Молния, пронзающая сердце

*Какаши*

      Спалось сегодня плохо, приходилось ворочаться или подолгу смотреть на потолок, иногда чередуя с одеждой на тумбе. Сны больше не тревожили этой ночью, однако одного оказалось достаточно, чтобы, уже идя по праздничной улице, трусливо оглядываться по сторонам. Ему не хотелось встретиться с Аюри, будто из-за этого на него посыплются обвинения. Обвинения в том, что он человек, которому снятся сны. Глупо, но почему-то засело в голове.       И практически дойдя до главных празднеств, где Какаши бы точно встретился со своими знакомыми, он сворачивает с главной дороги. Спонтанно к нему в голову пришло решение зайти к Куренай, тем более давно обещал навестить. Её дом окружали разные растения, а сам он смотрелся уютно даже издали. Куренай выглянула с коляской из-за ограды, женщина мило улыбалась ребёнку, а потом подняла взгляд на Какаши, приветливо помахав. Мужчина подошёл поближе, присоединяясь к двум очаровательным дамам.       Видимо, материнство что-то меняло во внешности женщин, они словно становились мягче и добрее. По крайней мере, прямо сейчас ему это бросилось в глаза. Мало ли в них просыпаются убийцы, когда младенцы из ночи в ночь лишают их сна. Кто знает... У него детей нет, поэтому не ему судить. Куренай светилась счастьем, несмотря на залёгшие тени под глазами, вместо привычной одежды шиноби на ней красовалось вишнёвое летнее платье. Она мерно толкала коляску вперёд, продолжая вести диалог.       — Почему не идёшь на праздник?       — Ну, знаешь... я ещё успею туда зайти.       — Как обычно опаздываешь? — с улыбкой спросила она.       — Прекрасно, что ты меня видишь насквозь.       Так или иначе его взгляд скользил к маленькому кулёчку в углублении коляски. Розовощёкий малыш закрыл глазки, иногда хмурясь и смешно корча ротик, когда коляска наезжала на кочку или в стране грёз что-то происходило, как предполагал Хатаке. По внешности трудно сказать, кого тот напоминал больше: Куренай или Асуму. И всё же ему было больно долго смотреть на грудничка, будто острым лезвием водили по сердцу, но отвернуться не получалось.       — Как её зовут? — вдруг вклинился он в разговор, дослушав про то, сколько раз в день нужно кормить ребёнка.       Когда до него дошла новость о рождении, Какаши лично пришёл в роддом и поздравил молодую маму, поинтересовавшись девочка ли или мальчик. А вот имени спросить боялся. У него в голове чётко засело обещание Асуме помогать Куренай, если его не станет. Как же он надеялся на то, что такого не случится при его жизни. Дети не должны оставаться без отцов.       — Хм... я долго думала над именем. И сейчас, когда смотрю на неё, то вижу Мираи. Моя Мираи.       Грусть затопила сознание. Как же нечестно, что ему известно имя дочки Асумы, а Асума уже никогда не узнает. Благоразумней не размышлять о таком, но он бы не был собой, если бы легко не поддавался меланхолии.       — Наше будущее, — вырвалось у него.       На его голос малышка распахнула глазки. Они были точь-в-точь, как у мамы — алые разводы вокруг зрачков. Такие же таинственные, будто подтверждали её имя. Она внимательно созерцала мир вокруг, но он ей быстро наскучил, и ему показалось, что девочка принялась разглядывать его. Конечно, это не совсем так, потому что видят они мир перевёрнуто и размыто, а из эмоций либо плач, либо любопытство, либо скука. Но он был практически уверен, что за ним пристально наблюдала пара красных глаз. По-матерински оглянув дочурку, Куренай сказала:       — Ты ей, кажется, понравился, Какаши.       Мужчина засмущался от такого пристального женского внимания и отвёл взгляд.       — Я сомневаюсь.       — Она ещё тебя не знает, — ворковала мама над малышкой, поправляя одеялко. — Вот знала бы она, какой ты букой был в молодости, то не стала бы смотреть в твою сторону. Да, Мираи?       