Берег огня

Как они добрались до резиденции принцессы, Адриан понимал плохо. За последние дни им не попалось ничего, даже смутно напоминавшего дорогу. Если начало пути прошло сносно, то гроза, разразившаяся к вечеру, чуть было не вернула ему веру в богов. Промокло даже то, что промокнуть не могло по определению, а молния, ударившая дерево в какой-то сотне шагов, заставила волосы стать дыбом. Куда идти не очень представляла себе и ведьма, шагавшая впереди с амулетом в руке. Все сохранивший остатки чар, он должен был вывести их к принцессе. На том польза от ведьмы и заканчивались. Она не умела останавливать дождь, не могла защитить их от ветра, не знала какие нужны травы для бодрящего зелья и отказывалась придать им сил чарами. К вечеру она и сама едва переставляла ноги, а Адриану приходилось чуть ли не силком тащить ее за собой. Впрочем, огрызаться ей это не мешало. Ганну ночевки на земле под хлипким навесом тоже стремительно возвращали любовь к удобствам, прилагавшимся к золотой клетке. Маленькое приключение вышло совсем не таким, как он себе представлял, но, к чести принца, он терпел, жалуясь лишь Адриану. Редко и втихаря. Наконец появившееся на холме жилище Ганн воспринял с откровенным облегчением. Маленький замок с одинокой башенкой показался принцу райским садом, а Адриану неожиданно напомнил родное поместье. На минуту Адриан застыл, стараясь задержать неожиданное видение, но тут в плечо его толкнула ведьма, как всегда споткнувшаяся на ровном месте. Адриан подозревал, что они выглядят как лесные чудища, и лучше подождать рассвета, чтобы не получить по предупредительному залпу в глаз, но что в них сразу начнут кидаться боевыми заклинаниями не ожидал и прикрыть Ганна не успел. Дело чуть было не кончилось потасовкой, но две кобры оказались знакомы и, когда они вдоволь нашипелись, гостей пропустили внутрь. Если еще пару недель назад порядки анфирского двора казались Адриану вольными, а охрана королевской семьи — расхлябанной и расслабленной, то теперь он готов был признать их Небесными Стражами. Свиту талерской наследницы нельзя было назвать даже скудной. Пяток-другой гвардейцев, колдунья, да барон в отъезде. В такой глуши, если бы ими и впрямь кому понадобилась добраться до принцессы, труда бы это не составило. Зато, глядя на это безобразие, понятной становилась вся дурацкая затея с ганновым самостоятельным путешествием. Талерскому королю просто казалось, что это в порядке вещей. Ганна же ни вопросы безопасности, ни обстановка не волновали. Он вежливые улыбки давались ему все сложнее, и скромная женщина, представившаяся баронессой Ирилой обещала как можно скорее подготовить им терму и смену одежды. — Госпожа Альдис, — баронесса поклонилась ведьме, вполголоса продолжавшей обмен любезностями со своей коллегой, — мы не ожидали прибытия еще одного лица королевской крови и не подготовили подходящих покоев. Смею я предложить вам свою комнату? Ведьма осмотрела баронессу с ног до головы, задержав взгляд на ее лице. Спустя пару минут в ее глазах забрезжило узнавание. — Мир воистину тесен. Теперь мне понятно, откуда у Оскара такие интересные артефакты. Здравствуй, Ирила. Ты последовала моему совету и отправила свекра на тот свет? Щеки баронессы запылали. Николетта возмущенно вскинулась, но леди Ирила остановила ее: — Кантис получил титул из рук его величества за долгую, преданную службу. Как ваш сын, госпожа Альдис? Наверное, он уже не такой малыш. — Совсем не малыш, — лицо ведьмы смягчилось. — Спасибо, Ирила. Но вода и мыло меня волнуют сейчас куда больше, чем куда положить голову. Баронесса поклонилась, удаляясь. Ганн, Адриан и ведьма остались стоять в зале, где слуги разожгли камин, чтобы хоть немного согреть промокших до костей пришельцев. — Не знала, что у тебя столько знакомых в Талере, — недовольно заметила королевская колдунья, запахиваясь в черную мантию. Ее волосы были коротко острижены, являя взгляду колечко мастерской серьги. — Отсутствие знаний, похоже, главная твоя проблема, — незамедлительно откликнулась антийка. — Иначе как объяснить что ты, вот уже десяток лет ходя в ученицах у Мильфора, до сих пор не стала магистром? — Некоторые имеют совесть не использовать наставников