Змейка.

21 12 8 Их встреча была, мягко говоря, незабываема. Не каждый день к тебе подсылают ребенка для встречи с летальным исходом. Желательно твоим, но, в крайнем случае, можно пожертвовать и наемником. Хотя Синдбад бы его убить не смог. Поэтому пришлось просто развести руки в стороны и смотреть в невменяемые серые глаза. Удар, и клинок почему-то попадает в плечо, но ребенок снова замахивается. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы на помощь не пришел Масрур, в один удар отшвырнувший мальчишку так, что было слышно только звон клинков, упавших на пол, и удар маленького тела о сундук. Для того чтобы это увидеть, приходится опереться на локти, приподнимаясь, и посмотреть на тело парнишки, больше похожее на кучку тряпок, чем на человека. -Ты точно не убил его? - Нет. - Нельзя так с детьми,– Синдбад тяжело вздыхает и, подойдя к мальчишке, присаживается на корточки рядом с телом, отодвигая в сторону серые от дорожной пыли лоскуты, прячущее часть лица. - Боже, у него веснушки, ты посмотри, как мило. Да и маленький совсем. - Он убийца. Ассасин. - Думаешь, свои его убьют? Кивок и полное равнодушие на юношеском лице. Синдбаду остается снова только вздыхать. Он подхватывает тощее тельце и только сейчас замечает, что ноги испещрены свежими шрамами, сшитые так грубо, словно штопали толстую ткань, а не кожу. Ему не интересно, что произошло, и как он их получил, ему просто жаль. Он кивает на лежащие у ног треугольные клинки, и Масрур тут же их поднимает. - Что ж, возьмем его с собой. - Он снова попытается вас убить. Синдбад на это только улыбается, прекрасно понимая, что так и будет. А сейчас им пора на корабль, который только и ждет их, чтобы отплыть и погрузиться в открытое море. - Но оставить его здесь мы не можем. К тому же он так трогательно мил, когда не пытается меня убить. - Змеёныш. - Масрур, никогда не замечал в тебе любовь к детским издевательствам. - Нет, гибкий, как змеёныш, но еще совсем не змея. - Если бы он и был ей, то вряд ли бы ты так легко с ним справился. Кивок огненноволосой головы, и они, наконец, выходят на улицу. Когда «змеёныш» открывает глаза, он находится уже слишком далеко от дома, которого у него нет. *** Он не выходит из маленькой комнатки корабля больше недели. Не разговаривает, не ест практически ничего из того, что ему приносят. Несколько раз Синдбад заходит в маленькую каюту, но неизменно видит мальчишку забившимся в дальний угол. Кровать никогда не примята. И каждый раз ему кажется, что на него смотрят холодные, змеиные глаза. От этого по спине пробегает холодок, и речь на миг запинается. А потом неизменно шли нападения. Мальчишка, как зверек, загнанный в угол, набрасывается на Синдбада с кулаками, пытаясь ранить, хотя и сам понимает, что не получится. В последний раз он даже добежать до него не смог, свалившись в центре комнаты и припечатавшись лицом в пол. Син хотел ему помочь, но услышал только шипение, и, извернувшись, «змееныш» снова заполз в свой угол, обхватывая колени, и замирая. Синдбад заходил к нему последний раз три дня назад. Потому что понял, что своими визитами и разговорами делает только хуже. Поэтому туда спускается Масрур. Именно он сказал, что мальчишка не немой, но имени его он так и не узнал. А вот о чем они говорили, Синбаду остается только догадываться. Он пытается спрашивать, но получает только односложные ответы и путается еще сильнее. Это происходит на девятый день их плаванья. Синдбад не может уснуть и сидит на палубе, когда видит маленький крадущийся силуэт, аккуратно приближающийся к бортикам корабля. Мальчишка ведет себя так, словно ждет, когда перила набросятся на него, а когда все же решается посмотреть, что творится за ними, то тут же отскакивает. Впрочем, через несколько секунд, он уже более уверенно смотрит на воду. А Синдбад не выдает своего присутствие ничем, просто наблюдает, как неуверенно оглядывается ребенок, и с каким интересом он рассматривает все вокруг. Он точно никогда не бывал на корабле, но каждое его движение говорит о восхищении. В какой-то момент он поднимает голову вверх и замирает, распахивая рот от удивления и делая несколько шагов вперед, прямо к штурвалу, проходя мимо Синдбада и даже не замечая его. Просто не может оторвать взгляд от неба, которое словно усыпано самоцветами. Переливается, мерцает и манит к себе так, что даже будущий король не смог отправиться спать. -Красиво, правда? Мальчишка вздрагивает всем телом и чуть не падает, изворачиваясь в прыжке и принимая боевую стойку. Это даже смешно. На ногах еле держится, а все туда же. Синдбад обязательно посмеялся бы, если бы ему не было так жаль. Нельзя было испытывать это чувство, оно губительнее медленного яда, но поделать с собой он ничего не может. Только поднимает глаза