Меч, Корона и Посох. Часть I "Меч"

Прошла уже половина лета после этого случая. Одним тихим летним вечером семья Гамильтонов сидела у себя на веранде с настежь раскрытым окном. Все пили фруктовый чай и ели пирожные с взбитыми сливками. Семья обсуждала, куда бы им съездить, раз стоит лето и у Рендома начался отпуск. — Что-то от Эхмены давно нет известий, — произнёс глава семьи Гамильтонов.— что-то не пишет нам. — Слушай, а почту мы сегодня брали? — спохватилась Латона, зацепившись за слово «пишет». — Я схожу к ящику, — объявила Ипатия, вставая. — Я с тобой, — сказал Эйрент. — Это от тёти Эхмены и дяди Амфибрахия! — узнала Ипатия, прочитав надпись на конверте письма, которое они с братом достали из ящика, — вот папа обрадуется. Эйрент уже знал, что речь шла о его тётке по отцу и её муже, живших в Юпитериане. Они с сестрой вернулись в дом и отдали письмо отцу. Рендом развернул письмо и углубился в чтение. По мере чтения лицо его всё больше светлело. — У Эхмены три дня назад родился мальчик, и они зовут нас в Юпитериан на олучение! Эйренту было известно, что олучением в касторианстве называется обряд, схожий с крещением в христианстве. — На олучение? В Юпитериан? — переспросила Латона. — Конечно! — И что, они зовут всех, даже малышей? — Разумеется! — Но Раймона ещё слишком мала для такой поездки, — продолжала возражать Латона. — К тому же там и разместиться негде. — Но Эхмена пишет, что неподалёку жители дома построили гостевой домик, так что все могут разместиться без труда, — добавил Рендом. — А это меняет дело! — просияла Латона. — Тогда можно смело принять приглашение! — Ура! — завопила Флорена. — Это же замечательно! — вторили ей Дриаден и Ипатия. — А когда мы едем и как? — спросил Эйрент, весьма нетерпеливо, потому что сбывалась его мечта поехать в этот город. — Мы поедем завтра вечерним пароходом, — ответил отец на оба его вопроса. — А сегодня нам надо пораньше лечь спать, — добавила Латона, — ведь завтра трудный день. Весь следующий день с самого утра семья провела в сборах в дорогу. Этому предшествовала вечерняя суматоха с составлением планов того, что надо взять с собой. Когда всё было составлено, пересмотрено и переспорено, все улеглись спать. Вот, наконец, и пароходная пристань. Вечерело. Солнце садилось, и на западе горизонт приобрёл нежный золотистый оттенок, придавая всему какое-то сказочное очарование. Соловьиные трели, доносившиеся издалека, усиливали романтичность обстановки. Заплатив при входе по пять талеров с человека, Гамильтоны взошли на пароход, заняли места на верхней палубе и стали ждать отплытия. На часах пробило семь часов — время отправления. Раздалось знакомое Эйренту шипение, и пароход отчалил от пристани Ихтитеуна. Плавание шло без особых происшествий. Под бортами журчала рассекаемая вода, за кормой сходились и расходились кильватерные струи. В лицо снова бил слегка пахнувший водорослями и рыбой вольный озёрный ветер. И вновь просторы, водные просторы по обе стороны от парохода… Стоя у леера, Эйрент разговаривал с Дриаденом и Ипатией. Брат и сестра, в отличие от Эйрента, относились к поездке как к чему-то привычному, но, тем не менее, обсуждали с Эйрентом плавание. «Интересно, что там, на дне?» — думалось Эйренту, когда он бросал взгляд на гладь воды. Прошёл почти час после отплытия. Из огромного рупора, находившегося на мачте, раздалось: — Уважаемые пассажиры! Наш пароход через двадцать минут прибывает на одну из пароходных пристаней нашей столицы — города Юпитериана. Просьба собрать свои вещи и приготовиться к швартовке. Когда пассажиры собрали вещи, они столпились на нижней палубе. Была половина девятого вечера. Опустились светлые летние сумерки. Пароход подплывал к берегу, и перед путешественниками открылась панорама огромного города. Он был покрыт сеткой уличных огней, виднелись там и сям силуэты высоких домов — столица же, ей и полагается состоять из высотных зданий. Ближе к окраинам города Эйрент различил силуэты, как он определил, соборов; их было всего восемь. — Что, любуешься? — услышал