***
Дверь лифта с тихим звоном отъезжает в сторону, и эхо шагов до непривычного громко разлетается в стенах пустующего холла. Тусклые отсветы пляшут на полу сквозь полумрак, в высоких окнах отражается Манхэттен, сверкая сотнями огней, весь — будто средоточие движения и света. Вечно шумный, яркий. Беспокойный. — Уверен, что тебя не надо подвозить? — Спасибо, но.... так всё-таки быстрее, — Питер жмурится, натягивая маску. Мистер Старк фыркает с тихой ухмылкой. — Ну и вполне вероятно, что Мэй за моё внезапное появление в непосредственной близости от вашего дома спасибо тебе не скажет. Лёгкое постукивание по часам — и тёмная стеклянная панель сдвигается, впуская внутрь пробирающий ночной сквозняк. Питер с упоением вдыхает полной грудью, чувствуя, как голова перестаёт гудеть. Делает пару шагов к окну. — Точно, чуть не забыл... Порывшись в рюкзаке и откопав среди учебников, тетрадей и костюма экспериментальные веб-шутеры, он протягивает их мистеру Старку, но тот лишь отмахивается: — Оставь пока что у себя. Побегай там, разбей, привыкни… Расскажешь потом, что не так, если, конечно, вперёд меня не полезешь. И пусть в холле темно, но Питер практически видит, как он с полуулыбкой качает головой, будто смирившись с не самой завидной участью тех изобретений, судьба которых остаётся на не самой уважительной по отношению к высокой технике паучьей совести. Память легонько, но ощутимо колет не лучшими из воспоминаний… но новая мысль, принесённая свежим порывом ветра, опережает всё — и здравый смысл в том числе. — А можно я… — Нет. — Но вы даже… — Нет, Паркер. — Но мистер Старк! — выпаливает Питер, задирая маску. Мистер Старк пристально щурится. — Ты понимаешь, что если Пеппер — и я не говорю уже о тёте Мэй — узнает, что ты настойчиво игнорируешь лифт, регулярно откручивая заднее сальто с высоты тридцатого этажа, то она убьёт сначала меня, потом тебя, а потом снова меня, а? Ладно ты — может быть, обойдётся, — но мне-то что делать прикажешь? От жгучего взгляда становится несколько не по себе, но глаз Питер всё равно не отводит. — Ты ведь понимаешь — и всё равно предлагаешь позволить тебе выйти в окошко мало того что без костюма, так ещё и доверившись неполноценно протестированному устройству? Я тебя правильно понял? — красноречиво указывает в сторону улицы мистер Старк. Питер молчит, ковыряя кроссовком пол. И улыбается, как самый распоследний идиот. — Да что с тобой!.. Безумства — Башня 1:0. — Лад-но, — закатывая глаза, тянет мистер Старк и скрещивает руки на груди. — Всё ради науки, но — я слежу за тобой. И если придётся тебя ловить, то только попробуй пожаловаться на синяки. — Договорились, — сияет Питер, вновь закрывая маской лицо. Пружиня, подходит к окну, косится вниз, и в рёбрах тихонько щекочет: там, где-то внизу, далеко внизу, в свете машин и рекламных щитов громко шумит 45-я. Легко развернувшись и щёлкнув браслетами, он наступает на самый край. — Хорошего вечера, мистер Старк. — Иди уже. Вдох, выдох. Шаг назад. Мир опрокидывается. Пара мгновений — лишь тишина, и только ветер свистит в ушах, хлопает курткой, бьёт по лицу, мешая вдохнуть, а этажи мелькают в глазах так часто, что кружится голова. Питер свободно падает вниз. И, извернувшись, резко стреляет в сторону, тут же взлетая навстречу ночному Нью-Йорку и слыша, как мистер Старк тихо ругается в передатчике. — Парень, не делай так больше, — чуть громче бормочет он и, помолчав, добавляет: — Как всё, работает? — Всё потрясающе, мистер Старк! — спрыгнув на первую ровную крышу, радостно делится Питер и, обернувшись на Башню, делает пару шагов