и мужей, чтобы получать звания, — оскорбилась колдунья. — Всем известно, чего стоит твоя серьга. Только в своей дикой Антии и можно делать вид, что она хоть чего-то стоит. На лице Альдис расползлась змеиная улыбочка. Она положила руку на бедро, выставляя вторую вперед, будто желая бороться на руках. Николетта скопировала стойку. — За такие слова надо отвечать, Николетта. Хочешь что-то напоследок передать Милли? Ганн, уже зная чем дело кончится, украдкой закатил глаза и придвинулся ближе к камину. Адриан же приготовился колдуний разнимать, но в дверях появилась баронесса и пригласила гостей проследовать за собой. Альдис смерила соперницу взглядом и шлепнула ту по руке, оставляя на рукаве полоску грязи. Чародейка презрительно поморщилась, потирая ушиб. Адриану захотелось дать по рукам и первой — терпение уже показывало дно. В небольшой терме их с Ганном ждала аккуратно сложенная одежда, подогретое вино и простые, но теплые закуски. Баронесса, в отличие от колдуний, была женщиной понятливой и справедливо рассудила, что до завтрака они не дотерпят. Солдаты и горячей воды дожидаться не стали, отмывшись так, приняв горячительное внутрь и отправившись спать. Ведьму, хвала богам, отвели куда-то в другое крыло. — Ох, — отшвыривая грязные тряпки, еще недавно бывшие гвардейской формой, протянул Ганн, — никогда не думал, что обычная горячая вода будет меня так радовать. — Смотри, ты принцессу еще не видел, а уже столько переосмыслил в жизни, — хмыкнул Адриан, протягивая другу кубок. Ганн залпом опрокинул в себя его содержимое и погрузился в купальню. На лице его появилось умиротворенное выражение. — Сколько пользы. — Да уж. Хорошо, что принцесса этого позорища не видела. Я сгорел бы со стыда. — Я предлагал выйти на дорогу и прийти обычным путем, — заметил Адриан. — Все, что ты предлагал, не было заметно за вашим с Альдис перегавкиванием. Дружище, я серьезно тебя прошу — прекращай. У меня от вас голова раскалывается. С ней ничего не поделать, а тебя очень прошу. Адриан молча долил себе и Ганну вина. Принц вздохнул. — Я все понимаю. Понимаю, что тебе есть за что ненавидеть Антию, всех антийцев скопом. То, что они творили на керенских землях, на твоих в частности — чудовищно, и никакой мирный договор этого не отменит. Но Альдис ни тебе, ни мне ничего не сделала. — Она опасна. — Пока все ее грехи — острый язык да мерзкий характер, — жестким голосом ответил Ганн. — И среди нас она такая не одна. Но тебе никто ни словом, ни делом не напоминает, что Керения на то и дело совершает набеги на Анфиру и топит наши корабли. Адриан невольно потер запястья. Шрамы от кандалов и широкое клеймо были надежно скрыты черным оттиском эстерминского герба, но их все еще можно было почувствовать на ощупь. Антийка была живым напоминанием о времени, проведенном в рабстве и о том, по чьей вине он там оказался. Ганн был прав. От того, что подвернулась возможность выплеснуть застарелую злость прошлое не изменится, а неудобства Адриан создает прежде всего Ганну и себе. Адриан протянул принцу руку. Тот пожал ее и улыбнулся. — Я постараюсь, Ганн. Замок можно было обойти по периметру минут за пятнадцать. Что Адриан и сделал, проводив Ганна до комнат, и уведомив местную чародейку. Барон еще не вернулся, и бал в доме правила она. Формально, во всяком случае. Деловито кивнув, сухопарая колдунья отдала ему рогатый подсвечник, указала ему в сторону кухни и отправилась на покой. Беспечность местной охраны в очередной раз покоробила, но он пререкаться еще и с чужой колдуньей сил уже не было. На кухне царила тишина. От ужина разомлевший принц отказался, а Адриану не хотел суеты и искал повод пройтись по поместью. На еще теплой печи стоял закрытый горшок, а под полотенцем лежала краюха хлеба. Полупустые полки производили удручающее впечатление, и мнение Адриана о будущем ганновом тесте упало еще на несколько делений. Подумай кто подобным образом обращаться с королевой Лилиан или ее дочерьми, то пожалел бы об этом очень быстро. Но за королеву Талеры, в отличии от матушки Ганна, сестры керенского короля, заступиться, похоже, было некому. Решив, что после пары дней впроголодь, он вполне расправится с содержимым горшка вполне