Шаг.
Ровная поверхность дороги превращается в зыбучие болота, которое с каждым движение становится все тяжелее преодолевать. Оно все глубже и глубже затягивает её, обвивает мерзкими щупальцами, тянет на дно.
Шаг.
Мороз обжигает руки, лицо, пробирается под одежду, зарывает свои когтистые лапы под кожу.
Шаг.
Тело словно чужое, ватное, залитое чужой кровью.
Шаг.
Мысли — пустой лист с единственным багрово-алым словом: «БЕГИ». Беги дальше от деревни Сиракава. Беги дальше от тысячи трупов. Беги дальше от Сатоши Усоцуки. Беги дальше от своего прошлого. Беги дальше от самой себя.
Шаг.
Глубокая ночь все ещё покрывает её, её одежду, впитавшую кровь, все её убийства. Её? Это был приказ, словно кодекс для вампира, обязательный к исполнению. Все смерти на совести приказчика, но почему ей было больнее, чем ему? Потому что все были убиты её рукой. Она лишь инструмент, шестерня в механизме мести, которая своим появлением только с большей силой запустила всю систему. Осознание своей никчёмности, безответственности и трусости все глубже погружает в пучину безысходности, вскрывая старые раны, выпячивая старые обиды и сожаления.
Шаг.
Вдали слышится сирена: прошло уже достаточно времени, чтобы полиция заметила тысячу мертвых тел.
Шаг.
От холода темнеет в глазах, ноги подкашиваются. Сколько она уже идёт? Час, три, пять? Все слилось в один бесконечный кошмар.
Падение.
Очнувшись около полудня на обочине трассы, она не сразу вспоминает прошедшую ночь. Вокруг тишина, запах машинного масла заполняет все пространство рядом. Вампирша смогла преодолеть горный массив, частично выйдя на приблизительно ровную дорогу. Припорошенная свежевыпавшим снегом она медленно поднимается с ледяной земли, попутно отряхиваясь. Тело ломит, пронизывает ужасной болью от обморожения, колючий мороз одеревенел конечности. Руки словно недвижимые, хрупкие кости.
Воспоминания возвращаются неожиданно. Еле-слышный запах крови тоненькой струйкой доходит до чуткого обоняния вампира, её буквально выворачивает. От него теперь невозможно избавиться, он пропитывает одежду, кожу, органы, разум. Этот запах словно тень — сколько не иди, он всегда будет тянутся тяжёлым шлейфом за тобой, все больнее и больнее царапая искалеченную душу. Если остановишься, то тень поглотит, задушит тебя, уже никогда не выпустив обратно.
Картина горы окровавленных трупов недвижимо стоит перед глазами, к горлу подкатывает ком. Моментально немеющие конечности отдают грубой дрожью, что делает просто невозможным здоровую походку. Сердце стучит словно сумасшедшее, в ушах гудит. Уже не по силам сдерживать позывы рвоты. Прислоненная ко рту рука ощущается только невыносимой болью и ничего больше. Адские прострелы внутренне уродуют кисть после каждого прикосновения. Да и внешне рука уже больше мертва, чем наоборот: посиневшие концы пальцев не поддаются контролю, болезненные красные волдыри. Человек бы давно умер от такого, но не она. Ей придётся умирать по сотне тысяч раз и оживать снова. Мучение нежели благо.
Усталость прижимает к земле — не вдохнуть, не выдохнуть. Голод пробурил в желудке бездонную дыру, сначала она гудела, требовала поступление новой пищи, хотя и сама позже отторгала её. Холод сковал лёгкие в грубую металлическую цепь, все туже затягивая её. Горло дерет, воздух проходит во внутрь со свистом, скрежетом, больше напоминает звуки неисправный игрушки.