Девочка словно знала, как её зовут, и вдумчиво окинула мать взглядом, моргнув.       — Ранила, — морской бой пришёлся кстати.       — Я шучу, Какаши. Мираи инстинктивно выбирает хороших людей и разглядывает. В этом она похожа на папу, — молодая мама с грустью оглянула дочь.       — Её мама тоже хорошо разбирается в людях. Да, Мираи? — решил повторить трюк за Куренай, но лишь расстроил малышку, которая испугалась излишних обращений и пуще нахмурилась, похныкивая.       — Какая непостоянная барышня у нас растёт, — проворчала Куренай и взяла на руки ребёнка, уютно положив на один локоть голову, что остановило волшебным образом возню. — Какаши, не хочешь по мороженому? — вдруг весело спросила она, заметив, как тот рассматривал их.       — Хорошо, я схожу, — мужчина уже было развернулся, чтобы пойти искать прилавок, но его остановила Куренай.       — Постой, я хочу сходить сама. Подержи, пожалуйста, Мираи, я ненадолго.       — Но я не-       — Всё просто, держишь её вот так, — ему пихнули аккуратно кулёк и поправили руки, чтобы те правильно держали. — Если заплачет, бутылочка вон в том кармане, а соска вот тут, можешь ещё покачать. Но она спокойная, поэтому, думаю, не понадобится. Ну я пошла, — быстро протараторила Куренай, оставив его на произвол судьбы.       Какой-то мужчина с коляской неподалёку понимающе ему кивнул, прежде чем жена увела его дальше в парк. Какаши не понимал, что ему делать, поэтому стоял, как вкопанный, и оглядывался по сторонам, балансируя свёрток в руках. Любопытство съедало изнутри, поэтому он позволил себе ещё раз взглянуть на Мираи. На голове у девочки росли неравномерные вихры волос, закручивающиеся в водовороты. Волоски казались настолько тоненькими, что палец против воли потянулся потрогать. Сравнение было бы неуместным, поэтому вслух его произносить нельзя, но на ощупь они были, как слегка волосатое пузико у щенка. Головка её прям будто тёплый мякиш. Поэтично выразиться в мыслях у него не получалось, но он продолжал с аккуратностью приглаживать этот пушок.       Ему было так странно и непривычно: в его руках находилось существо, которое сейчас полностью от него зависело.       «Из Мираи можно вылепить любого человечка», — думал он, но, посмотрев ещё раз на красные глазёнки, которые взирали на него, понял, что она ещё им всем покажет лет через 12. Как говорится: кто кого ещё лепить будет?       Может она пойдёт по стопам Наруто и будет разрисовывать памятник Хокаге или станет замкнутой, как Саске, а может найдёт себе мальчика и будет за ним бегать, как Сакура. Всё возможно, но сейчас она беспомощна.       Его вниманием завладел детский кулачок, который выбился из одеяла, он поддел его пальцем, однако тот не с первого раза раскрылся. Маленькие пальчики обхватили его подушечку, словно хотели опять сомкнуться в кулак, но им помешали. Хатаке любопытно поводил её ручкой в стороны, а потом укутал потеплее обратно в одеяло. Смешная игрушка развлекала его довольно недолго, послышался голос Куренай.       — Взяла тебе ванильный рожок с малиновым сиропом. Пойдёт?       — Конечно. Спасибо большое.       Куренай забрала обратно чудо и положила её в коляску. Когда Какаши потянулся откусить мороженое, то почуял другой неизвестный аромат, который не относился к лесу. Мираи оставила на нем отпечаток грудничка своим сладковатым молочным запахом. Он ему вроде бы и нравился, но и отталкивал, потому что его сознание превращалось в сладкую вату из умилений.       Где-то на середине мороженого Какаши ощутил, что на него уставилась другая, более большая, пара красных глаз, он повернулся к ней.       — Что-то не так? — его обеспокоила растерянность Куренай, и в голову закрались плохие мысли, что с Мираи что-то случилось, но малышка тихо дремала.       — Какаши, твоя маска.       