Двое лгут, когда вместе

Драко собирался вернуться обратно в гостиную, но вот уже полчаса бесцельно гулял по этажу, измеряя шагами коридоры. Он был на нее невероятно зол. Сам не понимал почему, но его просто распирало, и он никак не мог остановить поток грязи, что лился из его рта. Самое первое, инстинктивное желание, когда он злился, — сделать другому человеку больно. Он не хотел уходить. И сейчас не хотел бестолково скитаться по коридорам замка. Драко знал, что не был для Грейнджер идеалом. Знал, что она, скорее всего, не рассматривала его как возможный вариант. И от этого он злился еще сильнее. Драко видел, как собирались в уголках любимых глаз хрусталики слез, и ничего не мог с собой поделать. Он с детства привык быть злым, холодным, черствым слизнем из страшных сказок для непослушных детей. Он с младенчества привык к холоду материнских рук, отчужденности отца и наигранности друзей. Были ли у него настоящие друзья? Блейз Забини, с которым Драко готов надраться при любой возможности, все равно оказался слишком далек от его тайн. Поделилась ли Грейнджер своим сном с Поттером и подружкой Уизли? Малфой усмехнулся, представляя, как округляются глаза ее недалеких друзей, когда она в общей гостиной Гриффиндора сообщает им, что он — Драко Малфой — ее суженый. Впрочем, Блейз тоже оказался не слишком разговорчивым. Драко даже не мог предположить, кто приснился этому самовлюбленному засранцу и собирался ли он делать что-то, чтобы найти избранницу. Как-то он упоминал, что вся эта чушь влюбленных дураков — просто игра сознания. Сердцу не прикажешь. Если человек влюбился, ты хоть в лепешку расшибись, но все равно не выбросишь образ любимого человека из головы. Драко понравилась его мысль. Ему всегда казалось, что Паркинсон останется с ним до последнего, будет мило улыбаться на снимках в газетах и их совместных семейных фотографиях, нянчить его детей и вежливо улыбаться отцу, когда тот ляпнет очередную глупость. Но все полетело к чертям. Он ушел из гостиной быстрее, чем смог проанализировать происходящее. Ему не нужна была снисходительная жалость честной гриффиндорки к нему, раздавленному, уничтоженному и вдобавок влюбленному до беспамятства идиоту. Он скитался по коридору туда и обратно, размышляя, как бы так начать разговор, чтобы не убить ее или не залезть в трусы. В последний раз он был близок к обоим вариантам. Драко ненавидел Тео и предпочитал держаться от него подальше. Особой на то причины не было. Они никогда не были друзьями, не делились секретами и не пили из одного стакана. У Нотта было слишком много секретов, а их Драко не любил. И когда он увидел, что между ним и Грейнджер нашлось что-то общее, пообещал себе держать ее от него подальше. Но черт бы побрал его длинный язык! Гермиона так страстно целовала проклятого Нотта, так прижималась к нему телом, что Драко стало невыносимо больно, и он испытал облегчение, когда Нотт развернулся и ушел, оставив Гермиону одну. Нужно с ней поговорить. Когда он повернул обратно, в его голове по-прежнему звучали ее слова: «Я думала, что ты изменился и вся та дурь, что была в твоей голове, наконец-то вылетела оттуда». Еще никто с ним так не говорил. Несмотря на злость, он чувствовал потребность поговорить с ней, хотя она не услышит того, что хотела бы. И после разговора Драко намерен отправить ее обратно в башню Гриффиндора, и плевать ему на всю эту чепуху с родственными душами. Да, Грейнджер ему нравилась, да, он будет чувствовать потребность в ней, но только первое время. У него есть жизненная цель, к которой он столько шел и так усердно готовился. Ни одна девчонка не изменит его планов. Даже Гермиона Грейнджер. Он услышал ее голос в коридоре и остановился. Она была не одна. — Я никак не мог избавиться от странного