Следуй за солнцем

— Я не заместитель и даже не друг великолепной Матильды, так что будьте откровенны с первого раза, — с порога заявил ему Валме. Квентин только повёл плечами: уж сегодня-то правда точно на его стороне.  — Не подозревайте меня в том, чего я ещё не совершил. Мне нужен был любой человек со словесной кафедры. Дорак, как минимум, не солгал: ему предстояло разобрать немаленькую стопку отчётов, а некоторые — подкорректировать. Разумеется, в рамках своих полномочий, чтобы сгладить острые углы и лишить будущих читателей впечатления, что ОГУ трещит по швам. ОГУ, конечно, трещит, но сладкоголосым чинушам об этом знать не обязательно.  — Хотите, чтобы я документы подделывал? — оживился литератор и плюхнулся в кресло. — Готти, иди погуляй…  — Подредактировал, — поправил Квентин, глядя вслед затрусившему в коридор волкодаву. — Я бы справился сам, причем с великим удовольствием, но в этот раз с нас запросили в два раза больше обычного.  — С радостью избавлю ваши бумаги от ереси, господин председатель. Нет ничего приятнее, чем баловаться со словами, — практически пропел Марсель, просматривая первый попавшийся текст. — Хотите убрать всё, что касается всяких раканов и окделлов? Боже ж ты мой, когда Окделл выветрится из этих стен…  — Никогда. Хотя его сын сумел изменить моё мнение о себе, — признал Квентин. — Я не ожидал от него таких определённых решений. Эгмонту хотелось лавировать между своим понятием чести, работой, студентами и великой целью реформатора, а ребёнок взял и послал к лешему нашего друга Штанцлера.  — Поверьте мне, это вряд ли была стопроцентная инициатива ребёнка, — пробормотал Валме, якобы полностью погрузившись в работу. Квентин был уверен, что он слушает внимательнее, чем на педсовете.  — Догадываюсь, но определённость всегда хороша, и неважно, откуда она взялась. Меньше сомнений — меньше проблем… Да, Валме, я бы хотел вас попросить свести на нет все упоминания ректора. На него любят ссылаться в выводах, но лучше оставить от Оллара только его подпись.  — Вы его совсем разлюбили? Бедняга ректор.  — Не в этом дело. Ему всё-таки не удалось произвести должное впечатление на господ чиновников… К сожалению, ректор олицетворяет университет, сколько бы людей ни действовало за него за кадром. Теперь они уверены, что подловят нас не столько на долгах, сколько на каком-нибудь давно забытом тёмном деле. У ОГУ самого по себе долгая история, ещё до Фердинанда.  — Я, конечно, могу, но это разве не традиционная модель таких отчётов? Дифирамбы ректору, краткий пересказ незабвенных достижений, каждый месяц новых, снова дифирамбы ректору.  — Дифирамбы, — улыбнулся Дорак, — можно сократить. За счёт научной работы, например. Приближается защита этого ужасного монстра, я прав?  — Да уж не лев, — благодушно отшутился Валме. — Чем ближе к делу, тем бледнее студенты. Несчастная молодёжь поняла, во что вляпалась, в последний момент.  — В пространное сочинение общего характера, которое придётся раскладывать по полочкам перед комиссией.  — Именно. Кто бы в министерстве ни придумал эту научную работу, она была кошмарна. Квентин помнил, что раньше в ОГУ принимали по результатам вступительных экзаменов и какого-то расплывчатого эссе — то ли по классической литературе, но с обязательной отсылкой к современным реалиям, то ли по социальной тематике. Он и сам что-то такое писал, но когда это было! Сейчас вступительные испытания упростили, но дикую работу навязали на годы вперёд. Через пару недель первый курс выдохнет свободно, ровно настолько, чтобы надышаться, а потом им любезно напомнят о многочисленных работах по специальности…  — Был бы другой ректор, они бы перед нами на коленях стояли, — неожиданно для самого себя буркнул председатель, переворачивая увесистую папку с отчётом о работе факультета точных наук. Райнштайнер перестарался, впрочем, его тексты почти никогда не нуждались в правке.  — Вы долго держались, любезный Квентин, — похвалил Валме, на глазах Дорака превращаясь в вежливый кусочек льда. — Если вы так завуалированно пытались выяснить, где Рокэ, то он всего лишь на лекции.  — Вы меня восхищаете и пугаете одновременно. Но признайте, что наш общий друг был бы лучшим ректором, и я имею в виду не в сравнении с Фердинандом, а вообще. Фактически, Рокэ и так ректор… Вы знаете, зачем нужна нумерация проректоров?  — А, ещё какие-то есть? — хмыкнул Валме. — Извините, упустил.  — Вот именно. Одну должность — ректора — распылили на нескольких человек, те, в свою очередь, ещё на нескольких, и получилась огромная бюрократическая брюхастая тварь, — Квентин не помнил точно, про какую страну он читал такой вкусный эпитет, но не стал отвлекаться. — Первый проректор на то и первый, чтобы оправдывать свой порядковый номер. Наш оправдывает. Но я не могу понять, почему Рокэ согласился стать объектом притяжения всех скандалов и вытащить университет из капкана и при этом не соглашается принять это скромное повышение. Ничего не изменится.  — И в то же время изменится всё, — Дорак выждал с минуту, но Марсель продолжать не стал.  — Вы в чём-то правы. Если бы тогда, лет пять назад, я знал, что так будет…  — Вот ТОГДА бы и действовали, — ослепительно улыбнулся Валме. Квентин продолжал наслаждаться его перевоплощением, в то же время порадовавшись, что их разделяет стол. — Давайте будем откровенны, дорогой Квентин — момент упущен, и остаётся лишь делать то, что вы уже напридумывали. Если Рокэ каким-то чудом, в которое он, к слову, не верит, согласится стать ректором сейчас, это ничего не изменит.  — Иногда непредсказуемые ходы спасают игру, — не сдавался Дорак. — Поверьте, мне тоже не хочется его заставлять…  — Заставлять? Святые кошечки, — воскликнул Марсель, — я передам ему это слово, хоть посмеётся…  — Валме, вы же любите это место?  — Место, работу или занудных коллег? Конечно, обожаю. У меня, знаете ли, нет в привычках делать то, чего я не люблю. Раз я до сих пор здесь…  — Значит, мы с вами защищаем одно и то же — свой университет. Только я никак не могу понять, откуда взялась пропасть между нашими мыслями. Квентин понимал, но ему хотелось, во-первых, это подтвердить, а во-вторых — в последний раз попытать счастья. Да, метаться было поздно, да, согласно их совместному плану Рокэ блистательно исполнял роль серого кардинала и плохого следователя, и ещё неизвестно, сколько времени он играл, а сколько — действовал по собственному разумению. Но если вдруг что-то сорвётся с деньгами, вытащить их из бюрократического омута сможет только очень сильная рука, а ректором Фердинанду по-любому больше не быть.  — Пропасть, говорите? — Марсель собрал в охапку оставшиеся бумаги и, как ни в чём не бывало, встал с кресла. — Вы ради своих затей жертвуете проректором, а я на это не готов. Хорошего дня и вечера, господин председатель, а готовые отчёты я пришлю часа через полтора.

