Следуй за солнцем

Ребёнок Окделл мог бесконечно умнеть и проявлять себя с лучшей стороны, но он не догадался искать проректора через Моро. Более опытный Марсель отправился на поиски кота. Солнце садилось, а жизнь в универе прямо-таки кипела, отродясь такого не было — Валме как-то привык, что все спешат уйти пораньше. Но у кого защита, у кого сессия, у кого Алва потерялся, а вот и Моро — чёрный хвост лениво мелькнул на лестнице… И куда собрался? Может, приведёт, к кому надо? По дороге литератор столкнулся со всеми, с кем только можно — сначала с растрёпанным (что внешне, что морально) Окделлом, затем с донельзя задумчивым Эпинэ, потом с Матильдой. Великолепная деканша держалась хорошо, но поболтать не вышло. Даже не пытаясь попробовать другие методы поиска, Марсель заинтригованно брёл по корпусам за Моро, и кот, ни минутки не сомневаясь, приволок его к Дораку.  — А, это вы, — как-то слишком дружелюбно поздоровался председатель.  — Кто, если не я? — процитировал Марсель потерявшегося проректора. Если Рокэ всё ещё проректор, а то слишком уж физиономия у Квентина подозрительная, обычно он себе такого не позволяет.  — Окделл, например. Караулил у меня под дверью…  — Если вы разглашали тайны государственной важности, у ребёнка крыша поедет, — предположил Марсель и угадал. — Вот так вы про батюшку и рассказали, я правильно понимаю? Ну и ладно, ключики не одолжите? Ключики Дорак одолжил. Напевая какую-то песенку с радио, Валме вскрыл кабинет первого проректора, впустил Моро (или это Моро его впустил?) и, резко перестав петь, деловито отправился потрошить содержимое стола. Укоризненный взгляд кота впился в Марселя, как иголка.  — Ну, что? Я только убедиться, — поговорив с котом, Валме оставил столешницу и выдвинул первый попавшийся ящик, который не был заперт. Резко стало не до Моро и его немого укора, потому что Марсель таки нашёл то, чего в глубине души надеялся не увидеть. Кто разбрасывается ценными бумагами по незапертым ящикам? С другой стороны, никому бы и в голову не пришло шарить по столу Рокэ. А ведь можно было догадаться пораньше, думал Марсель, плюхаясь в проректорское кресло и вертя в руках бумагу. Заявление на имя действующего ректора ОГУ господина Фердинанда Оллара… Слишком уж всё удачно складывалось. Слишком удачно, но Рокэ скорее придумает что-нибудь ещё, чтобы не занимать почти свободное кресло Оллара. Уйдёт раньше, например. О добровольном уходе со всех занимаемых должностей… Твою, как говорится, кавалерию, он в самом деле собрался отсюда драпать! Что изменится? Не так уж много. Жизнь Марселя Валме, например. Ну уж нет, Марсель против такого распоряжения собственной жизнью. Дата не проставлена, подписей пока нет, но это ничего не значит. Доцент, кандидат исторических наук, первый проректор ОГУ…  — Доцент тебя через проректора, Рокэ Алва, — пробормотал Валме. — Это невесело. И что ему теперь делать с этой проклятущей бумажкой? Конечно, если Алва упрётся рогом, то без проблем напишет ещё одну, но упереться мы не дадим. Рога обломаем, а не дадим. Сжечь? Слопать? Порвать и в окошко выкинуть? А может, раз в жизни прокатит вариант «поговорить по-человечески»? Кто тут филолог, в конце концов — он что, слова не подберёт? Одно дело — найти бумажку вовремя, другое — сделать что-то большее. Марсель так и не выбрал, каким способом расправиться со злополучной заявой, а когда скрипнула дверь, он обнаружил себя стремительно прячущим бумажку обратно в стол. Что ж, глаза боятся — а руки делают, вот только делают не то!  — Твою дивизию! — тут уже не дивизию, а целую армию. — Тебе вот обязательно красться по универу, как нашкодивший любовник?  — Ты только что от госпожи Матильды? — вскинул бровь нашкодивший любовник, как ни в чём не бывало начёсывая загривок Моро. — Что это за сравнения?  — Да вот в голову пришло, — болтал Марсель, нагло развалившись в кресле. Впрочем, когда это Рокэ останавливали такие мелочи, он просто уселся на стол. — А ещё на тебя всё-таки подали в розыск, ищут все кому не лень, ты что, телефон выключил?  — Действительно, — Алва кивком указал ему на край стола — а и правда, мобильник тут валялся и явно не дышал. Вот это крутые меры. Валме всё больше склонялся к мысли, что он полез вскрывать чужие ящики удивительно вовремя. Милый разговор застопорился, потому что Рокэ созерцал кота (их умение разговаривать молча выглядело как сцена из мистического фильма), а Марсель не собирался освобождать уютное кресло и взвешивал всякие радости жизни на внутренних весах. Та чаша, где лежали вперемешку новая жизнь, весёлый город, испанские песенки и приключения на пятую точку, явно перевешивала. Ну, а ты о чём думаешь? Валме взглянул исподлобья на всё-ещё-проректора. Как обычно, попробуй догадайся. Рокэ выглядит спокойным и даже безмятежным, но когда он действительно соответствует своему настроению, знают только Моро или Сатана. А может, с порога догадался, что Марсель откопал бумажку, и ждёт?..  — Куда? — возмутился Марсель, когда Алва спрыгнул со стола прямо посередине его мысли.  — К господину ректору, — время вышло, надо было думать быстрее. На глазах не успевшего решиться литератора Рокэ обогнул стол, изящно отпихнул его кресло и без сомнений вытащил на свет какую-то сложенную бумажку. Какую-то, тоже мне…  — Зачем? — осведомился Марсель, выскакивая из кресла и всё ещё продумывая вариант с поеданием бумаги.  — Дело есть. Хочешь со мной? Вот именно, что с тобой, только не так и не туда. Так ничего и не сделав, Валме поплёлся следом, коридор был неприлично жарким под конец дня, Моро свернул куда-то к окну, вот бы его хозяин тоже передумал. Но нет, Рокэ уверенно и прямо направлялся к ректорскому кабинету с ничего не выражающим лицом. Книги читать проще, чем людей, подумал Марсель и мысленно себя отчитал. Ещё бы — когда не надо, неугомонный язык работает без остановки, теперь-то что не так?! «Я знаю, что там написано». Нет, уж очень на блеф похоже. «Не вздумай этого делать!» У нас что, мелодраматический фильм? «Если немедленно не объяснитесь, господин проректор, я лично надеру вам задницу». Сойдёт для сельской местности… Проклятье, почему это так тяжело сказать? Время замедлило свой ход, Рокэ даже не подумал. Коридор сужался, а ректорская дверь становилась всё ближе и ближе.  — Подожди, — услышал свой голос Валме. А дальше? Кто дальше-то скажет, Шекспир, что ли? И не сошлёшься на великого писателя, не поможет он тебе. Протянуть руку, сцапать за рукав, и пусть делает, что хочет. Неодобрительно покосившись на его манипуляции, Алва повёл плечами, но всё-таки остановился, и пока Марсель набирал в лёгкие воздух для пламенной речи, блистательный проректор сложил бумажный самолётик из собственного заявления об уходе, полюбовался им, остался доволен и запустил куда-то влево и вверх. Валме ошалело проследил за полётом самолётика, который завершился в мусорном ведре слева от ректорского кабинета.  — И что это было? — чуточку осипнув от удивления, вопросил Марсель.  — Выбирал, куда «это» полетит, — снизошёл до ответа Рокэ. — Полагаю, это место — самое подходящее. Но к господину ректору я всё равно зайду, так что будь добр, отцепи конечность… Наплевав на приличия, субординацию и присутствие за дверями разных учёных личностей, Марсель издал ликующий вопль и сделал то, чего не делал с брудершафта — бросился обниматься с Алвой.