предчувствия после нашего поцелуя. Чертов Нотт. Никак не может отстать от нее. — Не знаю, ощутила ли ты то же, что и я, но… Драко напрягся всем телом. Что он мог ощутить? — Твое количество попыток не изменилось. Драко, приготовивший длинные объяснения, почему Гермиона никогда не должна больше расценивать его как пару и вспоминать их поцелуй, почувствовал, как слова застряли в горле, когда он увидел, как ненавистный Теодор Нотт сжимает в своей лапе руку Грейнджер и разглядывает браслет. Раньше Драко никогда не обращал на него внимания, но сейчас увидел, что количество попыток у Гермионы не поменялось. — Какого черта тут происходит? Гермиона тут же отпрянула от него, вырывая руку. Страх, отразившийся на ее лице, сменился ужасом. Она нервно стала прятать браслет, но Тео перехватил ее руку и грубо потянул ее на себя, словно трофей, добытый в бою. — Она моя родственная душа, Малфой. — Чепуха, — Драко постарался скрыть дрожь в голосе, — я видел ваш поцелуй и то, как ты бросил ее там, под дождем! — Браслет не врет, — и в доказательство Нотт вытянул руку Гермионы. Драко всеми силами старался скрыть свое удивление, но, судя по довольному выражению лица Нотта, получалось у него чертовски плохо. Он демонстративно положил руку Гермионе на талию и притянул к себе еще ближе, хотя, казалось, куда еще ближе. Драко чувствовал, что начинает терять контроль. Он не знал, что сказать, и Гермиона смотрела на него так, словно у него две головы. — Тео, — тихо произнесла она, — не усложняй. Малфой, он… — Я тоже целовал ее, — неожиданно для себя перебил ее Драко. Слова прозвучали громче и злее, чем он намеревался. Глаза Теодора расширились, а затем сузились от злости до крошечных щелей. Он посмотрел на Гермиону воспаленными глазами, а затем, задумавшись буквально на мгновение, сделал назад два нерешительных шага. — Так, значит… значит, ей придется выбирать? — заключил он после недолгой паузы. — Не говорите обо мне так, словно меня здесь нет! — ни один мускул на ее лице не дрогнул, только ресницы часто-часто заметались вверх-вниз. — Тео… Опять это чертово «Тео». Драко сильнее сжал кулаки, дабы не поддаться порыву. Меньше всего ему сейчас хотелось набить одногруппнику морду, но если тот еще раз притронется к ней — он переломает ему все кости. — Нам нужно о многом поговорить. — Идем, Грейнджер, довольно разговоров, — сквозь зубы процедил Драко. Он хотел сделать вид, что ему нет дела до жизни Грейнджер и она может общаться с кем ей вздумается, целовать кого угодно и засыпать в постели любого парня, но глупо обманывать самого себя. Драко злился и пытался успокоить себя и убедить, что ему на это плевать. — Не приказывай ей. Она сама вправе решать, — вмешался Нотт. — Грейнджер, — Драко проигнорировал его слова. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Такого с ним прежде не было. Он пробыл рядом с Теодором Ноттом и Гермионой всего ничего, но чувствовал себя так, словно прошло несколько лет. — Не дави на нее. — Когда ты уже научишься не перечить тем, кто может заткнуть тебе глотку? — Малфой! — возмутилась Гермиона. — Прекратите оба! Мерлин, как же она хороша со своими амбициями. Драко помнил время, когда она бросалась на него, чтобы защитить своих глупых дружков, а сейчас находилась на грани того, чтобы предотвратить третью магическую войну между слизеринцами. Драко мучительно закатил глаза. — Я пойду с тобой, — обратилась она к Драко, — но только для того, чтобы все встало на свои места. Гермиона бросила последний взгляд на обиженного Тео и неуверенной походкой направилась в сторону Башни старост, не проронив ни слова. Тео стоял ровно, внимательно изучая свои ботинки, и на его лице отражалась вселенская печаль. — Я догадывался, — тихо произнес он, когда Гермиона отошла