Объятия Монтаны

— Плохо дело, — Саймус грубо сжал её запястье. Они были в одной из светлых комнат на втором этаже, но тут не стояли койки и сундуки. Здесь была лишь одна кушетка и лампы, а на двух столах вдоль стены лежали медицинские инструменты. Кое-где на полу Эби приметила неотмытую кровь и подняла взгляд. — Мне сказали, что заражения нет, а воспаления я снимала припарками. — Я не про рану, а про руку. Что ты пьёшь, что до сих пор не чувствуешь боли? — помощница запустила руку в карман и достала упаковку таблеток. Об дно ударялась последняя оставшаяся синяя таблетка, — Сильные. Тебя от них не тошнит? В сон не тянет? — Тянет, но не сильно. Так, что с рукой? — Вряд ли подвижность вернётся — нужно было оперировать сразу. Может вообще окостенеет, если не будешь разминать. И с таблеток этих нужно слезать, их при ампутации используют, и то с осторожностью. По сколько ты пьешь? — Три таблетки в день, — Саймус раскрыл глаза в удивлении. — И не было никаких припадков? Сознание не теряла? Потливость или сухость? — Пару раз вырубалась, да. Но в остальном всё нормально. — Либо у тебя очень крепкое здоровье, либо организм плохо воспринимает опиоды. Как бы то ни было, надо прекращать приём. Сокращай дозу в течение трёх дней и до полной отмены. — Понятно. Но что тогда делать с болью? — Терпеть. Ты от неё не умрёшь. — У меня крещение совсем скоро, как это терпеть? Саймус снял резиновые перчатки и закатал рукава. На его предплечье чернела тату. «Зависть» Эби постаралась не смотреть, словно это было что-то интимное. Но мужчина будто и не заметил её заминки, и, потерев мощную шею, стал убирать инструменты. — Как-нибудь. — Ты точно врач? — Гинеколог. — Как чудесно, — кинула ему в спину и вышла из кабинета. Её уже поджидала Нина. — Тёрк, тот блондинчик, разрешил тебе остаться здесь. Я сказала, что ты хороший стрелок, и он позволил. Но только до приезда Иакова, тогда всех лишних отсюда выгонят. — А когда он приедет? — Эби напряглась. Это было хорошим шансом. Голова мёртвого лося со стены сверлила её негодующим взглядом «Убить в собственной постели — что за низость!» — Эби шикнула на тупого лося. Чего бы он понимал. — Что? — обернулась Нина. Её кудряшки ударили Эби по лицу. — Ничего. Показалось муха в рот залетела. — Ну, я говорю, что теперь неизвестно, когда Иаков приедет. Должен был на Истину, но эти грешники напали на Отца, и Вестнику пришлось ловить и казнить предателей. И потом это ранение… Тёрк сказал, но по секрету, что Иакова ранили в плечо и пошло заражение. — Какого чёрта он тогда позирует перед камерами? — воскликнула Эби, подразумевая «почему он ещё жив», но Нина расценила это как беспокойство. Её легкая, ниже даже Эби, фигура затряслась в немом смехе. Девушка остановилась и приятельски взяла помощницу за руки. Посреди коридора, прямо перед окном они стояли так, пока Нина не зашептала заговорщически: — Он тебе нравится, да? Солдат. — Я просто от него без ума, — легкомысленная Нина одобрительно кивнула. Очаровательная, быстрая, как заплутавший ветер. Эби стало её жаль. — Тебе повезло. Внимания Иоанна, например, не так легко добиться, потому что поклонниц у него толпа и всем он старается уделить внимание, — задохнулась в рассуждениях сектантка. «Падаль» — Но я почти не слышала, чтобы у Иакова были женщины. Слышала об одной, но то было ещё в начале пути Врат, — они присели на чью-то койку. Нину очень увлекали такие разговоры, и в Эби она нашла те женские уши, которых не хватало. «Может, он скармливает их волкам или сам съедает», — хотелось засмеяться Эби, но она, подперев подбородок, слушала девичье воркование. Странно, подумала она, я теперь похоже на месте Хадсон. А Нина — это я всего пару месяцев назад. А сектантка всё не останавливалась, перескакивая с брата на брата и делясь сплетнями, слишком грязными для верующего человека. — Один мой друг рассказал мне анекдот, — вставила Эби, давая Нине перевести дыхание, — «Говорят, поклонницы Иоанна однажды подарили ему такой букет, что венеролог ахнул», — Эби захрюкала, смеясь. Нина смотрела не моргая. — Когда Бошоу рассказывал, — вспомнила она, — мы с Хёрком валялись на полу. Даже Датч пришёл проверить, кто умирает. Наверное, из меня плохой рассказчик. — Вот вы где. Что за посиделки, — на пороге стоял Тёрк. Его усыпанное воспалениями лицо грозно потемнело, хоть это и не прибавило ему суровости, — все во двор. — Зачем? — Подношения прибыли. Надо разгрузить. Секту можно было бы ставить всей Америке примером как показатель равенства между полами. Если бы они не убивали людей, то их отлаженная до гладкости система имела бы успех. У эдемщиков не было никаких отличий: ты таскал тяжёлые ящики, если ты мог их таскать, и всё. Эби думала, что надорвёт спину, и, скорее всего, это и случилось, но тело настолько ошалело, что кормило её адреналином до конца дня. И только закончив с крепко заколоченными ящиками и не поняв, что внутри, она вспомнила, что по легенде как бы спустилась от отца. — Пора возвращаться, — шепнула она Нине. Девчонка растеклась по стулу бесформенной потной массой и едва ворочала языком. — Скажи отцу, что тут за тобой присмотрят и возвращайся. — Хорошо. Пока. — Благослови тебя Бог, сестра. — И тебя. Ей не хотелось прощаться с остальными, но Саймус сам наткнулся на неё. Не зря он был похож на охотничью собаку, и Эби испугалась, как бы он не почуял ложь. — Ты куда? — Нужно сказать отцу, что всё в порядке. Я ведь даже рацию не взяла. Завтра приду обратно. — Хорошо, значит завтра, и покажу тебе, как разминать руку, — он без проблем пропустил её и скрылся внутри шале. С Эби сошло семь потов.

