Теория струн

Свежий ветер бьёт в окно, тревожа невидимые струны-провода у окна; мерно ударяясь о стекло встрепанными листьями, легко касается оконной рамы ветка тополя – зелень штор сливается с зеленью ранней осени – и хочется спать, спать, спать… Пробуждение – ненужно: так хочется всё дольше и дольше плыть в этом зелёном мороке, склонив голову на чужое плечо, так хочется не открывать глаз подольше – теплое, зыбкое, мягкое марево сплетает вьюнки перед глазами, дурманя, как лучшее вино – никогда, никогда не просыпаться – зачем это? И уже слышится шум вересковых полей, тихое завывание ветра, звуки арфы…или это лира?...и треск цикад, и чистые звуки раннего утра, и… - Выходит, кто-то у нас забыл, что мы целую неделю строили планы на сегодня? Саурон, не открывая глаз, переворачивается на живот, зарываясь лицом в подушку, и продолжает дремать. Мелькор возвышается над ним, вытирая мокрые волосы полотенцем, - мягко касается лба любимого: - Вставай…Уже утро, пора начинать наши темные дела… Саурон недовольно потягивается: - А что, ночью у нас были не тёмные дела? - Ночью – совсем иное дело… - бархатно усмехается Мелькор, пытаясь отнять у Саурона подушку. – Ну послушай – уже поздно! Девять часов! - Девять часов? Ты изверг! Дай выспаться! - У нас вообще-то планы… - Я думал, что эти пресловутые планы включают в себя нормальный сон – хоть раз в жизни! Мелькор! Ради всех богов – пожалуйста, давай я встану через час? - Жду на кухне через пять минут, - Мелькор, замотав полотенце вокруг талии, уходит – но оборачивается на пороге. – И учти – это приказ. Через пять минут Саурон понуро смотрит в чашку чая – каркаде сегодня пахнет по особому, пряно и тепло – и на душе тоже становится светло и хорошо. Он трогает Мелькора за руку – Мелькор по утрам пьёт только кофе, чёрный и крепкий, поэтому пар из его чашки не только отрезвляет, прогоняя все видения и воспоминания прошедшей ночи, но и отчаянно бодрит. - Ну и что мы сидим? У нас же впереди целая свободная суббота! - Таким ты мне нравишься больше… - Не забудь надеть то кольцо, которое я тебе подарил – раз уж в университет с ним не ходишь, изволь надевать по выходным! – Саурон смахивает горку немытой посуды в раковину, отдёргивает шторы – в лицо ударяет жгучий сноп солнца. – И пошевеливайся, вечно тебя ждать! Мелькор смеётся и поднимается из-за стола. Из окошка машины Мелькора, припаркованной во дворе – большого черного джипа – виден весь дом: они живут в обычной девятиэтажке, хотя давно могли бы перебраться на другое место – но нет, здесь за четыре года совместного проживания они обжились – и сейчас уже не нужно ничего другого. Быть может, потом… Но когда оно наступит, это потом – и стоит ли ему наступать?.. Город гудит, залитый утренним розовым солнцем – на каждом перекрестке светофоры отзываются яркими радостными цветами – переходы бегут куда-то, машины сигналят, дребезжат трамваи… Когда они проезжаю мимо университета, Саурон показывает зданию в окно язык и тут же ныряет в салон поглубже – чтоб не заметили. - На наше место? – переспрашивает Мелькор. За рулём он выглядит как никогда органично и правильно: темные волосы забраны в хвост, губы слегка улыбаются. Он всегда водит машину как-то играючи, легко и просто, словно это совсем недостойно его внимания – и на дорогу почти не смотрит… Саурон кивает: - Конечно, туда… Осыпавшаяся хвоя под ногами тихо скрипит странной мелодией, которую ухо уловить не может; в рыжих верхушках сосен тихо стучит дятел, и негромкий шум машин на трассе заглушает шум сосен – словно волны накатывают на берег…Саурон садится на землю, прислушиваясь к звукам, пока Мелькор бродит по лесу в поиске веток для костра и начинает мечтательно перебирать траву и цветы под ладонями. - Может, тебе стихи почитать? – негромко предлагает он, когда Мелькор деловито сооружает шаткое строение из огромных палок, которые должны послужить им костром. – Пастернака там… - Свяжись с филологом – сделай всё сам, - констатирует Мелькор, вынимая зажигалку из кармана. – Расскажешь мне все законы Ньютона – буду слушать твои стихи… - Я не имею никакого отношения к Ньютону! Ему вообще яблоко на голову упало, а вы изучаете этот псевдонаучный бред! - Ты Феанору такое скажи… - Нет уж, спасибо – думаешь, я не помню, как Тингол пытался ему сдать зачёт по радиоактивным превращениям атомных ядер, а потом брякнул, что это всё ему никогда не понадобится в жизни? И как потом он бегал от Феанора по всем этажам с криками «помогите, убивают!»