Следуй за солнцем

Снег стучался в окно, опоздавший Йоганн — в дверь, Арно — в плечо Дику, который не заметил, как задремал. Это было удивительно: Роберу не всегда удавалось совладать с группой на семинарах, увлекая студентов в не очень увлекательные сами по себе основы безопасности, но лекции он читал интересно, и вот, именно на лекции, Ричард заснул. Может, потому, что какой-то нехороший человек поставил её первой парой в понедельник, а может, из-за ночи, которую он не спал. Дик так расстроился после телефонного разговора с отцом, что отрубился часам к пяти…  — Собственно, как показали ваши последние тесты, — весело говорил Эпинэ, прохаживаясь перед доской, — в случае пожара в университете выживет только Валентин.  — И те, кого Зараза посчитает нужным вытащить, — проворчал Арно. Дик неуверенно хихикнул: он немного отстал от жизни в группе, гоняясь за элективами у Катарины Ариго, поэтому не знал, шутит Савиньяк или они всё-таки подружились со старостой. Отстал — не то слово, даже не поучаствовал в разборках, которые устроил Эстебан то ли в октябре, то ли в ноябре! Может, это-то как раз к лучшему? А всё-таки Роберу идёт университет, очень странно и немного сонно подумал Ричард. Или это они оба изменились и выросли? В школе он не особо обращал внимания на учителя, пока они не познакомились поближе из-за печального положения дома у Дика. Робер заговорил о каком-то старом пожаре, ребята увлечённо слушали, Ричард спал. Перед глазами мелькали телефонная трубка, лицо госпожи Ариго, матушкины коты, а потом он неожиданно вспомнил, какой сегодня день недели — то есть, не вспомнил, а заново осознал. Понедельник означал не только новый круг страданий и лекцию Эпинэ. Этот понедельник означал проверку теоретической части научной работы у первого проректора. Дик тихонечко заскулил. Нет, всё бы хорошо, но он был твёрдо уверен в том, что написал несусветную чушь.  — Спишь на ходу, — беззлобно поддел его Робер после лекции. — Или что-нибудь случилось?  — Пока нет, но вот-вот, — максимально пространно объяснил Ричард. Собирался он медленно из-за недосыпа, и старый друг решил, что это сигнал к разговору:  — Тяжело тебе, наверное, Дикон… Всю жизнь выслушивать от матушки, что проректор Алва — ось зла, и так угодить с научной работой…  — Да всё нормально, — почти не соврал Ричард: прямо сейчас его волновало не злодейское амплуа Рокэ, а то, что он скажет о его пятнадцати страницах невероятной лабуды. — Я, эм… пытаюсь сосредоточиться на учёбе. А вы сегодня такой весёлый, что-то случилось?  — Да! — воссиял Робер, и Дик понял, что попал. — По-моему, я никогда тебе не рассказывал, а если и рассказывал — то только при Матильде… О том, как влюбился по уши в одну даму, так и не узнав, как её зовут…  — Я помню, — неожиданно для них обоих вскинул голову Ричард. — Неужели нашлась?!  — Нашлась, и даже ближе, чем я думал… Признаться, самому бы мне и в голову не пришло искать её там, — и Дик выслушал головокружительную историю о своей старой знакомой Марианне, о том, как она открыла кафе, взаимно похоронила надежду когда-нибудь снова увидеть Робера, а потом они оба познакомились с господином проректором, и этот господин проректор, доброй души человек, буквально за ручку привёл Робера к его любви. Неизвестно, какой пункт этой истории оказался самым сильным, но Ричард окончательно проснулся. В голове ещё прокручивались кусочки разговора, когда Дик полз к центральной лестнице главного корпуса, чтобы подняться к проректору. Роберу так повезло… И Марианне! Интересно, они поженятся? Ричард искренне радовался за обоих, но не мог избавиться от грустного чувства, что вряд ли ему когда-нибудь удастся испытать такое же счастье с госпожой Ариго.  — Окделл, смотри, куда идёшь, — он дёрнулся на голос Придда за секунду до того, как врезался в старшекурсника. Старшекурсник хмыкнул и обошёл, а Придд, к сожалению, никуда не делся. — Я только что от своего научного руководителя, — зачем-то поделился он. — В этом году проверку обещают ужесточить, и, кажется, они уже это сделали. Предзащита…  — Я понял, — максимально вежливо огрызнулся Ричард. — И я очень спешу.  — Конечно, — интонацию этого «конечно» ему истолковать не удалось — Валентину тоже не хотелось разговаривать, хотя зачем-то он это начал? Таща себя по ступенькам вверх, Дик вспомнил, что как-то раз слышал краем уха от Арно: Заразе хотелось писать работу, неважно, какую, под руководством первого проректора, поскольку несколько лет назад его брат Джастин защищал у Алвы то ли подобное исследование, то ли и вовсе диплом. Подробности забылись, а суть осталась — Ричард по ошибке, по собственной глупости и по странной прихоти судьбы занял его место… Впрочем, может, Придд бы и передумал, знай он, как это непросто. Мысленно попрощавшись с матушкой, сестрой, кошками и госпожой Ариго, Дик постучался и вошёл.  — Я, конечно, слышал, что верующие студенты перед экзаменом со мной пьют святую воду, — задумчиво сказал Рокэ, глядя на него, — но вы выглядите немного отвратительно. Присаживайтесь.  — А вы будете у нас что-нибудь читать? — брякнул Ричард, оттягивая время и падая в кресло напротив стола. Только по шевельнувшейся тени он заметил Моро — кот неподвижно восседал на подоконнике, сливаясь с тёмной шторой и, вполне вероятно, по-кошачьи ненавидя Дика.  — Не в этом году. Впрочем, в этом же году я не планировал никого брать, а вышло наоборот… Так что, вы готовы работать или попросите отсрочку?  — Какая отсрочка? — опешил Ричард. — Сегодня же последний день, то есть, первый, но все остальные…  — Просто предложил. Это был ваш последний шанс, Ричард, — проректор потянулся и прошёл к окну, зачем-то отдёрнул штору, вернулся и пролистал теоретическую часть, над которой Дик честно просидел с крестом и температурой около недели. — Вы когда-нибудь бывали на Ниагаре?  — На Ниагаре? — упавшим голосом переспросил Дик. Воистину, понять этого человека невозможно. — Нет…  — Странно. Поразительное место. Если долго слушать воду, начинаешь разбирать в ней какой-то мотив… В основном я бы отнёс это к морю, с волнами проще договориться, но и у водопада есть своя мелодия, — Ричард слушал, представлял и держал в голове, что это всё неспроста. — Вы любите шум дождя?  — Очень, — не соврал он.  — Отлично, теперь представьте тот же звук, усиленный многократно, и добавьте фоном вашу любимую песню. Примерно такое впечатление могло бы сложиться у вас от водопада, — заключил Рокэ и добавил: — Литры воды, льющейся непонятно откуда, и слабо просвечивающая за ними мысль. Ричард, это ваша теоретическая часть. Прямо сейчас вы садитесь на моё место, берёте тряпку, энциклопедию и вытираете воду. Досуха не обязательно. Ваши последние слова?  — Можно я перед этим схожу за кофе? — обречённо попросил Ричард. Ближайшие автоматы были внизу, столовая — в соседнем корпусе, путешествие грозило затянуться надолго. Скользнув взглядом по настенным полкам, Рокэ словно из ниоткуда вытащил кофейник.  — Только осторожно, — предупредил проректор. — Эта вещь принадлежит господину Дораку.