Эйрент над собой голос отца. — Ага. Пароход подошёл к одной из пристаней. Пассажиры устремились к уже поданному на берег трапу. Вопреки ожиданиям Эйрента, процесс схода на берег осуществлялся организованно, без возможной в этих случаях толкучки. Сойдя на берег, семья Гамильтонов направилась вглубь города, по одной из улиц, словно продолжавшей пароходный пирс. Они дошли до странного полупрозрачного павильона, где уже стояло человек пятнадцать. — Это гиппобусная остановка, — шепнул Дриаден на ухо брату, и Эйрент понял, что сейчас они поедут на гиппобусе. Эта перспектива вдохновила мальчика, потому что раньше возможности для этого он не видел. Вот слева раздался цокот лошадиных копыт по дорожному покрытию, и к остановке подъехал гиппобус с немногочисленными пассажирами. Заплатив по пять талеров с человека, Гамильтоны зашли внутрь. Гиппобус ехал по улицам Юпитериана. Сначала Эйренту казалось, что транспорт подскакивал бы на каждом камне и на каждой впадине на дороге. Но всё было иначе. Гиппобус ехал очень мягко, словно по какому-то ковру. Эйрент пришёл к выводу, что это какая-то хорошо продуманная система рессор. Ехать было замечательно. Цокали копыта лошадей, и Эйрент во все глаза рассматривал виды из окна, не забывая делиться впечатлениями с сидящим рядом Дриаденом и, напротив — с Ипатией и Флореной. Везде горели фонари, словно выхватывая своим светом большие круги под собой, тогда как промежутки между домами тонули во мраке. Дома были по шесть-семь этажей, а их архитектура напоминала земную архитектуру восемнадцатого века. Но всем этим домам было максимум лет по пятьдесят. Вот гиппобус выехал на довольно большую площадь, посреди которой имелся фонтан рядом с оригинальной скульптурной группой. Гиппобус остановился, и Эйрент, посмотрев на часы, увидел, что дорога заняла двадцать минут, если учесть, что по пути он сделал четыре остановки. — Приехали. Площадь Первых Вождей, — объявил Рендом. Выйдя из гиппобуса, они направились к одному из домов, выходившему фасадом прямо на площадь. Он оказался красивым строением, бежево-розоватого цвета, с тёмно-красными крышей, наличниками окон и входной дверью. В доме было шесть этажей, и на его стене красовалась табличка: «Площадь Первых Вождей, дом 5». Поднявшись на третий этаж, они нашли дверь с табличкой «12» на ней, и Рендом позвонил в дверь. На звонок вышла молодая женщина, едва уловимо похожая на Рендома. За её спиной маячил мальчишка с встрёпанными волосами, примерно ровесник Эйрента, а с ним ещё несколько детей. — О, Рендом! Латона! — воскликнула тётя Эхмена, а это оказалась именно она и тут же забросала вопросами и другими возгласами. — Когда же вы приехали? Как добрались? Какие же вы все большие выросли! Раймона, смотрю, спит совсем! Поток восклицаний не утихал, и, по-видимому, привычный к этому Рендом умело отражал этот натиск. Наконец, Гамильтоны вошли в квартиру, как оказалось, четырёхкомнатную. Их тут же привели в гостиную, она же была и библиотекой. Там уже сидела пожилая супружеская пара и совсем уже старушка, лет восьмидесяти — девяноста, сразу приковавшая внимание Эйрента. Несмотря на видимый столь внушительный возраст, она сохранила молодость взгляда, царственность безупречно прямой осанки и, по всей видимости, большой запас жизненных сил. Супружеская пара оказалась теми самыми Лаэртом и Миртой — бабушкой и дедушкой Эйрента по отцу, а старушка — бабушкой по отцу, в свою очередь, Рендома и, следовательно, прабабушкой Эйрента. Обо всех этих родственниках Эйрент узнал ещё в больнице из рассказов отца. И Эйрент уже знал, что бабушка Аквилегия, дедушка Лаэрт и бабушка Мирта живут в городе Родтеуне. Он уже ездил туда, в гости, но не застал там прабабушку — она тогда была в отъезде, и сейчас Эйрент видел её впервые. — Папа! Мама! Бабушка! — обрадовался Рендом супружеской паре и сидевшей рядом старушке. — Когда же вы приехали? — Сегодня днём, Рендом, — отозвался дедушка Лаэрт. — Хорошо, появился дневной рейс парохода из Родтеуна. — Как добрались? — Вполне хорошо, сынок, — добавила бабушка Мирта.