к небу, и сам любуется на вид, удививший ребенка. - Знаешь, если бы люди могли дотянуться до звезд, я бы сделал все что угодно, чтобы поймать хотя бы одну. Они так прекрасны. Мальчишка недоуменно смотрит на него, а потом так шумно выдыхает, что Синдбад слышит. Краем глаза подмечая, как медленно расслабляются плечи, и серые глаза так и не поднимаются к небу. - Я не могу понять, вы - дурак? Синдбад удивленно переводит взгляд на мальчишку, огорошенный не тем, что он сказал, а тем, что фраза вообще была произнесена. Пусть голос и надтреснутый из-за долгого молчания, но он и впрямь есть. Растерянность так и не покидает будущего короля, поэтому он просто спрашивает: -Почему? - Вы не убили меня, не оставили умирать, не боитесь ножа в спину. Я ничего вам не обещал и ни в чем не клялся, но вы все равно оставляете дверь каюты открытой и еду приносите… - Разве это не доброта? Почему сразу глупость? Мальчишка качает головой и смотрит на него своими слишком взрослыми глазами. - Добрых людей не существует. Так что вы либо дурак, либо извращенец, - от последнего заявления Синдбад вскакивает на ноги от возмущения. Да что за юнец! -Да с чего ты взял?! - Когда я очнулся, на мне была другая одежда, но боли не было. Видимо вы просто увидели, что мое тело не может подойти. Поэтому и не трогаете. А теперь просто отвезете меня в чужую страну и продадите. Хотя дешевле было бы просто выкинуть за борт. - И чем же дешевле? - Вы оставляете еду, а мы плывем уже несколько дней, но вы все равно тратите на меня запасы. Если вы хотите меня продать, то зря. Таких как я не покупают, и вы знаете почему. -Да. Дело в клейме на твоей спине. – Синдбад помнит этот маленький, но глубокий ожог в виде орла, расправившего крылья. Символ ассасинов. Это действительно означало, что никто не купит себе такого раба, ведь это может стоить жизни. - Все-таки извращенец, – устало выдыхает мальчишка. -Да нет же! Не могли же мы оставить тебя в том тряпье! Мы просто умыли тебя и все! Я и пальцем тебя не тронул! Ну почти… Но ничего такого. - Даже если вы вырежете метку, они все равно рано или поздно меня найдут. - Тогда они убьют тебя. - Да. Он слишком легко к этому относится. Он уже не боится умереть, потому что знает, что скоро это произойдет. У него глаза человека, который уже умер духом. Синдбад стискивает пальцы, глядя на это невыносимое выражение смерти на детском лице. Он обязательно его спасет: и от ассасинов, и от рабства. Да от всего чего угодно. Ему просто хочется его спасти. Это эгоистичное желание, потому что сейчас это нужно только ему самому. Мальчишка смирился, а Синдбад не сможет простить себя, если не поможет ему. Ему хочется узнать, умеет ли он улыбаться? Смеяться? Какого цвета его глаза на самом деле? Да много чего ему хотелось бы узнать. Но это требует массу сил и времени, которыми он, как ни странно, готов пожертвовать. Мальчишка все еще стоит не шевелясь. Боится его. Странно, смерти не боится , а его - да. - Не бойся меня, я не сделаю тебе плохо. - Как я могу вам доверять, если вы отобрали мое оружие? - Здесь никто не носит оружия. - Но мои нити вы тоже забрали. - У тебя шрамы от них, разве они так необходимы… - Но они мои! Синдбад удивленно округляет глаза. Он и подумать не мог, что осталось хоть что-то важное для этого ребенка. Но мальчик который и говорить-то отказывался, сейчас кричит на него. – Мои, они мои...- Крик сменяется шепотом на грани слышимости, и сжатые кулаки. - Я верну! Я верну их тебе, если они нужны. Подожди, – он обхватывает тонкие плечи и тут же, отпустив их, сбегает по лестнице, стуча сапогами по деревянному полу. И возвращается так же быстро, держа в пальцах длинные красные нити, чтобы потом протянуть их мальчишке и, глядя, как тот встрепенулся, сделать шаг на встречу, протягивая раскрытые ладони. Он словно душой за ними тянулся, а когда пальчики дотрагиваются до нитей , то он тут же хватает их и прижимает к груди, даже не глядя на человека, от которого ожидал самых отвратных вещей. А Синдбад, просто, не может отвести глаз. Будущего царя удостаивают короткого взгляда, и «змеёныш» начинает привычно обматывать нити поверх белой рубашки с коротким рукавом, не затягивая, но сжимая кожу. Он делает это с таким выражением радости на лице, словно в этот момент его обнимают руки матери. Потом они просто сидят вместе и смотрят на небо. Достаточно далеко друг от друга, но все равно это считается за «вместе». Мальчишка начинает сонно клевать носом, но все равно не сдаётся, хотя так и не говорит больше с Синдбадом. А потом просто засыпает, медленно соскальзывая по деревянным бортикам корабля, и сворачивается клубком на досках. Ему холодно, он дрожит, но не просыпается, даже когда Синдбад засыпает рядом с ним, так и не решившись его потревожить.