самостоятельно, Адриан поиском тарелки пренебрег. Вино и фрукты, поданные в терму, аппетит лишь раззадорили. Ничтоже сумняшеся он запустил ложку в горшок, лишь с третьего раза опознав в содержимом рагу. Когда ложка уже стала стучать о дно посудины, подкрепиться явилось еще одно лицо. Молодая талерийка в одном лишь халате, накинутом на ночную рубашку, никак не ожидала встретить на своем пути к печи постороннего голодного и вооруженного мужика. Испуганно застыв в дверях, она переводила взгляд с Адриана на горшок и оставшиеся от хлеба крошки. Ответив ей таким же пристальным взглядом, Адриан вернулся к еде. Любая нормальная девушка, в его представлении, должна была развернуться и не высовывать носа из своей комнаты до утра. Но ведь они в Талере. Анекдоты про талерийскую дурь уже неделю не казались Адриану смешными, потому что были правдой. Все до единого. Ни границ, ни края этой глупости не виднелось, потому оставалось лишь смириться и надеяться, что это не заразно. Еще немного постояв в дверях, девушка набралась прилагающейся к глупости храбрости и, бочком, прошла к печи. Адриан приподнял голову и со вздохом обнаружил, что за заслонкой стояло еще несколько блюд. Девушка, видно, приняла вздох на свой счет и вздрогнула. Оглянувшись в поисках посуды, она посмотрела на Адрианово бескультурное поедание за столом и решила последовать его примеру — есть прямо с блюда. Едва подняв его, она с громким стуком бахнула его с другого конца стола и с видимым удовольствием ткнула туда ложкой. Закончив со своим рагу, Адриан отставил горшок и оперся подбородком на руку, наблюдая за девицей. Та словно забыла о его присутствии и с упоением наворачивала что-то, похожее на пирог. Было в этом что-то домашнее и умиротворяющее, а голова чем дальше, тем больше отказывалась соображать. Дорога, вино и сытость складывались в непреодолимую усталость, и еще немного, и он уснул бы прямо за столом. Остатки благоразумия, подозрительности и хороших манер гасли вместе с перегоравшими свечами. Девица с аппетитом трескала, а огонек оставшейся свечи золотил ее косу. Адриан смотрел на тонкие, не знающие работы руки, расшитый халат, а мысли проворачивались в голове как несмазанные шестерни. Ему везло, как утопленнику, но его вера в человечество была еще не настолько потеряна, чтобы предположить, что принцесса или ее фрейлина ходит ночью одна по дому, полному непонятных проходимцев… хотя кого он обманывает. Жующая девица поймала его взгляд и плотнее запахнула ворот халата. А Адриан размышлял, что хуже — пялиться на знатную полураздетую девицу, потенциально его будущую королеву, или молча уйти, не дождавшись ее разрешения. — У вас здоровый аппетит, — наконец выдавил из себя Адриан, глядя на уменьшающийся пирог, и мысленно дал себе затрещину. — Я хотел сказать — приятного вам аппетита. На щеках девушки заиграл румянец, а может, это просто отсвет свечи. Может, весь этот вычурный придворный этикет, с расшаркиваниями и раскрашиваниями — это пыль в глаза иностранцам? А как никто не видит, так они из павлинов в людей превращаются? — Да, но одна я с целым пирогом не справлюсь. Не составите мне компанию? Если что-то останется, леди Ирила будет ругаться — она из Керении, а там считается, что нельзя оставлять недоеденную еду на ночь. Только что съевший целый горшок тушеного мяса Адриан крякнул. Поверье в Керении и вправду такое было, и от прямой просьбы деваться было некуда. С трудом поднимая руку, он принялся за пирог с другого края. Девушка мило улыбнулась, подвигая тарелку к нему. Коварство существовало, и имя ему — женщина. А безысходность выглядела как три четверти пышного вишневого пирога. — Вам совсем не страшно ходить одной по ночам? Ведь в доме посторонние люди, — предпринял попытку вернуть в мир разумное, доброе и светлое Адриан, вспоминая, видел ли он во дворе собаку, которой можно было бы скормить остатки истекающего соком пирога. — Вам же не страшно ходить по ночам в доме посторонних людей? — заметила девушка. Так будто это она была на голову выше и держала при себе ножны и спрятанные ножи. — Вы слишком доверчивы, моя леди. — Мы же с вами вместе едим пирог, — улыбнулась та. — Кому доверять, как не тому, с кем делишь