назад. Тёмный косой силуэт утыкается в небо, будто бы след от огромной ракеты, подсвеченный ярким неоном по контуру. Двадцать восьмой этаж, двадцать девятый, тридцатый... Мистер Старк хмыкает. И улыбается, судя по голосу. — Осторожнее там. Бывай, шкет. Конец связи. Сверкая билбордами и бесконечным потоком автомобильных фар, Манхэттен в мгновение ока проносится мимо, теряясь сплетением улиц по ту сторону моста Куинсборо, и царство стекла мягко сходит на нет, сменяясь знакомыми низкими крышами в серо-зелёной от сумрака зелени. Свет затухает до тонких фонарных цепочек вдоль красных кирпичных стен. — Карен, проложишь безлюдный маршрут домой? Невидимой тенью скользя между зданий, Питер цепляется за очередной карниз и, легко перевернувшись, приземляется на крышу, тут же застывая на месте. Потому что просьба определённо была лишней. И, честно говоря, на пятницу это похоже в самую последнюю очередь. В оба конца тёмной улицы — ни человека, ни звука. Ни шума машин, ни горластых компаний, ни офисных клерков, спешащих домой. Никого. — Маршрут построен. Молча нахмурившись, Питер садится на корточки, весь обратившись в слух. Где-то вдали расходится ветер, слабо шуршит, приближаясь, дождь, но тишина остаётся собой. Странной, пустой, неестественной. Что-то недоброе еле заметно скребётся на самых задворках сознания. Определённо надо вернуться, выкроив время в патруль, а лучше — сразу. Быстро домой, и... — Помогите! Едва не сорвавшись вперёд, он так и замирает — горизонтально, ногами к стене и не решаясь даже вдохнуть. Ветер шумит над пустующей улицей. Дождь дробным шорохом бьёт по земле. — Кто-нибудь! Помогите! Тонкий, звенящий, сорвавшийся вопль, — и Питера мигом сдувает с места. Нет времени думать, нет времени на костюм — только не упустить голос, только успеть, успеть, — и несколько долгих прыжков спустя нужная крыша уже под ногами. Придушенный крик, совсем-совсем слабый, глухо звучит под аркой внизу, и, резко скользнув вдоль мокрой стены, он приземляется жёстко, но с верным рассчётом — прямо позади нескольких мужчин, скрутивших перепуганную девушку. — Парни, вам не говорили, что если леди не рада вашей компании, то нужно попросту отвалить? И, прежде чем хоть кто-то успевает сделать шаг, стреляет, сцепив сразу двоих, тут же сбивая с ног новым выстрелом. — Тебя не хватало, — хрустнув костяшками, глухо рычит крайний громила, и Питер отступает на полшага, прежде чем легко увернуться от промелькнувшего в темноте кулака и, быстро цокнув: — А вот это зря! — влепить паутиной в лицо, пригнувшись от очередного замаха. Удар, и удар, бросок — снова мимо, короткий рывок — об асфальт; и тень за спиной мелькает стремительно, но недостаточно, — резко пригнувшись, он успевает уйти от ножа, явно попавшего не по намеченной цели, под громкую ругань и оглушительный рёв. — Ну и мрачные же вы типы, ребята! — отскочив на стену, заключает Питер, бегло глядя на двоих оставшихся… и давится словами, когда воздух с треском вздрагивает, словно от разрыва. Правое плечо обжигает до искр в глазах, и он чуть не валится вниз от внезапности, но, удержавшись ногами, стреляет не глядя, дёргаясь прочь и слыша, как пуля с мерзким звоном чиркает по кирпичу. — Готов поспо… рить, — быстро выдыхает Питер, — что у тебя на него нет лицензии! Один, но прицельный выстрел — и дёрнув на себя злосчастный пистолет, он коротко бьёт по глазам паутиной, тут же обернувшись и с пренеприятным звуком зарядив стволом по встречной голове, чтобы затем крепко впечатать обоих в асфальт. — Ну вот, а могли бы... и так разойтись. Морщась от ноющей боли в руке, Питер