Сто тысяч миль

      — В смысле «вышла из-под контроля»? Что за дерьмовая метафора? — нахмурилась Кларк.       — Какие нахрен метафоры? Я что, похожа на поэта? — раздражённо спросила Рэйвен. — Нам отрезало все доступы к главному компьютеру. Все! Я такого ещё не видела!       — А диагностика? Ты смотрела?       — Естественно! Смотреть больше нечего — всё остальное заблокировано.       — И? — Кларк закусила губу, переводя на меня взволнованный взгляд.       — Система диагностики показывает целое нихрена. Очагов возгорания не найдено. Пожара нет. Но тревога — есть. Какая-то чёртова магия, не находишь? Думаешь, такое поведение не входит в понятие «выйти из-под контроля»?       — Ты хочешь сказать, что…       — Да. Я предполагаю, что кто-то заставил главный компьютер думать, что мы горим. И отрезал нас от него, чтобы он не смог определить обратное, обратившись к настоящей подсистеме одиннадцатого сектора. Не представляю, как это возможно, но… Чёрт. Это единственное объяснение.       — Может, ошибка как раз в нашей диагностике? Сошла с ума именно она?       — И отрубила сама себя от главного компьютера? Не уверена, что у неё вообще есть такая возможность, чисто архитектурно отрезать части самого себя способно только ядро.       — Тогда в чём смысл этой бестолковой симуляции?       — Алгоритмы не умеют умышленно вредить и не ищут выгоды. А вот некто… Теоретический некто мог бы заставить их это сделать. Настоящий поджог — это то, что никому никогда ни за что не простят. А вот если просто заставить ядро поверить, что здесь неустранимая катастрофа… Можно шантажировать всех здесь. Требовать. Угрожать. Ведь пожар — это единственный возможный способ вынудить систему… — Рэйвен запнулась.       — Откачать отсюда кислород, если он не будет быстро потушен, — закончила за неё Кларк. — Убить нас всех, не повредив саму станцию совсем никак.       — Вся надежда на Канцлера. Я в командный пункт. Дуй туда же, вряд ли у нас много времени.       — Я буду не одна. Беллами проснулся.       — Наконец-то. Я передам Канцлеру. А ты командиру передавай мои пожелания доброго утра, — мрачно усмехнулась она. — В конце концов, что это было бы за утро, если бы нас опять никто не пытался убить?       — Я бы предпочла для разнообразия что-нибудь более скучное.       — Все абонементы на сопливые романтические прогулки уже забрали Монти и Харпер, прости.       — Иди к чёрту.       — Тогда там и встретимся.       Кларк сбросила вызов на планшете и вздрогнула от очередного писка сигнализации. Всё ещё прикрываясь одеялом, потянулась за скинутой на пол одеждой. Путаясь в плотной ткани, натянула бельё, смущённо улыбнулась. Я вздохнул, наблюдая, как её изящная фигура снова исчезает под серой тканью полусвободного комбинезона. Красоты её он не портил, но какого чёрта было начинать свои взломы и пожары именно сейчас, а не хотя бы через пару часов? Чтобы я смог нормально осознать происходящее и хоть как-то уложить всё рассказанное в голове. Собраться, подготовиться, решить, как быть дальше. До этого Кларк не оставила мне на это шансов. Да и сейчас при взгляде на неё в мыслях снова поплыл туман и пронеслись калейдоскопом слишком яркие картинки, от которых сознание снова спуталось. Во всё это до сих пор не верилось. Всё это до сих пор казалось сном.       — Вот, — Кларк подала мне аккуратно сложенный серый комбинезон, который достала из ящика. — Передали из третьего сектора пару дней назад. Должен быть по тебе.       — Спасибо. Эта штука… Главный компьютер в самом деле всех здесь убьёт без капли сомнений? — нахмурился я, спешно натягивая местную форму.       — Нас шестьдесят. В остальной части «Ковчега» живёт десять тысяч. Протокол регламентирует подобные ситуации весьма однозначно, — она избегала смотреть мне в глаза, и по дрожи в голосе я понял, почему. — Поначалу на Земле я не могла спокойно относиться к огню, потому что здесь пожар — четвёртая категория опасности из пяти возможных. Хуже только отказ системы жизнеобеспечения и системы стабилизации орбиты.       — Как к принятию решений допустили штуковину, которую легко взломать?       — Такого прежде не случалось. Никогда. Рейес пыталась взломать это всё пять лет — и не смогла. А уж ей талантов не занимать. С системой «Маунт Уэзэр», как ты помнишь, она справилась чуть больше чем за полторы недели.       — Тут же есть корабль, нет? Можно улететь на Землю?       — По пути сюда он столкнулся с облаком космического мусора. Гравитация разгоняет обломки до бешеных скоростей, а теплозащита весьма хрупкая для бешено несущихся мелких кусков металла.       — А как вы долетели? — нахмурился я.       — Мы были уже близко к станции. Эта часть геокороны называется ближнекосмическим вакуумом и заполнена очень разряженными газами. Трения нет, нагревания тоже. Поэтому опасности нарушение теплоизоляции не представляло. Изоляционные ячейки пока не успели нормально подлатать. И… Входа в нижние слои атмосферы он не выдержит.       — А если перелететь в другую часть станции?       — Нельзя. Вирус. Больше свободных секторов у нас нет. И для этого нужен главный компьютер.       — Чёрт. Как удобно. Ты не думаешь, что всё это затеял…       — Думаю, — перебила она. — Только об этом я и думаю. Больше некому. Он явно искал слабые места «Ковчега» задолго до того, как мы улетели на Землю. Иначе это не объяснить.       — Что он хочет?       — Не представляю. Должно быть, после гибели сына он совсем поехал крышей, если решился на подобное. Государственная измена — единственное преступление, которое по Протоколу карается смертью.       Я встал, с трудом впихивая руки в тесные рукава комбинезона. По росту он подошёл, но в плечах оказался маловат. Молния едва не зажевала футболку при попытке застегнуть его на груди. Пришлось сдаться на полпути.       — Похоже, наш типичный крой не по тебе, — Кларк улыбнулась, быстро скользя пальцами по неприятно натянутой ткани, впивающейся в кожу. — Ты отрастил на этой своей Земле слишком много мышц. Не подумай, что я жалуюсь… Просто это не совсем по дресс-коду.       — В пустоши ходить — не кнопки тыкать, — хмыкнул я. Взглянул на золотистые нашивки у неё на груди и плечах. На моём комбинезоне таких не было. — А чего это у тебя есть эти штуки, а у меня нет?       — Это значит, что я офицер. Чем больше значков, тем выше должность. У меня один. У тебя ноль. В общем, теперь я твой босс. Привыкай. И веди себя хорошо, кадет. Я — очень строгий начальник, — заулыбалась она.       — Вот как, — я вздохнул притворно печально. — Жаль всех твоих подчинённых. Хорошо, что со мной всё не так.       — Это ещё с чего? — Кларк склонила голову вбок, шутливо вскинув брови.       — Как с чего? У нас же особые отношения, босс. Ну, вот эти, когда он, она, постель и…       — Ты просто ужасен, — не дала закончить мне она, очаровательно смущаясь и изо всех сил стараясь этого не выдать. — Именно поэтому с тебя буду спрашивать больше остальных.       — Вот так вот, значит? А ещё говорила, что любишь.       — Увы! Мне не повезло. Любовь зла.       — Воистину. Всей душой тебе сочувствую.       — Спасибо, — Кларк снова улыбнулась. — Быть такой счастливой почти невыносимо.       Усмехнувшись, я притянул её к себе. Обнял, уткнулся носом в макушку. Ещё на несколько мгновений. Ещё совсем на немного перед возвращением в нашу обычную реальность, до краёв заполненную проблемами и опасностями. Такая нежная. Смелая. Потрясающая. Моя. Точно моя — никуда её не отпущу.       Сигнализация снова пискнула, напоминая о себе. Я вздохнул.       — Кажется, нам пора.       — Да, я… Я рассказывала о нас маме. О моих чувствах. Она в курсе. Но все остальные…       — Я понял. Без проблем.       Для человека, очнувшегося после безнадёжных ранений, полёта на орбиту и клинической смерти, я чувствовал себя на удивление прекрасно. Даже, наверное, лучше, чем до всего этого. Готов был хоть сейчас снова биться или нестись сквозь леса долгие мили. Каждая клеточка резонировала жизненной силой. Голова шла кругом разве что аллегорически — когда я разглядывал великолепно лаконичные в своей технологичности коридоры орбитальной станции. Кларк быстро шла на полшага впереди меня, сосредоточенная и напряжённая. Вовремя подносила свой пропуск ко всем датчикам и иногда останавливалась только на краткий миг для того, чтобы приложить руку к сканеру при переходе между разными блоками. Я едва не сворачивал шею, разглядывая оживающие картинками и сообщениями панели на стене от одного только нашего приближения. Начинал понимать, что чувствовала Кларк, оказавшись на Земле. Смятение. Растерянность. Беспомощность. Без неё я бы потерялся здесь в два счёта. Как можно было вообще тут ориентироваться, когда каждый следующий коридор — полная копия предыдущего? Хотя, наверное, она в своё время то же самое думала про бескрайние леса.       В командном пункте было шумно. Во вместительном зале почти все пространство заполнили экраны, панели и их элементы управления. Небесные расселись группами, по экранам бегали строки текста, на некоторые вывели, похоже, виртуальную схему сектора. Рядом выводилась информация со всевозможных датчиков в реальном времени. На наше появление почти никто не обратил внимания: всех поглотили бесконечный код и нетривиальная задача. Мрачные выражения их лиц не обнадёживали. Периодические тихие переругивания не внушали оптимизм.       Дюжина более взрослых ковчеговцев расположилась в самом центре. Они полукругом обступили сидящего в кресле серьёзного мужчину с редкой проседью в тёмных волосах. Его тёмно-синий комбинезон сразу привлекал внимание своим насыщенным цветом. Семь значков на груди в виде золотистых нашивок. Определённо, Канцлер. Ещё девятеро были в голубой форме, оттенком ближе к цвету неба. Советники? Шесть значков я мог трактовать только так. Двое удостоились только разных оттенков серого, с одним и двумя значками соответственно. Завидев наше приближение, Кейн встал, выровнявшись по-военному строго.       — Офицер Рейес сообщила, что вы пришли в себя. Рад видеть вас в добром здравии, командир Блейк.       — Господин канцлер, — я максимально учтиво качнул головой. Пожал протянутую им руку. — Спешу выразить признательность за спасение моей жизни. Я у вас в долгу.       — Пожалуй, что так. Только не у меня, — он слегка улыбнулся, но эта улыбка не коснулась глаз. Выглядела скорее механической. — А у неё. Знакомьтесь, советница Эбигейл, глава медицинского отделения и ваш лечащий врач, лучший из всех, кого мог предложить «Ковчег».       Кларк тяжело вздохнула, когда её мать сделала шаг вперёд после представления Канцлера. Видимо, прежде вмешиваться в беседу той не позволял Протокол. Теперь же советница смерила меня суровым взглядом, будто пыталась рассмотреть насквозь. Может, я бы поёжился от её цепкого взгляда, но уже удостаивался такого от её дочери сотни раз и даже привык. Теперь он провоцировал только лёгкую усмешку, с какой я встречал всё хорошо знакомое и родное. Нужно было добавить только капельку учтивости и очерования.       — Здравствуйте. Рад знакомству, советница.       — Рада видеть вас в добром здравии, — кивнула та, ничуть не смягчаясь.       — Я очень благодарен вам за всё, что вы сделали, — поспешил уверить её я.       — Без проблем. Надеюсь, моя дочь не пожалеет, что так за вас просила.       — Это была сделка?       — Это было одолжение, — отрезала она так, что стало очевидно: одолжение это было сделано не Кларк, а мне.       — Мама! — недовольно бросила Небесная. — Оставь это. Прошу.       — Командир Блейк, офицер Гриффин уже успела всё вам разъяснить? — встрял в беседу канцлер.       Игнорировать его было бы невежливо, потому я кивнул.       — Я был бы рад, если бы мы смогли обсудить всё в менее напряжённой обстановке.       — Сэр! Извините, сэр, — заголосил один из ребят за компьютерными панелями. — У нас входящий вызов с главного компьютера, господин канцлер!       — Прошу прощения за этот балаган. Мы непременно обстоятельно побеседуем, как только разберёмся с этим. Обязательно разберёмся, — отозвался Кейн и повернулся к большому экрану в дальней части комнаты. — Выводите видео на главную панель, офицер Мёрфи.       Несколько секунд та горела чёрным, а затем ожила. На экране появился мужчина с аккуратно подстриженной бородой в костюме советника — таком же ярко-голубом, как у Эбигейл и ещё восьмерых. Расположив локти на подлокотниках кресла, он сложил пальцы домиком, взирая на канцлера и всю его свиту со мстительным превосходством. Голова едва не закружилась от внезапного чувства дежавю. Уэллс был почти копией отца.       — Так и думал, что увижу именно тебя, Телониус. Как ты смеешь марать собой почётную форму советника? Ты достоин только тюремной робы.       — В твоём голосе звучит отчаяние приговорённого к скорой смерти, Маркус, — мстительно усмехнулся тот.       — Маркус? Так это личное? — сощурился канцлер, поморщившись от фамильярного обращения. — Тогда к чему впутывать в это всех остальных? Давай разберёмся один на один.       — Я бы рад, но ваша карантинная зона не оставляет альтернатив.       — Чего ты хочешь?       — Чтобы ты и твои верные советники за всё ответили, разумеется.       — За Уэллса?       — Не смей впутывать его, Маркус. Даже имя его не смей произносить! — голос советника заклокотал от гнева.       — А зачем тогда впутывать в это офицеров и кадетов? Они только вернулись с Земли и ничего плохого тебе не сделали. Твой сын погиб ради них. Неужели хочешь, чтобы его жертва была напрасной?       Советник скривился, будто разочаровался предсказуемостью выпада.       — Разве я сказал, что хочу их убить? Это вас, коллеги, уже ничего не спасёт. Вы жили по Протоколу. Вы делали ради него страшные вещи и охотно бы целовали поступь проклятого канцлера, будь это вписано в один из пунктов. И только из-за вас я всё это затеял.       — Думаешь, наша смерть что-то изменит? — Кейн сурово прищурился. — Протокол был до нас. Протокол останется и после.       — В Совет придут новые люди. С новыми идеями. Готовые к реформам, которых вы боитесь, как огня.       — А как быть с нашим гостем? Мы вернулись только для того, чтобы спасти ему жизнь, Телониус. Только для этого. Он невероятно важная фигура там, внизу, и покинуть карантин без последствий он не может. Твой маленький акт терроризма — ладно. Мы просто винтики этой огромной системы. Но неужели ты готов лишить всех здесь шанса на лучшие условия на Земле? Добиться этого можно только благодаря ему.       — Как ты верно заметил, Маркус, люди уходят, а общества остаются. Новые договоры — вопрос только времени и количества приложенных усилий. А эти дикари заслуживают только самого худшего. Скольких из наших кадетов и офицеров они прикончили? А вы спасаете их. Идиоты.       — Если бы вы удосужились предупредить нас, что в бункере остались выжившие, всё было бы совсем не так! — вдруг воскликнула Кларк, одаривая Советника испепеляющим взглядом. — Вы ничерта не знаете, а уже выносите приговоры. Люди Беллами не убили, не покалечили ни одного из нас. Многие из них защищали Уэллса ценой своей жизни!       — Офицер Гриффин! — строго бросил канцлер. — Не лезьте не в своё дело или ждите за дверью.       — Простите меня, господин канцлер, — сквозь зубы процедила она.       — Всё такая же лицемерно послушная, а, Кларк? — сморщился в отвращении мерзкий шантажист. — Тогда давай проверим твою преданность Протоколу на прочность в деле. Я уже успел ознакомиться с вашими исследованиями в бортовом журнале лаборатории. Как оказалось, всем чернокровым карантин уже не нужен. Вы безопасны для населения станции. И я не хочу, чтобы жертва моего сына была напрасной. Он пал героем. Поэтому я готов позволить вам, кадеты и офицеры первой экспедиции, перейти в десятый сектор через буферную зону.       — Но? — тут же почуял подвох Кейн.       — Но Эбби придётся выполнить моё условие. Ради всех детей здесь.       — Условие?       — Она должна рассказать всё. Всю правду, лживая ты сука!       — Что? — не понял канцлер. — Какую правду?       — Она знает. Прекрасно знает, мать её! А я жду. С нетерпением, — зло выплюнул Телониус. — Или ты готова пожертвовать жизнью невиновных ради своей тайны? А? Будешь говорить? Убьёшь невиновных своей трусостью? Убьёшь свою дочь?       Кларк стала белее мела. Пыталась скрывать дрожь, но получалось у неё плохо. У меня и у самого будто пол ушёл из-под ног, ведь я уже тоже прекрасно знал, что именно жаждал услышать ублюдок. Было неясно, какая участь хуже: сгинуть тут всем вместе жертвами противопожарных алгоритмов Протокола или отпустить Кларк и остальных Небесных к этому чокнутому террористу. С него станется потом сполна истребовать с них долг за гибель сына. Убивать для этого совсем не обязательно. Подчас жизнь бывает хуже смерти.       — Эбигейл, что несёт этот сумасшедший? У тебя есть хоть малейшее понимание? — Кейн взглянул на советницу, нахмурив брови. Её лицо напоминало застывшую восковую маску и пугало своей безжизненной отстранённостью. Но глаза, такие же ярко-голубые, как у Кларк, пылали не то обречённостью, не то ужасом, пока она не прикрыла их, собираясь с духом.       — Вижу, вы пытаетесь пробиться к главному компьютеру, — насмешливо продолжал Джаха. — Пошли в активную атаку, пока я тут с вами болтаю. Ха! Неплохо, но не думаете же вы самом деле, что я работаю в одиночку? Уязвимость в вашей идеальной системе нашёл совсем не я. И не я один сейчас всё это организовал. Теперь в моей полной власти только кнопка — та самая, которая оставит весь одиннадцатый сектор без кислорода. Уверены, что хотите испытывать моё терпение? Ты уверена, Эбби? Там сейчас твоя дочь. И каждая секунда промедления все сильнее приближает её смерть.       — И где гарантии? Где гарантии, что ты их впустишь? — спросила советница.       — А почему не должен? Моя месть их не касается. Эти несчастные дети ни в чём передо мной не провинились. Они такие же жертвы, как и я. Как мой сын. Как и все.       — Зачем тебе это, Телониус? Что изменит эта правда, если мы все сейчас умрём?       — Я получу удовольствие. Потому что ты предала всех не меньше моего, а свалила всё только на меня. Я хочу, чтобы все поняли, что ты представляешь из себя перед смертью. Хочу, чтобы ты исповедалась перед тем, как сдохнешь.       — Мама, — в голосе Кларк зазвучало столько боли и отчаяния, что я почти содрогнулся. Даже не мог коснуться её, не мог утешить. — Не надо. Не подыгрывай ему.       — Но если ты действительно можешь спасти их, Эбигейл, то настоятельно рекомендую тебе это сделать, — мрачно заметил канцлер.       Кларк вздрогнула и сжала кулаки, когда советница вздохнула. Она страшилась неизбежного. Бесилась от бессилия. Глаза её заблестели, пока она лихорадочно смотрела то на Кейна, то на мать.       — Хотите правду? Хорошо. Ладно, — Эбигейл тяжело вздохнула ещё раз. — Я всё знала. Я какое-то время работала вместе с Телониусом и скрывала от Совета наше общение с президентом Данте Уоллесом. Советник Джаха попросил его об особом отношении к своему сыну и Кларк. Всё потому что Уэллс был к ней неравнодушен. Этим он поставил их обоих под удар и сделал из них идеальный инструмент шантажа. Я боялась, что их просто убьют первыми, если что-то из планов президента сорвётся. Поэтому молчала. Знала, что господин канцлер не будет брать в расчёт сопутствующий ущерб и вполне допустит гибель наших детей, если так будет нужно. Вот она, правда.       