень, — он опустил руки на плечи девушки. — Я не могу находиться рядом с тобой и при этом понимать, что ты чужая для меня. — Я тебя услышала, — Женя отвела взгляд от Шастуна. — Котовская, я люблю тебя. — Я тебя не люблю, понимаешь? — девушка крикнула. Она сбросила руки Антона с плеч. — Ты мне не нужен. Я игралась тобой, как играла со всеми. Ты ничем не отличаешься от них, — Женя сделала шаг назад, когда Шастун попытался к ней приблизиться. — Ты не особенный. Ты такой же, как все, — бросила Женя и, быстро развернувшись, направилась к двери. В голове пульсировали тревожные молоточки. Земля уходила из-под ног, а потолок неожиданно душного коридора давил на голову. Женя попыталась привести себя в чувства, ударив по лицу ладонями. Почувствовав неожиданную слабость, Котовская упёрлась рукой в стену. — Жень, — последнее, что она услышала, был встревоженный голос Шастуна, направившегося следом за ней. В следующее мгновение на её голову словно надели мешок — кто-то в комнате поставил громкость на минимум, и девушка громко шлёпнулась на пол.***
— Антон, ты не обязан это делать, — пробормотала Котовская, закутанная в плед, который Шастун притащил из своей комнаты. — Это нормально помогать постороннему человеку, который простыл, — парировал Шастун. — Градусник доставай! — приказал он. — Боже, это так унизительно, — простонала Женька из-под пледа, выполнив просьбу парня. — Сначала сидеть перед Шмелёвым в одних трусах, теперь слушаться тебя. Шастун покачал головой, пропустив мимо ушей нытьё Котовской — а ещё майор особого управления. Он взял из её рук градусник, Антону даже не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что у девушки температура — протянутый термометр оказался горячим. Ртуть остановилась около отметки тридцать девять. — Ты же никому не расскажешь, что я растянулась на полу в коридоре гостиницы, — взмолилась Женька, когда Антон встал с её кровати. — Тебе нужно будет выпить терафлю, желательно, конечно, чтобы ты немного поела. Я так понимаю, что последние несколько дней ты мало ешь, от слова совсем? — Женя закатила глаза. — Что ты сегодня ела? — Сахарную вату и карамельное мороженое, которое заказал Арс в кафе, — нехотя призналась Котовская. — А вчера? — Несколько банок энергетика и тот пирожок с чаем в аэропорту. — Тот пирожок, который Матвиенко назвал пародией на пирожок? — уточнил Шастун, и Женя с недовольным лицом кивнула. — Жень, — Антон еле сдерживался, чтобы не накричать на девушку, которая поправляла одеяло на своих ногах, — питание — одна из составляющих полноценного функционирования организма, — несмотря на свой болезненный вид, Котовская усмехнулась. — Так Поз всегда говорит. Что бы ты хотела поесть? — В идеале, конечно, рыбу фугу. Или фуагра? А, может, фрикасе из кролика? — девушка каждое своё размышление сопровождала манипуляциями рук, из-за чего плед съехал с её плеч, и Шастун вернул его на место. — Мне жарко, — заныла Женя. — Что ты хочешь поесть? — Антон оставался невозмутимым и не поддавался на провокации. — Чипсы. — Чипсы — это не еда, — строго посмотрел на девушку Шаст. — Сказал тот, кто во время гастролей ест их пачками, — закатила глаза Котовская. — Я бы не отказалась от фастфуда, — оживилась Женька. — С большим удовольствием съела бы чикенбургер. — Это тоже, конечно, не еда, но хоть что-то, — Антон поднялся с кровати. — Видел макдак как раз в паре улиц от нашей гостиницы. — Шаст, стой, — девушка схватила парня за руку. — Я запрещаю тебе одному покидать гостиницу. Нам сегодня твоей вылазки с Матвиенко хватило. — Подключу Кирилла, — беззаботно повел плечами Шастун, освободившись от руки девушки. — Вдвоём у нас будет больше шансов. Да, прекращай ты, — возмутился Антон, когда Женя опять попыталась поймать его руку. — Котовская, очнись, я ходил в аптеку за лекарствами, и никто на меня не позарился. Думаешь, что мне суждено погибнуть по дороге в макдак? — он растянул губы в улыбке и посмотрел на девушку. — Я думаю, что ты не обязан этого делать. Мне не нужна эта забота, — холодным и равнодушным голосом напомнила Котовская, чья детская нелепость куда-то исчезла. — Давай я сам буду решать, что я обязан делать, а что нет. Это просто взаимовыручка — ты со Шмелёвым помогла мне и Серому, я помогаю тебе. Не нужно отталкивать меня и пытаться наговорить мне гадостей, когда я просто пытаюсь помочь. — Точно, ты же так никогда не делал, — фыркнула Котовская — ребёнок снова неожиданно включился. Антон покачал головой и толкнул дверь, покинув номер Женьки.***