цепляет по стенам оставшихся, когда за спиной раздаётся внезапный всхлип, и, обернувшись, он ловит испуганный взгляд из-под ладоней. Взгретые дракой мысли мгновенно уносит прочь. — Мэм… мэм, вы как? Они вас не ранили? — мягко пригнувшись, Питер осторожно, шаг за шагом, подходит к сгорбившейся у самой стены девушке и опускается на корточки рядом. — Н-нет, — она, дрожа, мотает головой и с шумным вздохом отнимает руки от лица. — Всё в п-порядке. А у… у вас кровь. — Пустяки, — с улыбкой врёт он, предпочитая не думать о намокшем рукаве, и помогает ей подняться, подставив здоровое плечо. — Вы далеко отсюда живёте? — Я… я сама, правда, с-спасибо, — сбиваясь, бормочет она, потерянно глядя вокруг. — Только вот… где-то здесь… Бегло оглянувшись, Питер подмечает рядом сумочку и, подобрав, бережно отряхивает её, прежде чем с улыбкой вернуть владелице. — Кажется, вы обронили. — Да, это… это. Спасибо, — быстро заглянув внутрь, она выдыхает и с усилием, но улыбается в ответ. — Можно я... Можно я вас обниму? — Меня? — Питер на мгновение десинхронизируется с реальностью, но, тут же прописав себе мысленный подзатыльник, согласно кивает. — Ну… почему бы и нет. Привстав на носки, она тихонько обнимает его, прижавшись щекой к щеке, и, поглаживая едва заметно вздрагивающие плечи, Питер наконец-то позволяет себе облегчённо вздохнуть… прежде чем чувствует холод от пальцев, сдвигающих маску сзади. — Мэм, извините, но… Он не успевает отпрянуть, — и резкая боль вонзается в шею, срывая внезапный крик. С силой выпутавшись из неожиданно окрепшей хватки, Питер, пошатнувшись, отступает, чувствуя, как медленно плывёт в глазах, будто бы в маске разом слетело сенсорное подавление, и, изо всех сил напрягая взгляд, с трудом фокусируется на тускло блестящем шприце в руках напротив. — Вы… Что вы... Зачем?.. Она улыбается — странно, едва ли не грустно — и убирает шприц в сумочку. — Мне правда жаль. Питер отчаянно хмурится, силясь разобрать ещё хоть слово, но голову жмёт, словно тисками, мысли сбиваются в мутный комок, и вся подворотня вдруг наклоняется в сторону — твёрдая, мокрая, очень… холодная… Кто-то рывком дёргает маску и, грубо встряхнув, поднимает за плечи, будто специально вжав пальцы в рану до сжатого стона, до вспышки пронзительной боли, но он не может собрать хоть щепотку усилия, чтобы попробовать вырваться, и, жмурясь от тяжести, бьющей в виски, бессильно роняет голову. Всё замедляется. Всё замирает, будто увязнув в чём-то тягучем, плотном и липком, как паутина. Ни боли, ни звуков. И — темнота.***
Чиркнув короткой слепящей искрой, паучье чутьё проносится где-то по самому дальнему, тёмному краю сознания. Неуловимо, почти незнакомо, дрожа и тускнея с каждой секундой. И, канув во мрак, резко взрывается, разом взрезая во всех направлениях каждую мысль и каждое чувство, воя, крича и до хрипа срываясь: «Опасность, опасность, опасность!!!» Подстёгнутый неконтролируемым страхом, Питер сипло втягивает воздух ртом, распахнув глаза и дёрнувшись вперёд, и тут же жмурится, а вдох как будто выбивает из груди одним ударом, заставляя сжаться; света слишком много, слишком ярко — ослепительно настолько, что сводит взгляд, — и что-то снова держит за плечи — намного сильнее, чем в прошлый раз. — Вы только посмотрите, кто проснулся. Напряжённо вздрогнув, Питер осторожно открывает глаз. Затем другой. Моргает, фокусируясь… и замирает, чувствуя как шестерёнки в голове со скрежетом отказываются вращаться. Серый пронзительный взгляд осаживает на месте, не позволяя даже шевельнуться — колкий, внимательный, острый, будто иголка в лаборатории, — и