Нужно дойти… нужно дойти до
дома. Но что теперь есть её дом?.. Куда она может вернуться?.. Где её примут, несмотря ни на что?.. Есть такое место, всего одно. Осталось только идти по указателям на обочине по направлению в Токио. Идти, забыв про сон и пищу, ведомым только желанием отбросить все, что было, снова оказаться в кругу ценящих тебя людей, почувствовать тепло заботы близких… Если ты, конечно, сможешь этим насладиться.
Солнце уже подступает к горизонту, обволакивая игольчатый снег в мягко-красную оболочку. Согревающий цвет, на самом деле, знаменует усиление мороза. И она ненавидит этот ярко-алый цвет солнца. Точно такой же был во время её приезда в эту треклятую деревню, так и в её последний день там. Этот цвет предвещает бурю, каждая из которых новой полосой калечит её. Не физически — морально.
Колкий ветер колышет верхушки голых деревьев, пробирая до костей всех, кто оказался в низине.
Главное не спать. Заснуть — значит увидеть весть кошмар ещё раз, умереть ещё раз.
Тьма. Время ещё не добралось до полуночи, на небосводе виднеются звёзды-точки, собирающиеся в причудливые формы понятные только для некоторых. Для любителей это всего лишь роспись на матовом фарфоре. Изредка проезжающие автомобили резко бьют в глаза ослепительным светом фар; забавно, они не замечают кровавый силуэт, плетущийся по обочине.
День сменяет долгую ночь. Она все ближе подходит к месту назначения: поселений рядом все больше, машины проезжают чаще, а различные мотели, встроенные вдоль трассы, реже пустуют. Но все ещё далеко.
Водянистые волдыри исчезли с кожи сервампа, но чувствительность к алым пальцам так и не вернулась. Воспоминания о событиях прошедшего для все меньше напоминают о себе, лишь изредка возвращаются новой волной необъяснимого страха и тревоги. Главное не останавливаться — рухнешь обессиленно и не сможешь подняться.
Вот ещё одно задание встречается около дороги, небольшое — всего два этажа, но словно спасительный маяк оно сияет преломлённым от снега солнечным светом, слепя глаза и, наоборот, приковывая. Его главная особенность — будка с телефоном, совсем стареньким, но определённо рабочим. Чудо, будто оазис в бесконечной пустыне. Заметив его, вампирша срывается с места, усталые ноги бегут словно не по твёрдой земле, а по грубому песку, каждый раз заставляя прилагать большие усилия для несложного действия — шаг, коих просто уже нет в маленьком теле вампирши. Она спотыкается, падает на пути к уже видимой цели, но буквально доползает до будки. Открыв ржавую дверь её сносит потоком противного запаха, от которого болезненно свербит в носу, а глаза начинают слезиться, будку явно использовали не по назначению ей предписанному. Кое-как отыскав в кармане пару монеток, она судорожно набирает давно знакомый номер. Идёт гудок.
— Алло… Это кто?
На звонок отвечает молодой парень спокойным голосом, продолжая повторять незамысловатые выражения, дожидаясь ответа.
— А… — голос пропал. Она молчала два дня. Разодранное рвотой и холодом горло свело, выпуская наружу только хриплые и глухие звуки, она не могла произнести два заветных слова. Её начало крупно трясти, страх связывал холодное тело, телефонная трубка выпала из дрожащих рук, с треском ударившись о хлипкую стенку будки. Слезы безысходности, отчаяния градом полились из глаз, она, сползая на холодный пол, схватилась за голову, царапая ледяную кожу, начинавшую болеть ещё сильнее. И она закричала, все сильнее уничтожая больное горло.
— СПАСИТЕ МЕНЯ!!!
Тишина.
Неужели её крик не дошёл до адресата? Неужели адресат уже положил трубку, не дождавшись ответа? Столь мучительные секунды гробовой тишины, обреченные.
— Хакура?! Хакура, это ты?! Где ты? Мы сейчас же приедем!
