Дорогой пилигрима.

Прошу прощение за столь длинную задержку с продолжением. Увы, дела и заботы. Да, и писать сюжетную линию так, чтобы тебя не проклял с того света Гюго, - дело непростое. Надеюсь, что найдется пара человек, кому это продолжение еще покажется интересным. Фантина служила в новом доме уже почти третью неделю. Дюбуа был страшно рад, что новая прислуга нашлась так быстро. Доподлинно неизвестно, что вызвало в нем это чувство: то ли ему надоело питаться сыром и хлебом, а может быть глубокий вырез на платье Фантины сыграл свою роль, но женщина сразу получила место. Работы в особняке было непочатый край: в углах скопились пласты пыли, серебряная посуда давно ждала чистки, в шкафах нашлись нестиранные годами простыни и пододеяльники, туда их прятала нерадивая Агнесса, в кладовой оказались горы испорченных продуктов, это не говоря уже о мутных оконных стеклах и заляпанных дверных ручках. С раннего утра до поздней ночи Фантина скребла, чистила, мыла и натирала. Еще ей приходилось готовить еду для хозяина, а также ужины для рабочих фермы. Всего там работало семь человек: мужчины от восемнадцати до сорока лет. Самый старший был кряжистый крестьянин с землистым лицом. Все его звали Жак. Ни фамилии, не прозвища. Он обычно приходил на кухню ранним утром, когда Фантина только разогревала печь, и сиплым голосом договаривался с женщиной насчет ужина: - Ты, милка, помнишь, о чем мы с тобой сговаривались? - О свиной похлебке с горохом? - Ага, так вот не хотят ребята свинину-то. Свиней кормят, за свиньями дерьмо выгребают, еще и свиней жрать, нет уж, не хотят. - Хорошо-хорошо, - Фантина ставила чайник на плиту. – Я сделаю картошки и … Жак доставал из-за спины какую-нибудь снедь, например, связку свежей рыбы: - Вот, пацанята сегодня с утра в речушке наловили. Ты уж сообрази какой-нибудь супчик, уважь нас. Фантина кивала. Она нутром чувствовала, что Жак здесь второй человек после Дюбуа. Тот много времени проводил в городе, а за порядком на ферме следил немолодой крестьянин. Женщина исследовала первый и второй этаж дома достаточно подробно, двери на третий этаж были закрыты. Также ей не удалось попасть в некоторые подвальные помещения. Часть их была отдана под хозяйственные нужды, в том числе и под хранение продуктов. Но доступу в достаточно обширную другую часть погребов, насколько можно было судить по общей площади дома, препятствовали несколько амбарных замков. Что крылось за дверью можно было только догадываться. Возможно, Дюбуа хранил там свои редкие вина, а, может быть, именно там были спрятаны кости остальных пропавших. Фантину пугали холод и мрак подвалов, и она старалась спускаться туда только по крайней необходимости и в светлое время суток, полагая, что при свете солнца, пусть лучи его и не проникают туда, зло немного отступает. Самыми недоступными даже для самого беглого осмотра оказались хозяйственные постройки. Они находились на достаточном удалении от дома, чтобы запах навоза не тревожил нежные ноздри владельца фермы, но поблизости всегда крутился кто-нибудь из работников. Несколько раз Фантина пыталась раз под тем или иным предлогом попасть в амбар или в свинарник, но ей не удавалось. Наконец Жак, привлеченный ее активностью, появился как-то среди дня на кухне, чего доселе не случалось. Он тяжело опустился на стул, долго мял поля рваной шляпы в руках и постукивал одним деревянным башмаком о другой. Просидел Жак так минут пятнадцать, чем напугал Фантину, потом заговорил: - Понимаю, милка, ты столичная штучка, где хочешь там и ходишь. Но тут у нас не Париж. У нас на ферме одни мужчины. Чего ты к амбару шляешься? Заняться нечем? - Может. подсобить вам чем хочу, - весело