*Аюри*
Аюри смотрела, как он уходил, видела его широкую спину, а когда серебристая шевелюра скрылась за углом, то прислушалась к удаляющимся шагам, эхом ударявшимся о стены. Девушка замерла, понимая, что только что совершила несусветную глупость. Глупость размеров вселенной — выгнала своего, как ей хотелось в это верить, друга. «Нет, нет, нет, нет. Не уходи!» — говорили её глаза, а губы оставались неподвижными. Аюри стояла, вцепившись в прутья, и не понимала, чего конкретно она сейчас ждала. Что Какаши вернётся? Нет, ещё одна глупость. Что Тензо её найдёт и уведёт из этой сырой камеры? Тоже нет. Не после того, как сделала ему больно. «Никто не придёт». Оторвавшись от прутьев, куноичи удалилась в дальний угол камеры, облокотилась о стенку, чтобы медленно съехать на пол. Стоять показалось Аюри тяжёлым и невыносимым занятием, поэтому сила гравитации притянула её тело к земле. Слёзы хлынули из глаз. Она скромно шмыгала носом, забытая всеми. «Ему не всё равно, что со мной, — рассуждала она. — Друг ли он мне или...» Закончить мысль Аюри не хотела. Она боялась услышать в своей голове ответ, который бы ей не понравился. Ей казалось, что Какаши не совсем друг, но и не враг и даже не "просто знакомый". «Тогда кто ты мне? — девушка устремила грустные и красные глаза в длинный коридор. — Наставник? Старший брат?» От последних умозаключений Риюдзаки отрицательно помахала головой. Братом он не мог быть по определению. Однако роль наставника подходила Какаши как никому другому, но Аюри не рассматривала его в этом ключе. «Я в его глазах всего лишь ребёнок». Этот неутешительный вывод был хуже, чем если бы Какаши воспринимал её как врага-засланца из другой страны. Быть неразумным подростком, как он её назвал, в представлении Хатаке было больно и неприятно, что било по самолюбию не хуже кулаков. По ощущениям Аюри, она лежала на сыром полу не меньше часа. В одиночестве были свои плюсы — можно думать сколько угодно. Однако голос в собственной голове становится непереносимо громким и гнетущим. Моменты, проведенные с Тензо, пробудили в груди Аюри тоску и желание к ним вернуться, взять широкую руку в свою... Куноичи звала Тензо про себя, потом от этого стало стыдно. Она пряталась от него сама, часто шла по улице и оборачивалась каждые несколько минут, чтобы удостовериться, что он не выпрыгнет откуда-то из-за угла. Новая волна слёз накатила на неё. — Тише, дитя. Жизнь не заканчивается. Этот голос... Никто Аюри не называл "дитём". Куноичи осторожно приподнялась на локте, чтобы увидеть обладателя этого голоса. В тусклом свете в соседней камере сидел старичок, лицо, по большей части, скрывалось в тени. — Кто ты? — Уже не помните? — он хмыкнул. — Я Горо. Противные мурашки пробежались по спине. «Он сидит здесь из-за меня и Какаши. Почему он меня утешает?» — Аюри не предполагала, как ответить. — Что случилось с вами? Мне казалось, вы на стороне закона, — в его тоне распознавались нотки насмехательства. Злость закипала внутри. Аюри решила промолчать, возможно, отстанет, но его болтливость ей слишком хорошо запомнилась, чтобы она хоть на секунду поверила в то, что её оставят в покое. — Вам страшно. Страх — это то, через что нужно переступить и забыть. Знавал я одного человека. Он боялся громких звуков, они напоминали ему войну. Однажды он закрылся на складе во время празднеств. Бедняга так перепугался шума, что не выходил ещё долгое время. В последствии он мне рассказал вот что: Я, говорит, боялся всего этого до того момента, пока не понял, что это всего лишь звук. Мораль такова: переступи свой страх и жизнь станет легче. Аюри готова была поклясться, что Горо-сан улыбался, хоть этого и не было видно. Её раздражало, что все вокруг считали себя обязанными научить её жизни. Некоторые советы она ещё могла понять, но этот никак не укладывался в её рамки. Её страхи имели под собой основание, они не пустой звук.Год спустя. *Какаши*