Она назвала адрес, описала окружения до того, как связь оборвалась. Осталось только ждать, да? Главное не заснуть, ведь как только она закроет глаза снова перед ней будет гора трупов, снова алые брызги покроют её с ног до головы, снова она увидит это ярко-алое солнце, снова слова будто тяжёлые камни будут глухой болью отзываться во всем теле, болью предательства и новообретенного одиночества.
Она сидела в грязной будке, глупо уставившись в одну точку, практически не мигая. Дорожки слез практически высохли после непродолжительного плача, а осталась только пустота внутри и снаружи. Ей хотелось, прижав руки к лицу, рыдать, захлебнуться в рыданиях, но глаза были предательски сухи. Боль не получилось унять слезами, можно было бы выплеснуть её в бессильной ярости, но её тело было связано холодом. Не хочется думать, не хочется слышать, не хочется говорить. Всё постепенно теряет смысл. Вампирша негромко стонет, даже не слыша своего голоса. Она не знала сколько так уже сидит и сколько ей ещё осталось. Возможно «спасатели» так и не найдут её.
Слышится скрип резины о снег, два тёмных силуэта подходят к будке, открывают её, поднимают недвижимое тело, все ещё находящиеся в сознании, и относят в машину.
— Хакура… Хакура, ты как?
Один из парней мягко трепет её за плечо, но взгляд не фокусируется, смотрит куда-то сквозь.
— Эй, Хакура…
Тепло разливается по телу, оживляя избитые в кровь конечности, сердцебиение учащается, а дыхание выравнивается.
— Братик… — совсем тихо, тише шёпота, произносятся эти слова. Перед ней старший сервамп лени, спасший её давным-давно от смерти. Он сделал это ещё раз, снова прижимая её окровавленную, замерзшую и голодную к себе, мягко обнимая. Ощущение тёплой заботы и комфорта настигают сознание быстрее, чем воспоминания, чувства вины и сожаления. Она проваливается в сон, хрипло посапывая.
Просыпается она на мягкой кровати, не своей — чужой. Капельки холодного пота стекают с висков, тонкие пряди волос пристали ко лбу, а на лице лишь эмоция немого крика.
Страшно. Страшно. Страшно.
Все повторяется по кругу каждый раз, как она засыпает. Бесконечное порочное кольцо. Она вряд ли когда-либо уже сможет избавиться от этого кошмара. Остаётся только давиться слезами, бить в слепом гневе стену, до крови сбивая кулаки, винить во всём одного, из-за которого она лишилась всего: друзей, дома, доверия к другим и себе самой. Сатоши вырвал душу, искалечил её, расчленил на 1621 маленький кусочек, раздробил каждый в мелкую крошку и как ни в чем не бывало вернул её на место. До чего же больно.
Стук в дверь заставляет вздрогнуть от неожиданности.
— Ей, Хакура, я принёс тебе ужин, если ты, конечно, хочешь есть… В общем, я оставлю поднос у двери…
Это был Широта Ашису, родной сын Широты Махиру, который пару лет назад разорвал контракт по причине своей смерти и оставил практически совершеннолетнего сына с двумя вампирами. Да, он получил двух сервампов в наследство, но наотрез отказался заключать контракт с любым из них. Ашису остался их «опекуном», хорошо сжившись с сервампами лени, одного из которого также продолжал звать старым именем Куро.
Приборы звонко ударились о тарелки, послышались удаляющиеся шаги, снова тишина. Мучительно тихо, что сводит лёгкие — невозможно дышать, тьма в пустой и тихой комнате обволакивает её и медленно потрошит, осознание беспомощности, безвыходности и безвольности пульсирующими ударами каждый раз по-своему даёт о себе знать, новой болью отражаясь в теле. Стены безжалостно давят на неё, с каждой секундой без того небольшая комната сжимается до таких размеров, что не подохнуть. Духота тихой, на первый взгляд, комнаты выворачивает её конечности, отбирает воздух, даже не прикасаясь к ней, приковывает тело к кровати, не давая возможности сдвинуться. Её разум, ослеплённый болью и яростью, постепенно забывает подробности той кровавой ночи, стирает все, оставляя только две эмоции: страх и ненависть.
