***
Тьма. Тишина. Красота. Три слова, которые просились на занемевший от долгого молчания язык. Если портал открылся прямо на поле, и искать это не пришлось — я его видел, да и звали меня оттуда, то как выбираться отсюда, из… А где я вообще? В общем, я не знаю. Та ещё задача. Я ничего не вижу и ничего не слышу. Ветер стих. Стихло… всё. Нет ничего вокруг. Только я, только пепел под пальцами. Только тянущее чувство, бьющееся в висках. Ты мог уйти! Уже сидел бы с… как её… Но нет, ты затолкал в неизвестность бесполезную куклу. А теперь вскорости не станет и тебя. В пустом мире будет бродить только оболочка. — А… А-а-а-а… Аха-ха-ха… И? — прохрипел голос, — Кому ты нужен такой? Ты же так боялся одиночества, что разговаривал с мечом, но всё равно… И поднимался. И шёл, даже когда ничего не видел, зная, что тебя сожрёт любая крыса. Вставал и шёл. Почему? Ты хочешь домой. — Не-е-ет, домой ты уже не хочешь. Ты даже не знаешь, где это. Ты не помнишь своего имени. Кто ты? Пепельник? — А-ха-ха! Я слышу твой голос! Аха-ха-ха-ха-ха… Ладно, пора вставать. Есть предложения? Полежи, отдохни. Попробуй достать из штанов что-нибудь. Шорох ткани о пальцы. Да нет, не это! И зачем ты таскаешь с собой радужные камни? — Понятия не имею. Карманы бездонные, вот и собирал всё, что находил. Что-то холодно становится, тебе не кажется? Игра воображения. Ты мёртв. — Но у мёртвых нет воображения… Я наощупь нашёл витой меч. — Да нет же, и правда холодно! Заткнись и сосредоточься на задаче. Тебе нечего бояться. — А как же эти… как их… бабайки из дневника? Они по-любому страшнее демонов. Какие бабайки? Ты в этом мире один. Больше нет никого. Ты всех убил. — Тоже мне, открытие. И… Не работает. Ещё варианты? — О, палец. Серьёзно? Ты вернулся и забрал свой палец? — Ну да, на память. Только на ощупь он теперь как… косточка. Я сперва хотел Йорика забрать, но от него ничего не осталось. Ты, к слову, не помнишь, почему я его так назвал? Не грызи его. Фу. Бяка, брось! — Так это мой мизинец, в смысле не грызи? Когда ты в последний раз руки мыл? Глисты будут. Ты видел, какие тут глисты? — Гы-ы-ы-э-э-э-а… Палец, да? Косточка. Ну-ка, ну-ка. А ещё его жрали те страхолюдины четырёхлапые. — Ты не сможешь испортить мне аппетит, я. Сейчас бы в Храм вернуться, да, когда отдавал пиво луковицы. Хрен этой кикиморе по всей роже! Хрум! — Ой!.. Ты ведь знаешь, что я хочу тебе сказать? — Нет, я же не ты, гы-гы-гы… О! О! А-а-а-а-а-а! — Здорова, хранительница! — помахал я весело рукой. — Пепельник, ты вернулся. Чего желаешь? — улыбнулась мне девушка. — Пиво, баб и баню, — почесав черепушку, полез в дневник. Ну да, так и написано, — Умные люди рекомендуют. Сам не знаю. Голос, ты где? Слышь? Аллё! Да идите вы к чёртовой матери, последнее отобрали. — А… пепельник? — Попробуем как-нибудь. Наверное. В следующей жизни… Аха-ха-ха-ха… Когда… й-йа стану кошкой… ха-ха-ха-ха! — резко замолчал, — Андрэ у себя? Пойду ему меч отдам, у меня фламбергов теперь как счастья. После долгого молчания я услышал в спину: — Отдохни, пепельник, тебе нужно немного отдохнуть. — Андрэ, здоровая ты падла, я так рад тебя видеть, так рад! Замутишь мне асторский доспех из обносков? Меня задолбало моё рваньё. Приодевшись в уже готовое, целое — асторщина была в избытке, вот только чтоб её переделать кузнецу нужно было время, а ждать я не хотел — сел на ступеньки, кумекать. Что и как. И чё теперь делать. Ведь всё вернулось на круг, и… Задумался хорошо, из бреда выпал, очнулся, когда какой-то хмырь начал приставать к хранительнице, чтобы снять её корону. — А… Аха… Аха-ха-ха-ха. Есть соблазн проверить: умру я или нет? Большой такой соблазн. Но проверять эту возможность, я, конечно, не буду. Мне нельзя забывать, нельзя. А