Улицы Конохи окутал мрак позднего вечера. Какаши направлялся в сторону бара, чтобы выпить со своим другом Асумой саке. Когда в последний раз они встречались, Хатаке не помнил, но был уверен, что давно. Лениво идя по мощёной дорожке, мужчина бесцельно смотрел себе под ноги. Сутулость уже казалась чем-то неотъемлемым и приевшимся, а блуждание мыслей от одного предмета к другому так вообще чем-то родным. Внезапно оказавшись у порога заведения, мужчина удивился и медленно поднял взгляд, чтобы взглянуть на вывеску. Оранжевый фонарь осветил буквы: "Цветок сакуры". Название так и пестрило банальной вульгарностью. Хатаке был бы не против, если бы бары назывались просто барами, но никто из владельцев не спешил спрашивать его мнение, поэтому он зашёл внутрь без дальнейших лишних рассуждений. При входе в нос ударил резкий запах алкоголя, дыма, теплого дерева и веселья. Хатаке инстинктивно выдохнул, чтобы его рецепторы не потеряли своей уникальности от такой приторности. Вдохнув пару аккуратных вдохов, мужчина привык к местному воздуху и принялся взглядом искать Асуму. Людей за столами ютилось немного, кто-то даже спал, прихватив рукой чашу как что-то священное. Неторопливые разговоры доносились от дальнего стола, за барной стойкой сидело всего два человека - мощная фигура Асумы и укутанная в плащ тень человека. — Какаши, — дружелюбно произнес Сарутоби, слегка повернув к нему голову. — Садись, — сильная рука стукнула по соседнему стулу. Хатаке сел рядом и почувствовал облегчение, когда лицо Асумы озарила широкая улыбка. Он любил эту искренность и знал, что её, бывает, сложно найти в людях. Вместе с облегчением пришло ещё одно чувство — очень знакомое и в то же время далёкое. Мелкие иголочки впились куда-то под лопаткой, даря схожее ощущение с предвосхищением и ностальгией. Не найдя источник этого странного наваждения, Хатаке тряхнул головой и заказал саке. — Ждал тебя. Разговоры здесь скучные. Думал, умру, не дождавшись. Ох это искусство начинать разговор, вести его и поддерживать. Какаши не знал, как это делается и просто кивнул, отстранённо разглядывая дубовую столешницу. — Не сиди таким кислым, аж тошно, — Асума прислонил к губам первую чашечку "о-тёко" и поставил с лёгким стуком на стол. — Рассказывай, как жизнь проходит. Ну или ползет, — подкол в этот вечер не показался таким уж обидным. — Миссии, миссии, бар, миссии, бар, — Какаши повторил нехитрое движение за Сарутоби. По телу пробежала дрожь, взбодрив и ударив по мозгам. Молчание нависло табачным облаком, что витало в этом помещении. — Какаши, — Асума заглянул на дно цилиндрической чашечки, будто искал оставшиеся капли рисового напитка. — Хотел спросить, да всё откладывал на потом, — взгляд его, довольно хитрый и заискивающий, переметнулся на пепельноволосого шиноби, заставляя его гадать над тем, насколько неудобными покажутся ему следующие слова. — Нашёл ли ты наконец себе... даму? Что-то подсказало Хатаке, что это саке далеко не первое, что попало в организм Асумы за этот вечер. «Скучные разговоры, говоришь, вокруг. Вижу, ты нашел развлечение». Он даже успел побранить себя за опоздание, пока придумывал ответ. — Можешь не отвечать, — сказал Асума, внимательно смотря ему в глаза. — Старания Цунаде пошли прахом, ну что ж... «Какие старания?» — так и хотел спросить Какаши, но догадался: Аюри. Мысль о ней ударила по какому-то заржавевшему механизму, приводя его в работу, скрип шестеренок ощущался почти что болезненно. — О чём ты. Мы работали вместе. Тем более, в её возрасте не интересны такие скряги, как я... «Я это вслух сказал?» — подумал он и выпил саке. Асума рассмеялся. Смех был раскатистым с примесью хрипотцы. От стыда в лицо ударила краска. — Ты прав. Возраст не скроешь. А я надеялся, — Сарутоби взглянул ещё раз на друга и улыбнулся, но в этот раз улыбка уже была скромной. — Прости, что наседаю с вопросами о личной жизни. У нас с Куренай... Об этом хотел с тобой поговорить. В общем, у нас скоро будет ребёнок. Какаши не знал, как реагировать на подобные заявления, но глубоко в душе обрадовался новости. Он не мог поверить, что у кого-то из их компании уже будут дети, так скоро. Хоть и их детство словно проходило в другой жизни, настолько давно это было, но всё равно что-то неприятное поскребло ему сердце. Возможно, напоминание о том, что время неумолимо идёт. Взглянув в лицо Сарутоби, Хатаке осознал, что его волнует совсем другое — хуже, чем обычное переживание из-за возраста. Шиноби понял его без вопросов: ему было страшно, что его ребёнок может остаться сиротой, что он не сможет быть рядом, когда это будет нужно, возможно, не увидит первый шаг и не услышит первое слово, так как будет