То, что не убивает, делает нас сильнее
***
Знаете, в фильмах есть такие моменты, где девушка едет на мотоцикле, волосы красиво развеваются за спиной на ветру… Так вот, никогда не повторяйте это в реальной жизни, если не хотите всю дорогу отплевываться от этих самых приставучий волос, которые так и норовят залезть тебе в глотку или глаза, закрывая вид на дорогу. Нет, не то, чтобы я жаловалась, но ездить на байке без шлема вовсе не круто. Это очень даже дерьмово. Вы, наверное, спросите, какого я вообще полезла на мотоцикл без шлема? Ответ прост, мой талант рукожопа сработал и теперь вышеупомянутый предмет валяется где-то на свалке Нью-Йорка. Даже не спрашивайте как. Знаете, все всегда поражались тому, что я, опытный боец и грёбаный охотник на вампиров из Братства Пяти, настолько неуклюжая и криворукая, что даже чай нормально попить не могу. Наверное, вы спросите, кто я такая? Алатея Катерина Гилберт, сумасшедшая на всю голову охотница, которая сейчас едет в ужасный городок, с не менее ужасным названием Мистик Фоллс. Зачем? Месяц назад моих последних опекунов жестоко убили на моих глазах, а до моего совершеннолетия ещё полтора года и теперь мне придеться жить у своей кузины, Елены Гилберт, той, кого я с самого детства ненавижу. Почему? Если сейчас, как только вы меня увидете, то перед вами будет сногшибательная девушка, с прекрасными черными волосами, ярко-голубыми глазами и достаточно натренированным телом (ага, ещё и очень скромная), то года три назад вы бы увидели закомплексованного подростка, с лишним весом и кучей прыщей, которого все гнобили и унижали. С кузиной и ее подругами Кэролайн и Бонни (особенно Кэролайн), я не никогда не дружила, хоть Елена иногда и пыталась завести со мной разговор. Но после смерти Дженны и Джона, которые были мне достаточно близки, и которые погибли, как только приехали к Елене и ее вампирам, я подсознательно стала ее ненавидеть. Она же ведь святая, мать твою, Елена, которую все должны оберегать и защищать. Как я ввязалась во все это сверхъестественное дерьмо? В прошлом, как только я начала заниматься боевыми искусствами, я ходила на нелегальные бои. Чуть позже и сама в них участвовала, а в пятнадцать, как только проявилась татуировка, встретилась на ринге с охотником, который меня и посвятил во всю эту дрянь, при этом обучив контролю, чтобы я не нападала на каждого встречного вампира. Благодаря Кристиану, я узнала множество плюсов своей сущности. К примеру, я намного быстрее, сильнее обычного человека, мой слух и зрение лучше, хотя я немного слабее вампира, а если хорошо развить свои способности и упорно тренироваться, то можно создавать простые заклинания, как маскировка татуировки или зажигание свечи, или же более сложные, но с источником сил. Также можно научиться определять ауру, то есть, узнавать кто перед тобой, человек, вампир, ведьма, оборотень, гибрид или охотник. Это весьма облегчает жизнь. Но лично моей особенностью был слишком высокий болевой порог. Я практически никогда не чувствовала реальной боли, даже когда ломала себе что-то. В общем, в свои шестнадцать я стала профессиональными, мать его, охотником, с руками по локоть в крови и почти завершенной татуировкой, у которого дохрена дерьмовое прошлое и много смертей близких мне людей за плечами. Знаете, я иногда думаю, что мой девиз по жизни, это «Что не убивает, делает нас сильнее». И вот сейчас, проезжая табличку «Добро пожаловать в Мистик Фоллс» я прямо задницей чувствую, что здесь я не найду спокойную жизнь.***
Глубокий вдох. Выдох. Тук-тук. Я стою на крыльце дома моей кузины, легко стуча в ее дверь, ожидая, когда она мне откроет, чтобы накинуться на меня с объятьями (надеюсь, что такого не произойдет). Минута. Две. Три. И вот, заветная дверь открывается, я готовлюсь к воплям радости, но не тут то было. Мне открывает вовсе не Елена, а какой-то мужик, которого я вообще первый раз вижу и не понимаю, какого лысого ёжика, он вообще находиться в доме кузины. Елену потянуло на по-старше? Или как? — Ты, наверное, Тея, — он добродушно улыбнулся, а вот мне как-то не до улыбок сейчас, — Я Аларик, опекун Елены и Джереми, — он протянул руку для рукопожатия, на которое я с сомнением ответила. Какого хрена? Я вообще про него первый раз слышу. Елена могла бы хотя бы предупредить, что у нее есть опекун. — Тея?! — восклицание кузины с верхнего этажа разноситься по всему дому, — Тея, это ты? — опять кричит