— Скоро Спиран придёт, они обустраиваются в гостевом домике. — О, и Спиран здесь? — обрадовался Рендом. — Давно я не видел своего брата! Эйрент уже был знаком с дядей Спираном и его детьми — своими очередными двоюродными братьями и сёстрами. Они жили в Брилте — посёлке не так далеко от Ихтитеуна, откуда до Брилта ездил дилижанс — наземный междугородный транспорт Мэглянда. Эйрент с удовольствием вспоминал поездку в Брилт, где они посетили питомник плодовых деревьев, где работал дядя Спиран. — Как выросли твои дети, Рендом, — заметила старушка, — старшие ведь уже в Спецлицей, да? — Да, бабушка, — ответил Рендом. Тут бабушка Аквилегия, обежав глазами кольцо правнуков и сказав каждому несколько слов, остановилась взглядом на Эйренте. «Его зовут Эйрент», — предупреждающе шепнула ей Мирта. — Эйрент, мальчик мой, подойди сюда. О, Касториос! — воскликнула она, когда Эйрент робко повиновался и по приглашению бабушки сел рядом с ней. — Как же ты становишься похож на моего отца! — А кто ваш отец, бабушка? — поинтересовался Эйрент. — Во-первых, не «ваш», а «твой», — улыбнувшись, мягко поправила Эйрента бабушка Аквилегия, — а, во-вторых, я расскажу тебе от этом чуть позже. Несостоявшийся разговор Эйрента с бабушкой и разглядывание им же гостиной был прерван приходом нарядного довольно молодого мужчины, Амфибрахия Беренгелита Марвингтона, мужа тёти Эхмены. Оказалось, он дирижёр симфонического оркестра Мэгляндской филармонии и что сегодня был последний концерт сезона. Вслед за ним пришёл дядя Спиран, и Эйрент обрадовался, увидев своих кузенов и кузин. Потом вся компания, человек двадцать пять, уселась за стол, накрытый к праздничному ужину. За столом Эйрент очутился между Гилланом, своим кузеном по отцу, который и был тем встрёпанным мальчишкой, встретившем их у входа, и Ипатией. Напротив он увидел своих кузин Лауру, Фиону и Венеру — дочек дяди Спирана. Когда все расселись за столом, дядя Амфибрахий встал, взяв со стола бокал с вином, поздравил всех присутствующих с благополучным прибытием, а затем произнёс: — Ну, вы все знаете повод, по которому мы все собрались, — тут все шумно зааплодировали и принялись поздравлять хозяев с этим событием. — А когда же состоится олучение? — спросила Латона. — Мы договорились на послезавтра, — ответил ей Амфибрахий. — А как вы его назовёте? — задал Эйрент интересовавший всех вопрос. — Мы ещё сами не знаем, — мягко улыбнулась Эхмена, — но это непременно к послезавтра решим. — А где Льювилла? — спросил Рендом, осматриваясь. Эйрент знал, что это ещё одна сестра отца, жившая в Юпитериане, где её муж преподавал в университете. — Она не придёт, — огорчённо сообщила Эхмена. — У неё заболели близнецы, но она передавала всем горячий привет и поздравление. Все понимающе закивали, и вечер продолжился. Когда самые младшие дети, а им было от года до четырёх, стали клевать носом и капризничать, тётя Эхмена проводила в гостевой домик, чтобы показать Латоне и тёте Венере, жене дяди Спирана, где положить малышей спать. Буквально через полчаса женщины вернулись: оказывается, утомлённых малышей долго укладывать не пришлось. И тут ужин начался по-настоящему весело. Благодаря особо задушевной атмосфере, царившей за столом, было видно, что собрались родственники. Эйрент впервые оказался в столь шумной и прекрасной компании. Потом гости разбились на более тесные круги общения. Взрослые общались отдельно, мальчишки — Эйрент, Дриаден, Гиллан и его брат Кериан — отдельно, девчонки — Ипатия, Флорена, сестра Гиллана Эстера, Лаура, Фиона и Венера-младшая — отдельно. Под занавес вечера хозяева угостили гостей небольшим музыкальным концертом. Дядя Амфибрахий и Гиллан играли на скрипках, тётя Эхмена — на фортепиано, Эстера — на флейте, а Кериан достал виолончель, на которой, хоть и недавно начал учиться, уже достиг успехов. Было видно, что Марвингтоны — музыкальная семья, и гости были довольны полученным удовольствием. Наконец, все поняли, что пора ложиться спать. Хозяева проводили