The darkness in your soul

      Здравствуйте, меня зовут Джейсон Броди, я законопослушный житель Соединенных Штатов Америки и любимый сын своих родителей, у меня совершенно обычная, можно сказать, счастливая жизнь. У меня есть друзья, с которыми каждый субботний вечер мы любим посетить бар, стоящий на пересечении улиц неподалеку от моего дома, временами счастливый случай заводит нас в стрип-клуб, что, кстати говоря, немного раздражает мою благоверную, любимую девушку, но она мне многое прощает, и я ей за это действительно благодарен.       Каждое утро, пять дней в неделю, я выпиваю чашку крепкого кофе и выдвигаюсь на работу на новеньком внедорожнике, подаренном родителями на прошедший не так давно день рождения. Я вроде бы хороший работник, трудолюбивый, могу часами сидеть на месте и заниматься рутинной работой, по крайней мере, мой шеф выделяет меня на фоне остальных, поощряет за усидчивость и терпение, на прошлой неделе даже премию выделил, чего раньше не бывало. Но у меня, у моих друзей, даже у моей девушки есть одна тайна, эта тайна, она общая для нас для всех, и она табу, которое мы не обсуждаем ни с кем и никогда.       Каждый день, семь дней в неделю, я делаю вид, что я законопослушный житель Соединенных Штатов Америки, и что у меня совершенно обычная, не обремененная ничем, кроме налогов, жизнь. На самом деле я вру. Помимо того, что я лучший работник месяца, я мастерски обращаюсь с ножом, я умею отличать ядовитые травы от тех, которые могут дать прибавку моим физическим возможностям или уменьшить чувство боли, я умею собрать и разобрать автомат за минуту, и без зазрения совести освежую дикого тигра. Я — Джейсон Броди, некогда заложник острова Рук и воин Ракьят, я — негласная легенда и неуловимый мститель, свернувший не один десяток голов.       Каждый вторник и четверг я трачу двести долларов для того, чтобы поведать еще один кусочек прошлого своему психологу. Психолог — это единственный человек, которому я решил довериться, единственный человек, которому я могу доверить историю острова Рук и того, чем я там занимался. Мой психолог — это молодой человек с дипломом из Оксфорда, мягким характером, холеной внешностью телезвезды и костюмом от Prada. На самом деле его сеансы стоят сто долларов, но я плачу еще сотню за то, чтобы он не решил побеседовать с правоохранительными органами о моих приключениях, я не хочу чувствовать себя легендой еще и в Калифорнии, я устал. Каждый вечер, два дня в неделю, я ложусь в обитое велюром кресло и рассказываю очередную, полную крови и боли, историю, каждый вечер, два дня в неделю, вместо скрипа карандаша по бумаге (психолог делает заметки, каждый раз документируя что-то для себя), я слышу шум джунглей вокруг.       У вас, наверное, появляется один вопрос — почему? Почему я стал посетителем кабинета психолога? Да, я действительно сильный парень, точнее, стал им, потому что мне довелось пройти школу жизни от и до, за несколько месяцев я получил такое количество опыта, какое получает не каждый за всю жизнь. Потому что многие, очень многие привыкли, что все под рукой: ты выходишь на улицу и хочешь кушать — ты побежишь в магазин, ты выходишь на улицу, падаешь и ранишь колено — ты побежишь в аптеку, ты выходишь на улицу, и какой-то ублюдок избивает тебя — ты бежишь в полицию.       В условиях затерянного на просторах океана острова все это не имеет силы, у тебя нет магазина, аптеки и полиции. У тебя есть руки и все то, что тебя окружает. Ты убиваешь животное — это твоя еда, ты делаешь настойку из листьев — это твои медикаменты, ты берешь в руки нож — это твоя социальная защита.       Любой на моем месте начал бы адаптироваться и привыкать незаметно для себя.       Когда ты хочешь жить, ты готов убивать других, невзирая на то, есть ли другой выход или нет — это банальные, но уже забытые реалии реальной жизни, да, это можно назвать регрессом, но это же можно назвать и ценным, неповторимым опытом. Когда ты хочешь выжить, ты свернешь голову милому кролику, потому что ты хочешь есть не хуже зверя, если у тебя болит нога — ты в любом случае постараешься найти то, что успокоит твою боль.       