Sugar, we're goin' down swinging

Через несколько недель Лухан замечает, что всегда вымотан, когда возвращается домой после работы в магазине; что он обычно пропускает свои упражнения по переводу и сразу приступает к чтению манги, которую ему доставляют по почте. И это помогает ему бороться с нарастающим беспокойством, которое возникает, когда он думает о том, как усердно учится Тао и насколько абсурдны нагрузки Сюмина. «Мне не нужно сильно напрягаться, если я умный», - решает он, ерзая под одеялом, - «Все просто решится само собой». Но семестр набирает обороты, а его расписание становится все более напряженным. К тому же, с окончанием зимы все так и норовят устраивать свадьбы, так что середина марта заполнена долгими рабочими днями и бесконечным количеством счетов, которые нужно записать. В один из вечеров Сехун просит его остаться после одиннадцати, и со временем эти часы начинают забирать существенную часть его концентрации. Особенно в сегодняшний вечер, последний в череде бессонных ночей, Лухан чувствует, как его глаза норовят закрыться больше, чем один раз, и он вынужден бороться с соблазном отключиться прямо здесь и сейчас и залить слюной тяжелые стальные кольца на бухгалтерских книгах. Он пытается игнорировать неприятное чувство где-то глубоко в мозгу, которое напоминает ему, что за эту неделю он ни разу не делал домашнюю работу. Стук в дверь вырывает его из раздумий, он поднимает голову и видит сочувственно улыбающегося Сехуна. «Кофе?» «Конечно», - Лухан встает и протирает глаза, пытаясь прогнать усталость, и легонько бьет себя по щекам. « Сейчас я схожу и…» «Не надо, все в порядке», - Сехун протягивает ему кружку, - «Я сделаю еще одну для себя». Лухан протягивает руку к чашке, и каким-то образом их пальцы соприкасаются, и искорка пробегает по краю его сознания. Сехун отдергивает пальцы назад, Лухан делает то же самое, а кружка падает на пол, горячий кофе разливается Лухану на лодыжки, и осколки фарфора отскакивают от пола. «Черт, - шипит Лухан, приседая на корточки и пытаясь пальцем остановить кровь, выступающую из тонкого расползающегося пореза на его коже, - «Мне жаль..» Кажется, Сехун в ужасе. «Лухан, я…» «Я знаю, все в порядке». Но Сехуна это не успокаивает. Он нагибается, садится на колени, а его пальцы обхватывают щиколотку парня. Лухан дрожит. С такого расстояния он может чувствовать запах шампуня, которым пользуется Сехун. «Давай я сделаю тебе компресс» - бормочет Сехун. «Не надо, все хорошо». «Ничего не хорошо. Так все может опухнуть». Лухан пытается не запищать и не скулить. Но у него не очень-то это получается, а все из-за Сехуна, пальцев Сехуна, рук Сехуна; и еще Сехун чрезвычайно привлекательный индивид, а таким чрезвычайно привлекательным индивидам, и вероятно, натуралам, нельзя позволять вот так разделываться с брюками своего сотрудника, который ну вот ни разу не натурал. Ко всему прочему, Лухан слишком чувствителен к прикосновениям. Лухан не уверен, ответил он да или нет, но после этого Сехун прекращает его трогать (на заметку, это отлично, потому что живот Лухана тут же перестает истерить), но затем он поднимает свои глаза, темные и печальные, и Лухан совершает одну глупость, а именно наклоняется к нему, чтобы... А Сехун, что ж, Сехун в этот момент встает и случайно ударяет его коленом по лицу. «О господи!» - кричит Лухан, хватаясь за свое лицо, - «Кажется, ты сломал мне нос!» *** Как оказалось, нос Лухана действительно был сломан. Но его не нужно ломать еще раз, что доктор считает прекрасной новостью, но Лухан считает это полной чушью, потому что какого черта боль стала причисляться к хорошим новостям? Сехун предлагает купить ему мороженое. «Я не ребенок, - говорит Лу, - и никакое мороженое не заставит меня почувствовать себя лучше». «Даже шоколадное?» Лухан задумывается над этим. «Мятное, с двойным шоколадом. Пожалуйста~» Сехун хлопает его по лбу, они поворачивают за угол и заходят в Haagen-Dazs. Там Сехун оплачивает счет смятой пятидолларовой купюрой, а Лухан чувствует, как его щеки полыхают, и его