ответила Фантина, стараясь не выдать своего страха. - Тебе в доме работы мало? – крестьянин обвел рукой помещение кухни, которая была крайне велика. В лучшие времена в ней, не мешая друг другу, могли работать три повара и десяток поварят. Фантина дернула плечом. - Не все же мне в доме сидеть. Хочется и мир вокруг посмотреть. - Из всех развлечений у нас только церковь и деревенский кабак. Выбирай по вкусу и там развлекайся. А к нам больше не ходи, особенно по вечерам, введешь мне в грех мужиков. И тебе плохо будет, и хозяину новую служанку искать придется, и я по шапке получу. Хочешь гулять? Вон по саду гуляй, - Жак ткнул пальцем в окно, за которым высились пока еще голые яблоневые стволы. - А к нам не лезь. Мы тебе не компания: ты барская служанка, а мы при свиньях содержимся. Хахалей себе в деревни ищи. Фантина презрительно хмыкнула, придерживаясь роли бой-бабы, но спорить не стала, а только с еще большим усердием начала резать мясо. Жак поклонился ей и вышел. Как только стук его каблуков затих, Фантина прислонилась к стене и промокнула капельки пота, выступившие у нее на лбу от страха. Прямых попыток попасть в строения, относящиеся к ферме, женщина больше не предпринимала, однако стала внимательно наблюдать за распорядком рабочих. Выяснялись прелюбопытные вещи. Во-первых, в свинарнике и днем и ночью кто-нибудь был, даже по выходным дням двое работников все равно оставались на ферме, во-вторых, мужчины в деревне держались достаточно обособлено, ни с кем близких знакомств не водили, однако щедро платили и в церковную копилку, и в пивной. Дюбуа практически не общался со своими работниками напрямую, предпочитая решать все хозяйственные дела, опираясь на помощь Жака. Если старый крестьянин уезжал в город вместе с хозяином, что бывало крайне нечасто, то за старшего оставался Пьер Ашен – дюжий малый годов тридцати. Он также приходил по утрам на кухню и заказывал ужин. Больше ни с кем из рабочих женщине не довелось даже словом перекинуться: в дом они не ходили. Фантина старалась избегать Дюбуа: его открытость и постоянная веселость резко контрастировали с мрачностью этого места. Дома он обычно или работал с бумагами в своем кабинете или читал в библиотеке. Есть он предпочитал плотно и разнообразно, приходилось сбиваться с ног, чтобы успевать готовить и завтрак, и обед, и ужин. На счастье Фантины хозяин обычно проводил несколько дней в городе, как правило, с пятницы по воскресенье – базарные дни. Так что, если он не оставался ночевать в гостинице, то в обязанности Фантины входил только готовка ужина. Наступило воскресенье. Еще затемно Фантина вышла из ворот Фермы Дюбуа. Она быстрым шагом дошла до деревни. Зима в последние дни стала сдавать свои позиции, но утро было все еще по-февральски холодным. Фантина долго терла ладони одна о другую. Она понимала, что делать в деревне ей нечего: у нее не было там ни подруг, ни друзей, но никакая сила не могла заставить ее остаться в поместье. Все ее там пугало. Чтобы не мозолить глаза прохожим, женщина зашла в церковь. Там было тепло. Воскресная месса только-только началась. Фантина села на самую дальнюю скамью и принялась слушать. Она не знала латыни и не могла понять, что провозглашает священник, но торжественность его движений, ровный голос внушали ей самые возвышенные чувства. Пастор поднялся на кафедру и обратился к прихожанам. Его проповедь не была велеречивой и величественной, возможно, где-нибудь в Париже ее сочли бы слишком простой и не заслуживающей внимания. Но, несмотря на бедность риторических приемов, его слова шли от самого сердца и доходили до сердец паствы. Священник говорил о том, что все мы пришли в мир одинокими и нищими и предстанем