на приличное расстояние. — Я видел, как ты смотрел на нее, как она обнимала тебя и как ты злился, когда мы пересекались в коридорах. Я не идиот, Малфой. И не слепой. Я также вижу, что нравлюсь ей. Не так, как ты, но нравлюсь, и если до этого дойдет, если она станет выбирать — я не опущу рук. Мне не хочется всю жизнь быть в одиночестве и лишиться половины эмоций, и я не собираюсь стоять в стороне и ждать, когда она сделает свой выбор. И как бы это глупо ни звучало, но ей с тобой лучше не будет. Твой отец против, и ты об этом знаешь. Мне есть до нее дело, и больше, чем ты думаешь. — Она уже выбрала меня, — растерянно произнес Драко. Он не ожидал от Тео такой длинной речи и не ожидал, что тот и вправду серьезно намерен увести у него Гермиону. И с большим ужасом он подумал о последствиях этой правды. Дело было в Гермионе Грейнджер. И в том, что ему тоже было до нее дело. Он не хотел этого. Не хотел в нее влюбляться. Он не мог простить себе того, что вовремя не приказал своему сердцу остановиться. Ему совсем не нужен был такой накал эмоций внутри себя. Драко ненавидел себя за то, что вовремя не успел пресечь появление нежелательных эмоций. Куда он смотрел, о чем думал? Надо же было так глупо попасться. Шаги Грейнджер растворились в тишине, и Драко последовал за ней в Башню с чертовски хреновым предчувствием. Нелепое признание Нотта несомненно было продиктовано страхом, иначе какого черта он бросил ее одну под дождем? Но Драко не мог отрицать, что говорил он искренне, и холодная струйка страха, текущая из темноты и похожая на омерзительный сквозняк, обвила его ноги, тело и сердце, касаясь головы, просачиваясь в мысли. Нотт собирался бороться за нее. Что за чушь? Она выбрала его, Драко, она решила обо всем поговорить с ним. Только что ему, мать его, говорить ей? Он просто хотел забрать Грейнджер от Нотта и всего-то. Драко чувствовал, что Грейнджер ждет от него серьезных слов или поступков, ей захочется обсудить будущее, наверняка она попросит его открыть свои чувства. И сейчас ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сломался его внутренний стержень. Он и так думал о ней гораздо чаще и дольше, чем следовало. Гораздо больше. Это недопустимо. Но порой он просто не мог справиться со своими чувствами. Несмотря ни на что, его тянуло к ней, так сильно, что он не мог противиться. Он недосмотрел, упустил момент, не увеличил дистанцию, не приказал самому себе вовремя остановиться. Ведь можно было бы выстроить между ними холодную стену. Всего лишь занятия, всего лишь глупый тест. Ничего более. Но его словно невидимой силой тянуло пригласить ее жить вместо Уизли, каждый раз спускаться на долбаные ночные разговоры и изливать душу, будто они давние подружки. Откуда же Драко было знать, что он почувствует в тот момент, когда она внезапно обняла в ответ после его успешной пересдачи. Он видел в ее глазах неподдельную радость и гордость за него, и его внутренняя реакция на близость Гермионы была слишком сильной. Он растерялся, впервые чувствуя, как сердце падает в пропасть. Это было слишком для него. Но он не смог отстраниться. И не хотел. Из-за отца и его запретов на общение с другими детьми, не такими, как он, Драко с детства не любил чужие прикосновения: когда кто-то случайно или намеренно касался его, первым желанием всегда было отстраниться, отодвинуться. Избежать вторжения на свою территорию. Но, похоже, ей он готов был позволить обнимать себя сколько угодно. Это убивало. С каждым шагом на него накатывала паника, о которой он раньше не знал. Когда он вошел в гостиную, Гермиона сидела на диване скрестив ноги по-турецки и, откинувшись на спинку дивана, читала книгу. — Ты всегда думаешь об учебе? — он постарался говорить невозмутимым тоном. Гермиона подняла