Мысли вторят только одну фразу: «Если бы я не была сервампом?». Она не хотела становиться бессмертной, не хотела становиться вампиром, не хотела так легко отбирать жизни других. Если бы она была человеком… Если бы она умерла тогда там, в подвале… Было бы лучше для всех.
Именно это она и попросила на обряде превращения в полноценного сервампа: «стать снова человеком». Как эгоистично. Сила сделала все правильно, что вернула ей только человеческое обличие, но не отобрала природу.
Она смотрит на свои руки: исполосованные шрамами они все ещё пахнут кровью. Отвратительно и тошнотворно. Сколько руки не мой, буквально стирая их до крови, чище они не станут, от запаха не избавиться. Мерзко.
Совсем скоро закончится этот ужасный год, прожитый во лжи. Лучше бы воспоминания о нем просто исчезли сами собой, чтобы их не было вообще. Снова стук в дверь. Хоть какое-то разнообразие за то время, пока она захлебывается своим горем и ненавистью. А сколько она уже неподвижно страдает? День, нет, больше? Около трех. Тяжело вести счёт дней, просто ковыряя стенку напротив и плача.
— Ей, Хакура, — в комнату зашёл её старший брат, тихо прикрыв за собой дверь. — Я думаю нам стоит поговорить.
Конечно, он знает о произошедшем, конечно, он догадался, что это сделал сервамп, конечно, он понимает, что это совершила она.
Хакура лениво садится на кровати, обняв руками колени и уткнувшись в них носом. Рядом присаживаться Куро, даже не зная с чего начать диалог, просто знает, что нужно.
— Я знаю, что тебе сейчас тяжело… — в кромешной темнее он замечает блеск в её глазах, ещё немного и слеза упала на её щеку. Слова тут не помогут, да и действия маловероятно. Сервамп разворачивается, заключая сестру в тёплые объятья. Она не сопротивляется, наоборот, сама приобнимает его, крепко сжимая, оттягивая, ткань футболки на его спине, положив голову на его плечо. Успокаивает. Мягко поглаживая её по голове, парень уже снова пытается вернуться к разговору, но его прерывает шёпот. Тихий-тихий шёпот. Он усиливается и все повторяет одни и те же слова: «Помоги мне, пожалуйста, вытащи меня оттуда».
Секунда на обдумывание и Куро решается пойти по рискованной, опасной, скользкой дороге.
— Есть способ помочь тебе…
***
Проходит ещё несколько дней. Потихоньку новость о случившемся перестаёт потрясать СМИ, а народ, смирившись с утратами, начинает уподобляться новогодней суматохе.
— Ну привет! — в весёлой манере проговорила Хакура, зайдя на кухню, где завтракали остальные два постояльца дома. Эмоции удивления на их лице не было равных. — А что у нас поесть можно?
Старший сервамп лени сразу же присобрался, напряжённо смотря свою сестру. Её глаза наконец наполнились естественным, живым блеском, искренняя улыбка вновь появилась на её милом лице, будто она сама засияла светом и новой энергией. Несравнимо с тем, что было всего день назад: пустые, заплаканные, опущенные глаза, впалые щеки, сухие губы, приоткрытый рот — болезненный и несчастный вид. Настолько резкая смена такта могла свидетельствовать только об одном — она сделала то, что брат ей запретил, мол, даже лучше ей свыкнуться с предательством, чем обращаться к этой способности. Но она его не послушала — часто делала по-своему.
Она стёрла себе память о произошедшем: о контракте, о Сатоши, о деревне, о всем, что было за последние полтора года. Она вычеркнула себя из этого времени, из этого события. Уничтожив в себе эту часть, Хакура будто вернулась во времени, когда ярко-алое солнце все ещё радовало её, а люди не казались настолько алчными и жестокими.