В условиях острова твои моральные принципы, привычки и правила, к которым ты уже привык, не имеют смысла, теперь главное — не утопиться в свободе, которую тебе подсовывает остров, главное не забыть, что несмотря ни на что, ты был и остаешься человеком.       В условиях острова выжить может каждый, потому что каждому хочется жить. Вопрос только в том, как долго ты сможешь открывать глаза, чтобы смотреть на небо и по сторонам. Вопрос в том, в какую секунду на твоей глотке сомкнутся клыки дикой кошки. Вопрос только в том, насколько ты удачлив и как долго сможешь водить смерть за нос.       Джейсон Броди — удачливый маленький ублюдок, ему десять раз казалось, что он умер, и десять раз он вновь расправлял легкие и открывал глаза, его поджигали и топили, в него стреляли и его душили, и каждый раз он выживал, единожды он в буквальном смысле выбрался из могилы.       Так вот, вернемся к изначальному вопросу.       Почему я стал посетителем кабинета психолога?       Тьма не отпускает меня, она слилась со мной, образовав чудесный симбиоз человека и фобии, человека и его внутреннего зверя. Тьме внутри меня плевать на то, что я так или иначе избавился ото всех, ото всех тех, кто помешал моему спокойному отдыху на острове Рук. Тьму привлекает запах крови, который источает мое тело. Кровь стала моей визиткой в этот мир бесконечного, неконтролируемого страха. Убийцы пачкаются ею до локтей, а я был облит с головы до ног, точнее не облит — я сам на это подписался, сам с готовностью нырнул в этот омут мести и ушел под водяную толщу с головой, от чего не один раз чуть не задохнулся.       Наверное, стоит рассказать, с чего все началось и почему я вообще решил доверить свои мысли чужому человеку, а не унести их вместе с собой в могилу.       Все началось еще на острове, по стечению обстоятельств Деннис, некогда мой спаситель, наставник и просто хороший товарищ, вспорол Цитре брюхо.       Цитра — это девушка небывалой красоты и невероятной силы воли, как выяснилось позже, она хотела забеременеть от меня, а меня самого лишить жизни, и все так бы и было, и не было бы этой моей истории, не было бы продолжения, и, в целом, не было бы парня по имени Джейсон Броди, но я же ведь удачливый ублюдок, и я выбрал сторону друзей, которых мне полагалось убить.       Друзья были той тонкой, некрепкой ниточкой, которая до сих пор соединяла меня с реальностью, которая не давала мне полностью обратиться в жаждущего свободной жизни безумца, и, обруби я тогда эту нить, я бы умер, заколотый китайским ножом.       Впрочем, я действительно чуть не умер, потому что Деннис, — взбесившийся негр Деннис, — явно уязвленный таким моим выбором, бросился на меня с мачете и, если бы не подставившаяся под удар Цитра, лежал бы я в гробу, а того гляди и просто закопанный где-нибудь в непроходимых сельвах.       Так вот, закончилось все тем, что бояться меня начали все — и ракьят, потому что формально из-за меня умерла их предводительница, и пираты, чьего начальника я зарубил со страшной ожесточенностью, и люди Хойта Уокера, которого так же прирезал именно я. В общем говоря, слава у меня была самая что ни на есть отрицательная, потому что я убил всех сильных и высокопоставленных людей острова Рук.       Поверьте, всем было плевать и на освобожденные аванпосты, и на сбитые с вышек шифраторы, и на массу прочей мелкой помощи, которую я стремился оказать всем и каждому, кого встречал, наивно полагая, что, если буду вести себя как Робин Гуд, меня посчитают национальным героем и будут если не носить на руках, то складывать обо мне легенды.       Так вот, мне, по счастливому стечению обстоятельств, удалось выбраться, удалось выскользнуть из цепких объятий лиан и тропических деревьев, среди которых я впервые чувствовал себя действительно свободным. Да, я хотел остаться, но теперь это потеряло всякий смысл. Если раньше я следовал по дороге мщения, убивая почти каждого, кто вставал у меня на пути, то теперь цели у меня не было.       Никто бы не подписался под тем, чтобы сделать меня новым лидером Ракьят, расстановка сил перевернулась с ног на голову, и теперь пираты скрывались от местных жителей, а не наоборот. Так что мое пребывание на острове, которое раньше мне казалось экзотическим уголком, даже, более того, раем на земле, не имело никакого смысла, и я, собравшись, уехал вместе с друзьями, на отремонтированной ими лодке.       