голову, и он спокойно выдержал ее колючий взгляд. — Я пытаюсь разобраться. — И что пишут… ну, в книге? Что будет, если ты оставишь одного из нас? Я смогу полюбить еще раз, если ты выберешь Нотта? — он замолчал, потому что Гермиона прерывисто и быстро вздохнула. — Полюбить? Разве ты… — Ты поняла, о чем я. Не собираюсь повторять дважды. Некоторое время Гермиона молчала, а потом выдохнула и сказала: — Информации очень мало, и я надеялась… На что она надеялась, Гермиона объяснять не стала. Снова прерывисто вздохнула — раз, другой, третий, — вскочила на ноги, словно хотела выбежать из гостиной, намотала два круга вокруг дивана и остановилась напротив Драко, прижимая к груди книгу. — Я не знаю, что делать. Что ты чувствуешь, Малфой? О том, чтобы сказать ей, что он чувствует, не могло идти и речи. Не сейчас. Он не может просто так взять и вывернуть перед ней душу наизнанку. Грейнджер сомневалась, и это вполне нормально, Драко прекрасно понимал, но его жутко бесил тот факт, что она выбирает. Что ей нужно выбрать. И что она чувствует по отношению к нему, об этом ему даже думать не хотелось. Он еще не настолько идиот, чтобы кидаться головой в пекло. Драко привык к одиночеству, он просто и в мыслях уже не мог представить себе, что когда-либо подпустит к себе кого-нибудь настолько, чтобы полюбить, и привязанность к Паркинсон не в счет. Он давно понял, что обречен на одиночество. И даже, наверное, смирился с этим. Ему было комфортно наедине с собой. И ему совсем не нужно было, чтобы в его душу вносили переполох. — Я… — он прочистил горло, пытаясь придать себе как можно более безразличный вид, — я ничего не чувствую. Гермиона отступила назад и с недоверием посмотрела на него. — Просто теперь мы знаем, что являемся родственными душами. Всего-то. Гермиона сильно побледнела и отшатнулась от него, словно ее ударили. Резко отвернулась, и только тогда он увидел жгучую обиду и боль в ее глазах. «Тебе нужно всего лишь поступить, — тупо повторяло его сознание. — Не смей поддаваться эмоциям». Несколько секунд Гермиона смотрела куда-то в сторону, и Драко слышал, как тяжело она дышала, а после вновь повернулась к нему и сделала неуверенный шаг: — Тогда мне нет смысла здесь оставаться.

***

Гермиона вихрем влетела в комнату и стала собирать свои вещи, словно ее могли остановить в ту же секунду. Она не надеялась, что Драко последует за ней, но надежда умирает последней. Гермиона закинула в чемодан вещи, впервые в жизни запихивая их черт знает как, сверху побросала книги и пергаменты, что брала из библиотеки, настольное зеркало и то небольшое количество косметики, что подарила ей Джинни. Ребра все еще ныли от резких движений. Она и думать о них забыла, когда была на свидании с Тео или когда целовалась с Малфоем. От воспоминаний Гермиона остановилась и осмотрела комнату: не так она собиралась съезжать. Но Драко дал четко понять, что не хочет иметь с ней дело. Она столько времени убила зря, столько потратила нервов, что даже не знала, когда закончится ее запас. Ей казалось, что между ней и Драко выстроился мостик доверия, ведь не зря они столько времени провели вместе, не зря он откровенничал с ней. Она думала, что он стал… другим. И то, что он практически заставил ее поцеловать бедного Теодора, — еще одно доказательство, что ему не плевать. Но он Малфой, в конце концов. Малфой во всех смыслах этого слова. Тоска и осознание безвыходности ситуации сдавили грудь тяжелыми тисками. Гермиона испугалась и внутренне напряглась, когда дверь бесшумно отворилась и в комнату вошел Малфой. — Не мешай мне! — резко бросила Гермиона и продолжила собирать вещи. — Я даже не думал. — С контрольной я тебе помогу, но только после занятий и в библиотеке, — быстро проговорила она. — Ладно, — тут же