что же я хотел? Блин. Что же это была за безумная-безумная идея? О, знакомая рожа пошла, недовольная. Опустив забрало, я вяло пошёл к себе. Уселся рядом с просушивающим штаны мужиком. Что сказать, что спросить? — Привет, — поздоровался я с собой. Да ладно! Что сказать-то? Никуда не ходи, здесь сиди? Да хер с ним, пусть идёт, куда хочет. — Я… наблюдал за тобой, — с трудом зашевелились губы. Я достал какую-то штуку, придвинул лицо к огню. — Фух… — Какая интересная хрень! Хочу. Стоп, это же я, у меня же есть! Нужно будет покопаться в дневнике. — Вижу, никакого пиетета перед пламенем ты не испытываешь. А стоило бы. Ну, ничего, скоро ты поймёшь. Так, не смейся, не пугай себя. Пока ещё рано, пока я даже осознавать не начал. — Ага. А должен? Ты это, тоже пепельник, что ли? Я промолчал. Что же я хотел сделать-то? Забыл. Ладно. Надо флягу мне отдать, мне она всё равно не особо, да и сделать новую можно, в Поселении Нежити эстус себе перелить. Я крался по стене, шугаясь каждого шороха. Такой смешной. Я крался за собой, вспомнив и решив проверить. Подбрасывал нож, примеряясь. — Оп! — я свалился со стены с ножом в затылке, — Аха-ха-ха-ха-ха!.. Не сработало. Мой труп упал и развеялся серым пеплом, а я остался стоять в расстройстве. Лицо моё он видел, пусть и не обратил внимания. Что ещё сделать, чтобы сломать? Я чувствую, что это должно было помочь. — Н-да. Ладно, посмотрю ещё на этого придурка, да полезу в Храм Глубин. Теперь-то я точно готов и смогу всё грамотно обследовать. Подумав немного, начал собирать себе журнал. Я точно знаю, что огромного железного танка сам, без подсказки, не осилю. Там, дальше, будет полегче, но сейчас — нет. Почему я вообще себе помогаю? Мне нужно время, пока я не погасил пламя. А я уверен, что я это сделаю. — Потом — Архивы. И подольше там покопаться, подольше! — Какой же я беспомощный… Трупы вокруг меня, чуть не горой сложенные, начали вставать, оживать, кости затрещали, складываясь обратно в скелеты. — Как же… Как же ты задолбал умирать, а! Косорукий кретин! Отвянь, — стряхнул с ноги мертвеца, — Хм. Ха-ха-ха-ха-ха-а-а-а-а-а-а!.. Их-их… Я решил, раз уж мне всё равно тут очень и очень долго ходить, потушить все огни и спрятать все факелы. Мою рожу растягивала широкая, сумасшедшая улыбка. Да-а. Ничего страшного. Мне нужно больше времени. — Стой, ты… Ты пахнешь, как та женщина. Посмотрев на бородатого мужика, я почесал репу и вынул из пола витой меч. Пусть побродит, нечего упрощать мне задачу. — Ты, наверное, из пепельных. Да?.. Ответь! Да иди ты к чёрту, долбанутый. — Аха-ха-ха-ха! — отпихнув ногой старика, я было двинулся дальше, как тот крепко — очень крепко для своей фигуры — вцепился мне в ногу. — Постой-постой! Ты представить себе не можешь как долго я тебя искал!.. Ну что ж, ладно, чуток послушаем. В конце концов, испортить себе жизнь я всегда успею. — Хы… хы-хы… хы-хы-хы-хы-ха… — Я слушаю, — сказал, устав стоять на одном месте в ожидании. Этот тип, похоже, вообще уснул. С моей ногой в руках, ага. — Охо-хо-хо… — Ты плачешь или смеешься? — зачем я спросил? Мне неинтересно. — А, не обращай внимания, я не думал так расклеиваться. Фу-ух. Моя госпожа живёт в холодных… — Короче. — Вот… — из-за пазухи мужик достал обрывок чего-то, мерзкий, даже для меня жалкий и ничтожный, а я ведь собирал радужные камушки, — Помоги моей госпоже увидеть пламя. Если ты и правда… — Как выглядит твоя госпожа? Как её зовут? Что это за хрень? Давай по делу и без соплей, мне некогда. — Да-да, конечно! Пепельники никогда не подводят!.. Это кусочек нарисованного мира Арианделя, тот, что ещё не развалился от гнили. У моей госпожи нет имени. Ну, ты покажешь ей пламя? Подумав, я решил согласиться. А почему бы и нет? Обследовать Храм Глубин я смогу ещё долго. Солнце ещё высоко. — Если у неё есть глаза, — пожал я плечами. — О-о, благодарю тебя. Благодарю. Ну же, коснись его… — Постой! Как вы… — старик схватил мою руку, приложил к ней мерзкий кусок холста. -…глядит твоя госпожа? Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Я убью тебя, сволочник. Да, найду и убью. Буду убивать столько раз, насколько хватит Пламени. — А, ты из новеньких… Кха-а-а! Проткнув мечом какую-то мразь, я вышел из пещеры, повторяя вычитанные в дневнике проклятья. Слева отвесная скала, заледеневшая, по ней никуда не забраться. Холодно, вокруг снег, мелкие частички его витают в воздухе, создавая холодное туманное покрывало, белые деревья. — Хых… Фс-с… — зашипел сквозь зубы. Мне нельзя умирать. Нельзя. Нельзя, я всё забуду. Да, точно, я всё забуду, нельзя, я ещё не всё сделал. Я сел на снег, сгрёб его в руки и приложил к лицу. — Ха! Ха! Ха! — часто задышал, стараясь успокоиться. Захныкал, не выдержав. Пепельник поднял голову, склонил её на бок, прислушиваясь к окружению. Новое и незнакомое вокруг. Белое и холодное. Интересное. Набрав полные карманы этого белого, он подхватился, взял меч в руку и медленно побрёл сквозь заснеженный лес, где многие деревья были похожи на женские фигуры. Пепельник много раз бился с женщинами, эти ловкие существа могли доставить серьёзные проблемы, если быть невнимательным, поэтому он старался обходить их стороной — по возможности — заходя в спину, и только после этого нападал. Не всегда дерево было просто срублено: иногда коварные существа визжали от боли и горели, осыпаясь пеплом. Были и воины, но пепельник их не опасался. Воины — это мясо для его меча. Столько убивать гигантов, людей и прочее — можно сказать, что он от них просто отмахивался. Пепельник ненавидел стрелков всем своим существом, потому, едва завидев что-то похожее на лучника, арбалетчика или метателя дротиков, яростно ревел, выл, пробиваясь к этому и свирепо рвал на части! Они сбежали, сбежали от него, не отдав угли. В яростном рёве пепельник брызгал тем, что заменяло ему слюну, бросался на камни. Он не выбирал дороги — зачем ему мост? Вон там, вдалеке, есть деревня. Нужно только обрезать и спуститься. Да-а-а. Спустился. Но прыгать дальше вниз по огромным корням он не хотел — кто-нибудь может отнять его уголёчки, его тепло. Внизу он видел воинов. Одно неловкое движение — и полетел. Могут ли у них быть угли? Нужно проверить. Но сберечь свои. Да, сберечь свои и отобрать чужие. Непривычный к подобному ощущению, пепельник стал аккуратным. И стал злее. С каждым трупом на своём пути, он становился злее. Ему было ХОЛОДНО! В этом месте ни у кого нет угля! — Прекрати. Меня нельзя убить. Я посмотрел на свои руки, они все в красном. И живот какой-то набитый, раздувшийся. Я что, кого-то съел? Но во рту вкусно. — Аха… Аха-ха-ха-ха-ха… — чувствуя, как утратил нечто важное, я начал тихо хихикать. Затем резко замолк, сморщился. А не поздно ли метаться? — Что такое? Невкусно? — я поднял глаза на голос. — А-а-а-а-а-а!..ох… а-а-а-а-а! О-о-о… — Я вижу, ты очнулся, пепельник. Это хорошо. Не беспокойся, когда ты вернёшься в следующий раз — всё будет в порядке. Скажи, ты видел Пламя? Можешь мне его показать? Я сидел на полу, в луже крови и остатках плоти, икал и слушал, не в силах смириться. Слушал и не слышал. -…Ладно. Дверь открыта, и я могу… Что ты делаешь? Я достал из кармана кривой кинжал и поднёс к лицу. Заскрипело по стеклу железо. — А… А-а… А-а-а! — Дурашка. Зачем мне твои глаза? Вот, смотри. Я подумала и поставила тебе свои. Здорово, ведь правда? А где твоя фляга? Дай мне свою флягу, тебе нужно напиться. Не поможет ведь… Машинально вынул из кармана эстус. — Вот. Посиди так, скоро