***

«Старый кофейник решил короновать тебя через меня», написал Марсель и пихнул телефон в угол стола. Свой стол всяко лучше, чем стол Дорака, а ещё на кафедре есть кофе. И чёрт его дёрнул соглашаться на дополнительную работу?! Впрочем, он Квентину не соврал: работа эта оставалось привлекательной и милой сердцу — подумаешь, учить других складывать буквы или переставлять эти буквы самому… А ведь можно так поставить, что между строк родится два, а то и три дополнительных смысла. Но на эту роскошь требовалось время, а времени у Валме оставалось мало, так что он отложил несвоевременные мысли на полочку и занялся изъятием ректора из отчётов. Какая нелепость — они вынуждены убирать из официальных бумаг главное представительное лицо… «Я понимаю, что вы оба влюблены в меня, как первокурсницы в Ракана, но эти встречи фанатов лучше прекратить», пришёл язвительный ответ. Марсель хмыкнул и подумал, что шутки шутками, а Дораку доверять нельзя. С него станется в последний момент выкинуть что-нибудь такое, что поломает планы каждой стороны и оставит в выигрыше… да никого не оставит, и выбора тоже. И придётся Рокэ стать ректором. Хотя кого он обманывает, подумал Валме, Рокэ скорее выцапает обратно Эгмонта, чем займёт роскошное ректорское кресло.  — Вас Готти потерял, — сообщила Матильда, заглядывая на кафедру. В кои-то веки Марсель был рад видеть своего декана — не хотелось думать о всяком противном. Как же он ошибался!  — Готти, ко мне. Вас тоже приглашаю, великолепная Матильда, если хотите…  — Спасибо, что пригласили меня на мою кафедру, вы как всегда очаровательны, — злоязыкая дама в долгу не осталась, но она всяко приятнее Дорака! — Бумажки сами разгребёте?  — Уже заканчиваю… Матильда сидела в своём кресле, задумчиво играя с псом, Готти весело ловил мячик и приносил обратно, а Марсель постепенно догадывался, что от одного неприятного разговора случайно укатился во второй.  — Вы прекрасно слышали наш с внуком разговор зимой, — хрипловато и без вступления начала деканша. — Если помните, речь шла о наёмных ублюдках, с которыми связался Альдо.  — Самое интересное я прослушал, — вежливо ответствовал Валме. — Что за ублюдки?  — Наёмные, твою кавалерию, — огрызнулась Матильда. — У вас всё в одно ухо влетает, а в другое вылетает? Хорошо, что я сразу к Алве пошла…  — У меня даже не влетает, дорогая Матильда. Значит, Рокэ в курсе, — он вспомнил недавний разговор с великим и ужасным и понял, что единственный остался в дураках. — Обидно, знаете ли! А как это было?  — Это было, как вы выражаетесь, печально. Сдаётся мне, что Альдо не нужен был Эгмонт и не нужны сейчас все эти бунтари-молокососы, — разговорилась женщина, а Валме слушал. — Внимание ему надо, причем королевское! Тьфу ты, недоглядела… и Робер недоглядел, куда нам за ним — вбил себе в голову, что самый лучший, а оно оказалось не так.  — Была у меня мысль, что наша звезда Эгмонт уже давно стала предлогом, — соврал Марсель, поскольку эту мысль он стащил у Рокэ. — И чего же дальше?  — Дальше встретились два несчастья, — невесело усмехнулась Матильда. — Одному не пойми чего надо, но чтобы круче него — только варёное яйцо. Другое хлебом не корми, дай набиться на скандал, причём такой, чтоб всем универом ненавидели. Узнаёте?  — Узнаю, — с нежностью подтвердил литератор.  — Вот и они друг друга зачем-то узнали, — деканша покачала головой и раздражённо заметила: — Универ этот треклятый идёт ко дну, денег нет, надежды нет, студентам врать уже нечего — всё переврали, что могли, а у меня у внука крыша съехала. Да так, что обратно уже не прикрутишь.  — Прикрутить что угодно можно, лишь бы руки из плеч росли, — высказался Марсель и вовремя поймал себя за язык: о предположении своих друзей, что Ракан мог помешаться в прямом смысле, его бабушке говорить не стоит. — А что, совсем безнадёжно? Говорите, наёмные ублюдки?  — Да что вы прицепились к этим ублюдкам? Точно я не знаю, не разобралась ещё, но Альдо задался целью досадить вашему Алве… как следует.  — Я вас утешу или расстрою, если скажу, что выходит у него не очень?  — Обяжете, — нашлась Матильда. — А лучше будет, если он попадётся с поличным… Грех такое бабке говорить, но других вариантов нет. Я-то могу считать, что Альдо просто забавляется и злится на препода, который его неоднократно — и за дело — заваливал. Я бы так и считала, не знай его получше… Закусил удила — и всё, пиши пропало.  — Думаю, доказательства наберутся. Городок-то у нас небольшой, хоть и престижный, — пробормотал Валме, перебирая в памяти узнанное недавно о связях Марианны. — Только время ваш внучок выбрал неподходящее…  — Знаю, — с досадой отозвалась деканша. — Универу сейчас скандальный арест свихнувшегося студента нахрен не нужен, Альдо ничего не знает и знать не хочет, но чувствует, что руки у него развязаны. Давайте попробуем раз в жизни выйти на компромисс, Валме. Меня беспокоит внук, вас — Алва, они друг друга пытаются сожрать. Мы с вами мало что можем, но если… Телефон задрожал, как пугливая красотка, и отвлёк Марселя от «но если». У Рокэ, что ли, чутьё на разговоры, которые прямо или косвенно касаются его? Когда-то давно они договорились выжидать шесть гудков, если дело не срочное. Гудки соответствовали истеричным подпрыгиваниям, то есть, вибрациям мобильника. Валме сосчитал три и понадеялся, что на этом дело кончится. Не кончилось.  — Пока не поздно, — закончила Матильда. — А вы правы, Валме. В ухо и не влетает.  — Простите, я весь ваш! — Марсель не сводил глаз с телефона. Четыре, пять.  — Я замужем, и на этот раз счастливо. Вы на звонок ответите или будете ждать у моря погоды?  — Очень рад за вас с Адрианом… — Нет, ждать он не будет. И Рокэ не будет, если дело не срочное. Шесть, семь, восемь. — Простите, Матильда, я вернусь… Он выскочил в коридор и убедился, что рядом не бродят никакие штанцлеры. Глянул на часы: пара кончилась полчаса назад, время позднее, в универе одни выпускники, а куда собирался пойти проректор? Впрочем, если бы он сам знал, куда идёт, жизнь была бы проще.  — «В аду горят не души, а тела», — продекламировал Алва после девятого гудка. — «Не мы, а наши грешные дела. Я омочил и сунул руку в пламя: вода сгорела, а рука цела». Омар Хайям, которого ты мне в нетрезвом состоянии усиленно рекомендовал. Ты доволен?  — Рокэ, я тебя убью. — Марсель сосчитал до десяти и максимально ласково повторил угрозу, после чего уточнил: — Ты либо сам в состоянии, либо нарываешься, я натравлю на тебя Готти, это что за шуточки?  — Это не шуточки, а великий поэт, — он издевается, нет, он точно издевается. — Впрочем, сгорела не только вода и не только у Хайяма. Вслед за метафорической жидкостью последовала моя квартира, к сожалению, вполне реальная.  — Куда? — только переспросил Валме.  — В пламень, — снисходительно повторил проректор. — Неугасимый. Хотя нет, кто-то уже вызвал пожарных.  — У тебя пожар, — перевёл на человеческий Марсель. — В доме! Вот дерьмо. А ты-то где?  — Любуюсь на это зрелище с улицы… Вынужден признать, что я собирался туда заехать и попробовать выспаться, но на первом этаже корпуса столкнулся с Окделлом, которому было что-то очень надо… Тогда хотелось Окделла побить, а вот теперь я думаю, — будничным тоном рассказывал Рокэ. — Милая задержка.  — Беру свои слова обратно, ребёнок пригодился, — пытаясь не разбить какую-нибудь университетскую реликвию, ответил Марсель, меряя шагами коридор. — Соседи целы?  — Да, их не было дома. Должен был быть я, но увы.  — Я понимаю, что тебе до лампочки полыхающая квартира, но что-то всё-таки не так, раз ты звонишь? Моро в универе…  — Моро в универе. А твоего подарка больше нет, потому что он остался там. Соболезную… Марсель с трудом вспомнил о дурацком блокноте и сосчитал на этот раз до пятнадцати. Припомнил строгого папеньку, строгого папеньку Рокэ, строгую Матильду и сделал всё, что мог, чтобы не наорать на своего неповторимого друга за его шутливое настроение. Хорошее настроение, только Алва в основном шутит, когда закрываются универы и горят квартиры. Когда он решил, что всё-таки наорёт, Рокэ наконец сменил тон:  — Моро в универе, и ты, надеюсь, тоже. Оставайся там и никуда не ходи, даже через дорогу. Лучше всего — поговори с госпожой Алати о её чудесном внуке, если вы ещё не пересеклись на кафедре, и запоминай как следует, а не как обычно.  — В процессе, — выдохнул литератор. — Главная новость на данный момент — ты ему не нравишься. Очень.  — Я заметил, — отозвался Рокэ. Если бы интонация была осязаема, телефон бы покрылся коркой льда. Марсель представил, как такой же коркой покрывается неугомонный Ракан, желательно навсегда, и блаженно улыбнулся.