лишь спустя пару мгновений Питер с трудом заставляет себя моргнуть снова. Тёмные, выжжено-чёрные волосы, бледное резко очерченное лицо. Взгляд, пробирающий до странной дрожи. И… не бывает таких совпадений, но первая мысль срывается в воздух прежде, чем он успевает прислушаться к голосу разума. — Док? Немного отъехав на стуле, «док» усмехается — самую малость, краешком рта. — Почти. Но не тот, с кем ты меня спутал. И для тебя — просто доктор. Взгляд запоздало натыкается на белый лабораторный халат. Непонимающе нахмурившись, Питер тотчас же пытается встать, и, не шелохнувшись, вновь остаётся на месте, недоумённо видя... ремни на руках? Грудь, запястья, лодыжки… Просторная комната в свете болезненно ярких ламп под потолком. Полузаставленные чем-то металлические столики, похожие на те, что были на занятиях по химии и в мастерской. Больнично-белые, глухие, вдоль и поперёк пустующие стены... Что за пародия на медицинские триллеры? — Не всем здесь нравится, — бросает через спину доктор, раскладывая что-то на столе, — но, уверяю, свыкнешься. Голова гудит. Воспоминания всплывают медленно, отрывками, как будто нехотя. — Что мне вкололи? — Транквилизатор. Экспериментальный — и специально для тебя. Обычный человек и четверти этой дозы не выдержит. Резкий, противнейший запах бьёт в нос, и пальцы в перчатке крепко сжимают плечо, а рану обжигает, будто выворачивая наизнанку. — Вы типа с теми плохими парнями? — морщась и сжав кулаки, шипит через зубы Питер. Звучит несерьёзно, но каждая мысль тормозит, отяжелев, словно мокрая вата, вот вроде той, что сейчас… как же жжётся!.. — Скорее, они со мной, — негромко поправляет доктор, — правда, навряд ли в дальнейшем: подстрелить тебя я им не говорил. Каждое касание вгрызается в плечо огнём. — Тебе повезло, что пуля прошла по касательной, ещё одно оперативное вмешательство нам ни к чему. Да, и... я правильно полагаю — регенерация? Питер молчит, плотно сжав губы. Чутьё, до этого пульсировавшее едва заметно, дыбом поднимает волоски на шее и руках. Выдержав долгий взгляд, доктор кивает. — Значит, она. Дальше само затянется, — кинув вату куда-то вниз, он наконец разжимает пальцы. — Можешь молчать, но то, что мне нужно, я всё равно узнаю. И маленький совет в честь нашего знакомства, Питер: обойдись без глупостей. Поднявшись с низкого крутящегося стула, он отходит куда-то к столам возле самой стены, и, глядя доктору в спину, Питер чувствует, как у него снова мутнеет в глазах, вот только на этот раз не от укола. Ещё одно вмешательство? Холодная дрожь скользит вниз от затылка, в горле туго скручивается комок. Зажмурившись, он больно кусает себя за губу. Допустим, допустим, получится вырваться — лёгкие столики могут сойти за преграду, несколько метров до чуть приоткрытой двери, снаружи чутьё как-нибудь выведет, и… Нет, что угодно в таком состоянии, кроме прорыва наружу. Чувствуя, как глубоко внутри ворочается паника, он загнанно оглядывается, вцепившись в подлокотники, и замирает. Да не может быть. Веб-шутеры. Те самые, горе-недопроверенные. Всего в двух столах от него. Быстро метнувшись взглядом к по-прежнему чем-то занятому доктору, он тихо выдыхает, пробуя напрячь больную руку, — и с тихим скрипом ремень на запястье самую малость заметно тянется. До боли в висках сцепив челюсти, Питер, зажмурившись и задержав дыхание, разом напрягает спину, руки, ноги — бросив на это все, все до последней капли успевшие восстановиться силы. Ещё три. Ещё два. И один — сейчас. Едва уловимый треск обрывается громким хлопком, и, вылетев вперёд из кресла, Питер мигом вскакивает, несмотря