***

— Датч, приём, — на том конце быстро приняли сигнал и старик ответил. — Приём. На связи. Прошёл только день, что… — Знаю, но послушай. Я сегодня была в том месте, что ты отметил на карте. — На кряже? — Датч заинтересовался, голос стал, слышаться чётче. — Да. Я была там, говорила с сектантами они… — Ты спятила?! Ты должна была просто выяснить обитаем ли он! — слышно было, как ветеран брызжет слюной. — Но ты мне об этом не сказал! — На обороте карты написано, неужели не хватило ума разглядеть! — Эби порывисто дёрнула за угол карты, та отогнулась, открывая корявую ярко-красную приписку «Посмотри, горит ли свет», — А нельзя было вслух сказать? — Так кто знал, что ты такая невнимательная? Чёрт. Что в итоге. Ты жива? — хохотнул он, успокоившись. — Да. Я… Там какой-то склад. Я полдня таскала ящики неизвестно с чем. Может взрывчатка, а может и припасы. Не знаю. — Сколько там людей? — Совсем немного, но места слишком дохрена для пяти-шести человек. Я ещё не была в подвале. — Даже не думай туда возвращаться, — голос Датча предупреждающе осип. — Но это клад, Датч. Там гора чего-то, что сектанты очень ценят, потому что шале нечто вроде дачи Иакова. — И этого достаточно. Не нужно мельтешить перед сектантами, ты и так выяснила больше, чем стоило бы. И у тебя, как я помню, другая задача. Ты просилась побыть в одиночестве, чтобы с тараканами в голове пообщаться. А если тебя из-за глупых прогулок пристрелят — я выслушивал гундёж Хёрка зря. Сиди на жопе, пока хотя бы с этим не разберёшься. — Я сказала, что приду завтра… — Сектантов что не день, так отстреливают. Затаись. Поняла? Это приказ. — Хорошо, — насупилась Эби. Они оба замолчали, — Слышала, нашего солдатика подстрелили. Послышался моложавый смех: Датч прямо молодел на глазах, когда речь заходила об успехах Сопротивления. — Люди Илая столкнулись с ними случайно, недалеко от «Комми». Верные рыскали там, ну ребята боднули их. То, что там был Иаков, стало известно позже. Клянусь, это была лучшая ночь в моей жизни, хоть я об этом и не знал. — Сегодня ночью? — она потёрла предплечье, пытаясь согреться, — Много людей погибло? — Один наш. — А… — И один сектант. Жаль Солдат никак не отмучается — ему было бы легче, умри он ещё много лет назад. Он и сам это понимает. — Тебе его жаль? — Жаль. Всех их иногда немного жаль, но он когда-то сражался за страну. Я даже встречал его, паренька, — ясно стало, что ветеран пьян и разговорчив. Эби решила, что раз это день разговоров о Сидах, то так тому и быть, и села на кровать, подбирая под себя ноги, — Я командовал семьдесят девятой, а он только поступил в восемьдесят вторую. Я почти его не запомнил тогда. Зря. — Он не солдат уже Датч, не думай об этом. — Да, ты права. Иди спать. Завтра тяжёлый день. Эби решила, что Датч сравнивает их. Оба солдаты, и оба остались не у дел. И она не готова была поручиться, что у старика тоже не едет крыша. Вспомнить хотя бы напичканный ловушками остров. — И тебе. Но сон не шёл. Она ворочалась, ёрзала и чувствовала, как боль в руке начинает медленно накатывать волной по нервам. Она снова схватилась за рацию. Дурацкая болтовня Нины переворошила ей весь мозг, и теперь она только и думала, что о Сидах. И поняла, что знает личную частоту одного из них. По ней он разговаривал с братьями, а она подсмотрела. — Иаков, — медленно, дрожащим голосом она обращалась к тишине, — я знаю, что ты здесь, — казалось, сейчас он ответит, и вокруг начнут раздаваться взрывы, прибежит стая росомах и растерзает её, и всё это под гипнотическую музыку. Но когда раздался ответ, ничего не поменялось. — Я здесь. — Стейси мне уже все уши прожужжал, что ты достаёшь его по ночам. Зачем? — теперь она не сидела у реки, и знала, с кем имеет дело. От этого привкус на языке стал только острее, она ухмыльнулась. Иаков хрипло рассмеялся:  — У тебя хорошая и злая память — чудесный дар. Чего ты хочешь? — Чтобы ты умер уже, наконец. — Какая банальщина, — она слышала, как сектант поднялся, зашуршали простыни. Недостаточно мёртв, подумала она, — Ты связалась со мной, чтобы позлорадствовать