Слова давались ей тяжело, но она произносила их с непоколебимым достоинством. Не мямлила, не заикалась, не пыталась юлить и врать, не оправдывалась и не лгала. Я знал её не больше часа, но уже зауважал и чётко видел, от кого у Кларк эта благородная внутренняя сила. У кого она научилась смотреть на трудности с горделивым спокойствием и величием. Советники уставились на Эбигейл в немом изумлении, кто-то сдавленно ахнул, Канцлер и вовсе потерял дар речи. Нахмурился так сильно, что морщины располосовали его лицо глубокими складками.       — Как это возможно? Были же записи! Тебя на них не было! Что за чертовщина? — взорвался негодованием кто-то из советников.       — Какого чёрта?!       — Как давно ты знала?!       — Я поймала Телониуса за беседой с президентом Уоллесом уже после отлёта экспедиции, так что весь заговор придумала не я. Я стала его невольной участницей, что меня не оправдывает, но несколько реабилитирует. Я ничем не навредила нашему делу. Только молчала. Ну что, ты доволен, советник Джаха? Тогда выполняй свою часть сделки.       — Этого могло быть достаточно, чтобы всех нас угробить!       — Это предательство!       — О-о-о! Вы уже её ненавидите! Я рад, что вы меня понимаете, — довольно ответил Телониус, наслаждаясь произведённым эффектом. — Ладно. Все офицеры и кадеты земной экспедиции могут пройти в буферную зону. Вам разрешён переход в десятый сектор. Всем, кроме Кларк Гриффин.       — Что? — опешила советница. — При чём тут Кларк?       — Не прикидывайся идиоткой, Эбби. К прибытию канцлера записи с твоим участием уже явно заботливо потёрли. Иначе бы ты сидела сейчас рядом со мной или уже болталась бы в космосе. Думаешь, я не догадался, кто об этом позаботился? Определённо твоя дочурка. Такая же лживая сука, как и ты. Кто же ещё? Уэллс всю жизнь любил её и делал для неё всё. А она отдала меня на растерзание проклятому канцлеру, даже не подумав, что сказал бы об этом мой сын. А про тебя так предусмотрительно умолчала. Очень удобно! Ведь я такое же мясо, как и мой сын, да? Просто козёл отпущения. Жертва, которой можно прикрыться. Сопутствующий ущерб!       — Ты обещал! Обещал! Обещал выпустить их всех, чёртов ты ублюдок!       — Я и выпущу. Только твоя предательница-дочка сдохнет вместе с тобой. Попытаешься пропихнуть её со всеми — я просто всех убью. Ясно?       Наверное, ещё никогда я не был так близок к тому, чтобы потерять самообладание. Я не имел ни малейшего права лезть в эти космические разборки, но это… Что эти двое вообще знали о любви? Что тот, кто не ответил взаимностью, должен был умереть в муках? Что теперь из-за их невыносимых страданий платить должен был весь остальной мир?       Канцлер прокашлялся. Обвёл взглядом Небесных.       — Отправляйтесь в буферную зону. Все, кроме офицера Гриффин. Сейчас же.       — Но, господин канцлер… — начал кто-то.       — Никаких «но», кадет. Делайте, как говорит Телониус. Идите! Со всем остальным разберёмся позже.       Небесные озадаченно переглядывались. С сожалением смотрели на Кларк, застывшую подле матери. Взволнованно перетаптывались с ноги на ногу или ёрзали на своих местах. Никто не решался пойти первым. Я перебирал в голове варианты, что могу предложить чокнутому советнику в обмен на жизнь Кларк, но ничего не приходило в голову. Это злило до крайности.       — Знаете, а мне не нужны ваши подачки, — вдруг гневно возразил Монти. Впервые я слышал у него этот резкий решительный тон. — Я собирал землянам оружие и дронов вместо того, чтобы сразу бежать и сообщать вам о наших успехах, как предписано Протоколом. Я выбрал своей семьёй девушку, одну из нас. Я готов к реформам, если так будет лучше для всех. Но здесь моя мама, Ханна Грин. Она всю жизнь посвятила аграрному отделению. Всю жизнь заботилась о том, чтобы таким, как вы, было что попить и поесть. Прошла путь от младшего техника до советницы. Никому не делала зла. И вы предлагаете мне оставить её умирать? Вы собираетесь убить её и думаете, что я вам этого не вспомню? Думаете, я войду туда к вам — и что будет? Я сразу признаю вашу власть как канцлера? Или что вы хотите? Как насчёт нашего сопутствующего ущерба?       — Моя боль толкнула меня на решительные действия. Когда вы научитесь жить со своей, она станет вашей силой, — фанатично парировал Джаха.       — Не похоже, что вы так легко приняли смерть Уэллса, как советуете Монти, — процедила Рэйвен. — Лицемерие и предательство просто в крови у вашей проклятой семейки.       — Что ты сказала?! — от прежней нарочито расслабленной позы советника не осталось и следа. Он склонился поближе к экрану, чтобы рассмотреть рискнувшую дерзить ему девушку. Рэйвен встала и подошла к панели, смело выдерживая уничтожающий взгляд Телониуса.       — Офицер Рейес, давайте мы не будем переходить границы, — подчёркнуто вежливые слова канцлера только сильнее подчеркивали ледяной тон, которым они были произнесены, полный скрытой угрозы.       — Простите меня, господин канцлер, но неужели бывший советник Джаха не имеет право знать, что сотворил с нами его сын?       — Замолчите, офицер Рейес.       — Замолчать? Я только начала! Потому что, похоже, Джаха не знает всей правды. Знаете, в чём она? В том, что из-за Уэллса мы прошли сквозь такой ад, что даже краткие рассказы о нём бросят вас в холодный пот. Потому что он оказался достаточно слаб и туп, чтобы выболтать врагу, кто мы такие, как нас создали и зачем прислали. Промолчи он ещё хоть несколько дней — в лагерь уже вернулась бы Кларк. Мы могли бы попросить помощи у дружественных нам землян. Но вместо этого из девушек пытались сделать чёртовы инкубаторы, а из парней… Мне в самом деле нужно объяснять?       — Рейес! — прорычал канцлер, но Рэйвен его будто не слышала.       — А знаете, сколько времени нужно, чтобы собрать себя после такого по кускам? Вот и я не знаю! Я до сих пор не смогла. Никто не смог. Мы теперь навсегда сломанные! Так что простите, что ненавижу вашего жалкого отпрыска. Простите, что не прониклась пиететом к вашим нечеловеческим страданиям. Мы видели дерьмо похлеще ваших терзаний о вселенской несправедливости Протокола. И знаете, что я думаю о вашей сраной революции? Что хочу оторвать вам ваши проклятые руки, которыми вы осмелились всем нам угрожать.       — Офицер! Довольно! — Но она вновь не обратила на Кейна ни малейшего внимания.       — Так вот, одну вашу руку я хочу засунуть вам в задницу, чтобы вы поняли, что такое изнасилование. А вторую — в глотку поглубже, чтобы не орали на весь «Ковчег» от безграничной жалости к себе. Может, тогда вы наконец-то поймёте, настолько сильно меня всё это достало. Мои родители — простые сотрудники аграрного отделения, и меня не воспитывал советник. Мне плевать на Протокол, он для меня неизбежное зло, и к нему я пиетета тоже не испытываю. Но я лучше сдохну, чем признаю за вами хоть какое-то право решать за меня, за Кларк или за кого бы то ни было ещё. Вы его не заслужили. Катитесь к чёрту. Ваш сынок уже заждался вас в аду в котле для предателей, которые угробили кучу людей из-за собственной мелочной тупости.       Она не ждала ответа. Горделиво вздёрнула подбородок и прошагала прямиком к нам. Встала рядом с канцлером и сложила руки на груди, выжидательно глядя на Небесных, пока все пытались снова обрести дар речи. Монти первым подошёл и остановился рядом с Рейес. К нему подошла Харпер и взяла его за руку. Ещё семеро Небесных присоединились к своеобразному бунту — отказались играть по навязанным правилам, принимая свою судьбу. Все из них заняли места подле советников — своих родителей. Те уже в чём-то настойчиво убеждали воспитанников, пока канцлер хмурился всё сильнее.       Телониус засмеялся. Звук его безумного смеха эхом отражался от стен коммуникационного пункта.       — Браво! Нет, в самом деле, речь весьма страстная и убедительная. Но как же жаль, что вы искренне верите во всю эту чушь. Кричите, что не цените Протокол, но остаётесь умирать за него подле советников. Но вы, конечно, можете умирать за что пожелаете. Я не стану мешать. Только не пойму, какого чёрта к личным неудачам приплетать моего сына? Его гибели вам было недостаточно?!       — Просто он был такой же, как и вы. Сломался и наворотил дел, как только запахло жаренным.       — Ещё одно слово — и я попрошу советников вывести вас отсюда, — сквозь зубы процедил канцлер, зло глядя на Рейес. Она только гордо вскинула голову ему в ответ.       Повисшее тягостное молчание тянулось несколько долгих секунд. Джаха насмешливо осмотрел оставшихся Небесных.       — Это что, больше нет желающих высказаться? Никто не смеет перечить канцлеру? Неужели вы все также слепо преданы калечащей вас системе?       — Вовсе нет, — подал голос Джон. — Я хочу жить. А всё остальное — это уже вопрос второстепенный. Атом? Миллер?       — Мы с тобой, офицер Мёрфи, — почти хором отозвались парни.       — Я тоже жить хочу, — заголосил кто-то.       — Согласен, — раздалось эхом.       — И почему я не удивлена? — с мрачной иронией усмехнулась Рэйвен. — Ты, Мёрфи, меняешь сторону быстрее, чем тебе её предлагают. Всегда.       — В отличие от тебя, у меня есть природное чутьё. Я всегда выбираю правильную сторону, — Джон деловито сложил руки на груди. — Посмотри на себя. Сколько тебе осталось жить? Пару часов? Меньше? А по ту сторону буферной зоны — будущее. И я определённо хочу быть его частью.       — Какое у тебя будущее? Смешно.       — То, в котором не будет тебя. То есть — замечательное!       — Лучше уже смерть, чем терпеть тебя по соседству.       — Хорошо тебе сдохнуть, Рейес.       — Встретимся в аду, Мёрфи.       — Давайте быстрее, — рявкнул Телониус. — Моё терпение не резиновое.       — Простите. Уже идём, сэр, — отозвался Джон и первым покинул командный пункт.       