стол и кров? Огонек свечи последний раз дернулся и погас, пуская струйку дыма. Воспользовавшись моментом, Адриан, наплевав на все приметы, сдвинул остатки ненавистной выпечки с глаз долой и, как ни в чем не бывало, обратился к девушке: — Сколь бесконечно приятно бы мне ни было общество такой прекрасной дамы, пришло время прощаться. Вы позволите проводить вас до ваших покоев? Я не смогу спать, если не буду знать, что вы спокойно добрались. И это было правдой. Сколько бы угодно спокойным не казался спящий замок, Адриан переживал не только за своего принца, а в доме был как минимум один человек, чьи мотивы были ему непонятны, и который спал на хозяйской половине. Девушка потупилась, но кивнула, опираясь на его руку. Нормальная девица никогда бы не согласилась по ночам ходить в одиночку с мужчиной, чьего имени даже не знала, но Адриан решил плевать на приличия вместе со всей талерской аристократией. Конечно же, по пути они не встретили ни одной живой души. Адриан уже готовился сказать барону, когда тот прибудет, все что он думает об охране вверенных ему персон. Спутница по пути не проронила ни слова, прошмыгнула за дверь, которую заперла только после негромкого, но настойчивого напоминания. Задумчиво оглядев коридор, Адриан пожал плечами и отправился спать. Хотя завтракать в Талере было принято довольно поздно, Трейя подскочила с первыми петухами — уснуть все равно не получалось. Халат, весь перемазанный в вишневом соке, Трейя затолкала подальше еще вечером, чтобы камеристка не сразу нажаловалась матушке или баронессе, что она снова бродила ночью. Ей и так доставалось за ночные перекусы, а уж за вчерашнюю прогулку влетело бы сильно. Погода стояла замечательная, будто и не бушевали целую неделю грозы. Море походило на лазурную шкатулку, гладкую и блестящую, с прожилками барашков. Трейя распахнула ставни настежь, впуская свежий воздух и любуясь видом. Это был ее маленькая утренняя привычка, приобретенная еще в столице, которая помогала собраться с мыслями и настроиться на хороший день. Не то чтобы у нее бывало много дел в этой глуши, но традиция была традицией. Когда в дверь постучали, Трейя уже закончила свой утренний моцион и в волнении ходила кругами по комнате. Это была леди Ирила — обе камеристки помогали королеве. Матушка пыталась отказаться, но и сама Трейя, и леди Ирила были непреклонны — королева Талеры должна предстать перед анфирским принцем в достойном виде. Сама Трейя, как она считала, со своим приданым сойдет принцу любая. Но вдруг у них есть что-то общее и они подружатся? В своей любви к ночным посиделкам она уже была не одинока. Трейя попыталась спрятать улыбку, но укрыться от внимания баронессы ей не удалось. Та приняла приподнятое настроение за хороший знак и принялась за Трейю со всем пылом. Отвыкшая на вольных хлебах от тугих придворных корсетов, Трейя с тоской дала затянуть себя в этот пыточный инструмент. Розовый атлас шел ее золотым волосам удивительно, и Трейя понадеялась, что мужчинам, которые не брезгуют есть прямо из горшка, все равно, что кружева к нему пришиты не по самой последней моде. Изумруды Трейя также оставила матери, чтобы не ставить гостей, прибывших без багажа, в неловкое положение. Солнце поднималось над лесом, а баронесса все что-то колдовала над ее лицом и прической. Негромко скрипнула дверь, и Трейя увидела в зеркале зашедшую Николетту. Она обернулась, чтобы поприветствовать ее, но получила расческой по затылку и перестала вертеться. Николетта покачала головой, недовольная баронессиной бесцеремонностью, и встала у столика, чтобы Трейе было ее видно. — Доброе утро, ваше высочество. Я рада видеть, что вы сегодня в настроении. — Вы с леди Ирилой правы. — Трейя благопристойно сложила ладони на коленях, всем своим видом выражая покорность. — Отец желает мне добра, а мое вчерашнее поведение недостойно принцессы. Для своей страны я должна сделать все возможное, чтобы произвести хорошее впечатление на жениха. Колдунья и баронесса переглянулись. По их лицам Трейя поняла, что ее благонравию они не поверили ни на ломаный медяк. А то Трейя не знала, что Николетта полночи просидела у нее под окнами, пресекая всякие лишние, по ее мнению, мысли. Но