перед Богом такими же. Нам не дано будет забрать с собой, подобно тому, как делают язычники, ни свое богатство, ни слуг, ни друзей. Христос не спросит Вас, хорошо ли вы пахали землю, большой ли у вашей фермы был доход, но спросит: делали ли вы добрые дела, жили ли чистым сердцем, раскаялись ли в своих грехах. Наш праотец Адам и праматерь Ева предали Господа и навлекли своих потомков горести и беды. Многие из нас совершают грехи, каются, но никто не пытается их исправить. Так вот, человек должен не просто расплачиваться за свои грехи, а стараться совершить не просто усилие, а даже подвиг в глазах Господа, чтобы тот по великой милости своей сжалился над нами и простил нам грехи наши, а главное, даровал нашим потомкам покой и земное процветание. Месса уже закончилась, и прихожане начали расходиться. Фантина все также сидела на скамейке. Слова проповеди поразили ее. Когда какая-то женщина обратилась к ней с вопросом, Фантина лишь невпопад кивнула. Наконец она будто очнулась от оцепенения, вышла из церкви и быстро побежала к ферме. Она влетела на кухню, как ветер. Разожгла огонь в печи, плюхнула на нее сковородку и достала из кладовки бутыль с маслом. Сердце билось о ребра, как птица о прутья клетки. Слова священника все звучали в голове у Фантины. Эта проповедь задела ее до глубины души: что, если она пожертвует собой ради Козетты? Не надо бояться, речь же идет о благополучии ее родной дочери. Нельзя только из-за страха смерти отсиживаться в кухонном углу, а потом лепетать, что ей не удалось ничего узнать. Фанина плеснула масло на плиту. Огненный столб взвился до потолка, перекинулся на шторы и стал объедать карниз. Фантина выскочила наружу с криком: «Пожар!». Она видела, что все работники фермы, кроме двоих, уже ушли в деревню. Женщина залетела в барак, где жили рабочие: - Горим, горим! Двое дюжих молодцов бросили карты и с удивлением посмотрели на нее. - Что вы сидите, олухи! Кухня моя полыхает, сейчас дом весь сгорит! – Фантина опустилась на пол, будто бы лишившись последних сил. Мужчины, наконец, поняли, что происходит, и бросились к дому. Удостоверившись, что они оба скрылись в дверях кухни, Фантина начала осматриваться. В комнате не было ничего интересного: двенадцать кроватей, большой стол, несколько стульев и три скамьи. Наибольший интерес вызывал закрытый сундук, стоявший около стены. Фантина потрогала крышку. Закрыто. Она толкнула дверь, которая, как она думала, должна была вести на свиной двор, но вместо этого оказалась в темной комнате. Фантина открыла дверь пошире, чтобы пустить туда больше света, и увиденное парализовало ее. На полках, под потолком и на полу лежало оружие: ружья, пистолеты, сабли, ножи, несколько бочонков с порохом и мешочки с металлической дробью. Особенно женщину напугали ножи: длинные, острые, блестящие. Несколько секунд простояв соляным столбом, Фантина захлопнула дверь и кинулась прочь, к дому. К тому времени, как она вбежала на кухню, пожар уже был потушен. Один из работников открыл окно, чтобы выпустить дым и запах гари. Женщина захлопотала и заохала: - Вот спасибо, вот спасибо вам! Масло выплеснулось и я уж думала, что сгорю тут вместе со всем хозяйским добром, если бы не вы, - благодарила и причитала Фантина, но не сидела сложа руки: она вытащила бутылку вина из кладовки, отрезала несколько толстых шматков холодной говядины, положила в миску две индюшачьих ноги, рагу из баклажанов и тыквы, кусок пирога с яблоком и протянула рабочим: - Уважьте меня, уж не откажите попробовать. Мужчины радостно закряхтели, забрали снедь и удалились восвояси. Фантина принялась отмывать кухню от копоти. Несмотря на то, что у нее дрожали все поджилки, радость