на резко закружившуюся голову; короткий бросок, рука быстро цепляет холодный браслет, нажатие, выстрел — и… Влево. Сеть разлетается о стену, и, резко пригнувшись, доктор тут же исчезает среди тускло блестящей стали с мучительно громким, бьющим со всех сторон звоном. Голова раскалывается, но медленно, будто стараясь пробиться сквозь воду, Питер шаг за шагом отступает в сторону двери. Пальцы сжимаются наизготове, сердце стучит с такой силой, словно вот-вот проломит грудную клетку. Звон затихает с тонким дребезжанием. Движение слева. Выстрел. Осечка? Он запоздало видит бесполезную пустую капсулу и, едва успев, уходит от удара по голове — пригнувшись, стиснув зубы и… вложив как можно меньше силы в руку, сжав пальцы на горле доктора. — Я не хочу переломить вам шею, правда, — чувствуя дрожь в ногах, выдыхает Питер. — Поднимите руки. Стальной серый взгляд невозмутимо скользит по лицу, и хочется сжаться в комок и убраться подальше, но он упорно смотрит вперёд, сглотнув — и чувствуя, как что-то тонкое, невероятно острое легко утыкается под подбородок. — Я же сказал: без глупостей, — едва заметно дёрнув уголком рта, усмехается доктор. — Этот скальпель вскроет твоё горло раньше, чем успеешь шевельнуть хотя бы пальцем. Хочешь проверить? Грудь сдавливает так, будто Питер снова оказался в кресле. Нет. Этого не может быть. Нет, нет, нет, нет. Неверяще глядя перед собой, он чувствует, как замирает, ухнув прочь из рёбер, сердце. Тихо вдыхает сквозь сжатые зубы. И, дрогнув, отпускает руку. — Умница.***
Тихий звон стекла о сталь. Шею знакомо пронзает болью. Жмурясь от давящей голову тяжести, Питер считает в уме шаги, стараясь держать подбородок прямо и не возвращаться мыслями к твёрдой ладони пониже плеча и острию у горла. Мимо скользят, лишённые цвета, пустые болезненно-белые стены. Дверь, коридор, ещё одна дверь. Полумрак. Сморгнув, он различает две огромные горящие вполсилы лампы над столом. В глазах мутнеет. — Вы же не... — Всё верно, это для тебя, — отняв от шеи скальпель, доктор легонько сжимает плечо, подталкивая вперёд. — Забирайся, тебе помогут. Страх впополам с отчаянной решимостью переполняет грудь, и, стиснув зубы, Питер останавливается. — Нет, — голос предательски вздрагивает, — нет, я не стану! — А я и не предлагал выбирать. Люди в тёмно-синем возникают из ниоткуда, и крепкая хватка в две пары рук насилу сдвигает с места. — Нет! Нет!!! Питеру хочется затормозить, схватиться за что-то, упасть, упереться, хоть как-то замедлить происходящее, но слабость — свинцовая, неумолимая — заполоняет всё. Воздух мурашками льдится по коже, когда чьи-то руки снимают футболку, касаются плеч, живота, груди. Затылок вжимается во что-то твёрдое. Холод, шуршание и провода, странный и резкий лязг с двух сторон, почти незаметная боль в локте. Свет ослепительно бьёт в глаза. И всё, что остаётся среди загнанных, пульсирующих мыслей, — ужас. — Ну что ж, — на мгновение рядом звучит знакомый негромкий голос, — начнём? Питер через силу поворачивает голову и ловит взгляд над белой медицинской маской — ровный, изучающе-прищуренный, холодный. Что-то внутри замирает, сжимается жалобно, будто обжёгшись. Доктор отводит глаза не моргая. — Можно. К лицу прижимают прозрачную маску, и судорожно, вдох за вдохом, в лёгкие вбивается не воздух, но отчаяние — отчаяние и страх, по-детски осязаемый, объёмный, настоящий, — медленней, и медленней, и... ... медленней... Глаза тонко щиплет, и щёки мокнут, но дальше бояться сил нет. Перед тем, как провалиться в неизвестность, Питер запоздало думает о том, что скажут мистер Старк и Мэй.