Елена, спускаясь по лестнице, а потом с разбегу заключает меня в свои объятья. Черт, крепко. Ахтунг! Ненавижу обнимашки с людьми, к которым я питаю отнюдь не позитивные эмоции. Видимо то, что я стою как выкопанная, вовсе не отвечая ей взаимностью, она списывает на усталость с дороги и мягко отстраняется. Спасибо вам, святые панталоны. — Господи, Тея, ты так изменилась! — все тем же восторженным голосом восклицает брюнетка, пропуская меня в дом. Она заметила спортивную сумку у меня в руках и, схватив под локоть, повела меня в мою комнату, продолжая о чем-то щебетать, но я не обращала внимание, ведь мне действительно не интересно слушать рассказы о том, что она меня еле узнала и про ее повзрослевших подруг. Проведя меня в мою комнату, в которой я не была два года, она сказала, что мне стоит отдохнуть и скрылась за какой-то дверью, я не обратила внимание, за какой именно. Окинув взглядом свои владения, я усмехнулась. Все также, как и два года назад. Я помню, как мы с мамой, тогда ещё живой, постоянно препирались насчёт моей комнаты, ведь по ее мнению, она была слишком мрачной и темной. Хотя, в этом споре выйграла я. В итоге, мы перекрасили стены в черный (мой любимый цвет), на пол постелили такого же цвета паркет, у левой стены стоит черная двухспальная кровать с резной спинкой, застеленная бордовым постельным бельём, напротив винтажное зеркало во весь рост, слева от кровати черная дверь в ванную комнату, а с права бордовый тошер. На противоположной стене два огромных окна с бордовыми шторами, а напротив стоит огромный шкаф из черного дерева. Ничего лишнего. Я бросила сумку на кровать, открывая ее. Оттуда я достала ноутбук, документы, деньги, несколько рубашек, шорт и топов. На дне ещё лежали кеды, кроссовки и косметика, но я решила пока их там оставить. Открыв свой, отнюдь не маленький, шкаф, я обнаружила, что там ещё осталось мои старые вещи, которые я оставила здесь. Сложив к ним свою одежду, я закрыла его и направилась к ванной, где быстро ополоснулась, и легла спать.***
Прохладный ветер заставил плотнее кутаться в лёгкую куртку, одетую совсем не по погоде. А говорила мама, оденься теплее, так нет, мы же, мать твою, не мерзнем. С мыслями о теплом чае, который приготовит сейчас мама, и уютном пледе, заставили меня прибавить шагу, чтобы быстрее оказаться дома. Продрогшими пальцами доставая ключ из кармана, уже представляю, что мама будет ругать, за то что оделась совсем легко. Стараясь быстрее открыть замок, замечаю, что ключ не поворачивается в нужную сторону, по этому нажимаю на ручку и дверь легко открывается. Хм… Странно, отец всегда закрывает дверь, после прихода с работы. Но стоит мне переступить порог и включить свет, как ключи выпадают из моих ослабевших пальцев, а грудную клетку начало сжимать, странно жгутом. Кровь. Везде. Везде грёбанная кровь моих родителей. Я срываюсь на бег, совершенно не думая о том, что убийца может быть все ещё тут, и забегают в гостиную, где лежат трупы моих родителей с разорванными глотками. Ком подступает к горлу, но я бросаюсь перед ними на колени. Жгучие слезы текут из моих глаз, создавая пелену, которая мешает мне видеть, но я не обращаю на это внимание. — Мама… Папа…***
Я резко вскакиваю на кровати, тяжело дыша. Давно, слишком давно мне не снились они. Кошмары про родителей перестали меня преследовать после того, как я выследила и убила того самого вампира который съел моего отца и мать. После этого мне месяц, а может и больше, снился сон, где я каждый раз всаживаю в его сердце кол и наблюдаю за тем, как его тело медленно приобретает серый цвет, получая при этом наслаждение, и чувствуя, как татуировка растет. Если честно, то лекарство никогда не было моей целью, ведь владения им автоматически делает меня мишенью для многих вампиров не желающих бессмертной жизни. А я, не смотря на все это дерьмо, стараюсь жить спокойно или хотя бы создавать видимость этого. Но увы, такая жизнь не для меня и никогда ею не будет.***