сердце болит. Интересно, неужели это то самое чувство, которое люди называют трагичной безответной любовью? Сехун просит мороженое в рожке с ложкой и покупает бутылку спрайта. Когда он ставит его на стол, Лухан тут же бросается на него. Единственное, что его беспокоит, это то, как Сехун узнал, что он ест мороженное именно таким способом. Лухан с точностью может сказать, что упоминал об этом лишь один раз, но ведь Сехун никогда не помнит таких мелочей, он не в хороших отношениях с цифрами и датами, и именно поэтому возня со счетами была доверена Лухану. Не то чтобы Сехун не умный, его просто увлекают другие вещи. Он мыслит широко. Его мысли в постоянном движении. Возможно, решающим фактором к тому, что он бросил школу, послужила невозможность совмещать уроки с работой в магазине. Лухан понимает это, но сам он может написать критическое эссе в три тысячи слов на книгу, которую никогда не читал, за два часа до срока сдачи, так что считает, что это было бы вполне выполнимо. Но скорее всего, это просто не подходит Сехуну. И не то что бы Сехун был недалеким, да, он мало читает, но ему очень нравится слушать рассказы о студенческой жизни. Он откидывается на спинку скамейки, на которой они зачастую сидят после работы, которая находится в трех кварталах от магазина, и с которой открывается вид на парк, и слушает, как Лухан говорит, говорит и говорит. И Лухан не может понять, почему. Большинство находит римские и греческие тексты очень скучными. «Ты выглядишь таким воодушевленным, когда говоришь об Овидии» - отвечает Сехун, когда тот спрашивает его. Лухан решает не упоминать, что читал только лишь краткое содержание Тристии. «Да, это круто». Они сидят в Haagen-Dazs, пока Лухан ест. Сехун просит дать ему откусить и прислоняется к Лухану, когда он отказывает ему. А в животе Лухана что-то обрывается, потому что Сехун тяжелый, такой теплый и надежный, а остатки от разрушенных надежд собираются комом разочарования в его горле, и как бы сильно он не пытался сглотнуть его, он отказывался рассеиваться. *** К счастью, Лухану не нужно выходить на работу вплоть до следующей недели. Он приходит на занятия в пятницу, с опущенной головой, сжимая пальцами виски, и буквально бросает свое тело на стул. «У меня проблема, - скулит он, обращаясь к своему соседу, - Помоги». «Почему бы тебе не поговорить с Цзытао? Разве не он твой друг?» «Сюмин, - говорит он, опуская голову на парту, - у меня проблема эмоционального характера. А о таком я не могу говорить с Тао. Он просто скажет мне, что я читаю неправильные книжки. Что я должен читать философию. Или сделать свою домашку. Или что-то в этом роде». «Окей, - говорит его сосед по парте, - но ты же в курсе, что меня зовут Минсок, правда? Мы друзья уже в течение четырех лет». Лухан легонько треплет его за локоть, все еще с опущенной головой. «Но Сюмин звучит милее». «Я не думаю, что хочу впредь отвечать на твои вопросы», - говорит Сюмин печально, отодвигаясь дальше, - «Я лучше подожду до тех пор, пока ты не запомнишь мое имя». *** Как и ожидалось, Тао и слышать не хотел о проблемах в отношениях. «У нас промежуточная аттестация на следующей неделе» - говорит Тао, - «Я не могу думать о чьих-либо чувствах. Все мои мысли заняты Цицероном». «Ах да, зачеты». Цзытао кивает и отворачивается, снова утыкаясь носом в пыльный том, который он взял в библиотеке, вместо того, чтобы купить личный экземпляр, а Лухан вспоминает, что его собственный нос болит, и что--- Подождите. Зачеты. «О боже мой, - говорит Лухан, - я в полной жопе». «Тебе надо бросить эту работу в магазине, - отвечает Тао, - Она разрушает твою учебу». Лухан щурится. «Ты имеешь в виду мою жизнь?» «Одно и то же, если честно. Серьезно, ты едва сводишь концы с концами». Это не его вина в том, что манга настолько затягивает, думает Лухан расстроено. Или что Цзытао гениальный переводчик. Или что Сехун завален работой в магазине его родителей и ему так часто нужна помощь. «Что ты будешь делать, если провалишься, Лухан?» Лухан лишь бьет кулаком по стулу. *** Сехун не