За ним вереницей потянулись остальные Небесные, которые не решились примкнуть к маленькому бунту Рэйвен. Я по-прежнему пытался лихорадочно выдумать хоть какой-то план, но всё было бесполезно. Я понятия не имел, как всё здесь работает, на что способны или не способны эти их компьютеры и системы. Только сердце бешеным пульсом билось не то в висках, не то в горле, пока разум не захлёстывало паникой. Здесь я был бессилен. Все мы. Кларк дрожала в объятиях матери, будто лист на ветру. Отворачивалась от каждого извиняющегося взгляда кадетов, которые исполняли приказ канцлера. Кейн не отрывал взгляда от экрана с самодовольным лицом советника. Остальные молчали, погрузившись в смиренное отчаяние.       — Ну, что же, — улыбнулся Телониус, когда все желающие уйти покинули зал. — Думаю, на этом будем с вами прощаться, коллеги. Можете делать что хотите — я не против. Но к буферной зоне не приближайтесь. Сбежать не пытайтесь. Я всё увижу. Сами знаете, чем это закончится. Как удачно выразился офицер Мёрфи, хорошо вам сдохнуть. Эбби. Кларк. Счастливо вам оставаться!       Экран с лицом Джахи потух. Ещё несколько мгновений все всматривались в черноту панели. Канцлер оставался спокойным — даже не позволил себе ни одного ругательного словечка в адрес своего потенциального убийцы, хотя тот заслужил все до единого. Я кипел негодованием — а он равнодушно взирал на всех оставшихся, никак не выдавая своих чувств ни по поводу ситуации, ни по поводу признания советницы Эбигейл. Истинное воплощение Протокола: рациональность, строгость, дисциплина, чёткая приоритетность. Никаких эмоциональных порывов. Ничего человеческого.       — Это было красиво и благородно, но очень безрассудно. Вам не обязательно было оставаться здесь, — сказал я. Рэйвен шумно выдохнула и сложила руки на груди. Затем обернулась, взглянув на меня с лёгкой усмешкой. Внезапно я начал понимать: — Или так было задумано?       — Думаете, этот дебил бы поверил, что мы все так быстро решили предать советников и канцлера без лишних сомнений? Запер бы сразу куда-то. Пришлось разыграть этот маленький спектакль и рискнуть собой. Теперь осталось ждать, что они про нас тут не забудут. Доверить свою жизнь Джону Мёрфи — да я не делала в жизни ещё ничего более чокнутого.       — Вы договорились, пока мы говорили с Джахой? — сообразила Кларк.       — Ага. И, по-моему, Мёрфи даже играть не пришлось. Он просто был самим собой.       — И хорошо подольстился к предателю на контрасте с вашими крайне дерзкими и грубыми заявлениями. Отличная работа, офицер Рейес, — одобрительно кивнул Кейн.       — Это было нетрудно. Мне тоже не нужно было ничего играть. Я сказала, что думаю.       — Полагаю, у нас есть ещё минут двадцать-тридцать до того, как они покинут сектор. Потом будет ещё минут двадцать до потери сознания от недостатка кислорода. Ваши предложения, коллеги?       — У нас есть корабль, — быстро проговорил Монти. — Даже если шлюз к нему заблокирован, его всегда можно открыть механически. Я думаю, там может хватить воздуха на несколько часов.       — В ремонтном шлюзе есть скафандры для починки станции, в них тоже должен быть кислород, — подхватила его мысль Харпер. — Их тоже можно взять на всякий случай.       — Тогда давайте выдвигаться. Времени у нас не так много.       Кейн встал, и вслед за ним все тут же вытянулись по стойке смирно. Невероятно слаженно и чётко. Любой командир бы позавидовал. Впереди пошёл канцлер. За ним — советники. Дальше полагалось идти офицерам. Кларк почти мимолётно коснулась моих пальцев, взяла за руку, повела за собой. Почти сразу убрала свою ладонь, всё ещё отчего-то страшась, что кто-то сейчас обернётся.       — Прости. Прости, что притащила тебя сюда, — проговорила тихим отчаянным шёпотом. — Дура. Какая же я дура…       — Ты совсем уже плохая? — я почти разозлился. — Ты не могла знать. В чём ты себя винишь?       — Всё не должно было быть так.       — Не думай об этом. Лучше скажи, что с вами будет, если у Мёрфи что-то получится.       — Не знаю. Я не знаю, — солгала она. Точно солгала, потому что не могла не знать. — Должно быть расследование. Суд должен решить, в чём именно мы виновны.       — А если предположить?       — Предательство принципов Протокола, — голос Кларк дрогнул. — Государственная измена.       Разумеется. Иначе и быть не могло. На что-то меньшее по этим чёртовым правилам я и не рассчитывал. Но будь я проклят, если сдамся просто так.       — Не бойся. Канцлер ничерта от меня не получит, пока не выдаст мне вас в качестве залога нашего грядущего сотрудничества.       — Он не согласится.       — А на обратное не соглашусь я. Без тебя я отсюда не улечу.       Она уже возмущённо нахмурилась, но не успела возразить — наша делегация резко остановилась.       — Времени в обрез, поэтому мы с вами вынужденно разделимся, — объявил канцлер. — Советница Грин, ведите офицеров и кадетов в корабль.       — А вы, сэр?       — Мы идём в ремонтный шлюз за скафандрами. Погрузим их на транспортную ленту и тут же вернёмся к вам. Командир Блейк, нам бы пригодилась ваша помощь в погрузке.       — Разумеется, — кратко кивнул я.       Кларк взглянула на меня в панике. А я, видя холодную беспристрастность Кейна, поверил, что все его указания продиктованы лишь холодным расчётом. Будь это не так, он бы оставил на погибель без суда и следствия как минимум советницу-заговорщицу. Но Эбигейл стояла прямо здесь. Так что спорить с ним я не видел ни капли смысла.       — Господин канцлер, но…       — Никаких возражений, офицер Гриффин, на споры нет времени.       Под строгим взором советницы Грин Кларк пришлось подчиниться. Мы разошлись в разные стороны где-то посреди запутанного лабиринта коридоров, и теперь со мной не осталось никого из Небесных. Быстрый шаг советников можно было назвать таковым только с большой натяжкой — я бы легко обогнал их, даже не переходя на бег — но вырываться вперёд не было смысла. Я всё равно не знал, куда идти. Мать Кларк слегка замедлила ход, отставая от своих коллег после быстрой беседы с Кейном, и спустя несколько шагов поравнялась со мной в хвосте процессии.       — Вы же понимаете, что мы собираемся делать? — спросила она.       — Грузить скафандры на некую транспортную ленту? — недоумённо переспросил я.       — Нет. Не прямо сейчас. Тогда, когда вернёмся в стыковочный шлюз.       — Я здесь, можно сказать, новичок, так что простите. Не слишком.       — Канцлер не просто так разделил нас. Спасение членов земной экспедиции — его приоритет, поскольку они не способны заразить население станции. В отличие от нас. Так что скафандров будет ровно четырнадцать и ни одним больше. На нас всех, кроме них. Если собрать запасы кислорода из остальных, то в каждом воздуха хватит часов на восемь-десять. — В ответ на мой недоумённый взгляд советница едва заметно усмехнулась: — Видите ли, шансы на успех спасательной операции ненулевые. И при этом всё равно слишком далеки от ста процентов. Сколько ещё человек замешано в побеге Телониуса и взломе главного компьютера — неизвестно. Как быстро его устранят — тоже. Сколько человек поддержат этот бунт — невозможно даже предположить. Мы все это понимаем.       — И что вы предлагаете?       — Отправить их в корабле. Одних. Мы останемся ждать помощи здесь.       — Отправить — куда? Кларк говорила, что до Земли он не долетит.       — Корабль сделает несколько витков по орбите, по полтора часа каждый, и пристыкуется к шлюзу другого сектора. К этому времени мы будем либо спасены, либо умрём. Телониус будет либо обезврежен, либо удовлетворён своей вендеттой, так что вряд ли решится на убийство детей, виновных лишь в громких словах и безрассудных поступках.       — Они ни за что не согласятся на это, — покачал головой я.       — Именно поэтому кораблём будет управлять автопилот. Он справится с этим даже если все пассажиры будут мирно спать на своих местах.       — Что? Вы… Она вам этого не простит.       — Или вам, — снова усмехнулась советница. — Потому что вам тоже придётся остаться.       — Это безумие, — пробормотал я, растерянно глядя на неё.       — Я знаю. Но иного способа гарантировать их — и её — безопасность нет. Во всех остальных раскладах у нас либо рано или поздно закончится кислород, либо мы рискнём заразить десять тысяч человек смертельным вирусом, вакцину от которого необходимо вколоть не позднее нескольких дней с момента инфицирования. Такого количества вакцины попросту нет. Изготовить так быстро не выйдет. Всем ясно, что это не вариант.       — Что, если у Мёрфи и верных канцлеру людей всё же что-то получится?       — Тогда всё закончится даже лучше, что мы предполагали. Разве это не замечательно? — она улыбнулась, но я не торопился разделять её оптимизм. Только напряжённо молчал. — Я понимаю ваши сомнения. Снова умирать вам не хочется, да и в корабле воздуха на сутки, а это вдвое больше, чем…       — Ничего вы не понимаете, — отрезал я. — Меня волнует совсем не моя участь. Если это сработает — я готов. Я только хочу быть уверен, что она будет в порядке.       Советница бросила на меня резкий взгляд, значение которого я до конца так и не понял. Будто подозревала блеф в такой внезапной готовности пожертвовать собой. Словно и не знала, что благодаря Кларк мой Клан уцелел в этой неравной битве. Что у нас такие долги не принято оставлять неоплаченными. Не говоря уже о том, что я не собирался просто смотреть, как любимая умирает у меня на руках.       — Я и сама хочу быть в этом уверена, — побормотала она в ответ. — Но вы же понимаете?..       Этот долбанный мир не собирался позволять нам даже просто быть рядом друг с другом, стоило только осознать, что именно этого нам хотелось больше всего на свете. Судьбе нравилось насмехаться над моими самонадеянными планами. От подступившей горечи трудно было выдавить хоть слово.       Я понимал всё слишком хорошо.