***

Воистину, сегодня какой-то сумасшедший день. Квентин несколько раз подряд убедился, что по университету бродят призраки, которые сидят под дверью, стоят под дверью и орут под дверью, но внутрь не заходят. То, что Окделл узнал про своего отца, даже полезно, да и без разницы уже — буквально полчаса назад, когда этажами ниже разыгрывалась драма с Альдо Раканом, председатель Дорак торжественно избавил университет от последней задолженности. Конечно, вместе с ректором и казначеем, но говорить пришлось ему. Вот лицо было у чиновника-лисички! Хотя надо признать, испытание позором он выдержал достойно, даже не потерял из речи «милых» и «драгоценных». Остался лишь маленький штрих — поговорить с Олларом. Спешить некуда, у студентов ещё сессия, и обрадовать их новым ректором лучше не сейчас. Что и как он скажет Алве, Дорак знал уже давно, дело за малым — сказать. По такому случаю можно и кофе. Квентин открыл потайной ящичек стола и без удовольствия обнаружил пустоту. Что ж, если новый ректор будет так же старательно работать, как лишает его кофеина, универ прямо-таки расцветёт. По внутреннему радио передали просьбу собраться в ректорском конференц-зале, том самом, где обычно происходили министерские головомойки и милые домашние чаепития. Квентин хмуро взглянул на часы: уходить пора, но официально рабочий день ещё не кончился. И кто, скажите, ставит совещания на пятнадцать минут до конца? Конечно, они и дольше сидели, и до темноты, и до утра, но что же это за недоразумение? Видимо, Фердинанд опять что-то придумал, с ним бывает, ну ничего, скоро это пройдёт. Раз и навсегда для ОГУ. Рассеянно поправив воротник, Квентин вышел из кабинета, поздоровался в коридоре с Моро и одним из первых прибыл в пункт назначения.  — Вы не радуетесь жизни? Что случилось? — осведомился председатель, присаживаясь напротив Марселя. Валме занял местечко чуть поодаль от собирающихся деканов и выглядел, мягко говоря, невесело. Если бы не собственные радостные предчувствия, Дорак бы даже пожалел солнце всея ОГУ.  — Пока ничего. А вы, я вижу, своего добиваетесь, — пожал плечами Марсель. Он непривычно хмуро косился на Оллара, и Квентин подумал, что неплохо было бы отозвать пока-ещё-ректора в сторонку и предупредить его… ещё раз. Конечно, Дорак не раз говорил с Фердинандом прямо и конкретно, но вдруг забыл? С этого станется. А невесёлый Валме прямо бередит душу, как будто догадался, что сейчас произойдёт. Ладно, в кои-то веки Фердинанд проявил инициативу в нужное время и в нужном месте. Явно решил объявить о замене ректора, пока Рокэ не успел уйти после защиты и прочих рабоче-студенческих перипетий. Что ж, можно и так, можно и сейчас — когда, если не сегодня? И солнце такое хорошее, радует глаз…  — Кто не здесь, тот, наверное, уже ушёл, — предположил Вейзель, и Квентин был склонен с ним согласиться. — Что произошло, господин ректор?  — Важная новость, — объявил Фердинанд. Ну надо же, мы сегодня в голосе. Были бы мы в голосе четыре года назад! — Господа, я прошу вас слушать внимательно, это действительно важно… Вы знаете, и я знаю, что куда лучшим ректором был бы другой человек, но не я… Начало положено, а он угадал. Оллар и вправду решился, и даже сам — Квентин сегодня к нему не заходил, не считая совместного мытарства с чинушами и Манриком. Верно, надо напоследок оставить что-то хорошее. За длинным столом поднялся шум, многие сочли своим долгом Фердинанда оговорить — даже если он не годился как ректор, как человек мало кому мешал жить, да и неприлично это — просто взять и согласиться. Дорак поддакивал, когда на него смотрели, а сам не сводил глаз с будущего гвоздя программы. Рокэ занимал своё место по правую руку от Оллара и не участвовал во всеобщих утешениях бывшего ректора. Сидел молча, скрестив руки на груди и глядя в одну точку, даже жалко человека. Алва никогда никому не проигрывал, а тут такое… И ведь знал всё с самого начала, но кто виноват, что лучше него ректора не найти? Ничего, поупирается и привыкнет, в конце концов, все мы к чему-то привыкаем.  — И я даже рад передать свои полномочия, — почти весело говорил Фердинанд, — тому, кого вы все столь хорошо знаете. Возможно, он не согласится сразу, но выбора нет… Умница, господин Оллар! Ещё бы, согласился он сразу… Ничего, Рокэ один, а их много, тем более, он уже не успеет ничего предпринять. Потому и не вмешивается. Стараясь не сталкиваться раньше времени с нечитаемым синим взглядом, Квентин слушал Оллара.  — С радостью предлагаю свою должность нашему председателю кадров, господину Дораку, — ошарашил всех Фердинанд и даже не заикнулся. — Любезный Квентин, вы на протяжении долгих лет поддерживаете жизнь в нашем университете, даже когда она готова погаснуть… Алва! Чтобы не заорать в голос, председатель сжал кулаки под столом, а на лицо усилием воли натянул улыбочку. Вот чья это восхитительная речь. «Любезный Квентин», гаснущая жизнь… Кто-нибудь вообще поверит, что это Фердинанд берёт из головы?! И ещё раз Алва. Ему же не послышалось? Может, всё-таки послышалось? Самое время помянуть Матильду с её кавалерией…  — Не буду лгать вам, друзья, — продолжал рассказывать ошарашенному залу бывший ректор. — Я бы не догадался и уж тем более не решился созвать вас всех сегодня… Но первый проректор Алва очень мне помог, подсказав, как можно выйти из этой ситуации… Вот тебе и успел. Вот тебе и всемогущий председатель! Дорак улыбался и слушал о своём назначении, игнорируя направленные на него взгляды, и думал, как же он восхитительно промахнулся. Было опрометчиво полагать, что ему удастся обыграть Рокэ, вот и дополагался! Грустный Валме? Сдавшийся Алва? Бред собачий! Актёры бродячего театра! Квентин с ужасом осознал, что два чудом спевшихся обормота всё это время пытаются не заржать. Марсель сдался первым и потихонечку пополз под стол, трясясь от сдерживаемого хохота и прячась за Эпинэ.  — Конечно, Квентин, — Матильда опомнилась первой, и зря, — кто, если не вы?  — Кандидатуры лучше не найти, — убедительно припечатал Райнштайнер.  — Вы справитесь лучше всех! — воскликнула Катарина. И так далее, и так далее… Коллеги — подлые предатели. Как будто вы не знаете, кто лучше! Но отрицать, что они с Алвой не поделили полномочия пополам, просто глупо. А если не один, то другой.  — Это немного неожиданно, — максимально ровно сказал Дорак, когда подлые коллеги наконец затихли. — Но, думаю, вы не оставили мне выбора. Ни вы, Фердинанд, ни проректор Алва…  — Выбор, дорогой Квентин, есть всегда, — подал голос несостоявшийся ректор, и будь Квентин проклят, если Рокэ над ним не издевался. — Можно покориться судьбе и сделать то, чего от вас хотят, можно гордо хлопнуть дверью и уйти, но всегда стоит поискать третий вариант… Ах ты, стратег, скотина и сын своего отца! Дораку безумно хотелось посмотреть ему в глаза и что-нибудь из этого сказать вслух, но тут его принялись поздравлять, и поздравляли довольно долго. Формальности, договорённости, руки, руки, руки, столько рук за один вечер он в своей жизни не пожимал. Свободный угол… Туда! Вырвавшись из общества коллег, Квентин хмуро встал у окна, делая вид, что перечитывает заявление Фердинанда. Вот ведь влип…  — За что боролся, на то и напоролся, — невесть откуда появился Валме, сияющий, как новенькая монетка. Маску страдальца как корова языком слизнула. — Это я вам как представитель филфака говорю!  — Валме, вы — настоящий подлец и далеко пойдёте, — нашёлся Квентин. — Вот что я уже давно хочу вам сказать.  — Спасибо, — расплылся в улыбочке Марсель. — С кем поведёшься… Извините, на пословицы пробило!  — Не то слово! — в сердцах воскликнул Дорак. — Вы, конечно, молодые и весёлые, а у меня больное сердце… Нашли ректора!  — Не лучшее время давить на жалость, — Рокэ, сама учтивость, его кавалерию, где-то раздобыл стакан воды и появился за своим идейным последователем. Квентин постарался вложить в свой взгляд как можно больше немого укора. Рокэ как никогда напоминал удачно нашалившего школьника. Раньше Дорака это умиляло, сейчас — нет. Дружески взяв его за локоть, Алва шепнул: — Сердце будет работать ещё очень долго. А вы думали, дорогой Квентин, я просто так отбираю у вас кофейники?