И тут до него дошёл смысл удивления. Он, Копирующий ниндзя Конохи, снял маску на людях. Мужчина смущенно улыбнулся.       — Она мешала есть, — он уже хотел пойти дальше, но вновь остановился, поражённый пристальным вниманием Куренай.       — Столько лет, столько попыток и столько потраченных усилий. А вижу я твоё лицо лишь сейчас, — она в ответ робко улыбнулась. — То есть мне нужно было давно родить, чтобы рассеять твою сосредоточенность, и купить тебе мороженое?       — Возможно, — Хатаке довольно догрыз вафельный кончик. Рука потянулась надеть маску, но Куренай прихватила его за рукав.       — Не-а, я должна запомнить это, — конечно же её заинтересовала родинка. — Какаши, знаешь, я могу решить твою проблему с девушкой.       Вафля встала поперёк горла, он закашлялся, ударив себя по груди. Чтобы он встречался с девушкой друга, у которых к тому же есть ребёнок? Да ни за что на свете. Маска опять вернулась на своё законное место.       — Да сними ты её! Мы сейчас по парку прогуляемся и у тебя появится девушка на раз-два.       — Да не нужна мне девушка!       — Значит так, — строго произнесла она и скрестила руки на груди. Плохой знак. — Я не собираюсь больше наблюдать твою кислую одинокую мину. Что в юношестве ты нас избегал, что сейчас редко появляешься на людях. Очнись уже, Какаши, и посмотри вокруг.       — Хорошо, согласен, я редко появляюсь. Но теперь я обещаю, что чаще буду видеться с тобой и Мираи.       Он надеялся на то, что его слова как-то охладят пыл, но безрезультатно.       — Недостаточно.       — То есть мне обязательно нужна девушка для твоего счастья.       — Именно, — гордо заявила Куренай и зашагала дальше с коляской.       А у него отвисла челюсть.       «Девушка нужна как бы мне, но как бы Куренай, что?»       Видимо предвидев замешательство, теперь уже Сарутоби заявила:       — Мне нужно с кем-то тебя обсуждать.       — Могу дать парочку адресов для подобного.       — Нет, ты не понял. Я хочу обсуждать тебя с твоей девушкой.       Мужчина мысленно падал на самое дно ямы.       — Могу я поинтересоваться, откуда появилось подобное рвение?       — А я объясню, — доходчиво начала Куренай. — Оттуда, что Мираи нужны друзья, Какаши. И передай это Гаю тоже, у меня к нему такое же требование.       Вот сейчас он не понял. Какие друзья и о чём она?       — Среди ровесников Мираи найдутся и друзья. Не понимаю, причём тут я и Гай?       Она тяжело вздохнула.       — Ох, как с тобой тяжело... Я хочу, чтобы Мираи дружила с вашими детьми.       Ему показалось или его стало подташнивать?       «Вашими детьми?!»       — Я передам Гаю.       Куренай вела себя нетерпеливо и периодически бросала на Какаши беглый взгляд.       — Какаши.       — Мм?       — Ты... никого не нашёл? Я имею в виду, кого-нибудь близкого. Я знаю, что спрашиваю лишнее. Просто всё время провожу с Мираи, а она не может пока что со мной поговорить.       — Да ничего страшного.       Будто назло он вспомнил Аюри. Когда та чуть не вылила на него удон; когда они вместе гуляли; когда она потянулась протереть его штанину, которую сама же и запачкала, что смутило в максимальной степени. В сознании быстро сменяли друг друга мимолетные воспоминания и остановились на одном. Обрыв. Ощущение её рук, стиснувших тело. Ему стало тогда тепло, словно то резкое эмоциональное движение выбило из него негатив и заменило на огонь. У огня природа опасная, поэтому Хатаке относился к нему с осторожностью.       — Какаши?       — А? — он уставился на подозрительно выглядящую Куренай.       — Ты задумался, — мужчина как бы случайно игнорировал её взгляд. — Значит кто-то появился. Я рада за тебя, — довольная она отвернулась и зашагала дальше с коляской.       Сердце в груди набирало обороты, словно какой-нибудь механизм. Ему будто слышно было, как кровь зашумела в ушах. И ощущения на душе схожи со школьником, которого застукали за подёргиванием косичек.       «Но у меня нет причин себя так чувствовать», — не верил он.       — У меня никого нет, Куренай.       — Ещё не вечер, — пророчески изрекла куноичи.       На улице тем временем становилось темнее и прохладнее. Вскоре Какаши проводил их до дома и вернулся вновь на ту дорогу, с которой начал свой день. Неизбежное неизбежно.       Коноха зацвела для него по-другому, особенно вечером казалась более таинственной и свободной. Именно это слово. Какаши вдыхал свободу и упивался ею, а в душе просыпалась радость. Наконец-то всё закончилось и теперь он может просто расслабиться. Только по дороге ему не встречались знакомые. Вдали показался смутно знакомый мужчина. Присмотревшись, Хатаке признал в нём Тензо. Узнал, можно сказать, по походке. Рядом с ним по левую сторону шла незнакомая девушка, которая завладела его вниманием.       Она выглядела, как те таинственные девушки, которые пленяли мужчин щелчком пальцев и о которых часто писали в романах. Джирайа-сама иллюстрировал таких, но в его книжках в начале они представали невинными и нетронутыми божьими созданиями, тогда как в кульминационные моменты раскрывались и заставляли Какаши испытывать целую гамму похотливых эмоций. Они были грязными и просили большего, но при этом стеснялись своих желаний. Для Какаши нет объекта литературы более притягательного, чем скромная и милая девушка, которая на самом деле дьяволица в постели.       Думая об этом, он неизбежно заводился. И всё это произошло только из-за спутницы Тензо. Ему должно быть стыдно, и да, ему стыдно, но он не отводил взгляд с её образа. Карминовое длинное кимоно обтягивало стройную фигурку в нужных местах, девушка не могла гордиться богатыми изгибами, но ему почему-то нравилось и так. Тонкую шею частично скрывал ворот, а волосы были убраны в красивую прическу с цветами. Она кого-то ему напоминала... Но с точностью сказать кого трудно со спины.       Хатаке привлекал элемент тайны. Даже свой образ он построил на загадке, часто неспециально, но не имел привычки рассказывать другим о себе, поэтому не редко слушал о себе самые разнообразные рассказы. Они иногда даже забавили, а иногда гневили. Разговор с Куренай навёл его на размышления об идеальной девушке для себя, о чём он специально никогда не думал, а так — вскользь.       В голове возник образ мило улыбающейся Аюри, причём в жизни она так не улыбалась, но почему-то в его сознании именно так. Он помотал головой и свернул в другую сторону, поближе к зданию, где должна пройти основная церемония. Однако ход мыслей в голове повернуть в другое русло не удалось. Он продолжал видеть её перед глазами и страдать.       Нельзя думать о девушках младше тебя на десять лет, тем более тех, кто находится у тебя в подчинении, и тех, кто представляет опасность для Конохи. Сейчас, когда у неё больше нет способностей, трудно представить, чтобы она могла напугать кого-либо, но в его рассудке это всё равно был железный аргумент в копилочку "нет". Аюри пыталась его однажды убить, такое должно отталкивать, но не работало. Во всём виноват тот сон и разговор с Куренай. Вот зачем ей нужно, чтобы у него появилась семья? Чтобы у Мираи были друзья или потому, что считает странным, что её друзья одиноки?       Но он не одинок, у него есть команда номер семь, Гай, Тензо и многие другие. Ему не нужны отношения. Людям свойственно тянуться друг к другу, а его близость пугала. С друзьями Хатаке смирился, с более близкими романтическими взаимодействиями нет.       Когда Аюри полетела вниз спиной в неизвестность в его сне, ему стало так больно, будто кто-то вылил на сердце разжиженный металл. Он не позволит этому случиться. Никогда. Не позволит ей чувствовать то же самое, что и он, когда стоял на краю пропасти. Какаши, как никто другой, понимает какого это терять друзей по собственной вине. Неужели он встретил такого же человека, каким был сам? Поэтому ему с ней тяжело? Потому что он отрицает себя из прошлого и не хочет, чтобы кто-либо ему о нём напоминал?       