приживутся. А эти можешь оставить себе на память. Ну, я пошла. Встретимся в часовне, пепельник. А, забыла! Твои огни тут есть, ведь тут уже был пепельник. Она заперла меня тут, чтобы я не могла написать Пламя. Я обещала это дядюшке Гаэлю. Но я хочу написать новый мир! Холодный и спокойный. Он станет кому-то хорошим домом. Ты слышишь меня?.. ладно, дверь открыта. Я должна выполнить обещание. Моя добродушная жертва исчезла, рядом больше никто не дышал, не ходил. Открыв глаза, я прозрел. В ладони были до боли знакомые чёрные зенки с блёклой голубой радужкой. — Аха… аха-ха-ха-ха… ха-а-а… — завыл. Пепельник поднялся, осмотрелся. Ему всё было странно. Всё по-другому. И… Что самое невероятное, он может читать того, кто пытается выбраться. Вернее тот, кто пытался выбраться, почти сдался, полностью отдаваясь на волю инстинкта. А ещё… нет, ему сложно это выразить. Но задачу пепельник понял. Нужно забраться обратно наверх, к этой. Белой… как снег. И ещё одно чувство было у него внутри, совершенно новое. Пепельник не сумел её убить. Пепельник улыбался. Вос… воспоминания, да? Тепло. Угли тоже тепло. Воспоминания — угли? Если нет — всё равно хорошо, как еда из фляги. Умирать нельзя — забудет. Звякнув мечом, пепельник прислушался. Кивнул. Воинов было слишком много, как тогда, на мосту у Того-Кто-Выбирается. И они… вместе. Да, вместе нападали на пепельника, идущего вверх. Сильные, свирепые воины. Они поливали его огнём, сокрушали его щит тяжёлыми ударами больших секир и копий, умирая по одному, трудно, заставляя пускать в ход весь его арсенал. Пепельник не знал страха и отступать не умел. Но пользоваться приёмами Того мог. Учиться у тех, кто силён, пепельник умел. Почему-то нельзя, чтобы Тот сдался. Нельзя. Сейчас он дрожит внутри от какой-то боли, совершенно непонятной пепельнику, но вскоре вновь встанет. И тогда… Они смогут? Прыжок в сторону удар топором пролетает слишком близко, пепельник яростно скалится и вонзает меч гиганту в рогатом шлеме в подбородок, с трудом дотягиваясь до мозга. Рывок вперёд! Не останавливаться! Не отступать! Сзади их слишком много! Развернулся, кинул в толпу бомбу. Взрыв! И вновь побежал. Вперёд! Вперёд! Она близко, она уже здесь! Из-за уголка пепельник наблюдал за схваткой гигантов и существ — мысленно обратившись к Тому, воин получил воспоминание — мух с весёлой усмешкой. Это было интересно. Конечно, ему и самому хотелось поучаствовать, но нельзя. Задавят. А умирать нельзя. Негорящий болел за мух, они были ему гораздо интереснее, чем уже привычные гиганты с топорами. Но лучше всего смотрелись бы те штуки, с большими когтями и мечами с рапирами. И… Тот рыцарь с двуручным мечом, что от него сбежал, и которого он потом всё-таки убил. Да, было бы интересно. Поморщившись от холода, пепельник решил спускаться. Все замеченные им враги уже в битве или уже пали, нужно повернуть тот ворот и посмотреть, что будет. Тут у него были две дороги: вниз и вверх. Но ему было без разницы. Лучше, конечно, вверх, там была Белая. Всё равно у местных углей не было. Только у той, что сбежала, возможно, были. Пепельник яростно взревел, увидев её. Мгновенно узнал, тут же нанёс удар — но та вновь исчезла. — Ибо пепел всегда ищет пламя… Пепельник ничего не понял. Да и не хотел знать. Он сунулся в открывшийся проход, рассчитывая, что там найдёт её. И свирепой радости его не было предела, когда она-таки появилась. — Р-ра-а! — Бич нам не понадобится, отец, он даже говорить не умеет. Прошу, закрой свои глаза, сейчас я навсегда уничтожу этот пепел. Нельзя умирать! Нельзя! Пепельник открыл забрало и закусил край щита. Он дойдёт до Белой, не умирая! — Р-р-ра-а-а-а! — взревел, со стуком опустил забрало и сделал первые шаги к подлой женщине, которая