переполняла ее: теперь ей есть, что рассказать. Когда солнце стало клониться к закату, Фантина тщательно вымыла лицо и руки, старясь оттереть с них кухонную копоть. Волосы она аккуратно заплела и спрятала под косынку. Из сундука она достала голубое платье, которое было празднично-воскресным. Еще раз взглянув на себя в зеркало, она отправилась на назначенную встречу. Находясь ровно на полпути от деревни, Фантина свернула в маленькую рощицу. Именно там уже третий воскресный вечер происходили их встречи с инспектором Жавером. Первый раз она его даже не узнала, настолько он сам на себе не был похож. Инспектор был одет в синюю куртку, похожие носят портовые рабочие. На голове у него была серая кепка с лаковым козырьком, а вместо привычного кожаного воротничка на шее был небрежно повязан платок серого цвета. Похоже, что и над его гардеробом поработал Видок. Во время первой встречи инспектор долго корил Фантину за то, что она не пошла к нему со своими тревогами. Без формы, которая придавала ему суровый вид, внушавший преступником страх перед законом, Жавер выглядел более человечным. Фантина робела чуть меньше обычного. Однако его осанка, то, как он держал голову, двигался, говорили о его глубокой порядочности и преданности закону гораздо больше, чем любая, даже генеральская, форма. Первый две встречи инспектор буквально по крупицам вытягивал из Фантины полезную информацию. Как стоят постройки на ферме, каков распорядок дня рабочих, сколько их, много ли пьют и т.д. Сегодня Фантина даже не поздоровавшись, буквально захлебываясь словами, выпалила: - Это они, они те самые убийцы! У них целая комната! Там и пистолеты, и ножи, и дробь, а уж пороху-то. Жаверу опять пришлось задавать уточняющие вопросы. Когда стало понятно, что Фантина узнала о бандитском схроне при помощи хитрости, граничащей с безрассудством, Жавер покачала головой: - Вы слишком рисковали. Больше так не делайте. - Но месье, разве не за этим вы меня послали в это страшное место? - Я был против этой затеи. Однако теперь, когда у нас есть более точные данные, полагаю, вам придется оставаться в поместье не больше двух недель, нужно, чтобы преступники заглотили наживку, которую… Инспектор продолжал что-то говорить, но Фантина его не слышала: на дороге к поместью на своей гнедой лошаденке показался Жак. Теперь-то у женщины не было никаких сомнений в том, что он явно причастен к тем страшным преступлениям. Рабочие, хотя какие они рабочие? Разбойники! Разбойники ему явно доложат, что случилась сегодня на кухне. А еще теперь Фантина в сумерках стоит с каким-то мужчиной. Это явно вызовет подозрения. Судя по тому, как нахмурился Жавер, нежданного свидетеля их беседы он тоже заметил и теперь сосредоточенно думал, что же делать. Бывают такие случаи, когда даже самый изощренный разум попадает впросак, а бывает, что первая, самая глупая мысль, пришедшая в голову, окажется верной. Фантина встала на цыпочки, обхватила лицо мужчины ладонями и поцеловала. Инспектор окаменел. Жак на своей лошаденке все приближался. Фантина отодвинулась от инспектора, заглянула ему в глаза и сказала: - Ну, обнимите же меня. Не стойте столбом. Вас никто примет за дерево, даже если вы не будете шевелиться! Жавер, осознавший, наконец, что и по какой причине от него требуется, положил свои руки женщине на плечи и притянул ее к себе. Силы мужчина не рассчитал, и движение вышло излишне порывистым и даже чуть грубоватым. Фантина погладила его по щеке, ощущая под пальцами колкость вечерней щетины, и вновь поцеловала. Цоканье лошадиных копыт было слышно все отчетливей. Фантина от страха еще сильнее прижалась к Жаверу. Тот ответил на ее поцелуй. Звук цокающих копыт был уже совсем