***
Paul Leonard-Morgan — He's My Son
Это всего лишь вопрос времени — привыкнуть к чему-то… Человек так устроен, что может приспособиться даже к самому худшему. Но Джастину кажется, что он никогда не привыкнет к этому стуку крови в ушах, когда он переступает порог одного и того же заведения. Приглушенный свет ресторана «Primavista», наполненный негромкими светскими разговорами просторный зал, изящные свечки посередине каждого стола… И неизменно сидящий у окна седовласый мужчина, смотрящий свысока на вечерний город. Статная осанка, грубый нос и выразительные скулы. Темно-серый костюм-двойка и лакированные туфли. Адвокат Айзек Бибер. — Здравствуй, папа, — тихо произносит Джастин, подойдя. Айзек переводит взгляд на сына, поднимаясь из-за стола. По деловому, слегка поклонившись, будто видится не со своим ребенком, а с коллегой по работе. Или, что ещё хуже, с осужденным. Таким взглядом судья обычно одаривает виновного в тяжком преступлении. Джастин, сжав челюсть, одновременно с отцом усаживается за столик. Перед ним уже стоит тарелка пасты, которую он всегда заказывает в этом ресторане. — Ты лечишься? — первым делом интересуется Айзек, сцепив руки на столе и чуть подавшись вперед. Отведя взгляд от тарелки с едой, Джастин фокусируется на ночных огнях, потому что тошнота снова поднимается вверх по горлу. Он знает наизусть это чувство вины и стыда, знает, что дальше, в течение разговора, он почувствует ещё и легкое головокружение от надвигающихся эмоций. — Да. — Хорошо. Каждый месяц, каждый чертов месяц, Айзек спрашивает одно и то же, почти в том же порядке, и никогда с его уст не звучит вопрос «как ты, сынок?». Джастин не знает, по какой причине, и чем больше он старается заставлять себя не думать об этом, тем глубже погружается в размышления. «Неужели ему все равно?», думает он в конце почти каждого ужина, когда отец безразлично задает вопросы и после уходит, оставив щедрые чаевые. — Ты принес свою долю? — Айзек отпивает вино из бокала. Несколько раз кивнув и проглотив очередной ком обиды, Джастин залезает во внутренний карман пальто и вынимает оттуда конверт с деньгами. Поначалу он был удивлен, что отец не заставил его передавать деньги дистанционно, и только потом к нему, словно снег на голову, пришло осознание, что эти встречи нужны для контроля. Айзек принимает конверт и убирает его в свой строгий дипломат. Прочистив горло и снова повернувшись к сыну, он смотрит на него выжидающим взглядом, означающим: «Хочешь чем-нибудь поделиться или я могу требовать счет?». И Джастин решается. — Как она? — робкий вопрос выскальзывает с его губ, которые он тут же облизывает. — Нормально. Слышал, что начала увлекаться готовкой — это её отвлекает. Такие безучастные ответы и отведенные глаза — вот, к чему Джастин точно привык. Он уже забыл, как это — быть любимым сыном. — Пап, — Джастин привлекает его внимание, ловит поверхностный взгляд карих глаз. — Я хочу её увидеть. Вот и головокружение. Тяжелый вздох перекрывает весь шум в ресторане. Джастин уже распознает в нем отрицательный ответ, как будто мог быть другой. — Исключено. Ты же помнишь, что тебе нельзя приближаться к ней. Разве он мог забыть? Когда каждый раз, закрывая глаза по ночам, он видит её светлые волосы и голубые глаза, постепенно растворяющиеся в урагане безумия и боли. Такие сны никогда не дают Джастину забыть, что он был катализатором этой боли. — Мне пора идти. Увидимся в феврале, Дрю. Джастин горько хмыкает и откидывается на спинку стула, завоевав, наконец, интерес отца. Он тут же хмурит брови, выражая хоть что-то, помимо презрения. — В чем дело? — спрашивает он. — Нашел забавным, что из нас двоих только я считаю нас семьей. Дрю — вот, как теперь его называет Айзек. Потому что Джастин для него умер как сын. Это была колоссальная потеря для отца, так трепетно смотревшего на когда-то крошечного новорожденного мальчика, и стремящегося защитить его от этого большого страшного мира. Когда Джастин погряз в нем и стал его эпицентром, стал тем, от кого Айзек защищает людей, он умер. Остался только Дрю. Айзек шумно выдыхает, потерев переносицу. Он достает из кармана пиджака сложенную вдвое синюю небольшую брошюрку, после чего протягивает Джастину. Тот бросает на неё мрачный непонимающий взгляд. — Что это? — Клуб анонимных