согласился Драко. Гермиона взглянула на него всего на несколько секунд. — Так быстро? — Дай мне спокойно собрать вещи, — Гермиона раздраженно бросила в чемодан футболку. — Так ты будешь выбирать? Она первый раз уловила нотку беспокойства и неуверенности в его голосе. — А тебе есть до этого дело? — спросила она, чувствуя, как подкатывает тошнота. Драко с его длинными ногами хватило двух шагов, чтобы сократить между ними расстояние. Только сейчас Гермиона заметила в его руках книгу, которую оставила в гостиной. — Отдай ее мне. Мне нужно будет вернуть ее в библиотеку, — она сердито нахмурилась, выхватив книгу у него из рук. — Ты не можешь разорвать договор, — напомнил Драко. Гермиона отвела взгляд, словно задумалась, что бы ей такого предпринять, чтобы Драко освободил ее. Как же глупо это звучало! — Могу! — запротестовала она. — И сделаю! Гермиона чувствовала себя полной дурой. Губы Драко дрогнули в довольной улыбке. Да он просто насмехался над ней! Она злобно бросила книгу в остальную кучу вещей и принялась собирать ванные принадлежности, ощущая на себе изучающий взгляд Драко. Что ему еще нужно? Стоило ей открыть рот, чтобы прочитать ему лекцию о его невоспитанности, что он больной и ему пора лечиться, как Драко вновь взял книгу и стал с интересом листать страницы. — Не трогай мои вещи, Малфой! Мы уже все решили. Выметайся из комнаты! — Гермиона сделала шаг, намереваясь вновь забрать старый фолиант, но Драко поднял руку над головой, и она, в жалкой попытке, машинально уперлась ему в плечо и подпрыгнула. Он самодовольно хмыкнул, явно радуясь, что выше ее на целую голову. — Малфой! — А ты отбери. — Мы с тобой не на первом курсе. Перепады настроения свидетельствуют о твоей эмоциональной неустойчивости. Могу тебе дать номер хорошего врача в Лондоне! — Гермиона резко отпрянула от него, стоило Драко слегка наклониться вниз. Она не могла противиться тем новым ощущениям, что возникали между ней и Драко. Ей всю жизнь хотелось узнать, как это — млеть от каждого прикосновения родственной души и чувствовать рядом с ней спокойствие и легкость. — Отдай мне книгу, Малфой! — она требовательно вытянула руку. — Грейнджер, — устало протянул Драко и усмехнулся краешком губы над ее дурацкой и неуместной решительностью, — это из-за тебя я теряю контроль. Ты меня нарочно бесишь. Драко стал твердо приближаться к ней, отчего она машинально попятилась назад и, когда уперлась лопатками в шкаф, заметила его взгляд: жестокий и холодный, что-то первобытное, дикое. Будто эти глаза вернулись в прошлое и она его единственное препятствие между гранью добра и зла. Гермиона не выдержала этого напрочь испепеляющего, бросающего в дрожь взгляда. Ей казалось, что тот заполняет собой всю комнату, проникает в каждую клеточку тела и души, каждый угол, растекается по полу, забивая легкие. Его все так же влажные волосы крупными кольцами падали на глаза, и Гермиона поймала себя на мысли, что впервые видела его таким: без идеальной прически, в помятом костюме и грязных ботинках. Он ведь даже не переоделся. — Забирай свою чертову книгу, — тихо сказал Драко и осторожно провел ею вверх по ноге. — Между прочим, она очень познавательная, — Гермиона прикрыла глаза, с трудом подавляя желание склонить голову ему на плечо. Приятная истома окутывала тело и расслабляла, даря долгожданную передышку от их постоянных споров. Драко неожиданно улыбнулся и продолжил осторожно вести книгой вдоль ее ноги, и там, где он дотрагивался до ее кожи, струилось тепло. Гермиона чувствовала ту самую связь, о которой читала. Сердце билось словно бешеная птичка в клетке, в голове гудело, а мысли лихорадочно искали выход из ситуации. Тело пылало и сладко сжималось в такт каждому движению. Корешок книги поддел низ платья, плавно скользя