не хочет сдохнуть и отдать уже угли! …удар сзади. Из-за особенности косы, которую использовала подлая женщина, блокировать приходилось на развороте. Пепельник не сразу приноровился к противнице, но в итоге именно на этом её и поймал выпадом меча назад. Он прекрасно ориентируется в кромешной тьме на слух, бесполезно было от него прятаться. А вот привыкнуть пришлось, иначе вышел бы размен. Умирать нельзя. Лезвие воткнулось в мягкое, пепельник с удовольствием распорол подлой женщине живот, а затем тремя плохими ударами снёс голову. Он не старался. Затем почему-то взвыл старик с чашей. Этого пепельник не понял, зато как сильно обрадовался, что пепельница встала! Это значит, что её можно убить ещё раз! Ещё! Пепельник размахивал правой рукой в левой руке — рабочую ему отрубила пепельница, забил подлую женщину щитом и головой, — и пытался объяснить Белой, как он рад её видеть живой и ненадкусанной. Он пытался рассказать ей о том, как весело было, и как хорошо он потрудился. — Когда уже дядя вернётся? — вздыхала женщина с чешуёй на лице, рожками во лбу и хвостом. Длинные волосы свисали со стула на пол. — Р-ра-а… Радость, — сказал вдруг пепельник и сам замер от своего первого слова. Как замерла и Белая. Пепельник указал на неё обеими руками, — Радость! — Радуешься своей руке? Дурачок. Она же твоя! Мне не нужна. Забирай. Пепельник посмотрел на руку, посмотрел на Белую, отшвырнул конечность в угол. Вновь указал на женщину, уверенно прорычал: — Радость! — Я тебя не понимаю. Тебе нужно научиться разговаривать, пепельник. Женщина спрыгнула со своего высокого стула, начала показывать на пыльном полу диковинные значки. — Смотри. Это «А». Астория. А-а. Повтори. — А… А! Я очнулся, глубоко задышал, сплёвывая на пол слюну. Затем меня вырвало. — Опять ты? — спросил девичий голос, — Исчезни уже, ты никому не нужен. — З-заткнись! Я есть! Я здесь! Я… — Ты всё. Исчезни, верни мне моего братишку, мы с ним не доучили письмо. — Я!.. Сильные руки ухватили меня за длинные волосы, хрустнула шея. Во тьме коридоров Храма глубин раздавался плаксивый, надрывный голос. Пепельнику он не нравился. Некрасивый. Пепельник подкрался к Тому-Кто-Исчезает, вонзил топор ему в колено. Затем, крепко ухватив руками за шею, оторвал голову. — Некрасиво. Радость лучше поёт. Пепельнику нужно было сделать три вещи: заполучить кровь и душу дракона, найти дядю Гаэля и потянуть время ещё немного. Радость придумала план! Очень сложный, пепельник всего и не запомнил, да и не его это дело — думать. Он только знал, что Радость хочет научить его рисовать. Только где искать драконов — пепельник не знал. Но ему было всё равно, сколько придётся искать, он их в любом случае найдёт, да. А вот дядюшка Гаэль должен был быть где-то здесь. Пепельник точно знал, что Тот-Кто-Исчезает видел его в Храме Глубин. Пепельник принёс Радости дурную весть. — Я убил твоего дядю, сестрёнка. Он сошёл с ума даже сильнее, чем я. Но вот это он назвал Тёмной Кровью. Радость расплакалась. Пепельник тоже почувствовал горечь. Почувствовав это — эту мимолётную слабость, изнутри начал рваться Исчезающий. Но пепельник легко задавил его волей, лишь чуть сморщился. — Опять он? — Да. В последнее время даже слишком часто. Пепельник глянул на картину с мужчиной в доспехах, горящих огнём, и с витым мечом в руке. — Осталось лишь несколько мазков, братишка, и «Пламя» будет готово. Ты так и не вспомнил, как тебя зовут? — Нет. — Мы с тобой и правда похожи. Я назову его Пепел. Вот и всё, тебя нарисовали, теперь я могу приступать к своей мечте!.. Брат? — Где же ты, брат? Брати-ик! Куда ты подевался, глупый? Пепельника призвали. Он осмотрелся и застыл в недоумении. Печь первого Пламени? На границе выжженного круга