— Спасибо за еду! — оставив тарелку со съеденным омлетом около стола с грязной посудой, коротко поблагодарила она, снова убегая в комнату.
Парни молча проводили её взглядом, пока она полностью не скрылась за дверью. Они продолжали молчать, тихо переваривая произошедшее. Наконец, Ашису скромно проговорил:
— Так что это было, Куро?.. Как ты сделал это?..
— Она… забыла все, что произошло — стёрла себе память, — по-своему гневно сказал сервамп.
— Так можно было? Она могла сделать это с самого начала. Так ей, наверное, будет лучше, — Широта говорил это, будто прощупывая почву под ногами. Он, хоть и жил с сервампами достаточно, не знал всех тонкостей их существования.
— Нет! — перебивая, выкрикнул Куро. — Она так сделала только хуже!
Вилка в руке вампира начала потихоньку гнуться под его силой — настолько он был сейчас зол. Зря он рассказал ей о таком способе, зря.
— Чем же? — хоть какой-то пытался успокоить его Ашису.
— Стереть — в буквальном смысле — воспоминания невозможно из памяти вампира, тем более им самим. Она банально вырезала часть ленты памяти и спрятала их глубоко-глубоко в себе, куда ей самой не добраться. Но это только одно! Без потерь эта процедура не проводится! Её сил теперь не более, чем у человека, все они запечатаны там же, где и воспоминания. Однако есть угроза куда серьёзнее… Внешний фактор. Он не находится в её власти, а значит Хакура просто-напросто запустила часовую бомбу в своей голове. А когда придёт время взрыва… он поглотит её. Навсегда.
Парни мрачно переглянулись. Увы, невозможно было считать все эмоции посланные в этом взгляде: жалость, злоба, вина, потрясение, страх.
— Всё это грустно, — на последок, склонив голову, проговорил Ашису.
***
Прошёл ровно год после печальных событий. Тройка жильцов уже потихоньку начинала праздновать Рождество, обмениваться подарками, заканчивая приготовление жареной курицы — главного блюда праздника. В общем, начало выходных в доме проходило весело. По телевизору, казалось, бесконечно крутят новости о наступившем празднике и местах, которые можно посетить, а ещё комедии всякого содержания, которые, кажется, знают все уже по репликам, — ежегодная традиция. На посторонний шум передачи никто не обращал особого внимания, будто фоновая музыка.
— Эх, хорошо год провели, — воскликнула Хакура, принимаясь за чистку большого и спелого мандарина.
— … Да, — словно с предыханием, каким-то стеснением, сказал Куро.
Широта-младший ненадолго уехал, чтобы закупить недостающие и закончившиеся продукты. В итоге, пара вампиров осталась в доме абсолютно одна. День уже постепенно кончался, но празднества не спешили прерываться. Будто они продлятся вечно и ничто их не сменит. На улице все ещё гремели фейерверки, раздавался смех детей, жадно ожидавших этого праздника, а свет фонарей тепло освещал громкую улицу. Да, всегда наступает это чувство нескончаемого счастья и свободы в моменты общей радости.
— Слушай, братик, пока нет Ашису, можно задать тебе вопрос, — неуверенно начала Хакура.
— Угу, — лениво принял Куро, доедая последние дольки спелого фрукта.
— Надеюсь тебе не покажется этот вопрос странным, но я стала слышать чей-то голос… Ты знаешь, что это может быть?..
Его как водой окатило. Голос. Неужели часы на бомбе спрятанных воспоминаний вот-вот дойдут до нулевого значения. Только не сейчас.
— А что за голос? Он что-то говорит? — стараясь унять дрожь в голосе, проговорил сервамп. Получалось, кстати, не очень подобающе.
— Да, он постоянно повторяет одно слово: «Сиро». «Белый»? Причём это здесь…
Почему именно сейчас? Хах, прошёл ровно год, как иронично. Наверное, на самом деле было лучше смириться с горем.