вверх по ноге, пока не остановился у самой линии трусов. Гермиона вздрогнула и замерла, не понимая, что теперь должна делать. Малфой убрал ее волосы на правую сторону, продолжая водить уголком книги по ее сокровенному месту, и его губы коснулись ее кожи. В этот момент Гермиона была уже едва способна вспомнить, как ее зовут. Он надавил на клитор, слишком крепко прижимая, проводя по кругу, заставляя ее подавиться воздухом, и она еле сдержала позорное желание прогнуться в спине и потереться о его бедро. От этого нехитрого действия по всему телу полетели жгучие искры — ей было и щекотно, и жарко, и отчаянно хотелось еще. — Малфой, — все же протянула Гермиона, когда Драко слегка прикусил кожу на ее шее, — перестань… Рон никогда не вытворял с ней ничего подобного. Они всегда ограничивались лишь поцелуями по телу. Проклятый Рон! Сквозь мысли Гермиона ругала себя, убеждая, что должна продолжить собирать вещи, как планировала, и уйти. И что все происходящее — неправильно, плохо. Но правда была в том, что все происходящее оказалось ужасно приятно, и уходить куда-либо совсем не хотелось. Напротив, очень хотелось большего. Тело горело все жарче и жарче от знакомого чувства его прикосновений, и Гермиона крепко зажмурилась. — Прости, — неожиданно произнес Драко. Он прижался к ней бедрами, бросил книгу на пол и обнял рукой, не давая пошевелиться. — За что? — Гермиона внезапно для самой себя испугалась, что Малфой сейчас остановится и уйдет, оставив ее одну с наполовину собранным чемоданом и беспорядком в голове, но он решительно приблизился к лицу и поцеловал ее. Опять. Медленно, с неожиданной нежностью. Обвел языком контур рта, чуть прикусывая зубами нижнюю губу. — Не хочу, чтобы ты уходила. Я пытаюсь понять, что происходит, но твое присутствие только усугубляет ситуацию, — Драко положил руку ей на шею под волосами, — но тебе нужно побыть подальше, чтобы ты сама могла во всем разобраться. Гермиона наклонилась и сама поцеловала его. Безудержно, до исступления, до пожара в голове и боли под сердцем. Она заставила себя не думать, почему делает это, почему вновь целует его, а не о тех гадостях, что он наговорит потом. Она сосредоточилась лишь на том, как он прижимался к ней и как пытался скрыть свою эрекцию. Что у него член затвердел так, что можно вскрыть жестяную банку. — Обещай, что ты сделаешь правильный выбор, — черты его лица заострились. Гермиона от нехватки сил только кивнула и положила голову ему на плечо, прижимая к себе как можно крепче, словно сообщая, что выбор уже сделан. Издав какой-то зверский рык, Драко подхватил ее на руки и уложил на кровать, укладываясь рядом. Левой рукой он гладил ее волосы, покрывая поцелуями лицо и шею, а правой опускался все ниже, — гладил по бедру, касаясь и промежности. Гермиона чувствовала все оттенки удовольствия, и это было непривычно и странно. Она прикрыла глаза, привыкая к его поцелуям. Драко обнял ее, поднимая руки Гермионы вверх, осторожно снимая платье, и поцеловал ее в шею. Из приоткрытой двери потянуло сквозняком, и, неожиданно застеснявшись, Гермиона сдвинула ноги вместе и невольно прикрыла грудь руками, пытаясь подняться. — Не нужно, — Драко осторожно завел руки ей за голову, укладывая на спину. — Думаю, я переживу вид твоего белья. Оно висит в сушилке, и я иногда вижу тебя выходящей из душа. Ничего более скучного я в жизни не видел. Она несколько секунд с удивлением смотрела ему в глаза, не понимая, как в такой ответственный момент он может говорить ей гадости, но потом в ее глазах вспыхнули искорки понимания, и она тихонько захихикала. — Боюсь, я не смогу с собой справиться. Ты сводишь меня с ума, — он не дал ей ответить и тут же оставил на губах нежный поцелуй. — Ты оказалась не такой, какой я тебя