Poli-Am.

Два дня Коннор провел в прокрастинации. Он читал бездарные скучные книги, которые нашел в комнате, мучился от затяжной простуды — на второй день поднялась небольшая, но температура, — метался по помещению, как зверь. На прогулки выходить не хотелось, коммуницировать с кем-то – тоже. Еду любезно приносил кто-то из работников фонда. Единственным развлечением оставались бульварные романы и плеер, который он от греха подальше закинул на шкаф, — и потом двадцать минут пытался его оттуда достать, смешно подпрыгивая на носочках. Его вены были просто огромными. Ноги болели, нехорошо болели, — с другой стороны, он никогда раньше не принимал в таких количествах. Голова большую часть дня была мутной. Он физически чувствовал, как тупеет. На утро третьего дня пришел Маркус. Коннор как раз приходил в себя и пытался размять конечности — часть ночи он боролся с глубоким мокрым кашлем, вторую часть провел в бессознанке, — когда Манфред деликатно постучался и тут же, без приглашения, вошел: — Он жив, если тебе интересно. Коннор тяжело вздохнул. — Тогда нам пиздец. — Не всё так драматично, — сказал Маркус, присаживаясь рядом. Его глаза метнулись по вспухшим венам, не прикрытым рукавами. — Он под следствием. Его бывшие рабы надавали таких показаний, что Златко грозит пожизненное. Но у него хороший адвокат: занял оборону в больничной палате и никого туда не пускает. Коннор хмыкнул. Хотелось пить. — Кто ведет дело? — Первым на место прибыл некто Андерсон, — Маркус выразительно подергал бровями, — но потом дело передали другому офицеру. Однако я слышал, — Манфред понизил голос, — что твой брат с землей грозится сравнять больницу, если его не пустят на допрос Андронникова. Это было так похоже на Ричарда, что у Коннора защемило сердце. Он слабо улыбнулся. — Что ж, тогда у Златко ни шанса. — Не хочешь помочь мне еще кое в чем? Коннор подозрительно покосился на Маркуса. — Чтобы это опять закончилось чьей-то клинической смертью? — Да нет, — досадливо поморщился Манфред, — я хочу попросить тебя помочь мне расшифровать каракули Андронникова. Он кинул на кровать — но целился-то в Коннора — тетрадки и ежедневник, которые они ловко прихватили из подожженного дома Златко. Коннор лениво перелистнул пару страниц, без особого интереса разглядывая записи. — А что, ты почерк не понимаешь? — Это что-то типа личного дневника, — Маркус присел рядом, — но он ведет его очень хаотично, почти беспорядочно. И смотри, — он открыл ежедневник на середине, — тут какие-то формулы. Можешь сказать, что здесь написано? Коннор попытался собрать мозги в кучу и туповато уставился на записи. — Так, вот тут спирт, — Маркус выразительно фыркнул, — водород, бенз… о господи, либо бензол, либо бензин, C6H6, я не помню. А, бензол, конечно бензол. Купрум? Так, стоп, почему купрум? Какая-то хрень получается, зачем он здесь? Кислород, ну это понятно, без него никак. А дальше что написано? — Коннор с любопытством перевернул листок. И обнаружил только обрывки грубо вырванных страниц ежедневника. Маркус расстроенно вздохнул. — В этом-то и беда, — он принялся листать ежедневник, — Андронников либо гений, либо совсем чокнутый. У него тут половина записей перечеркнута, половина вырвана, есть только какие-то огрызки. А ведь этот ежедневник может послужить доказательством его вины, — и Маркус пытливо уставился на Коннора. Тот раздраженно повел плечами. — Маркус, я спец в органической химии, — процедил он, — даже если каким-то чудом я восстановлю ход логики Златко, я не смогу… — он сбился и развел руками, показывая степень своего бессилия. Маркус, однако, сдаваться не собирался. — А ты попытайся, — настаивал он, — я помогу тебе с доступом в Интернет, сможешь прогуглить моменты, которые не понимаешь. Коннор, мне некого больше попросить. Это выгодно нам всем: вдруг выяснится что-то, что поможет в расследовании твоего брата? Мы докажем, что Камски сотрудничал с этим ублюдком, и– — Но это не формула тириума, — возразил Коннор. Маркус замер. —…что? — Это что-то другое, — Коннор нахмурился и еще раз просмотрел записи, — то есть, она очень похожа, но здесь не хватает многих соединений. Она как будто… сырая. И, если я правильно понял… — он перелистнул к концу ежедневника, нахмурившись и что-то прикидывая, — тириум же испаряется, верно? Вот это, — он ткнул в строчки, — физически не может испариться. Тут есть водород, конечно, но… Маркус задумчиво пожевал губу. — То есть, Златко пытался усовершенствовать тириум? Зачем? Коннор вспомнил выкрики Андронникова и дуло пистолета, упирающееся ему в щеку. — Наоборот, — тихо сказал он, — он обвинял Камски в том, что он украл его разработки. В итоге Маркус оставил ему планшет, который притащил с собой, и Коннор принялся за дело. К концу первого дня у него было целое «ничего»; зато он выучил два русских местоимения, которыми Андронников не брезговал сорить в записях. В расчетах же ничего не сходилось. Не хватало данных. Коннор чувствовал себя беспросветно тупым. А ночью он снова принял.