предъявить им сейчас было нечего, потому заготовленная порция увещеваний пропала втуне. — Леди Ирила, — чародейка наклонилась к баронессе, — вернулся ваш супруг. Полагаю, с объяснениями вы справитесь лучше меня. — Конечно, леди Николетта, я сейчас. — Пара ловких движений, и прическа была готова. Баронесса оглядела ее со стороны и, наконец, разрешила встать. Трейе, часа два сидевшей на одном месте, не терпелось подойти к ростовому зеркалу. — Могу я попросить вас помочь ее высочеству закончить туалет? Ждать камеристок времени уже нет. Колдунья поджала губы, но кивнула. Леди Ирила поклонилась Трейе и скрылась за дверью. С удовольствием потянувшись, насколько позволял корсет, Трейя оглядела себя. Из тяжелой прически выбилась прядка, но девушке так нравилось даже больше. Николетта подошла с нею к зеркалу, но помогать ей с платьем не спешила. — Ваше высочество, у нас мало времени. — Николетта повернула Трейю к себе и посмотрела ей в глаза. Это было совсем непохоже на собранную и немногословную колдунью, и у Трейи внутри все сжалось. — Возможно, нам больше не представиться времени поговорить наедине. Хотя Трейя доверяла Николетте, разговор ей не нравился. — При леди Ириле можно говорить, не беспокоясь. Из дам одна она согласилась поехать с матушкой в ссылку. Она верна нам, и ты это знаешь. — Она знакома с этой змеей Альдис, этого уже достаточно, — скривилась Николетта. На ее лице проступили злость и презрение — чувства, которые Трейя в ней до сих пор не замечала. — Я не думаю, что леди Ирила имеет умысел против вас, но прошу оставить в тайне то, о чем я собираюсь вам поведать. Николетта взяла Трейю за руки, чего никогда раньше не делала и еще пристальнее посмотрела ей в лицо. Тревога противным комком встала в горле, а по спине пробежали мурашки. Колдунья вздохнула, ее лицо прочертили морщинки. — Ваше высочество, я беспокоюсь за вашу безопасность. До Осоми путь неблизкий, а… компания… более чем сомнительная. Я подала срочное прошение в канцелярию, чтобы мне выслали замену, а я могла сопровождать вас в столицу. — Николетта отпустила ее, и стала теребить полы своей мантии. — Я не согласна с решением его величества и теурга Мильфора! Вас должна была сопровождать другая его ученица, доверенное лицо. А навязали принцу эту антийскую ведьму. Знаете с кем она целый вечер беседовала перед выездом? Трейя помрачнела. Она знала, что леди Ирэна может уговорить отца хоть морского дьявола ей в свиту назначить, не то что свою сподручницу. Час от часу не легче. — Ты не можешь уехать, Николетта. Кто тогда останется с матушкой? Меня Ирэна тронуть не посмеет, если со мной хоть что-то случится, ее голова окажется на плахе. Матушка мешает ей сильнее, — грустно сказала Трейя. — Я никому больше не доверяю, да никого и не пришлют. — Да. — Плечи колдуньи опустились. — Вы правы, ваше высочество. Но и из этого яда можно сделать лекарство. Николетта выглянула в окно — сэр Кантис нежно поцеловал вышедшую его встречать жену и приказал слугам нести припасы в дом. Баронесса что-то негромко говорила, из покоев было не разобрать. — Ваше высочество, вы сами знаете, и мне нечем вас обнадежить — ее величество безнадежно больна. Если ее состояние продолжит ухудшаться, то ваша матушка не увидит следующей весны. Трейя почувствовала, что на глазах наворачиваются слезы, смывая остатки утренней радости. Она знала, что здоровье матушки не улучшается, но разговоры об этом не могли не расстраивать ее. Она сделала глубокий вздох, чтобы не расплакаться и не предстать перед гостями с красным лицом. Николетта продолжила, понизив голос: — Но есть средство, которое мы еще не пробовали. У меня есть на него все надежды. — Тогда в чем дело? Почему не сказала раньше? Колдунья жестом указала на дверь. — Альдис — вдова предыдущего верховного чародея Гильдии, Майера сен Хейды. Он был чародеем со множеством талантов, но более всего он известен своими целительскими способностями. Это заинтересовало Трейю. О бывшем верховном чародее она слышала в основном байки и сказки. Николетта разговоров о Гильдии и вообще тему чародейства предпочитала обходить стороной, а придворный чародей, если и упоминал при Трейей почившего брата, то в основном о проделках