гостей в гостевой домик, словно закрытый от уличного шума большим домом. Гости зашли в домик, который, хоть и был двухэтажным, казался совсем небольшим. Семья Спирана заняла комнаты на первом этаже, в одной из которых спали бабушка Аквилегия, дедушка Лаэрт и бабушка Мирта. А Рендом с женой и детьми отправился на второй этаж, стараясь не шуметь, потому что в одной из комнат спали малыши. Рендом и Латона легли в одну из свободных комнат, Эйрент и Дриаден — в другую, Ипатия и Флорена — в третью. Эйрент так устал, что у него не было сил ни на разглядывание комнаты, ни на болтовню с братом. Он просто разделся, лёг в постель и крепко уснул. Завтракали все тоже у Марвингтонов, с такими же шутками и прибаутками, что и на ужине. До олучения оставались сутки, и это время решили потратить на прогулки и непринуждённый отдых. Семья Спирана решила пройтись по магазинам и купить всё необходимое для старшей дочери — Лауры, ведь осенью ей предстояло отправиться в Спецгимназию. Ипатия поделилась с братом, что такие же сборы предстоят через год и им обоим. Дедушка Лаэрт и бабушка Мирта решили остаться дома. А семья Рендома предпочла отправиться в близлежащий парк. После чудесного времени, проведённого в парке, семья продолжила прогулку по городу. Прошлись по набережной реки, протекающей через город и впадающей в озеро, посетили пару музеев, а на обратном пути они наткнулись на странное здание, сильно отличавшееся от соседних домов архитектурой. Казалось, это здание привезли целиком из какой-то южной страны. Рядом со входной дверью стоял странно одетый незнакомец, и Эйрент сразу вспомнил рассказ отца о его сестре — на незнакомце была туника с длинными рукавами, облегавшие ноги трико и сандалии, на плечах плащ, на груди медальон, а голову обхватывал обруч с большой звездой на лбу. Вся эта одежда была голубого цвета, а сам незнакомец обладал запоминающейся внешностью: бронзовой кожей необычного оттенка, большими чёрными глазами и светлыми волосами. Эйрент пригляделся к табличке возле двери и прочитал на ней: «Командория Ордена Голубых Звёзд». — Папа, что такое командория? — спросил Эйрент отца. — Командория — это место, где работают маги, — услышал его вопрос незнакомец, ответив вместо Рендома. Видно было, что он скучал, поэтому с готовностью ответил, подмигнув детям. — Желаете зайти и посмотреть? — Не надо, — отрезал Рендом, — мы торопимся. Эйрент не стал перечить отцу и решил запомнить дорогу, чтобы потом прийти в другой день. Наверняка такой окажется, подумалось ему. На следующий день состоялось олучение. Все собрались на улице и ждали, когда тётя Эхмена оденет ребёнка и вынесет его на улицу. Когда она с малышом вышла во двор, все направились в собор святого Оригена — один из четырёх касторианских соборов Юпитериана. По касторианскому обычаю, имя ребёнка держалось в тайне до церемонии, и всех остро интересовало, как же всё-таки Марвингтоны назвали сынишку. Вот, наконец, и собор. Готический по архитектуре, как и все касторианские храмы, увенчанный всё теми же золотыми солнцами на шпилях, он величественно возвышался впереди. Эйренту показалось, что он намного больше собора в Ихтитеуне. Как Эйрент уже знал, олучение производилось всегда в определённый час, когда проникающие в собор лучи солнца падают прямо в подставленные ладони огромной статуи Касториоса, изображавшей сурового, но тем не менее благодушно взиравшего мужчину. Кстати сказать, в касторианских соборах несколько статуй Касториоса для разных обрядов: олучения, бракосочетания и других, и момент падения солнечных лучей на эти статуи вычислялся для каждого дня в году для каждой из статуй. Когда Гамильтоны вместе с Марвингтонами вошли в собор, соборный хор уже вовсю пел касторианские духовные гимны. Пение было настолько красивым, что у Эйрента сладко защемило в сердце. Все подошли к той самой статуе Касториоса с подставленными ладонями. Появился отец Альцин, дракомандр, настоятель собора святого Оригена. Поздоровавшись с присутствующими и благословив их, он повернулся к