Пушистик

      — Не смотри на меня так. — Развалившийся на диване разрушитель бросил взгляд исподлобья на стоящего неподалеку хранителя, уже на протяжении нескольких часов неотрывно сверлящего взглядом чернокостного. Форма зрачков, кстати, все это время оставалась неизменной — чертовы сердечки. Они словно в душу смотрят, видят каждый ее потаенный уголок.       Не то чтобы это не нравилось Эррору. Напротив, этот взгляд завораживает, теплой волной проходит по костям, проникая в самые их глубины, прямо до костного мозга.       Как же он скучал по этим глазам, открывшимся ему с новой стороны. Как же он тосковал по этому голосу, по этой наивной, но такой хитрой улыбке. Как же ему не хватало этого радужного мудака в своей жизни. Не важно, в каких отношениях они будут находиться. Хоть враги, хоть друзья, хоть никто, хоть любовники, — лишь бы Инк был в его жизни. Потому что без него было ужасно. А без него в форме кота было бы еще хуже. Но, на самом деле, то, что хранитель все это время был котом, красящим серые бессмысленные будни, рождающим в душе тепло, в какой-то степени поселяло внутри некую легкость, снимало напряжение.       С одной стороны, да, не особо приятно знать, что твой враг, замаскировавшись, проник в твою личную жизнь и занял в ней значимую позицию. Но с другой — это, пожалуй, были лучшие времена из всех. Пусть было ужасно тоскливо, но с котом вся грусть словно растворялась. Пушистик появился в самый нужный момент. Тогда, когда Эррор потерялся; тогда, когда ему нужен был кто-то, кто поддержит. Конечно, ему был необходим совет Инка, но то, что это радужное недоразумение само стало чем-то большим тогда, было гораздо приятнее.       Да, Эррор сердится. И он еще долго будет сердиться. Но лишь показательно, как бы дразня хранителя. На деле же он все принял так, как есть. Когда увидел тот болезненный взгляд из полуприкрытых глазниц, вместе с тем наполненный большим разнообразием теплых чувств и надежды; когда держал ослабленное и измученное обращением тело Инка в своих руках, прижимая его к себе, поглаживая по черепушке, проводя пальцами по слезным следам. Ведь именно тогда душа внутри сжалась так, что не принять это казалось просто невозможным. Однако, обида все равно грызла изнутри. Но, узнав о том, что хранитель теперь не бесчувственная пустышка, Эррор будто просветлел, поддался Инку, да и сам к нему потянулся.       Ну, а как иначе? Ничего ведь уже не изменить. Тем более, Инк знает о чувствах разрушителя благодаря болтливости чертового Дрима, так что отпираться тут бесполезно. Да и, если честно, не особо хочется. Глюку же даже говорить не надо о том, как к нему относится хранитель. Все и так хорошо видно. Как там говорят, глаза — зеркало души? По ним можно прочитать Инка как открытую книгу. Почти, не всегда, но все же, вряд ли эти глаза врут. По крайней мере, Эррору очень хочется в это верить, хоть подобное и кажется ему чем-то чересчур глупым и наивным.       Все-таки, учитывая непредсказуемость натуры хранителя, глаза — единственное, благодаря чему его хоть как-то можно понять.       И вот даже прямо сейчас Инк стоит и бесстыдно пялится на чернокостного своими сердцами в глазах. А ведь это смущает.       — Хм? — Протянул художник с блаженной улыбкой на лице. — Ты такой стеснительный.       — Не мели чепухи. — Еще больше засмущавшись, произнес разрушитель, стараясь говорить это как можно безразличнее. Только вот это с каждым новым диалогом все хуже и хуже получается. Этот мудак умеет заставлять ощущать себя неловко. Крайне неловко.       Эррор, когда смущается, такой милый. Легкий ультрамариновый румянец на скулах придает его серьезному и даже какому-то грубому образу определенную изюминку. При том очень привлекательную. Даже как-то чересчур. Слишком сильно манит к себе.       Совсем не давая себе отчета в проводимых действиях, Инк начал медленно приближаться к разрушителю. И чем ближе он становился, тем медленнее шел.       — Что ты делаешь? — Настороженно спросил Эррор, как-то боязливо косясь на хранителя, ведь от него можно ожидать все, что угодно и неугодно. А потому даже представить было довольно трудно, что за мысли родились в этой беспамятной черепушке.       — Медленно приближаюсь к тебе. — Загадочно и тихо прошептал белокостный.       — Зачем? — Этот тон еще больше настораживал. Слишком он странный.       — Чтобы не спугнуть тебя. — Недоуменно посмотрев на хранителя, Эррор на мгновение покрылся множеством лагов. Опасения о том, что собирается делать художник, слишком беспокоили Глючного. Нет, он, конечно, готов ко всему. Но не совсем. А вдруг все это окажется цирком, в котором разрушителя выставят на посмешище, втеревшись в доверие, а потом вонзив нож в спину? Или произойдет что-то хуже, что-то, что он даже представить себе не может. Предположений, на самом деле, одновременно было и катастрофически много, и не было совсем. Это весьма и весьма напрягает.       Добравшись до чернокостного, Инк все так же медленно заполз на диван, нависнув над Глюком. Сев на тазовые кости Эррора, хранитель аккуратно наклонился вперед, вытягивая руки над головой разрушителя. Он уткнулся головой в шею Глючного и, не дав возразить что-то против, начал мурчать, непроизвольно сжимая и разжимая руками спинку дивана. Прикрыв глаза, Инк зарывался лицом в разрушителя, вызывая у того волну недоумения, смешанную с каким-то умиротворением.       Помнится, будучи котом, хранитель часто проводил подобные махинации, из-за которых на черных костях нередко оставались царапины, ведь в состоянии так называемого «молочного рая» кошачьи создания не контролируют выпускание когтей из лап, которыми они мнут поверхность, в которую зарываются.       Надо же, стоило вспомнить про когти, как над головой раздался треск рвущейся ткани. У Инка, однако, сохранились не только уши и хвост, но еще и длинные и острые когти, какие-то кошачьи привычки и повадки. И это лишь еще больше привлекает. Так необычно.       Смягчившись под звуками умильного мурлыканья, Эррор полностью расслабился, и, закрыв глаза, начал мягко поглаживать хранителя по голове, теребя его уши. И что этому радужному мудаку не нравится в обновлениях его внешнего вида? На взгляд Глючного, все очень даже прекрасно. А потому он не позволит хранителю избавится от этих кошачьих примесей в своей натуре. Да и, к тому же, Инк ведь нисколько не думает о последствиях своих действий. Но, обретя душу, он вполне мог стать смертным, а это значит, что одна ошибка в этих спонтанных экспериментах — и он горстка пепла и чернил. Недопустимо. Ни в коем случае. Эррор не позволит.