в их юности. — И что с того? Она умеет варить какое-то особое зелье? — Нет, — покачала головой Николетта. — Она прибрала к рукам его наследство. Библиотеку, лабораторию, наработки… артефакты. И среди них один, обладающий огромной целительной силой. Теург Майер не расставался с ним, а теперь он постоянно находится при Альдис. В последнюю войну благодаря нему она восстала буквально из могилы. — Она не согласится продать его Талере? Или хотя бы одолжить на время? — На время не пойдет. В том состоянии, в котором находится ее величество, ей поможет только постоянное ношение амулета. А кто же согласится добровольно расстаться с таким сокровищем? — хмыкнула колдунья. Надежда, которую она дала Трейе, погасла, не успев толком расправить крылья. — Не спешите отчаиваться. Вы больше недели будете постоянно вместе. Если до прибытия в Осоми вы поймете, где она его хранит, то у ее величества появится шанс. Для того чтобы чары подействовали вы должны будете напитать амулет своей здоровой кровью, кровью родной ею величеству. Потом вас увезут в Анфиру, а ее величество останется совсем одна. Трейя молчала, обдумывая сказанное. Жизнь ее стремительно менялась, и она буквально чувствовала, как детство утекает сквозь пальцы, а она оказывается втянута в водоворот непонятных интриг. Добровольно отдананная кровь — поистине королевский дар любому колдуну, от этого придворный чародей предостерегал ее с самого детства. Николетта предлагала опасную затею, но она первая за последние годы, кто сделал хоть что-то. Матушке при ней стало лучше. Все остальные — врачи и колдуны — разводили руками и виновато опускали головы. Зерно надежды, посеянное Николеттой, дало мгновенные плоды. Трейя повернулась к зеркалу и решительно сказала: — Я все сделаю. Теперь помоги мне. Нельзя заставлять гостей ждать. Николетта улыбнулась и приступила к шнуровке. — Не сомневаюсь в вашем успехе, ваше высочество. Его высочество, когда узнает вас лучше, несомненно, поможет вам во всех ваших начинаниях. Но — пока — лучше никому не рассказывать о наших планах. Трейя согласно кивнула и выдохнула, когда Николетта затянула завязки платья поверх корсета. Тревога уступила место огоньку надежды и неясному томлению перед первой официальной встречей

***

Наследную принцессу с детства окружали лучшие учителя, муштровали этикетом и танцами. Трейя считала себя начитанной и образованной — свободно говорила на трех языках, наизусть цитировала стихи и положения из талерского свода законов. Конечно, отец всю жизнь надеялся на появление наследника мужского пола, но и о дочери не забывал. Трейя знала, как ей бы должно себя вести — что отвечать и как держать голову, как развернуть веер и что не следует ни о чем говорить прямо. Но с воплощением образа идеальной принцессы у Трейи всегда и были проблемы — придворное лицемерие и выразительная стрельба глазами из-за масок и вееров вызывали в лучшем случае раздражение. Матушка и ее статс-дамы вздыхали и закатывали глаза, ругая ее учителей. Поддерживал Трейю в ее небольшом бунтарстве, как ни странно, отец. Пока не возвысил леди Ирэну. Вот уж кто знал толк в притворстве! Трейя, не слушая увещеваний матери, схлестнулась с ней открыто, и вот тут-то отец их и предал. Обвинить отцовскую любовницу прямо было не в чем, к тому же та успела расположить к себе двор и королевский совет, и судьба королевы была решена. Саму Трейю никто из дворца не гнал, но смотреть на отца и прятаться за фальшивыми улыбками сил не оставалось. Жизнь в глуши, хоть и ужасно скучная, имела свои прелести. Полное отсутствие притворства, пренебрежение правилами этикета, отсутствие строгих корсетов. Конечно, и в столице на ее выходки смотрели сквозь пальцы, но босиком по парку она все же не гуляла и со своими гвардейцами просто так не разговаривала. Но сегодня ударить в грязь лицом было страшно. Осанка Трейи стала еще ровней, и, пару раз глубоко вздохнув, она велела Николетте проводить ее к гостям. Из зала послышались голоса. Тихий голос матушки, низкий — барона. Другие принадлежали гостям. Опять она закопалась и явилась самой последней. Украдкой пожав ей руку, Николетта распахнула перед принцессой дверь и провозгласила: — Ее высочество Трейя Карро, наследная принцесса Талерская! Внезапно это приветствие, оглашенное будто это был не завтрак в крошечном замке, а бал в Осоми, показалось Трейе ужасно глупым. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, и чуть не запуталась в юбках. Мужчины торопливо встали из-за стола. За дальним концом стола сидел ее верный рыцарь, барон Кантис. Соучастника ее ночных похождений, высокого и черноволосого мужчину, которому камзол был явно коротковат, посадили в середине стола. А по правую руку от матушки сидел другой — улыбчивый и голубоглазый, как две капли воды похожий на портреты анфирского короля. Трейя почувствовала, как сердце ее опустилось, когда он учтиво поклонился и поцеловал ее руку. Ее замешательство заметили, и барон с укором сказал: — Ну что вы, леди Николетта, совсем нам невесту засмущали. Чай, не во дворце, можно без церемоний. — И впрямь, обстановка располагает к более душевному знакомству, — матушка положила руку на Трейину ладонь и повернулась к соседу. — Трейя, знакомься — его высочество Тадео Ганн. Он приехал из Пады просить твоей руки. — Прошу вас, ваше высочество, величество — зовите меня просто Ганном. — Принц сидел прямо напротив нее и излучал дружелюбие. Трейя постаралась улыбнуться в ответ, но вышло, видно, не очень. Его сосед дернул щекой и остановил на ней пристальный взгляд, отчего сердце забилось чуть быстрее, чем должно. Принц, ничего не заметивший, торопливо добавил: — Приношу вам свои извинения за вчерашнее вторжение и что сегодня я вынужден начать наше знакомство в столь неподобающем виде. Понимаю, что жених в одежде с чужого плеча — не верх мечтаний самой прекрасной девушки Аеделы. Не в обиду вам, барон. Трейя украдкой оглядела гостей. Действительно, они же прибыли без багажа. Камзолы были рослым широкоплечим мужчинам явно не по размеру, наверняка из баронского гардероба. Принц выглядел виновато, а его спутник — отрешенно. Сделал вид, что не узнал ее. Но стесняться из-за своего туалета Трейя как-то разом перестала. — Барону не стоит обижаться, потому что эти камзолы помню, кажется, даже я, — раздался голос слева. Рядом с принцессой, засмотревшейся на мужчин, сидела, откинувшись на спинку стула, пришлая чародейка. На ней самой платье было Трейино платье, которое та сначала даже не узнала — ее голубое платье и высокая прическа делала милой, а бледную антийку с тяжелыми косами — холодной и высокомерной. Саму же колдунью, а вернее ее страшные глаза, Трейя смутно помнила — давным-давно, еще в детстве, отец познакомил их. Он сказал, что она тоже принцесса и никогда не обидит маленькую Трейю, а та подарила ей сказочной красоты куклу в антийском костюме и рассказывала сказки.  — Баронство не пошло вам на пользу, и вы перестали в них помещаться раньше, чем успели сносить? Барон растерялся, а тут разозлился Трейин ночной сотрапезник. — Скажите, а ваше жало в вас тоже не помещается? — А это, ваше высочество, мой друг и почти что брат, Адриан Асселин, — с нажимом сказал принц, прихватив того за локоть. Упомянутый перевел глаза на Трейю и сухо извинился, а у нее вновь стало тесно в груди. –По левую руку от вас — княжна Альдис из Антии. Они с Адрианом увлечены искусством риторики и все дни нашего путешествия неутомимо развлекали нас своими познаниями в искусстве владения словом. — Полагаю, ее величество со мной согласится, что слова — главное орудие женщины, а тем более — женщины королевской крови, — антийка даже не повернула головы, но матушка вымученно улыбнулась. — Вы, леди Альдис, всегда были известны… прямотой своих суждений. — Должно же во мне хоть что-то хорошее, — пожала плечами колдунья. — Поэтому прямо говорю вам — что вы здесь забыли, Диана? Громко звякнула посуда — Николетта, стиснувшая нож до побелевших костяшек, с трудом сдерживала гнев. Леди Ирила держала ее за плечо, но промолчать Николетта не смогла: — Это не честность, это гнусность. Кто тебя забыл спросить? Не прогуляться ли тебе, пока ее величества и их высочества занимаются своими частными, семейными делами? Матушка, леди Ирила и принц Ганн одновременно вздохнули. Антийка же и бровью не повела. Ее лицо, осанка, достоинство — все, кроме едких слов, что матушке хотелось бы видеть в Трейе. И