После кошмара, я так и не заснула, хотя спать хотелось дико, но мне не привыкать. За последние два года я приловчилась мало спать, так что мне четырех часов может быть достаточно. Но если мне не сняться кошмары, то я вполне могу провалиться в постели и до полудня. Примерно в шесть утра я встала с кровати, одетая в большую, растянутую футболку, ведь ничего лучше для сна я не нашла, и натянула на себя короткие черные шорты. Спустившись на кухню, я открыла переполненный едой холодильник, доставая оттуда несколько яиц и хлеб для тостов. Приготовив крепкий кофе без сахара и молока, я поставила его на стол, позволяя немного остыть, пока я жарю яйца. Вскоре завтрак был готов и я спокойно принялась за пищу, жмуря заспанные глаза от утреннего солнца. Когда я уже доедала на кухню спустился Аларик и заметив меня немало удивился. — Ты уже проснулась? — я закатив глаза, кивнула. — Ну кочно я проснулась, не видно что-ли? — Аларик нахмурился, услышав мои слова. Не все сразу привыкают к тому, что я грубое язвительное хамло, извените уж, вырвалось. Такой я стала после смерти родителей, колючей и никого не подпускающей к себе девочкой, с огромной дырой в груди, без инстинкта самосохранения. — Ты сегодня в школу идёшь? — перевел тему Аларик, с интересом смотря на меня. — В школу? — безразлично переспросила я, жуя уже остывший тост. — Да, — кивнул Аларик, доставая из холодильника йогурт, — Елена сказала, что ты сегодня подашь документы, — я снова закатила глаза. У моей кузины всегда был комплекс старшей сестры, ведь раз она была немного старше кого-то, значит все должны ее слушаться. Бесит неимоверно. Знаете, когда-то у меня спросили «Какой твой самый большой страх?». И нет я не ответила «высота» или «смерть всех, кто мне дорог» (хотя этого я тоже боюсь). Я ответила, что самый мой большой страх — потерять свободу, подчиняться чьим-то приказам, не имея собственного мнения. Ведь тогда ты, уже не ты. Ты перестаешь быть личностью со своими взглядами. И, наверное, отсюда идёт моя ненависть к тому, что мне могут что-то приказывать или пытаться подчинить меня, прогнуться под себя. Обычно я делаю всё наоборот тому, что мне сказали, ведь я, мать вашу, Алатея Гилберт, девочка, которую закалила жизнь, и хрен вам, а не мое подчинение. Но не сегодня. Я уже несколько месяцев не была в школе, пора проведать ее. Хоть я и ненавидеть подчиняться, но голова на плечах у меня все же есть, и я понимаю, что школу пора проведать. — Хорошо сегодня подам документы.***
Черт, где этот грёбаный кабинет директора? В коридорах этой школы реально можно заблудиться и не найтись больше никогда, так и бродить бренной душой, вскоре стать призраком и мучить бедных учеников ещё больше, чем это делает нагнетающая обстановка школы. Я, если честно, удивляюсь, как у этого маленького городишки может быть столько подростков, которые ходят в школу? Прохожие люди на меня часто оборачиваются, но оно и понятно. Городок маленький, все друг друга знают, а тут я, да ещё и в своем привычном стиле одеваться, который всегда заставлял мою мать недовоно качать головой и поджимать губы, говоря, что это или слишком открыто, или слишком по-мальчишески. А именно это были короткие черные шорты, которые мне очень было лень переодевать утром, белый короткий топ, который оставлял мой проколотый пупок и полоску живота открытыми и обычная, немного потёртая джинсовка сверху. Документы я скинула в черный кожаный портфель, который нашла в шкафу, в своей комнате, а на глаза одела солнечные очки, ведь даже слой консилера не смог скрыть моих синяков под глазами, которые появились после недели без нормального, здорового сна. Но ничего, как только наступят выходные, высплюсь так, что до конца жизни хватит. Так, ладно, хватит бродить этими грёбаными коридорами, Алатея, подойди, спроси у кого-нибудь дорогу. Вон, к примеру, шатен тот, который стоит и ничего не делает, лишь оценивает проходящих мимо девушек. Видимо, местное клише. Я пошла навстречу тому парню с насмешливыми карими глазами, который смерил меня надменным взглядом, как только я подошла. Что-то в нем было знакомое, однако я не могла понять что. — Прости, не мог бы ты показать мне дорогу до кабинета директора? — да, я могу быть вежливой, когда захочу, хотя бывает это очень редко. Он посмотрел на меня как-то по-новому и я не совсем поняла, что было в этом взгляде. Может, он думал, что я его номер подошла попросить? Или лучше сразу в кладовку затащить? — Давай я лучше тебя проведу, — он ухмыльнулся, показывая свою ямочку на подбородке, что делало его лицо весьма и весьма милым. — Спасибо, — о, святые панталоны, я кого-то поблагодарила. Я в шоке, честно, — Алатея Гилберт, — услышав мою фамилию, в его глазах мелькнуло удивление, но лишь на мгновение, скоро оно сменилось привычной насмешливости с долей превосходства. — Кол Майклсон, приятно познакомиться.