наркоманов, — поясняет Айзек, и в его тоне наконец слышатся отдаленные отголоски снисхождения. — Мой хороший друг организует встречи каждую субботу. Походи туда, а потом решим, что делать дальше. — Ты издеваешься? — вспыхивает Джастин, подавшись вперед. — Разве идиотских посещений психолога было недостаточно? — Это лишь одна из ступеней лечения, Дрю. Я просто хочу, чтобы ты был здоров. Он продолжает держать руку вытянутой, глянцевая обложка блестит в теплом свете люстр. Джастин, опустив скептический взгляд на бумажку, выхватывает её из рук отца и резко встает со своего места. Не желая больше здесь находиться и играть роль монстра, он, не оборачиваясь, уходит.***
Напиваться, чтобы сбежать от своих проблем, никогда не было хорошим решением, но испокон веков люди продолжают это делать, будто в следующий раз что-то обязательно поменяется. Но наутро они просыпаются всё с теми же проблемами, оставшимися нерешенными, а вдобавок к ним идет ещё и головная боль. Это никогда того не стоило. Но Меган наплевать. Синди так и не пришла домой, объяснив свое отсутствие проблемами на работе. Поэтому, оставшись одной и послав всё к черту, Меган купила бутылку водки и, открыв её уже в лифте, сделала большой глоток. Спирт, скатившийся по гортани, вмиг заставил Доусон ощутить хоть что-то помимо меланхолии. Поэтому теперь она, выпив уже половину бутылки, полулежит на диване в нелепой позе и смотрит в экран ноутбука Синди. Девушка не вникает в суть глупой комедии, выбранной случайно, поэтому лишь наблюдает за героями отсутствующим поплывшим взглядом. Алкоголь уже прилично завладел крепкой Доусон, и она чувствует, как её начинает покачивать, когда встает с дивана, чтобы сходить в туалет. Поесть она все-таки не смогла, поэтому на голодный желудок так быстро напилась. Добравшись до уборной и освободив мочевой пузырь, Меган, пошатываясь, подходит к раковине. Она моет руки, а потом, осторожно наклонившись, умывает и лицо. Вот только лишние наклоны спровоцировали тошноту, и Доусон возвращается к унитазу. Она не ведет счет времени, сколько уже блюет и молится Господу, чтобы протрезветь, но, находя в этом странное утешение, она счастлива, что победила свой «суицидальный вторник». Мег в очередной раз нажимает на слив, после чего, придерживаясь стены, поднимается на ноги. Видит она уже яснее, потому что опьянение немного схлынуло. И это значит, что можно продолжать пить. Вернувшись к бутылке и незамысловатому комедийному фильму, Меган, спустя около получаса, начинает проваливаться в сон. Резкий звонок телефона прерывает её дремоту, и она, очнувшись и тряхнув головой, нащупывает на диване рядом свой мобильный. Не посмотрев на имя, она нажимает «ответить». — Ох, слава богу, — слышится мужской голос на том конце. — Привет, Мег, я думал, ты не ответишь. Тебя давно не слышно, я хотел узнать, как ты. Меган хмурится, откинув голову на спинку дивана и взглянув, наконец, на имя. Вернув телефон к уху, она концентрирует все свое внимание на рту, чтобы говорить внятно: — А-атлично. — Ты что, пьяна? — Лэнс мгновенно распознает её состояние. — Ага, — Мег громко икает в трубку и смотрит на бутылку водки в своей руке, — выпила тут бокальчик вина. — Готов поставить сотню, что пьешь ты вовсе не вино, — Маккорд посмеивается. — Где ты? — У сестры. Она снова икает, после чего делает глоток из бутылки и жмурится. Меган понимает, что надо сделать перерыв, иначе она снова выблюет свои внутренности. Отставив бутылку на столик, она вытягивается на диване. — Хорошо, значит в безопасности. Я перезвоню завтра, ладно? Доусон начинает понимать причину звонка. Прикрыв глаза, она вздыхает, подавляя в себе ещё один рвотный позыв. Снова фокусируясь на своей речи, она говорит мягко: — Лэнс. — Что? — Ты хороший парень, я тебя не заслуживаю. На том конце провода слышится шокированное молчание. Меган даже может визуализировать выражение лица Лэнса, но сейчас перед глазами у неё только пляшущий размытый потолок. Не устояв перед очередным позывом, Меган отбрасывает телефон и несется в уборную, зажав рот рукой. Она прочищает желудок, позабыв о телефонном звонке, до сих пор насчитывающем секунды. Лэнс, поняв, что Меган убежала блевать, беззлобно усмехается в трубку. Завершив вызов, он улыбается самому себе и качает головой, под нос произнеся: «Доусон…».