— А теперь к трагичному, — монотонно сказала телеведущая, подливая масло в огонь и так наколившейся до предела обстановке. — Ровно год назад этот мир лишился 1621 невинной жизни: все жители деревни Сиракава были безжалостно…
Куро надеялся, что успел вовремя выключить передачу, уничтожить тот самый внешний фактор. Надеялся… С упованием он посмотрел на Хакуру. Всё его надежды треснули, рассыпались неприятным песком. Все кончено. Вся иллюзия, построенная ею, была уничтожена несколькими словами.
Чистый страх. Ничего более. Её крупно трясло, пот вперемешку со слезами скатывался по её щекам. Широко раскрытые глаза испуганно тряслись. Она в панике попятилась назад, пытаясь убежать, спрятаться от раздражителя. Обхватив голову руками, Хакура прижалась к коленям и зарыдала. Внезапной судорогой свело все тело, невыносимая боль. Хочется бежать, не оборачиваясь. Всё вернулось обратно, выброшенный кусочек пазла встал на свое место. Сознание не помогало ей успокоиться, подсознание, наоборот, прекрасно справлялось со своей функцией.
— Эй, Хакура! Приди в себя! — Всё попытки помощи со стороны Куро были безжалостно отклонены: она оттолкнула его протянутую руку.
—
Эй, Сиро.
Есть разница между взглядом через что-то и на что-то. Она смотрела на. Фигура, появившаяся около стены рядом, надменно смотрела на муки вампирши. Эта фигура была ей знакома, даже очень. И она снова стала преследовать её. Сатоши Усоцуки здесь, в её подсознании.
Пронзительный крик.
***
Каждый год повторялся один и тот же сюжет. Хакура не вспоминала про инцидент до середины декабря. Далее все приступы страха, тревоги нарастали, а Сатоши, хоть и был плодом её несознателбного, служил для них «кнопкой запуска». Он выпускал все воспоминания наружу, раскрывая их новыми эмоциями, попутно убирая старые. Прячась весь год за железной дверью, закованной цепями, он будто всепоглощающий монстр вырывался в одно и тоже время. К счастью, он уходил, забирая с собой память о 2052 году, но оставляя тяжёлый осадок от недавнего появления. Возможно, именно из-за него, Хакура перестала ощущать счастье праздника Рождества.
***
Темно. Будто пространство в бескрайнем космосе. Нет границ, нет начала. В этом месте тишина, совсем не колкая, не гнетущая, наоборот, мягкая, успокаивающая, умиротворенная. Вид совсем необычный, неземной. Крикнешь — эхо разлетится бесконечным повторением, медленно затихая. Будто мир из фантазий о путешествие в далёком-далёком космосе, чьи законы физики далеки от земных, привычных всем.
Место никому не встречалось ранее: матовое полотно со звездами, окружающими со всех сторон, будто ты центр полого шара; дорога — две белые, даже светящиеся, параллельные прямые, уходящие куда-то вдаль, разделяющиеся, сходящиеся вновь, спускающиеся и поднимающиеся ввысь под крутыми углами. Ни одна книга не подарила Макисиме такие завораживающие красоты. Он шёл все дальше по прямой дороге этого удивительного мира. Он находился в пустоте? Даже если так, эта была не пустота одиночества; смутное, но приятное ощущение.
— Давно не виделись, — знакомый голос позади. Это был его сервамп. Это была Юки. Она сидела на одной из дорожек, небрежно свесив ноги, проходивших чуть выше. Мягко смотря на своего нынешнего хозяина, вампирша коротко улыбнулась и сказала:
— Всё закончилось, так?
— Я видел все, буквально, наяву. Это твои воспоминания? — Макисима — в своей привычной манере — вновь узнавал любопытные ему вещи, хоть и задавал полностью риторический вопрос. Ответ, на который все же последовал, — слабый смешок, не грубый, пастельный.