***

Они снова были в тупике. Встречу с Тоддом Уильямсом обещали организовать после выходных, но Хэнк печенками чувствовал, что они теряют драгоценное время; отчего-то ему казалось, что именно двух эти фрагментов — Андронникова и Уильямса – не хватает в общей головоломке. А еще закрадывалась шальная мысль, что тормозят его специально, чтобы дать Андронникову время очухаться, — но вот тут, к счастью, у Андерсона был контраргумент. — Ехать в тюрьму Милан? Сейчас? — негромко уточнил Ричард, в то время как Рид закатил глаза и принялся бурчать что-то про жаренного петуха и задницу. Хэнк скрестил руки на груди. — Вам не кажется подозрительным то, как небыстро происходят процессы в этом деле? — ответил он. — Тело Мелроу держали хер знает сколько, второго судмеда прислали через пару недель после того, как обнаружили труп и Джефри подал запрос на расширение штата. Нет ощущения, что наши действия проходят… как бы сказать… комиссию одобрения где-то там, сверху? Рид перестал ругаться. — Я думаю, так и есть, — и бегло — шепотом — пересказал разговор с братом. Ричард ощутил жуткое желание ему всечь. — И ты молчал?! — Не до того было, извиняй. — Так, заткнулись оба и слушай мою команду, — грубо прервал их Хэнк, — вы отправитесь в Милан, до туда восемь часов пути. Мы не можем ждать, пока Уильямса конвоируют сюда. Там проведете допрос. Я на вас рассчитываю, — добавил он, видя выражение лица Ричарда. Тот нахмурился. — Лейтенант, я не думаю… — Так мы выиграем время, — объяснил ему Хэнк, — я же буду осаждать палату Андронникова. Впервые то, что нас трое, играет нам на руку. Давайте, парни, покажите, на что способны. Хэнк так и не понял, как он их уговорил, но крики Фаулера — Рид мужественно пошел объясняться с начальником — он слышал даже из курилки. По итогу им разрешили ехать, и Фаулер отправил запрос в тюрьму на согласование встречи; к удивлению Хэнка, его подтвердили почти сразу же. Уже садясь в машину, Ричард бросил: — Я могу положиться на Вас? — и посмотрел настолько устало, что Хэнк сразу же понял, о чем он. — Конечно, — пообещал он. После этого он отправился в больницу, где лежал Андронников, но получил тот же ответ, что и три дня назад: пациент не в кондиции. — Вы понимаете, — прорычал он, когда девушка на ресепшене дорогущей клиники покачала головой, — что помогаете преступнику выстраивать линию защиты, пока не пускаете меня к нему? — Простите, офицер, но пациент находится в глубоком шоке и не может отвечать на Ваши вопросы, — упрямо ответила девушка, хотя и побледнела. — А с адвокатом, стало быть, он разговаривать может?! — Его посещает родственник, это подтверждено бумагами. То, что он по совместительству является адвокатом мистера Андронникова, просто совпадение, не более. — Послушайте, он подозреваемый, и, к тому же, три дня прошло, кто-то может постард– —Завтра, — устало перебила его девушка, — приходите завтра. Думаю, мистеру Андронникову станет лучше. В итоге Хэнк остался ни с чем. На улице стоял удивительно морозный день. Захотелось жрать. Хэнк быстро нашел на карте ближайшую забегаловку — это оказался нелегальный фуд-трак, — и отправился к ней. Его одолевали тяжелые мысли. Было ясно, что в деле замешан Камски. Только вот три дня назад вышла разгромная статья Маркуса Манфреда о том, что Камски отправлен в отставку советом директоров собственной компании, и что его влияние на окружающий мир гораздо меньше, чем представлял обыватель. Связаться с самим Камски не удалось, – как сказал Рид, он покинул страну. И, если верить опять же Гэвину, сам Камски называл себя заложником людей более могущественных, чем кто-либо мог представить. Дело приобретало нехороший оборот. Фургончик стоял в переулке, заваленном всяким хламом. Пришлось оставить машину и идти пешком. Вероятнее всего, это Камски подбил Коннора украсть информацию. Но зачем? Размышлять Хэнк мог бесконечно, а вот задница постепенно отмерзала. Он подошел к фургончику с едой, постучал по стеклу. Оно