Единственными напоминаниями о небывалых приключениях были приобретенные за все время навыки и татау, окольцевавшее мою руку малопонятными чернильными рисунками. Мы вернулись на большую землю, но пока что только в Бангкок, и первое, что я сделал… Нет, не поел нормальной еды, даже не напился с горя или, быть может, радости, я пошел и набил рожу тому ублюдку, который посоветовал нам ехать на этот проклятый остров. Мне повезло, что меня оттащили в сторону, иначе я бы просто его убил.       Снова свыкаться с правилами и принципами, о которых я успел позабыть, было сложно, но я сам выбрал возвращение, сам решил восстановиться в статусе гражданина Америки. Именно поэтому мне стоило бы припомнить конституцию и всевозможные кодексы, включая уголовный, который запрещал убивать других людей, невзирая на то, есть ли у тебя причины или нет.       В общем, после этого инцидента мы обратились в посольство США с запросом о том, чтобы нас перекинули в Калифорнию. Я не буду углубляться в то, что нас сначала вызвали на допрос, где всей правды мы, конечно же, не рассказали, точнее друзья рассказали каждый свою историю, а мне пришлось много врать и недоговаривать.       Нет, ну, правда, не мог же я сказать: «Здравствуйте, я Джейсон, вообще, я не плохой парень, но за прошедшие несколько месяцев убил пару сотен людей, промышляющих пиратством, начальника всей этой компании, одного гомогея, решившего посягнуть на мою жизнь и жизнь моего друга, и главу рабовладельческого и наркотического бизнеса. А вот вам еще кошелек из шкуры акулы, которую я убил шутки ради», а потом еще прибавить к этому всему, что по моей вине умерли еще несколько людей.       Врать мне пришлось долго и основательно, и, тем не менее, как ни странно, в мой рассказ поверили и отпустили к остальным, той же ночью нас переправили в Калифорнию и развезли по домам. Родители встретили нас радостными воплями. Даже отчим, — обычно сдержанный и важный мужчина, — с криками радости и слезами на глазах заключил меня и младшего брата в медвежьи объятия. На вопрос об отсутствии с нами Гранта, моего старшего брата, я рассказал всю правду, многочисленно выделяя его хладнокровие, ум, ответственность и доброту.       Я не буду скрывать, что воспоминания о нем отзывались во мне болью и, в конце концов, я все-таки сорвался, чего не делал очень и очень давно. Но я быстро успокоился и взял себя в руки: он поступил так, как должен был поступить любящий старший брат, и смерть его была не напрасной — мы же ведь выжили и выбрались, а значит, все хорошо.       Но в поисках ответа на вопрос, надо переместиться на некоторое время вперед.       Спустя три месяца я полностью адаптировался, привык к людям и зажил своей прежней жизнью. Отсюда можно сделать вывод, что жизнь моя стала счастливой, после всего пережитого нынешние проблемы и возникающие неурядицы казались чем-то далеким и мелочным, зато теперь меня никто не использовал в своих целях, меня не пытались убить пираты и загрызть дикие животные.       Друзья тоже выглядели хорошо, живо и бодро, у всех все налаживалось и на учебе, и на работе. Я почти забыл обо всем, что когда-то происходило в моей жизни, ссылаясь и представляя себе, что это было не более, чем интересной, красочной сказкой, но после в моей жизни появилось то, что вновь начало нервировать меня. Сны. Я начал видеть сны, красочные, яркие и невероятно правдоподобные.       Мне снились белоснежные песочные пляжи, голубое безоблачное небо, кривая береговая линия, темная от лижущих ее волн. Мне снилось спокойное голубое море, еле колыхающиеся воды которого рассекают серые плавники акул. Мне снились казуары, гуляющие с важным видом среди высоких, сочных трав. Снились горы, поросшие мхом и ставшие жилищем для быстроногих диких козлов. Снились глухие непроходимые сельвы, в которых слышалось шипение и ворчание комодских варанов.       И я.       