Хатаке скромно устроился в уголке зала с людьми, к нему периодически подходили другие, пытались завести диалог, но он морально отсутствовал на мероприятии, поэтому попытки заканчивались неудачами. Какаши не мог остановить рассуждения и воспоминания. Они нахлынули лавиной, а глаза лишь инстинктивно цеплялись за окружение. Разглядывая узорчатый кувшин с алыми цветами, Какаши услышал мелодичный голос, повернулся на шум и тотчас обомлел.       Перед ним появилась красавица. Она вошла и осветила для него зал. Её сопровождал Тензо, и сразу стало ясно, что в первый раз ему довелось их узреть ещё снаружи. Но он отказывался поверить одному очевидному факту: та обворожительная незнакомка на улице и вошедшая красавица являлись одной девушкой — Аюри. Самой притягательной частью в ней была улыбка, она почти в прямом смысле слепила и подарила ощущения, схожие с первой влюблённостью, если бы он когда-либо влюблялся, чего не случалось. Или так казалось лишь ему, потому что выжил из ума? Он отвернулся. Нет, не может быть... Для ясности происходящего, и чтобы расставить всё по полочкам, Хатаке вновь кинул взор на белые зубки. И вот опять — трепет в груди. И ещё, и ещё. Каждая лишняя секунда приближала его к инфаркту, потому что в районе солнечного сплетения что-то защемило и защекотало. Снова отвёл взгляд.       «Я не могу позволить телу руководствоваться над разумом».       С самого детства он свой господин: контроль над эмоциями, безукоризненное выполнение миссий — всё, что нужно для шиноби. Старался и подавлял внутренние порывы любого рода — будь то любовь, дружба, жалость, сострадание. Все ощущения скукожились до малюсенькой букашки, которую Какаши так старательно пытался раздавить. Сначала Обито заставил его открыться таким эмоциям, как дружба и сострадание. Потом Рин заставила обратно их придавить, заполоняя чувством вины и неприятием к себе — к тому, что он совершил ошибку, к тому, что он живой. И в какой-то момент даже стало страшно: а могу я чувствовать вообще? Принялся задавать себе этот вопрос в Анбу. После знакомства с Тензо он будто бы совершал благие дела на автомате, но... не мог ощутить жизнь внутри себя.       В него вдохнули новую энергию Наруто, Сакура и Саске. В некотором роде они превратились для него в маячки, за которыми он будет следовать и следить, чтобы те не потухли. Но опять же... Хатаке слишком долго подавлял внутри себя эмоции и уже не уверен, что способен на них.       Но, видя Аюри, пока Цунаде говорила речь и благодарила всех присутствующих за сражение и за преданность Конохе, Какаши не мог отвести взгляд от этих горящих глаз. Ему, кажется, впервые довелось увидеть в них жизнь: настоящую и кипучую, которую у неё отобрали. Сначала, когда мать приняла неверное решение и убежала с ребёнком во время войны не понятно куда, потом детдом со злыми детьми, смерть товарищей, волевое решение вернуться обратно на родину, где её не считают за свою. Всё у неё отобрали — право на то, чтобы быть счастливой. Ещё когда она родилась. Внутренности сжало в тиски. И он... чувствует? Он знает эту боль. Но сейчас он ощущает не только боль, а... что-то ещё.       Голубая лазурь смешивалась с разлитым кофе, словно кто-то неаккуратно его пролил на гладь моря. Какаши отвлекался лишь на её улыбку, вновь на глаза, потом стыдливо отводил взгляд, чтобы опять вернуться в квадрат один, с чего начал. И он боялся скользнуть ниже или вбок, да даже наверх.       Его, кажется, кто-то звал, но он впал в транс, из которого трудно выбраться, потому что ему приятно в нём витать и невыносимо душно. Тесно в собственной шкуре, в этой одежде, в этом помещении. Здесь недостаточно места для него, чтобы он смог вновь ощутить комфорт безмятежности.       