стоял, прикрыв глаза, седой, как Радость, полуголый человек с щитом и мечом. А на границе сознания захохотал злорадно Исчезающий. Они оба знают, что пепельник этот бой проиграет. Трое на одного — призванный не потянет. Спихнув себя с высокого шпиля — пущай полетает — Я рванул к принцу Лотрику. Да-да, мне всё ещё нужно время. Да, снова Я, снова вы, правая и левая. Я снова иду домой! Всё с начала, понятия не имею как, но… — Аха-ха-ха-ха-ах! Хреново, что у меня только одна попытка, пепельник больше мне шанса не даст, но чем чёрт не шутит? Вдруг получится. Главное — я всё ещё помню то лицо, что привиделось мне во Тьме. Помню и готов изобразить. — Здорова, принц! Как жизнь, как семья, как муж? Аха-ха-ха-ха-ха! — Ещё один упрямый мертвец. — Эй, стопэ! Я не драться пришёл! — поднял я руки, — Хотите гнить тут оставшуюся вечность — ваши проблемы. Холст пустой где? Я видел его в прошлый раз. Вообще-то, не помню. Но! Лотрик помолчал, затем удалился и скинул мне с балкона свёрток после длительного ожидания. Пулей вылетев из дворца, спрятался, подождал, пока крушащий всё на своём пути я, бормоча под нос разнообразные проклятья, пройдёт мимо. Дракон! Мне срочно нужен дракон! И я даже знаю, где его, последнего, искать. Пепельник затупил, пошёл сперва за «дядюшкой Гаэлем», а потом сразу вернулся к «Радости», будучи уверенным, что бой с драконом он не переживёт. Рисковать мечтой этого чудища он не хотел. Я тоже уверен, что не переживу. Но мне терять нечего. Пока я в себе, пока в сознании — я должен попробовать. Выложил все души, что были в кристаллизованной форме, перед служанкой при храме. — Что есть на молнию, всё, выкладывай! — Сестра. — Бра-ат. Куда ты подевался так внезапно? — Нашёл и убил дракона… Сестрёнка, а ты можешь написать меня живого? У меня не получается рисовать. — Но… — Я знаю, сестра, что ты тёплая. Я хочу это чувствовать. — Л-ладно. Всё в порядке? Он не вырывается? — Он уже не может. Выдохся. — А? Живо-ого… интересно! Хочу.***
Луиза и её новый фамильяр — Жанна Дарк — шли к могиле фамильяра старого. — Я не верю. Это бред полный. — Тогда зачем вы за мной идёте, госпожа? — Хочу знать, что с твоей головой всё в порядке, просто ваш мир… очень уж странный. Кроме того, я ведь тебе говорила: он не из вашего мира. Из другого, где есть самодвижущиеся тележки, много огнестрельного оружия и, заметь, никакой магии вообще. — Говорю вам, госпожа, он так же говорил и мне, из другого мира, «верни меня домой». Пепельники всегда возвращаются. — Ладно-ладно. Вот тут должно быть его тело. Хочешь убедиться, что он мёртв — прошу. Непривыкшая к ручному труду бывшая хранительница Пламени взяла лопату и начала копать… — Пусто. — Пусто, — кивнула Луиза ошарашено. — Но ведь…***
— И ты уверена? — Я направила верхового в Хелген. Скоро мы всё узнаем. — Исмир, только этого нам не хватало… Если это правда, на улицах начнётся паника. — С паникой мы справимся, Балгруф. А вот с драконами — не уверена. — Хм. — Мой господин. Прошу вас. Выслушайте меня. Я лишь рекомендую быть осторожнее. В такие времена нельзя действовать необдуманно. Если вести, которые пришли из Хелгена, правдивы… нет, никто не знает, что всё это может означать. — И что я должен, по-твоему, делать? Ничего? — Мой господин. Прошу вас… Сейчас не время для безрассудства. Я просто говорю, что нам следует собрать больше сведений перед тем, как действовать. Я просто… — И кто же это? В зал вломился незваный гость. Одетый в грубо сшитое рваньё, но с мечом на поясе, он, хихикая, проговорил Айрилет, но услышали все: — Там это… на Хелген дракон, ха-ха-ха-ха, напал, ой, не могу… Меня попросили передать. Аха-ха-ха-ха… Вот письмо… Фух, говорил же, что у меня будет истерика, что они со мной кого не послали?