очень-то сочувствует ему. «Все не может быть настолько плохо, - говорит он, поливая новую партию маргариток, - В любом случае, у тебя есть целые выходные, чтобы позаниматься. Ты же очень хорошо справляешься с этим». Лухан не удостаивает этот комментарий ответом. Кажется, Сехун воспринимает такие вещи как университет и учебу в целом слишком несерьезно. К тому же, очевидно, что Сехун не берет в расчет то опустошение, которое наносит ощутимые разрушения нервной системе Лухана. Ну как он может сосредоточиться на поэзии изгнанников, когда он может провести это время, вычисляя под каким углом опускаются ресницы Сехуна, когда тот закрывает глаза? Или уровень производимого шума в децибелах, который вырывается из его горла, когда он чем-то удивлен? На самом деле, это очень странно, Лухан понимает для себя. Действительно, совсем чуть-чуть слишком странно. Ему реально стоит прекратить влюбляться в своего работодателя и уделить внимание урокам. Лухан не может позволить себе получить очередную партию троек. Суровая реальность вгоняет в депрессию. «Сколько мне еще нужно работать здесь? Уже прошел целый месяц». «Я..ээ..Я не помню. Могу проверить». На улице идет дождь, слышен мягкий шум от дождевых капель, ударяющихся о теплый асфальт. Город шумит и грохочет под ногами Лухана. Он думает о заголовках в его манге, о части, где девушка признается парню, которого всегда любила, и они разделяют прекрасный поцелуй под деревом сакуры, окрашивающим весь мир вокруг них цветом розовых лепестков. На самом деле, он не хочет увольняться. Он хочет получить что-то из всего этого. Он хочет… Дождь за окном действительно сильный. Лухан встает на ноги и думает, что у него нет причин, чтобы не сделать этого. Если все закончится ужасно, он сможет притвориться, что этого никогда не было, будет вновь проводить длинные вечера в библиотеке с Тао, вместо того, чтобы дожидаться, пока Сехун закроет магазин, и пойти в совершенно противоположном направлении, но все равно провести лишние мгновения в его компании. Он устал от бесконечного давления чувств и смятения, от ожогов, которые остаются от прикосновения пальцев Сехуна. От разочарования из-за того, что он никогда не может толком привлечь его внимание. И от постоянного ощущения полного провала. «Сехун», – говорит он тихо. Его голос шорохом разносится по магазину. Его частички теряются где-то между растениями и горшками. Он даже не уверен, услышал ли его Сехун, пока тот не оборачивается в его сторону и не поднимает голову. «Ммм? Ты что-то сказал?» «Ты..» -дождь шумит слишком громко, но, скорее всего, это не единственная вещь, заглушающая способность Лухана думать. Есть еще внутренний голос, который не прекращает кричать «ты облажаешься, ты все испортишь, ты ни на что не годишься». И он не может заткнуть его. «Ты мне нравишься». Небольшая пауза кажется вечностью. Сехун смеется. «Ты мне тоже нравишься». «Нет, я.. Ты мне нравишься». Внезапно Лухан чувствует себя грязно от того, что принял это. Как будто это то, чего ему не позволено чувствовать. И не потому, что Сехун парень, а потому, что он может не ответить на его чувства, может никогда не захотеть его. Это.. Даже больше того. Лухан просто разбил эту чертову вазу и не может даже привести в равновесие учебу и мысли о Сехуне. «Я знаю». Лухан усмехается. Сехун вытирает руки и подходит ближе к нему. «Ты знал?» «Я знал, знаю, - Сехун оказывается слишком близко. От него пахнет долгим рабочим днем и усталостью. «И.. ты тоже нравишься мне. Возможно, даже слишком сильно». Он действительно очень, вашу мать, близко. «…слишком сильно?» «Даже больше. И знаешь. Я хочу… - Сехун застенчиво касается рукой задней стороны своей шеи, - я хочу поцеловать тебя, если ты не против». Лухан думает, что «о, боже мой» и «да, конечно», и что «мы могли бы сделать это под дождем», и что «пошел к черту этот дождь».… А затем ему становится слишком жарко и трудно дышать, потому что Сехун наклоняется все ближе, и ближе, и… Дождь за окном слишком громкий. Но Лухан думает, что звук ударов его сердца еще громче.