***

Марсель не собирался ничего подслушивать, боже упаси, но куда деваться, если заговорщики встали прямо у него под дверью?! Ладно, заговорщики — громко сказано, это всего лишь великолепная госпожа Матильда с её безбашенным внуком, но неужели нельзя было отойти в сторонку? Если Валме в кабинете, дверь всегда приоткрыта. И сейчас она именно что приоткрыта. Весь мир сговорился против его желания поработать, кошмар… А поработать было над чем. Шекспир сам себя не проанализирует, а проанализированный филологами-второкурсниками Шекспир каждый год то ли забавил Марселя, то ли приводил в священный ужас. Образ Гамлета, например, колебался между романтической тряпкой и мужественным расхитителем гробниц. Валме преданно любил литературу, но не то, как её трактовали другие. Что поделать — работа…  — Твою кавалерию, — воскликнули за дверью. — Ну и дрянь. «Вот и я так думаю, дорогая Матильда», — подумал Марсель. Они с деканшей взаимно друг друга недолюбливали, но эта женщина всегда говорила очень умные вещи. Как сейчас, например, и Валме не шутил. Нужно заняться Шекспиром, раз уж ленишься встать и захлопнуть дверь. Трагически вздохнув, Марсель вчитался в чью-то пламенную речь. Студентка ссылалась на один из сонетов великого автора, один из тех, которые Валме любил сильнее прочих и в оригинале знал наизусть. Как-то раз они болтали о литературе с Рокэ (практически единственный собеседник, который не только был в состоянии о литературе болтать, но и читал её лично) и поспорили, кто прочитает сонет наизусть. Чтобы было справедливо, начинали хором. Марсель был в своих силах уверен и довёл дело до конца, Рокэ то ли забыл, то ли не знал с самого начала и в какой-то момент переключился и дочитал то же самое стихотворение в переводе на испанский. Алва остался очень доволен собой, Валме не понял ни слова, но вечер был хороший.  — Ты же сама знаешь, бабуш, — продолжалась драма под дверью. Ракан, что ли? Кто ещё может назвать грозную госпожу Алати по-домашнему милым и нелепым «бабуш»? — По-другому никак. Господин Окделл… «Опять?!» — за последние педсоветов двадцать Марселю ужасно надоела эта фамилия, да ещё и Рокэ утром сказал, что сегодня будет выжимать из Окделла-младшего нормальную теорию.  — Альдо, не дури! — рявкнула Матильда, и литератор снова оценил по десятибалльной шкале, насколько он с ней согласен. Шкала выдала одиннадцать. — Конечно, бабка тебе не указ, да и Робер ничего не скажет, потому что не догадается, но это — перебор. Твори, что хочешь, в пределах разумного, и не пытайся переть на себе весь мир — мир как-нибудь без тебя справится…  — Не понимаю тебя, честное слово! Ты же тоже его не любишь… «О ком это они? — задумался Марсель, уже отбросив работу и заинтересованно подслушивая. — При всём уважении, эта женщина кого угодно может загонять, включая своего благоверного Адриана…»  — Разве что потому, что уже замужем, — фыркнула госпожа Алати. — Нет, Альдо. Просто нет. На чём ты помешался больше — на идеальном универе или на разнесчастном Окделле?  — А в чём разница? — спрашивал Ракан. — Они друг друга олицетворяют. И если Эгмонта здесь уже нет и не будет, то сделать то, что он задумал, я смогу. Не один, за мной пойдут многие, если не все. Честное слово, бабушка! Ты знаешь, о чём речь! Что в этом плохого? Если два каких-то бюрократа возомнили, что им всё по плечу… «Два каких-то бюрократа» навели Марселя на мысль о Дораке и Алве, разве что потому, что больше в этом богоспасаемом универе бюрократить было некому — и нечего.  — …тебя не касается, — выдохнула Матильда. — Третий вариант: помешался на себе. С чего ты решил, что знаешь абсолютно всё? Так же, как когда-то давно решил твой обожаемый Эгмонт! «Ну, хватит», — решил Марсель и отправился к двери. Готти приподнял уши, но не проснулся — счастливый мальчик. Судя по звукам и движению теней, раздосадованный непониманием бабушки Ракан от души стукнул кулаком по стене. По его, Марселя Валме, стене! Это был конец.  — И если ты не блефуешь, я сама к нему подойду и… — Матильда осеклась, Альдо застыл в позе каменного изваяния, и Марсель понял, что он снова великолепен. На пороге своего кабинета и с максимально грозным выражением лица. Так эффектно появляется разве что Рокэ! Дело за малым — сказать что-нибудь такое…  — По голове себе постучите, — ослепительно улыбнулся Валме. — Хорошего дня, господа.