статуе лицом и с воздетыми чешуйчатыми руками стал петь духовные гимны. Одновременно он следил за скользившим в их сторону солнечным лучом. Когда луч приблизился к ним, лучимая мать, тётя Венера, жена дяди Спирана, взяла ребёнка из рук лучимого отца, Рендома, и подала его отцу Альцину. Эйрент уже знал, что лучимые отец и мать — это как крёстные в христианстве. Отец Альцин поднял ребёнка над головой и воскликнул: — О, Касториос! Вот раб Твой — Ломен! Таким образом, все узнали, что ребёнка назвали Ломен Амфибрахит Марвингтон. Увидев, что луч солнца коснулся больших пальцев рук статуи, отец Альцин положил недовольно запищавшего ребёнка прямо в ладони статуи. Потом солнце как бы окутало ребёнка светом: Касториос благословил ребёнка и принял его в своё лоно. Так малыш Ломен стал касторианином. Потом вокруг статуи двинулась процессия: сначала отец Альцин, всё ещё певший духовные гимны, за ним тётя Венера и Рендом, потом родители с малышом на руках, затем все остальные. — Папа, а кто у меня были лучимые отец и мать? — спросил Эйрент, когда они все стояли на улице, принимая благословение отца Альцина. — У вас с Ипатией лучимый отец — господин Дарлинтон, а лучимая мать — тётя Медея, ну, сестра твоей мамы, — сообщил детям Рендом. — Когда вы родились, мы все жили в Адамастеуне, пока не переехали в Ихтитеун, поэтому мы и выбрали вам этих лучимых отца и мать. — И мы с Эйрентом так же лежали в руках Касториоса? — спросила Ипатия. — Конечно, — вмешалась Латона. — Вы ведь видели, как Ломен там лежал. А вы с Эйрентом родились мельче, чем остальные дети, так что места вам вполне хватило. — Здорово, — переглянувшись, в один голос выдохнули брат и сестра. Хотя Ипатия уже знала подробности их собственного олучения, ей это было интересно не менее, чем Эйренту. Вечером у Марвингтонов состоялся праздничный ужин в честь прошедшей церемонии. Родителям гости вручили подарки, доселе хранившиеся в тайне. Через два дня гости стали собираться в дорогу, хотя Марвингтоны просили их остаться ещё. Сопровождая гостей самыми добрыми пожеланиями счастливого пути и всего хорошего, Марвингтоны проводили Рендома и дядю Спирана с их семьями на пароход до Ихтитеуна, обещая поддерживать с ними связь. А сдружившиеся Эйрент и Гиллан пообещали найти друг друга в Спецлицее. Дедушка Лаэрт, бабушка Мирта и бабушка Аквилегия уехали в Родтеун ещё вчера. В Ихтитеуне Рендом и его семья проводили дядю Спирана на дилижанс до Брилта, а затем отправились домой. Оставшуюся часть лета Эйрент отдыхал, хотя отец время от времени отвозил его в больницу к господину Дарлинтону, чтобы тот его осмотрел. Эйрент пользовался этими поездками в Адамастеун, где он встречался не только с семьёй дяди Нериана, но и с Дорианом и Геленой. Также Эйрент возобновил знакомство с сыном господином Дарлинтона Астреем, переросшее в их дружбу. Однажды в Адамастеуне они побывали на ещё одном олучении — накануне очередной поездки Эйрента в Адамастеун у дяди Нериана и тёти Кайлины родилась дочка, которую назвали Ирента. В занятиях математикой и мэгляндским языком, изучении касторианской брошюрки, прогулках, играх и плавании в озере с братьями и сёстрами, а также с кузенами незаметно пролетело лето. Потянуло прохладой, появились первые жёлтые листья на деревьях, первые птицы потянулись к югу. В конце Месяца Плодов к ним домой пришёл отец Бикарей, чтобы проэкзаменовать Эйрента и дать ему своё благословение. Ипатия уже сдала этот экзамен, теперь настала очередь Эйрента. Задав Эйренту несколько вопросов и получив на них ответы, отец Бикарей остался доволен его знаниями. Он благословил мальчика и пожелал ему всего хорошего. До начала занятий в школе оставалось две недели, и родители стали покупать детям всё необходимое для занятий. Эйрент и Ипатия собирались учиться в четвёртом классе, а Дриаден — во втором. Вот и последний вечер. Всё было готово: одежда отутюжена, сумки собраны, обувь приготовлена. В последнюю ночь Эйрент так волновался, что долго не мог уснуть, и ему пришлось попросить у отца снотворное.