Шастун открыл глаза и посмотрел на спящую на соседней подушке Котовскую. Он аккуратно убрал выбившуюся из прически прядь за ухо и подвинулся к ней ближе, чтобы коснуться губами её лба — температура, наконец, спала. Тихо откашлявшись, Антон встал с кровати и поднял лежавшие на полу пакеты от Макдональдса. Игнорируя возмущение и протесты Жени, парню всё-таки удалось её накормить чикенбургером и наггетсами — мороженого с Котовской на сегодня было предостаточно. Быстро осмотрев комнату Котовской, чтобы убедиться, что собрал весь мусор, Шастун подошёл к кровати и оглядел спящую девушку. Он бы полжизни своей отдал, чтобы в такие моменты быть рядом и заботиться о ней. Правда, было одно, но — этого не хотела сама Женя. Осторожно, чтобы не разбудить девушку, парень поправил одеяло и присел на край кровати. Антон наклонился и поцеловал в макушку девушку, которая стала для него целым миром. Миром, ворота которого для него оказались закрыты. Шаст остановился около двери, не решаясь уйти — что-то всё ещё держало его здесь. Антон бросил очередной грустный взгляд на Женю. Он тяжело вздохнул, понимая, что, возможно, это конец. Котовская не хотела, чтобы за неё боролись. Ближе, чем сегодня, они уже вряд ли будут. Он вернулся к кровати и коснулся губами её губ, чтобы запомнить их прикосновение, даже если Котовская не будет этого помнить. Шаст аккуратно провёл пальцем по ссадине на её щеке. Опустив глаза, Антон выдохнул, настойчиво стараясь воображаемым пинком выгнать себя из комнаты девушки. Дверь за ним закрылась, и Женя приоткрыла глаза. Она села в кровати и потянулась к телефону. Разблокировав экран, девушка набрала сообщение, зная, что абонент отреагирует сразу, как только его получит. Подходящий момент никогда не наступит, пластырь лучше срывать быстро.***
Из Шастуна вышел бы никудышный шпион. Дело то ли в его росте, то ли в природной неуклюжести, но, скорее всего, в одной из прошлых жизней, его приставили к стенке и расстреляли, потому что он просто-напросто не вовремя покинул засаду. А вот из Димы Позова вышел бы отличный следователь. Чутьё оперативника у Поза, однозначно, было, иначе, как ещё можно объяснить его желание покурить в четыре часа утра, именно в тот момент, когда Шаст покидал комнату Котовской. Шаст не сразу понял, за какой проступок его схватили за шиворот и толкнули лбом в дверь. А когда понял, возмутился — какого хрена Поз последовал примеру Шмелёва? — Не хочешь мне ничего объяснить? — возмущался Дима, склонившись над Шастуном. Антон не пытался подняться с пола, куда его приземлил Поз. — Шаст, для своего же блага прекрати таскаться за этой девчонкой. Обзаведись хоть каплей человеческого достоинства, — Димка забыл истинную причину, почему он проснулся столь рано — глупое поведение Шастуна задевало его больше. — Шаст, она переспала с Арсом, — напомнил Позов, а лицо высокого паренька помрачнело. — Ты придурок что ли? — Она это сделала назло мне, — нелепо оправдался Шаст, в глазах прочитав, что Димка думал о его умственных способностях. Потупив взгляд, Антон отвернулся от приятеля. — Слушай, а ей определенно с тобой повезло. Такого долбоёба ещё поискать надо. Ей даже не нужно ничего делать, чтобы ты с ума по ней сходил. Достаточно острого языка. Шаст, мне тебе напомнить, что вы попали в одну аварию, а ты был первопричиной этой аварии, пусть и не по собственной воле? Между вами даже ничего не было, а ты следуешь за ней по пятам, как собачка… — Я был все выходные у неё, — нарушил своё молчание Антон. Позову показалось, что он ослышался. — Повтори. — Я был у Котовской. — Твою за ногу, Шаст, — обречённо выдохнул Позов. — Что из фразы «держись от неё подальше» тебе было непонятно? — раздражившись, крикнул Димка. — Ты бы мог уточнить у старшего товарища, я бы тебе всё объяснил. Нахера ты… господи, Шаст… Да у меня слов просто нет. — Поз, — тихо позвал его Антон, и Дима приземлился на пол рядом с другом. — Поз, — Шаст повернулся на приятеля, — я люблю её.