Я шел сначала по берегу, потом, — увлеченный чем-то, — шел через джунгли к горам и останавливался на полдороге, слыша близкий шум падающего водопада, и я почему-то невероятно сильно торопился к воде. Я шел по краю реки, то и дело смотря на быстротекущий поток, выглядывая маленьких серебристых рыбок, которые испуганно бросались врассыпную, стоило мне опустить руку в эту прохладную, пахнущую мхом и солнцем воду.       В конце концов, я выходил к водопаду, маленькому, скромному водопаду, роняющему свои воды в небольшое, кристально чистое озеро, и если бы не бурлящая вода, то я мог бы рассмотреть каждый камень и каждую деталь на дне этого озерца. Каждый раз меня тянуло окунуться, хотя я и знал, что вода там ледяная, мне зачем-то это было очень нужно.       Я спешно скидывал с себя одежду и нырял в воду, закрывал глаза, задерживал дыхание и уходил под толщу с головой, сидя до тех пор, пока мне не казалось, что кровь начинает стыть в моих жилах. И я уже готов был вынырнуть, как вода вокруг меня становилась горячей и густела, я приоткрывал губы, и рот забивала холодная, густая жидкость, она обволакивала глотку и оставляла после себя тошнотворный привкус хлорки и железа.       В этот момент я выныривал, рассекая руками не воду, а будто бы кисель, вытирал лицо, открывал глаза и, кажется, даже чувствовал, как зрачки расширяются от страха. Спокойные сельвы вокруг меня полыхали огнем, и угарный газ забивался в легкие, вокруг была паника: бежали звери и люди, то и дело спотыкались о трупы уже мертвых сородичей и падали навзничь.       Трупы лежали и у кромки озера, и кровь покидала эти изуродованные тела с вырванными трахеями, расстрелянными животами, изрезанными ножом конечностями. Кровь стекала в выгребную яму, которая раньше была озером, и я стоял посреди этого ужаса, с ног до головы покрытый кровяной коркой, с ножом в одной руке и пистолетом в другой, все тело покрывали уродливые, страшные рисунки, а губы непроизвольно кривились в усмешке.       Я вскидываю голову, слыша громовые раскаты, и вижу оскалившееся лицо Великана, вижу сгусток черного огня, летящий в меня, но не успеваю отпрыгнуть, кровяные ручейки расползаются по телу, держат меня на месте.       Огонь обжигает кожу, я падаю навзничь, обратно в кровяную ванну, и падаю в темноту, разбавляемую алыми всполохами, и задыхаюсь, хватаюсь за обожженное лицо. А после просыпаюсь с задушенным еще в зародыше воплем, с расширенными от ужаса зрачками, кашляю, давлюсь и бессильно молочу кулаками по стене.       Кошмар повторялся каждую ночь, минул месяц, под конец которого я уже не мог нормально засыпать, боясь вновь почувствовать асфиксию во сне, боясь Великана и его огня, и больше всего боясь быть залитым кровью с головы до ног.       Сон отразил то, что я так скрывал сам от себя, само мое создание взбунтовалось, кажется, это называется самобичеванием.       Я начал винить себя во всех этих смертях, я боялся, что призраки убитых мною однажды появятся в моей жизни, хотя я даже в детстве не верил во что-то потустороннее, полагая, что бояться надо не бестелесных духов, а, скажем, метеорита, который может рухнуть на землю и уничтожить человечество.       В общем говоря, под конец месяца вид у меня был не лучшим, и я уже не мог этого скрывать — я побледнел, осунулся, под глазами залегли темные круги, я слабо соображал, и у меня тряслись руки.       Последней каплей стали пришедшие из наркологического диспансера врачи, уверявшие меня в том, что это просто «дежурный осмотр», сняли все анализы. Во время процедур я с осуждением смотрел на родителей, которые активно делали ничего не понимающий вид, но стоило медикам переступить порог нашего дома, предварительно сказав, что следов наркотических веществ в моей крови обнаружено не было, как я сорвался, круша все вокруг себя.       Я опять почувствовал свободу.       В сознание меня привел Райли, который такого моего поведения не испугался и смог мне крепко врезать, что и вернуло меня к рациональному мышлению. После этого я просто взял и выложил все родителям: и свою историю, и факт того, что я за несколько месяцев убил людей едва ли не больше, чем террористы «Аль-Каиды», и про сны. Весь этот рассказ выслушали без комментариев, и в итоге приняли спокойно, без осуждения и криков, просто сказали:       — Ты защищался, сынок, ты молодец. Если бы ты сидел на месте, сложа руки, мы не увидели бы ни тебя, ни твоего брата, — отчим хлопнул меня по плечу, натянуто улыбнулся, судя по всему, пытаясь подбодрить, и дал мне номер психолога, в кабинет которого я прихожу два дня в неделю вот уже в течение полугода.       