? Мелькор хохочет: - Помню, конечно – думаешь, в чьей аудитории под столом Тингол надумал спрятаться? - Ах, ты ещё и кого попало под столами прячешь?.. - Будешь ревновать? – Мелькор тянется к Саурону, обнимая его и слегка прикусывая мочку его уха, целует – и оба падают на тщательно выложенное сооружение из веток для костра… Оба лежат на траве в обнимку: уже за полдень, уже совсем тепло – Мелькор скидывает с себя черную куртку, достаёт большой пакет с едой и выкладывает на ткань куртки бутылку молока, хлеб и сыр. - Кушать подано! Потом они долго бродят по лесу, собирая грибы и переговариваясь – ветки над их головами сплетаются в один большой шатёр – темнеет не быстро, но всё же через несколько часов опускаются сумерки – они возвращаются назад и садятся у костра. Пламя потрескивает, изредка вспыхивая. Мелькор мечтательно цедит: - Когда я был студентом, мы так сидели у костра с Феанором… Правда, он никогда не мог сидеть нормально – постоянно лез куда не надо и обжигал все пальцы… Саурон хмурится: - Не многовато ли Феанора нам на сегодня? - Что ты имеешь в виду? – тон Мелькора сразу становится суше и холоднее. Убирает руку с плеча Саурона, выдыхает. - Не хочу я про него слышать, вот и всё! – Саурон делает попытку вернуть хорошее настроение, но оно уже спугнуто. Слышно, как в соснах кричит вечерняя птица. Сумерки дымом тянутся из глубины леса. - Ты что же, - голос Мелькора становится опасно ласковым, тягучим, глаза щурятся, - думаешь, что у нас с ним были отношения? - Ничего я не думаю! - А напрасно – иногда думать неплохо было бы… Саурон вскакивает; затравленно озираясь в полутьме, вскрикивает: - Именно что – а я никогда не думал, с самого начала! Думаешь, приятно во всём от тебя зависеть, никогда не иметь права что-то спросить, никогда не говорить о том, о чем я хочу – понимаешь – я, а не ты! Мелькор молчит, но по внезапно истончившимся губам видно – слово уже готово сорваться с его губ, ещё одна фраза – и… - Да ты вообще хоть когда-то думал о том, что я чувствую? – истерично, чуть не плача, продолжает Саурон, размахивая руками. – Ты вообще хоть когда-нибудь меня любил? Сейчас уже наплевать! - Вон отсюда. Неверящий взгляд на холодное и спокойное лицо любимого – разве так можно?! – на почти потухший костёр, на завитки дыма в недобро похолодевшем воздухе – Саурон вдруг дёргается, как от удара и бежит прочь – по тем самым цветам, которые он только что по-доброму сжимал в руках и не хотел сорвать – чуть ли не натыкаясь на стволы деревьев. Бежит долго – до того, пока его фигура не скрывается в сумерках совершенно. Мелькор закуривает и мрачно опускается на поваленный ствол. Неподалёку была автобусная остановка – уже через два часа Саурон поднимался по ступенькам к их квартире, медленно ступая. Если Мелькор дома – сейчас предстоит долгий разговор…или же нет? Остановившись перед дверью, Саурон внезапно осознаёт – у него же нет ключей! – и прижимается к глазку двери. Внутри пусто и тихо. Он садится на ступеньки, он ждёт, склонив голову в колени – уже совсем темно и совсем поздно, и мысли невольно возвращаются к тому, не опасно ли будет Мелькору вести машину по такой темноте и в плохом настроении – о, не дайте боги дурного! Часы бегут, как песок в песочных часах – девять, десять, одиннадцать… И когда Саурон осознаёт, что это – конец, что Мелькор не собирается возвращаться, что он не намерен его прощать, и он покинут – он, скуля, сползает по стене; потом решительно встаёт, засовывая руки в карманы, и неверной походкой начинает спускаться по лестнице.