— А это мой мир, моя Сила, мои воспоминания… Мир внутри меня. Правда красиво?
— Я видел иное, когда получал оружие, — он продолжал разглядывать местность вокруг, повороты тропинок, звёздный купол над ним.
— Я знаю. Что ж теперь ты видишь полную картину, — Юки пробежалась взглядом по окружающему её простру. — Мы можем находиться здесь сколько угодно, но выйдешь отсюда раз — не зайдёшь никогда.
— Но для тебя возможен вход в любое время.
— Конечно.
Тишина в этом месте сладкая, не мучительная, не звенящая. Замечательное место.
— А как нам покинуть это место? — очевидный вопрос, на который человек ответ, конечно, знать не может. Юки слегка щёлкнула пальцами, эхо раздалось тихим шумом и исчезло. В ответ на вызванные колебания воздуха около дорожек появились порталы разных форм и размеров, все с белыми краями. Их было много, не сосчитать, но в то же время ни один не находился рядом с соседним. Огромные расстояния разделяли их. А за ними воспоминания, отрывки жизни вампирши, каждый завязанный на определённом моменте.
— Пока ты здесь, можешь узнать обо мне все, что хочешь, — Юки спрыгнула вниз, вставая на один уровень с её хозяином. — Давай.
Они медленно направились к тому порталу, что вёл их обратно в человеческий мир.
— Скажи, счастлива ли ты в бессмертии? — прервал эту ватную тишину Макисима. Юки остановилась — усмехнулась этому вопросу. Ответ на него уже известен ей, так и парню. Но что же было в этом вопросе такого, заставившего сервампа засмеяться. Подтекст.
— Бессмертие — далеко не благо. Счастья в чужих страданиях мало, а конец мучениям не наступит никогда. Сложно назвать это благословением, — размеренно сказала она, продолжая путь рядом с хозяином. — Люди, желающие жить вечно в миру, вряд ли будут существовать в гармонии с собой и остальными. Это несчастные люди. Хах, многие мечтают о бессмертии, даже не зная, как провести сегодняшний день. Глупо полагать, что они не сойдут с ума к третей земной жизни. А мы, сервампы, хоть и занимаем себя контрактами, но вряд ли найдётся среди нас тот, кто воистину счастлив, калеча судьбы других.
— Но тогда, чего хочешь ты, чтобы стать счастливой? — сразу же задал вопрос Макисима. Он точно выбил её из колеи. Да, таких вопросов ей точно ещё никто не задавал. Неожиданно.
Она остановился, вглядываясь в бескрайний космос, будто том мог подсказать ей ответ на этот сложный вопрос.
— Хм, я знаю, тебя не устоит ответ, если скажу, что ничего не хочу. А мысли о скоропостижной смерти тебя также не интересуют. Тогда. Я хочу… стать человеком. Как бы эгоистично это не звучало, — с ноткой грусти сказала Юки. Она понимала, что желание неосуществимо, но все-таки… — Я считаю, сервампы отделены от общества в целом, для нас этот момент, вся твоя земная жизнь, всего лишь секунда в ленте нашего существования. Незначителен. Мы что-то вроде призраков, наблюдателей, вечно странствующие между мирами и человеческими судьбами. А мне, наверное, хочется подольше остаться… в этой игре под названием жизнь.
Довольная улыбка мелькнула на лице парня. Для него последние слова Юки были чем-то вроде порядка, обязанности, закона, выбитого на каждом островке памяти.
— Мы пришли, — вампирша остановилась около одного из тысяч порталов. — Идём?
Как только они перешагнули через тонкую рамку, вмиг оказались в том самом доме, куда вернулись после «охоты на лис», в то же самое время. За одно движение секундной стрелки Макисима прожил полтора года чужой жизни, но каким бы долгим или быстрым это время не было, он наконец понял кто, то существо, что стоит перед ним. Кто такие сервампы. Кто такая
Хакура Юки.
Отныне связь между хозяином и слугой нерушима.