Трейя, если бы она не задевала матушку, даже бы ей восхитилась. — Раз уж ты любезно поинтересовалась, — колдунья потянулась за булочкой, — то тебе будет интересно узнать, что семейные дела королей быть частными не могут по определению. А поскольку документы ты, как всегда, не читаешь, то слушай внимательно — контрактом Гильдии с Оскаром I, королем Талеры, с момента отъезда из Осоми я определена в особую охрану принцессы Трейи до передачи опеки ее супругу. А, значит, погулять можешь отправиться ты. Альдис словно невзначай убрала прядку, качнув магистерской серьгой. Николеттино лицо посерело. До этого именно она была особой охраной Трейи, но новый чародейский контракт в случае противоречия отменяет старый, а в данном случае — отдает ее под начало вышестоящей соперницы. Матушка тревожно посмотрела на Трейю и обратилась к Альдис: — Леди Альдис, разве вам пристало было дуэньей? — А что? Я достаточно родовитая, старая и страшная. Выбор стоял небольшой, — отмахнулась та и занялась завтраком. Принц Ганн, мужественно выдержавший женскую перебранку, поймал взгляд Трейи и украдкой подмигнул. Трейя улыбнулась и уставилась в тарелку. — Ваше высочество, я не столь велеречив, как наши собеседницы, но в свои письма к вам я вкладывал все сердце. — Сегодня слуги расстарались, и стол буквально ломился. Раньше из всех господ в доме хорошим аппетитом отличались только принцесса и барон, но сегодня снедь исчезала быстро. Трейя с удовольствием заметила, что гости не манерничают и не клюют по зернышку, как это стало принято в Осоми. — Не обидел ли я вас излишней навязчивостью? — Я не получала ваших писем, ваше высочество, — преодолевая внезапно нахлынувшее смущение сказала Трейя. — Возможно, они остались у отца. Принц посмотрел на нее и королеву, а потом переглянулся с другом. — Полагаю, его величество не хотел, чтобы дьявольские речи очаровали вас, на случай если помолвка сорвется, — негромко добавил Адриан. — Его высочество скромничает, в эпистолярном жанре равных ему нет. Принц рассмеялся, сверкнув зубами. До этого дня для Трейи единственным знакомым принцем был ее брат, а из анфов она знала только посла, такого же напыщенного, как все талерские придворные. К ее стыду, гнев на отца быстро улетучивался — гости ей нравились. Обе колдуньи скоро откланялись и удалились, за ними последовал и барон — он всегда переживал, что хозяйство без него развалится. А присутствие чужих солдат так вообще сильно било по его самоуверенности. Принц Ганн шутил, ухаживал за Трейей и ее матушкой, успевал говорить комплименты леди Ириле. Его друг после ухода чародеек заметно расслабился и стал активнее участвовать в беседе. — Ваше высочество, не окажите ли вы мне честь прогуляться со мной по вашему замечательному парку? — когда завтрак подошел к концу и все переместились в гостиную, спросил принц.– Погода в этих краях столь переменчива, боюсь, мне может больше не представиться возможности посмотреть здешние красоты. Хоть она и была самой завидной невестой королевства, ухаживания за Трейе за пределами этикета и флирт с нею были в Осоми под строгим запретом, а потому такое пристальное внимание заставляло щеки беспрестанно гореть под пудрой. — А два дня до этого ты чем занимался? — тихо пробормотал его спутник, но принцесса услышала и хихикнула. Королева же, заметно утомленная долгими разговорами и тяжелой прической, сложила веер на коленях: — Действительно, Трейя, покажи гостям наше поместье. Леди Ирила или леди Николетта присоединятся к вам. Ганн, вы упомянули, что его величество ждет вас в Осоми к концу месяца? — Да, ваше величество. К сожалению, мы задержались в дороге, потому на отдых и сборы остается не так много времени. — Понимаю. Я отдам все необходимые распоряжения. Жду встречи с вами за ужином. Принц взял Трейю под локоть и повел на улицу. Трейя обернулась на матушку, но ту уже сажали в переносное кресло. К чему такая спешка? Голова шла кругом. Все происходило слишком быстро, она не была готова отправиться в путь со всеми этими неизвестными, хоть и симпатичными, людьми, не готова была выходить замуж, не готова оставить мать. Но судьба в лице двух мужчин не слышала ее и уверенно вела по узким лесным тропинкам.