рядом. Сердце женщины забилось еще сильней. От страха ли? Бог весть. Фантина крепче обхватила мужчину за шею, зарылась пальцами в короткие темные волосы. Опасность уже миновала, но они не заметили этого. Ладонь инспектора скользнула по ее спине. Тепло его руки чувствуется даже через плотную ткань платья. Жавер провел большим пальцем по полоске кожи между косынкой и чепцом, аккуратно коснулся рыжего локона, выбившегося из-под кромки головного убора. Фантина издает звук, который можно трактовать как знак удивления и как знак удовольствия. Наваждение спадает. Инспектор отстраняется и становится похожим на пьяненького постового, который нос к носу столкнулся с генералом, то есть вытягивается во фрунт и старается не моргать. - Вы очень сообразительны, Фантина, – это явно не то, что Жавер хотел или должен был сказать, но язык сухого протокола - это то единственное, что он знает хорошо. В правилах четко прописано, как и каким тоном нужно выказать поощрение подчиненному. Щеки женщины заливает красная краска. Она нервно дергает кончики косынки. Жавер понимает, что его слова звучат не просто фальшиво, а практически оскорбительно. Но он теряется, впервые за долгое время службы. Он не Видок, чтобы галантно пошлить, не студент Пьер, чтобы робко мямлить, не священник, чтобы наставлять. Инспектор в расстройстве закусывает нижнюю губу. Все это очень странно, но в тоже время он не может сказать, что это неправильно. Фантина смотрит прямо перед собой. Ей стыдно поднять глаза. - Я, надеюсь, не обидела вас своим бестактным поведением? Просто в тот момент мне это показалось единственным разумным выходом. - Это было, как вы правильно сказали, единственно разумным выходом. Повисает тишина. Жавер и Фантина не смотрят друг на друга. - Господин Инспектор, - женщина обращается к нему не по фамилии, а по должности, будто стараясь обезличить, - мне пора возвращаться на ферму. Скоро приедет из города Дебюа, ему нужно будет подавать ужин. - О, да, конечно. - Тогда до следующего воскресения? - Да. Берегите себя, - Жавер хотел было положить ей ладонь на плечо, в знак поддержки и сочувствия. Он почти сделал это. Но внезапно осознав, что собирается сделать, отдернул руку, будто боялся обжечься. Фантина поклонилась и поспешила в сторону фермы. Ей было очень стыдно, вернее, должно быть очень стыдно: ведь приличные женщины не должны страстно целовать инспекторов полиции. Но на душе у женщины было сладко. Жавер его прикосновения, его сила, его попытка быть нежным пробудили, а вернее, вытянули на свет давно спавшие чувства. Приятная истома разлилась по телу. Перед воротами фермы Фантина до боли сжала кулаки: ей нельзя предаваться мечтаниям. Жак точно придет расспрашивать ее и о пожаре, и о незнакомце. Нужно подготовиться Жавер расстегнул куртку и снял кепку. Несмотря на морозную погоду, ему было очень жарко. Кровь набатом стучала в висках. Он остановил лошадь около деревенского колодца, достал ведро воды и умылся. Стало чуть легче, по крайней мере, сознание прояснилось. Больше всего на свете ему хотелось вернуться сейчас на ферму и забрать оттуда Фантину, которая подвергала себя такой опасности. Она приедет в город, и все пойдет по-старому. Он вновь будет носить свой инспекторский мундир. Фантина будет все также вертеться у огня, что-то напевая. Жавер, может быть, будет даже приходить домой чуть раньше, чтобы посмотреть как ловко и споро справляется она с домашними делами. Сейчас же инспектор предпочитал как можно дольше задерживаться в участке. С отъездом Фантины дом утратил не только свой уют, но и ту тихую радость, которой всегда лучилась женщина. Совершенно новое и неизвестное доселе чувство поразило душу Жавера.