Послышалась медленная музыка и люди разбились по парам. С замиранием сердца Хатаке наблюдал, как Тензо подал руку Аюри. Та засмущалась, прихватила пальцами локоть, что часто делала, когда нервничала, и стыдливо уставилась куда-то в пол. На щеках заалел румянец.       А в голове билась лишь одна отчаянная мысль: «Откажись».       Укол ревности впрыснул свой яд, который потёк по капиллярам и скоро достигнет аорты, а там и жизненно необходимых органов, когда девушка вложила хрупкую ладонь в чужую. И мужчина удивился собственной реакции, до конца отрицая, что умеет ревновать. Ему не знакомо понятие ревности. Ненависть — да, боль — да, но не последнее. Он не знает, какого это — желать кем-то обладать и единолично властвовать. Каждый сам себе хозяин, каждый делает свой выбор: становиться рабом слабостей или же возвыситься над ними. Упиваться кем-то до беспамятства и ставить на пьедестал — это слабость. Если ты силён духом, то ты выше порока.       Однако, в противоречие собственным установкам, Хатаке пожирал взглядом более крупную руку, которая по-хозяйски расположилась на женской талии, их сплетенные пальцы и ощутимую близость. Он в неверии уставился на её лицо. Аюри смущалась, это верно, но лишь слепой не увидит чары и счастье, которые источало хрупкое тельце.       Ему неприятно от себя, от мыслей и от крушения спокойствия, выстраиваемого по кирпичику. Душно стало до той степени, когда невозможно вдохнуть в лёгкие густой воздух, наполненный отчаянием и безнадёгой. Он вышел на балкон и устроился в нише под створками крыши. Отдышавшись, будто бежал часами и гнался за кем-то, Какаши взглянул на Луну. Звезда таинственно взирала на него за миллион километров отсюда и насмехалась над ним, говоря:       Хотел быть живым? Хотел испытывать чувства? На — получи и распишись!       «Я хотел не так и не с ней, с кем угодно, но не с ней...»       Ещё оставался шанс на то, что это нелепая случайность и завтра всё пройдёт. Или даже через пару часов, когда магия ночи спадёт. Он поразмыслит трезво и забудет, возвращаясь к привычному ритму жизни. Будет общаться с ней, как и с Куренай или Анко, или Сакурой. Как со всеми куноичи. В ней нет ничего особенного.       Судя по приглушенным звукам многие уже стали расходиться по домам. Какаши дышал полной грудью, облокотившись на перила и разглядывая окрестности. Он хотел опять закурить, когда кто-то зашёл к нему на балкон. Мягкой поступью этот кто-то прошёлся мимо него и остановился в метрах. Ему неприятно, что неизвестный потревожил его одиночество и шаткую идиллию. Хатаке слегка повернул головой вбок и вновь обомлел. К нему спиной стояла Аюри. Розовое кимоно приобрело туманно-фиолетовые оттенки в свете Луны, зато волосы будто наоборот — посветлели и стали платиновыми. Ему физически невыносимо и снова духота, на свежем воздухе. Она любопытно разглядывала небосвод, положив локти на гранит, словно о чём-то спрашивала вселенную или обращалась за советом. Интересно, о чём сейчас её мысли?       Левая рука дернулась, как и копна волос. Послышался приглушённый звон от бокала.       «А ей можно пить в таком нежном возрасте?»       Хатаке не нравилось, что его бывшая подчиненная употребляла алкоголь, хоть ей уже двадцать, но он не хотел, чтобы какой-либо яд отравлял молодой организм.       «Что я несу?..» — мужчина покачал головой, сжав указательным и большим пальцами переносицу.       Аюри обернулась на звук. Чудесные глаза распахнулись от удивления. Она не ожидала компанию.       — Какаши-сан, вы тут?       Вы — противно. Он желал ей сообщить, что не старый, но будет ли в этом польза? Она вскоре опять обратится к нему на вы, потому что так или иначе такое проскальзывает между ними. Аюри всегда чувствует нужду в подобном обращении.       — Да, Аюри, я тут. И ты тут? — нервная и немного кривая улыбка, как и шутка, в принципе.       — Тут, — утвердительно кивнула она и замельтешила. — А, то есть, да, то есть... я тут... но вы это знали, а просто пошутили. Да? — взгляд с надеждой, вновь нелепые танцы руками. — Ой, то есть ты. Ты пошутил. Прости, я сегодня не своя, — Аюри плотно зажмурила веки и стиснула кулаки. Бокал шампанского одиноко стоял рядом на плитке. Его умиляла святая наивность, что отразилось на его лице. — Не смотри на меня так, пожалуйста, — порозовела и посмотрела на пол.       Она сегодня до неприличия много краснеет и разглядывает свои ноги.       — Как?       — Вот так.       Он вздохнул.       — Я могу не смотреть, — Хатаке опять положил локти, с трудом отрываясь от неё.       — Нет смотри! — взбалмошно подняла взгляд на него. — Но только не так, как сейчас.       — Я тебя не понимаю. Кажется кому-то стоит прекратить пить.       Пропустив абсолютно всё мимо ушей, Аюри совсем не грациозно допила остатки шампанского.       — Больше не буду. Я сегодня какая-то не такая, — она помахала на себя рукой.       — Да, ты краси.. — ужас пробил до дрожи, — ..во выглядишь сегодня.       — Правда? — девушка намотала на палец выбившуюся прядь волос, а Какаши сглотнул ком в горле от этого простого движения и отвернулся.       — Правда, мне незачем врать, Аюри.       — Я думала, ты не умеешь делать комплименты...       — Как видишь, умею. И, тем более, я только озвучил правду.       — Из твоих уст лестная правда — это комплимент, Какаши.       Он посмотрел в её глаза. Внутри разливалась патока и рядом нефтяная жижа, которая вот-вот загорится и всё взлетит на воздух. Ему тяжело на неё глядеть, но тяжелее отвернуться.       — Тогда наслаждайся им, я часто комплиментами не балую.       — Очень зря, — она хитро улыбнулась. — Подойди, пожалуйста, я... — голосок сник, потому что Аюри, судя по всему, не придумала причину.       От этого душа сделала радостный кульбит.       — Скажи, что просто хочешь, чтобы я стоял рядом, Аюри. Этого вполне достаточно.       Он оказался к ней почти вплотную быстрее, чем ожидал. С такой расторопностью он разве что сражается, но не в обычной жизни. Они вместе разглядывали звёзды, положив локти на гранит.       — Я хочу, чтобы ты был рядом.       Честность поразила его. Губы почти сформировали слова: Я буду — но зубы вовремя прикусили язык. Таких обещаний он никому и никогда не даст, потому что это всего лишь пустой звук. Какаши разглядывал красивый курносый профиль, его кожа ощущала каждое прохладное дуновение ветра и по-другому, как волшебная, у него не поворачивался язык назвать обстановку. Девушка ярко смотрела в будущее и впитывала собой магию вечера. Он таял, даже хуже — тонул в ней. Голубые глаза встретились с глубокими серыми.       — Ты будешь рядом, Какаши? — наивно и взволнованно переспросила, выискивая в нём какие-то знаки.       — Я не знаю, где буду через месяц, поэтому точно не скажу.       — Я не прошу быть всегда со мной, мы же не любовники, — похихикала Аюри, Какаши хмыкнул в ответ, а на душе как-то потяжелело. — И вообще, забудь, — махнула рукой. — Главное, что происходит сейчас. Да, Какаши? — она явно испытывала его терпение.       — Да, пожалуй...       — А сейчас нам весело вдвоём, — она игриво пихнула его бедром. Ух как зря. Ему тотчас стало стыдно за всполох возбуждения. Весело — не то слово.       — Кому как... — интеллигентно отозвался он, всматриваясь вдаль и игнорируя пытливый взгляд.       — Тебе не весело?       — Мне хорошо, но точно не весело, — Аюри молчала недолго, а потом чуть ближе придвинула лицо, из-за чего Какаши отвлёкся от созерцания неба и слегка отодвинул своё. В голубых глазах плясал огонь с безуминкой.       — А хочешь, тебе тоже станет весело?       