или чтобы сдаться? — Первое, — она ближе прижала микрофон, вслушиваясь, что происходит на том конце. Но кроме его тяжелого дыхания не слышала ничего. — Тогда убери овечку от микрофона — меня раздражает это блеяние и начинай. В голове, разговор дальше пожеланий смерти не продвинулся. Она не ожидала даже, что он ответит, поэтому замолчала раздумывая. Проклинать его? А смысл, да и выглядеть будет странно, истерично. Выразить пожелания мучительной смерти. Банально. Она опустила глаза на пол, туда, где всё ещё валялся окровавленный свитер. — Я убила человека, — глаза заслезились и затряслись пальцы. Она думала, Сид сейчас рассмеётся, или, что ещё хуже, начнёт орать, что Отец разочаруется в ней. Она задышала так громко, пытаясь сдержать рыдания, что сердце готово было выпрыгнуть через горло, — Двоих. Я убила двоих. — Я знаю. — И выстрелила в ещё одного. Он мне вообще ничего не сделал. Иаков молчал, а Эби почувствовала дежавю. «Вы провели в беседах часы» — говорил Отец, но она приняла его слова за очередные обороты речи сумасшедшего. Но инстинктивно ли сейчас пыталась вернуться к этим «разговорам»? Помощница уже не доверяла своей голове, поэтому просто продолжила слушать дыхание сектанта. — Это должно было случиться. Ты грозилась убить меня. Или ты надеялась добраться до меня, не запачкав руки? — Ну, ты другое дело. И то ты бы скорее умер от старости, а я бы говорила, что заморила тебя. — Я не умру от старости, Эбигейл, — хмыкнул Иаков. Простыни снова зашуршали. Она знала, что он говорит с ней, только чтобы подобраться ближе. Кто-то посоветовал ему не переть в лоб, вызнавая, где находится помощница. Теперь он был медведем, что ходит кругами скалясь, — Как и ты. Не теперь. — Похоже, что так. Ты никогда ничего не боишься? Смерти? Жуков? — Нет. — Каким ты был? — «Вы очень похожи. С тем, кем он когда — то был», — Датч сказал, что видел тебя, но не запомнил. — Я тоже не помню. Молодым, я думаю, — она громко выдохнула, выдавая подобие смешка, но горло сжалось. — А безумным всегда был? У меня, кажется, крыша едет. Сегодня долбаный лось упрекнул меня в подлости. Сам-то сдох, — теперь Иаков засмеялся громче, и закашлялся. То, как быстро он подавил порыв, показывало, как он храбрился, и в жизни, и перед камерой. «Может, и правда помирает» — Только не говори, что сравниваешь нас. Едва ли я когда-нибудь был такой метёлкой. — Падла. — Лоси со мной не разговаривают, не могу помочь. — А со мной целых двое, — она сделала паузу, вскочила с кровати и стала мерить комнату шагами. — И всё же я восхищён: ты всё ещё жива. Даже если действительно сходишь у ума, по крайней мере, твоя жизнь ещё с тобой. Немного грешников могут этим похвастаться. Но только не надейся, что твои Драбмены долго будут в порядке, — помощница замерла. — Они ни при чём. — Дело не в тебе — Аделаида напала на Отца. Такое не прощают. — Лжец, я тоже на него нападала. — Наручники при нелепом задержании, — он усмехнулся, — это не очередь из пулемёта. — Только посмей, и я подорву все твои… — Что? Гневом он решил вытрясти из неё что хотел. Скажи она, чему угрожает, каким объектам, и он быстро бы сузил места поиска. Хитрее, но всё равно недостаточно. — Это ведь не твои методы, Иаков, — насмешка в её голосе смешалась со страхом, выдав дрожащую смесь, — Иоанн научил тебя ковырять мозг так тактично? Твой красивый младшенький брат. — Она считает тебя красивым, — сказал он куда-то в сторону. Всё в Эби упало, — Он говорит «спасибо». Да, это его советы. Она отключилась. Взяла с пола свитер и вышла наружу босиком. Трава была сухой и колючей, лишенной сока, как и она сама. Пропустив травинки между пальцами ног, она бросила ткань перед собой, снова зашла в дом и вернулась со спичками и бутылкой розжига. Хлопок горел хорошо, и когда эдемский крест пожирал огонь, она улыбнулась. Единственное яркое, живое место на ближайшую милю — её костёр из сектантских шмоток. Она подняла руки к небу, пропуская через ладони дым, воняющий гарью. Как же она ненавидела огонь. Сильнее него она ненавидела только Сидов. И все они сгорят.