на нескончаемых заданиях. — Как странно, — хмыкнул Асума, вновь вращая в руке керамический сосуд. — Первый в нашей компании, кто так сильно облажался. Не просто так же я спрашиваю про твою личную жизнь. Надеялся, что к этому моменту буду не один. А ждать вас, — саркастично подметив его, Гая и Тензо, — так можно и умереть без наследников, — улыбка сошла с его лица, видимо, напомнив о ранее испытываемых волнениях. — Если подыщешь неприхотливую и повернутую на спорте девушку, то твоему, — Какаши замялся, так как хотел сказать "сыну", но вовремя всё переиначил, — ребёнку будет с кем пойти в Академию. Сарутоби проморгался, а потом его пробила дрожь, сменяясь смехом. — Только не говори, что у потенциальных детей будет прическа в виде горшка и обтягивающее зеленое трико. Я этого не переживу. Хатаке не сдержал смешок. Да, зрелище ужасающее. — Говорю серьезно: я хотел, чтобы наши дети пошли вместе в Академию, — Асума метнул отчего-то чересчур строгий взгляд на сероволосого шиноби. — Думал, твоя депрессия пройдёт, но... — вместо слов он обновил их чашечки. Хатаке не задумывался об этом раньше, никогда не представлял себя в роли мужа и отца. Это было инородным для него. Чтобы не расстраивать Асуму, Хатаке слукавил. — Я ещё не встретил её. Незнакомец слева попросил подлить ему саке взмахом руки. Как Хатаке себе и представлял это было женское запястье. И опять чувство ностальгии прошло иголочками по позвоночнику. — Да сто процентов что-то было. Колись, — внезапно подал голос Асума спустя минуту молчания. — Ещё никто так долго тебя не выносил, — искорки радости от возможности поиздеваться светились в глазах смуглого шиноби. — Ничего не было, — щеки стали краснеть не то от саке, не то от темы разговора. Мужчина постарался компенсировать смущение безразличным лицом. — Привлекательная? — глаза Асумы сузились. — Привлекательная девочка. Но она всего лишь чуть-чуть старше Сакуры. Давай сменим тему. Сарутоби тихо посмеивался, скрывая уж слишком радостное лицо. — Знаю я, знаю, Какаши. Ты человек чести. Этот внезапный комплимент причинил боль. Он вспомнил, как хотел отпустить её на все четыре, когда Аюри сбежала от него на задании, смотрел, как она извивается в грязи, и испытывал странное безразличие. Вспомнил и похуже вещи, что делал в жизни, и стало совсем тошно. — Тензо ходит как в воду опущенный. Обычно он меня раздражает своими пьяными разговорами, сегодня я тебя. — Ты меня не раздражаешь, когда не говоришь о моей личной жизни. — Поверь, это стоит того. Жаль, ты не видишь свое лицо со стороны. Где я ещё так повеселюсь? — Тензо должен был сегодня придти? — сменил он тему разговора. — Должен был, но у него дела невероятной важности, — Асума посмотрел куда-то в бок, а потом добавил: — Мне иногда не хватает прежнего Тензо. Он мне, конечно, не такой друг, как тебе. Раньше он трещал без умолку, когда пил. Раздражало, не спорю. Но это лучше, чем хмурое выражение лица. Какаши не мог отрицать, что их дружба с Тензо испортилась по неизвестным ему причинам, но не ожидал, что не только у него возникли подобные проблемы. — Не пробовал спросить, какая муха его укусила? Вы всё-таки сто лет общаетесь. «Светленькая, небольшая муха, чьи алгоритмы действий нужно отдать шифровальщикам для расшифровки» — Не знаю. Всё пройдёт, и Тензо будет прежним. Нужно подождать, — по горлу растеклось тепло от саке, которое полилось по сосудам и капилярам. Хатаке расслабился. Они проболтали ещё какое-то время. Какаши выговорился на недели вперёд и полностью удовлетворённый вечером вышел на некрепких ногах на улицу, Асума задымил рядом. — Всё-таки какая красивая ночь, — Сарутоби окинул головой небесные просторы, которые, как чёрное покрывало с яркими вкрапинками, расстилались над ними. — Если я умру, — металлическим голосом произнёс он, — ты сможешь иногда заходить к Куренай? Я не хочу, чтобы она чувствовала себя одиноко. — К чему такие разговоры? — с заплетающимся языком выговорил Хатаке. — Да так, ни к чему. Пьяные байки, — улыбнулся он, загадочно рассматривая друга, будто расставался с ним на годы. В животе что-то неприятно сделало кульбит. — До встречи, — махнул ему Асума и ушёл. — Если так произойдёт, я помогу твоей семье. Сделавший пару шагов Асума остановился на секунду, хмыкнул: — Спасибо, — и возобновил путь.