Вопрос с подвохом.       — Нет, спасибо, — мило и неловко улыбнулся. — Мне и так хорошо, не надо.       — Ты же даже не знаешь, от чего отказываешься? — с хитринкой прищурилась. — Ну ладно, веселей от этого станет лишь мне, но не тебе.       — Теперь ты меня заинтриговала и испугала, — Хатаке с подозрением окинул её взглядом, но всё, о чём мог сейчас подумать, так это то, что их лица слишком близко друг к друг. Дышать тяжело.       — Ты мне доверишься? — сверкнули белые зубки, алые губы издевательски выгнулись.       — У меня есть выбор?       — Нет, это больше зависит от твоей расторопности.       Сердце пропустило удар. И ему не понятно, говорила с ним сейчас Аюри или же шампанское внутри? Только вот наступил тот момент. Именно тот самый, который он ощутил нутром. Момент повис в воздухе трепетным вопросом. Ветерок обдувал юное личико, и у него не получалось сдерживаться. Какое там держать слабости в узде, какой там бывший капитан элитного подразделения Анбу и герой войны. Всё ерунда, когда перед ним прекрасная дама из романа. Во всём виноват женственный наряд и макияж. Очевидно. Но тем не менее расстояние между ними уменьшалось, а его пульс ускорялся. Какаши потянулся к ней неосознанно, как цветы инстинктивно следуют солнцу. Аюри в ответ тоже.       «Это случится?» — пробежала мельком мысль, а потом Аюри протянула к нему руку.       Магия развеялась, когда, почти прикрыв глаза, Какаши приметил хитрющие очи напротив. Так не делают, когда хотят близости. И стоило ему об этом подумать, как тонкие пальчики ловко опустились на маску и потянули вниз. Её движения были лишены романтики и элегантной обходительности. Всё больше походило на шутку.       Второй раз за день он не откроет своего лица на обозрение. Какаши наклонился вперёд, прихватил запястье в руку и пригвоздил к гранитовому покрытию перил. На второе мягко опустил ладонь. Он неловко поставил её в то положение, в котором девушка оказалась прижата к выступу мужским телом, его голая щека плотно врезалась в её, чтобы предотвратить раскрытие своей личности. Она не должна видеть его без маски. Хотя поза, в которой они стояли, лично для него в максимальной степени неудобна. Для неё, возможно, хуже.       Они молчали. Её горячее дыхание щекотало шею, по позвонку ползли волны вожделения. Его прошибло током насквозь, в организм поступило слишком много эндорфина и дофамина: система отказывалась работать нормально. Мурашки проступили от вдохов и выдохов. Девичья мягкая кожа не помогала избавиться от желания вкусить запретный плод и впиться в тонкие губы своими. Ох, нет, наоборот, это подливало масла в огонь. Телом мужчина ощущал каждый изгиб молодого и упругого тела, грудь вздымалась и упиралась в его, а он не мог заставить себя отступить назад. От нехватки кислорода Хатаке вдохнул и.. пожалел. В лёгкие проник малиновый аромат с частичками ванили. Он вспомнил, что совсем недавно пробовал мороженое с Куренай именно такого вкуса. И как не вовремя. Этот сладкий аромат, который впустил в него страсть и устроил пожар. Просьбы себе не дышать тщетны, потому что он, наоборот, жадно впитывал её в себя, будто оголодавший шмель по сладостным нектарам. Больной и лихорадочный он не мог надышаться, но всё же слегка оторвался от неё на пару миллиметров, нарушая плотное прикосновение щёк. Однако уходить не спешил. Её тёплое дыхание переместилось ближе к уху. Девушка как-то отреагировала на смену положения и придвинулась сама.       «Глупая, не надо».       Горячий воздух опалял мочку уха и вот ему стало казаться, что скоро на нём сомкнутся острые зубки. Дразняще и...       Звук разбитого стекла. Они, словно облитые ведром с ледяной водой, отпрянули друг от друга. Он смотрел ей в глаза, она в его. Оба потерянные. Первый шаг сделал он: развернулся и ушёл с балкона.       На улице лежали осколки бокала.