представлял. Гермиона чувствовала слабость во всем теле, разомлев от его объятий и поцелуев. Драко ласковым движением огладил все ее тело. Она чувствовала себя жутко неловко и неуверенно, лежа полуобнаженной рядом с полностью одетым Малфоем, поэтому дрожащими от волнения руками стала расстегивать пуговки на его влажной рубашке, радуясь, что он ее не останавливает. Жутко смущаясь, но не в силах отвести взгляд, Гермиона смотрела, как Драко раздевается. Следить, как Малфой снимает брюки, — отдельное удовольствие. Под ними черные облегающие шорты из эластичной ткани. Они сильно вздыбились спереди. Драко снова склонился над ней. — Ты обещаешь хорошо подумать? — уточнил он, бережно разводя ее ноги в стороны. Гермиона смущенно мотнула головой, не в силах понять, почему она это ему позволяет. Их губы двигались в такт, и Гермиона чувствовала нечто новое. Что-то внутри пробудилось, словно она долго спала, а теперь наконец проснулась. Будто какой-то жизненно важный орган начал работать только сейчас, спустя девятнадцать лет своей жизни, в объятиях Драко Малфоя. — И как это было с Уизли? — Драко легкими касаниями гладил ее щиколотки, постепенно поднимаясь выше. Она не могла сказать, что ужасно, но и самым прекрасным мгновением в ее жизни их секс тоже не назовешь. Рон оказался очень нервным, постоянно наваливался на нее всем своим весом и слишком много двигался. Но на тот момент она считала, что любила его, и сейчас, лежа в объятиях Драко, ей не хотелось говорить о бывшем парне плохо. — Терпимо, — осторожно произнесла Гермиона, и на лице Драко появилась уже давно знакомая ухмылка. — Я так и думал. — Отодвинув розовую ткань ее трусов, он пальцем скользнул внутрь между складок. Ей казалось, что эти незнакомые ей ощущения воспламенили все ее тело. — Наверняка он не делал с тобой ничего подобного. Чем же вы занимались в его комнате? — Говорили, — неуверенно сказала Гермиона и подалась навстречу руке. — Иногда целовались. Драко грубо прижал клитор и начал ритмично двигать рукой. Голова ее запрокинулась назад, глаза закрылись, и она вцепилась в него обеими руками. Ей было слишком хорошо, чтобы это оказалось правдой. Драко склонился над ее грудью, обводя языком контур, нежно целовал и покусывал сосок. Гермиона громко застонала, не в силах сдержаться. Немного отстранившись, Драко смочил палец и, глядя в глаза Гермионе, медленно ввел его внутрь. Почему Рон не делал с ней ничего подобного? Ей хотелось одновременно смеяться и плакать. Как так получилось, что Малфой стал воплощать в реальность ее сны и сокровенные желания? Движения Драко немного ускорились, задавая нужный темп, и глаза Гермионы закрылись сами собой. И хоть она старалась сдерживать стоны, тяжелое дыхание выдавало ее с головой. Паутина удовольствия полностью сковала ее движения. Ей хотелось посмотреть на Малфоя и наконец понять, почему он так боялся сказать ей правду о своих чувствах. Но стоило Гермионе это сделать, как она заметила черную макушку за спиной Драко. Гарри стоял в проходе дверей, и, кажется, у него отвисла челюсть. Позади него появился Рон, и большие голубые глаза заглянули ему через плечо. Мышца задергалась на скуле Гарри, когда его взгляд скользнул по голому телу Малфоя. Гермиона молилась, чтобы это оказалось сном, но когда Драко проследил за ее взглядом и резко вскочил с кровати, набрасывая на Гермиону одеяло, она поняла, что проще умереть, чем объяснить Гарри, чем они тут занимались. Она оцепенела, когда встретилась взглядом с Гарри. Его зеленые глаза вспыхнули огнем, и он наконец закрыл рот. Рон неизвестно сколько еще стоял, оцепенело таращась то на Драко, то на Гермиону, пока Гарри сжимал и разжимал кулаки. На мгновение, казавшееся вечностью, повисло молчание, а потом Гарри взревел: — Какого черта?