Не могу сказать, что сны полностью отступили, но чем больше я рассказываю, тем спокойнее дышу, этот парень носит красивое, благородное имя Ричард и является воплощением английской сдержанности.       Мне он нравится, временами мы можем просто встретиться, выпить по пинте эля в ирландском пабе и поговорить о девушках и футболе, Ричард говорит, что это тоже часть терапии, и я с ним согласен. После того, как полгода ты молчишь и изредка обсуждаешь, как лучше будет убить главу таиландской наркомафии или грохнуть начальника пиратского сборища, осуществляющего перепродажу заложников и сбыт наркотиков, то разговоры о девочках и футболе становятся настоящей панацеей.       Сейчас на землю опустился мягкий предвечерний сумрак, мой рабочий день уже подошел к концу. Я сложил все отчеты в папку, выключил компьютер — я каждый раз выключаю его полностью, а не только экран, как это делают мои коллеги по цеху, чтобы не ждать лишние три минуты каждое утро. Накинул на плечи легкую куртку, вышел за порог, и, последний раз окинув взглядом офис, щелкнул клавишей выключателя, погружая кабинет во тьму.       Сбегая по ступеням вниз, я по привычке шарюсь в карманах, нащупываю телефон и ключи от машины, уже автоматически машу рукой пожилому охраннику и перемахиваю через стальные цилиндры пропускной системы, сейчас мне так лень искать карточку, чтобы пройти по-человечески. Слышу за спиной старческое ворчание на тему совсем распустившегося поколения и запоздавшее пожелание провести хорошие выходные.       Я широко улыбаюсь и наваливаюсь плечом на одну дверь, а после и на вторую, и, наконец, выхожу на улицу и набираю полные легкие чистого, осеннего воздуха. На дворе стоит «бабье лето», солнце все еще согревает землю ласковыми лучами, но в воздухе уже гуляет влажный аромат пожухлой листвы, напоминающий всем беззаботным о том, что на дворе стоят десятые числа сентября.       Я замираю на площадке, с которой на землю ведут две лестницы, и какое-то время стою так, смотрю на рыжий диск солнца, на мирный пейзаж, сонных людей, идущих с работы, по дороге на которую туда и сюда, шурша резиной, проносятся машины. И искренне улыбаюсь, потому что куда-то под ребра, в сердце закрадывается прекрасное счастливое чувство.       Ощущаю сопротивление лицевых мышц на эту улыбку, я уже давно, казалось бы, отучился от проявления всяких эмоций, хотел попробовать основательно начать играть в покер, но, после того, как Оливер в десятый раз подколол меня на эту тему, я отказался от подобной затеи.       Но тут взгляд падает на таблоид часов, красные палочки на котором складываются в «07:53pm», и я чуть ли не с воплями бросаюсь к машине — через семь минут я должен быть у Ричарда.       Стоило завести мотор и отъехать со стоянки, как в машине, заглушая звук музыки, зазвучала трель входящего вызова. Я нажал на дисплей сенсорного телефона, и машина тут же, волей встроенной и синхронизированной с мобильным аудиосистемы, наполнилась приятным голосом моего психолога.       На мгновение мне показалось, что голос Ричарда предательски дрожит, будто он волнуется.       — Да, не беспокойся, скоро буду, может, опоздаю немного. Что у тебя с голосом, ты как будто на симпозиуме и позвонил, перед тем как выйти на сцену, — смеюсь я и слышу еле различимую возню на заднем плане, что-то происходит там, в кабинете у психолога, или мне только кажется? Теперь что, кошмары закончились, началась фаза активной паранойи? Я напряженно жду ответа.       — Не обращай внимания, просто отчитали недавно за потерю клиента, вот и волнуюсь.       — Меня тоже боишься потерять? – я вновь смеюсь и слышу ответный смешок, это успокаивает.       — Конечно, Джейсон, ты интересный клиент с невероятной историей и не менее интересный человек, — заверяет меня Ричард, и теперь мне кажется, что волнение в его голосе чуть убралось, но так и не скрылось до конца.       — Ладно, не волнуйся, буду через десять минут, можешь пока что пощебетать со своей красавицей-секретаршей, — у меня сегодня очень хорошее настроение и, распрощавшись с психологом, я, ничего не подозревающий и абсолютно счастливый, погромче включаю какую-то приятную песню Боба Марли и чуть сильнее положенного надавливаю на педаль газа, в конце концов, я вроде бы тороплюсь.       Взбежав по ступеням, я без стука вошел в помещение и по привычке осмотрелся, будто искал что-то новое. Все было как обычно: кабинет выдержан в темно-зеленых, успокаивающих тонах, стены обшиты дубовыми панелями, паркет также дубовый, насколько я мог судить, высокие стеллажи с книгами по психологии, безделушками, фотографиями и небольшими фигурками наград. На стенах висят сертификаты и грамоты — их количество служит для вселения доверия в особо скептичных клиентов. Крепкий дубовый стол, крутящееся кресло из черной кожи, сейчас повернутое спинкой ко мне, железный ящик, в котором хранятся личные дела клиентуры. Помимо прочего, тут имеется несколько высоких окон и кушетка, обитая светло-зеленым велюром, в которой я и поспешил устроиться.       Ричард, стоящий ранее у окна, развернулся и поспешил ко мне.       Он делает все как обычно – подходит ближе, садится на стул рядом, закидывает ногу на ногу и достает из кармана пиджака небольшой блокнот и карандаш, но что-то не так, чувствуется какая-то нервозность, овладевшая моим товарищем и «лечащим врачом».       Интуиция пытается кричать о каких-то неприятностях, но я ее затыкаю, Ричард говорил о том, что его отчитали, а может быть у него проблемы с родителями или подружкой, или еще что-то, у любого человека проблем хватает. Я натянуто улыбаюсь, смотря на него, и тру пальцами покрытую татуировкой руку – привычный для меня нервный жест, которого я не замечаю.       — Привет, Джейсон, на чем мы остановились в прошлый раз? Ты, кажется, рассказывал про очередное убийство.       — Да, убийство. Так вот, я уже рассказывал о том, кто нас пленил – Ваас Монтенегро. Насколько я смог понять, он когда-то так же принадлежал к народу Ракьят, но, ведомый жаждой наживы, наркотиками и красивыми обещаниями со стороны Хойта, занялся черным промыслом — работорговлей и сбытом наркотиков. Он же убил моего брата. В общем, тогда настал его черед убивать, я пообещал отомстить за Гранта и сделал это. И я ни о чем не жалею, я избавил Ракьят от его ига и почтил память моего брата так, как посчитал наиболее верным. Не знаю, рад ли он этому или осуждает меня, но я сделал то, что был должен сделать.       Все время пока я говорил, руки мои выписывали в воздухе какие-то узоры, пальцы то выпрямлялись, то сжимались в кулак. Излишняя общительность и жестикуляция не были моей стезей, потому что я привык воспринимать себя, как довольно сдержанного человека.       — Как это было? — задает дежурный вопрос Ричард и стучит кончиком карандаша по бумаге, он так и не сделал ни одной заметки и вообще казался увлеченным какими-то своими мыслями, а еще он постоянно косился в сторону отвернутого кресла, мне начинала передаваться эта нервозность, в комнате воцарялась тревожная, мрачная атмосфера.       Ричард, который, вместо ожидаемого ответа, услышал тишину в эфире, повернул в мою сторону голову, и, когда он увидел, куда направлен мой взгляд, веки его дрогнули, он покачал головой и поджал губы, жестом показывая мне, то ли чтобы я молчал, то ли чтобы не пялился на кресло. Я перевел взгляд на потолок, сцепил руки на животе и закрыл глаза, пытаясь отвлечься и максимально погружаясь в свои воспоминания.       — Когда я твердо решил, что настала пора убить Вааса, я отправился в его лагерь, но, как оказалось, меня там ждали. Я не знаю, как это получилось, но ряд причин неоднократно наводил меня на то, что во всем этом была доля вины Цитры, но она не так важна. Так вот, в общем, после того, как мне чудом удалось вылезти из горящего дома и отстреляться от толпы пиратов, которые за десять баксов и пакетик кокаина были готовы снять с меня шкуру. Я пробрался в заброшенный ангар и принялся его искать. Но он нашел меня первым и первым же нанес удар.       Я выдержал паузу и только хотел продолжить, как Ричард мягко и ненавязчиво спросил, могу ли я ответить на его вопрос, я, естественно кивнул головой.       — А как выглядел этот пират? — вопрос с одной точки зрения вполне невинный, вызвал у меня удивление и долю недопонимания, я пожал плечами и напряг свою память, силясь вспомнить все бросившиеся мне тогда в глаза черты его лица.       — У него был ирокез, носил бороду, и глаза его запомнил, они у него были поразительно светлыми для такого безумного человека. Пронзительно серые, можно даже сказать, серебристые. И шрам, уродливый такой, рассекал левую бровь, лоб и часть головы. А, ну и еще, у него украшение было, амулет или просто трофей судить не возьмусь, но похож был на обломок изумруда, по крайней мере, камушек зеленым был, — это все, что я смог вспомнить из облика моего врага.       Я, было, хотел продолжить свой рассказ, рассказать про то, как получил удар кинжалом, как провалился в наркотический то ли сон, то ли состояние, как прошел по некоей тропе и, в конце концов, вышел победителем, но Ричард вновь заговорил, и что-то мне крайне не понравилось в его голосе, нервоз он даже не пытался прикрыть, а карандаш стал отбивать по блокнотному листку быструю, взволнованную дробь. Я приподнялся на локтях, не без волнения смотря на своего товарища.       — А он мог выжить? Этот твой пират, мог он выжить? — под конец своего вопроса, он оторвал взгляд от стола и посмотрел на меня.       Я видел страх и панику, находящиеся на грани истерии, и мне это совсем не понравилось. Ричард был человеком спокойным, трезвомыслящим и сильным, должно было произойти действительно что-то из ряда вон выходящее, чтобы он стал таким беспокойным, и я до сих пор не понимал, что именно.       Я не успел ответить. На мое лицо брызнула кровь, выстрел, звук которого был заглушен глушителем долетел до моего слуха чуть позже.       Я смотрел на свалившееся на пол тело моего психолога с аккуратной дыркой в виске и чувствовал, как моя нижняя челюсть опускается все ниже и ниже.       Тьма не отпускала и никогда не отпустит меня.       Но я хочу быть нормальным. Я просто хочу быть нормальным гражданином Америки, первая проблема которого не страх перед далеким островом Рук, а налоги и выбор того, из чего он сегодня приготовит себе ужин.       Я спустил ноги с кушетки, согнулся в три погибели и закрыл голову руками, будто пытался спрятаться, укрыться от того, кто медленно и вальяжно, непременно улыбаясь и покачивая крутым, новеньким пистолетом, приближался ко мне.       Когда на мою голову легла чужая рука, потрепавшая меня по волосам, а после сползшая и сильно сжавшая плечо, я застонал сквозь стиснутые зубы, надеясь, что это очередной кошмар, что мне просто все это снится, но разве можно чувствовать боль во сне? Разве можно что-либо прочитать? А я сегодня читал вполне понятные для меня отчеты, и сейчас я чувствую сильную боль в районе плеча.       Я чувствую запах крови и пороха, и животное, которое я так долго и удачно запирал во внутренней клетке, вновь начинает рычать. Начинает метаться, сотрясая мощными боками стены своей темницы, и царапать пол, биться головой о закрытую, пока еще выдерживающую этот натиск дверь, и орать, громко орать о том, чтобы ему дали свободу.       И Джейсон знает — открой он эту дверь, то наверняка бы прикончил того, чья рука вновь легла на его голову и больно сжала волосы, но он все еще слишком хочет оставаться собой, в условиях города нельзя давать волю чувствам, запертым с того момента, как им удалось удачно бежать с острова.       Рука тянет мою голову вверх, и я покорно ее поднимаю, медленно открываю глаза и замираю с широко открытыми глазами, зрачки которых расширились от страха и шока.       — Ты скучал по мне, Джейсон? — в ушах до сих пор звенит до противного знакомый голос, но я не чувствую ничего, я провалился в беспамятство ровно после того, как четко выверенный удар врезался в мой висок.       Я лживый гражданин Америки. Я могу убить человека за несколько секунд голыми руками, у меня притуплено чувство страха, а еще я разбираюсь в наркотиках. Каждую ночь, семь дней в неделю, меня посещают кошмары про остров Рук и то, чем я там занимался.       Я предпочитаю назвать свое прошлое Тьмой, и я понял две истины —       этот зверь никогда не оставит меня, и сегодня он обрел тело.