тут же отъехало, и пожилой темнокожий мужчина щербато улыбнулся: — Чой будете? — со смешными южным говором спросил он. — Что-нибудь пожрать и поживее, — буркнул Хэнк. Мужчина хохотнул. — Пять минуток, то-ка доделаю заказ для м’лодого человека и тут же сооружу тебе, дружище, самый жирный бургер на всем северо-востоке, — и он кивнул куда-то в сторону переулка. Хэнк чисто по инерции обернулся. И стыдливо поморщился. То, что он изначально принял за кучу хлама, было человеком. Развалившись на каких-то ящиках, парень дремал, натянув дурацкую шапочку на самые брови и уткнувшись носом в воротник потрепанной куртки. Хэнк мельком оценил его изношенные штаны, разбитые берцы и отвернулся; он видел сотни таких бедолаг, лишившихся работы и едва сводивших концы с концами, вынужденных питаться хрен знает чем. Окошко снова открылось. Мужчина крикнул: — Сопляк, твой обед! — и положил на прилавок целый пакет горячей, соленой картошки фри, которая изумительно пахла на морозе. Живот у Хэнка заурчал. Повар расхохотался и подмигнул ему. — Спасибо, — раздался знакомый хриплый голос. Андерсона будто обухом по голове ударили. Он медленно развернулся и увидел Коннора Моргана, неторопливо ковыляющего к фургончику. Парень взял картошку, протянул несколько помятых долларов и, не поднимая головы, побрел куда-то в переулок, на ходу запустив руку в пакет. Хэнка он даже не заметил. — Коннор, твою мать! Морган вздрогнул и остановился. Обернулся. Моргнул пару раз. — О, лейтенант Андерсон, — произнес он почти безразлично, — вы пришли сломать мне ноги? Уже по голосу было понятно, что Коннор давно и глубоко простужен. Хэнк сделал пару шагов, намереваясь догнать парня, но тот сурово на него взглянул, и мужчина остановился. — Ты о чем, Морган? — А потом Хэнк вспомнил собственные угрозы и продолжил куда более миролюбиво: — Ну, ты же вроде как не обдолбан, верно? Коннор задумчиво закатил глаза. — Обдолбан? Нет, — сказал он, — да. Вроде бы. Отходняки у меня, — сообразил он, наконец. И звучно чихнул, утерев затем нос рукавом. Хэнк поджал губы, но промолчал. Спорить с явно недружелюбно настроенным парнем ему не хотелось. Застарелая вина кольнула сердце. Он ведь так и не извинился перед ним за то, что наговорил в машине. Повисла тишина. Хэнк подбирал слова. Морган стоял с совершенно безучастным лицом, чуть покачиваясь взад-вперед от скуки. Его картошка медленно остывала. — Так Вы что-то хотели? — сухо поинтересовался Коннор. — Холодно же. Хэнк потер двумя пальцами переносицу. — Ээээ… Коннор, послушай… — Во внимании. Хэнк скрипнул зубами. Сучиться Коннор умел прекрасно. — Я просто напомню тебе, что официально, — почти спокойно заметил Андерсон, все-таки подходя ближе, — тебе запрещено шататься по улицам в таком… виде. Коннор изумленно вскинул брови. — А что не так с моим видом? — он потер красный от мороза нос и чуть покачнулся. — Вообще-то, неплохая куртка, почти не поддувает. Хотя, в любом случае, Вас это не касается, — и он упрямо двинулся вперед, засунув картошину в рот. Движения у него были слишком плавные, неловкие. Неправильные. Хэнк, поколебавшись пару секунд, пошел следом. — Где ты устроился? — Неважно, — буркнул Коннор. — Меня беспокоит мысль, что ты ночуешь на морозе. И вообще, выглядишь хреново. — Не хочу это слышать от Вас, — огрызнулся Коннор, и Хэнк впервые за долгое время ощутил укол стыда за неухоженную бороду и видавшее виды пальто. — Парень, я же не от праздного любопытства спрашиваю. Тебя ищут, и не только потому, что ты грандиозно… э, накосячил. Твой брат— — Заткнитесь, мистер Андерсон, — зло бросил Коннор, остановившись и обернувшись. — Я не желаю ничего слышать ни о Ричарде, ни о ком-либо еще. Оставьте меня в покое, — и Морган ускорил шаг. Вернее, попытался. Только сейчас Хэнк понял, почему движения бывшего судмедэксперта показались ему странными. Из-за походки. Коннор шел так, будто под ногами у него был хрупкий лед: каждый шаг он делал аккуратно, мягко наступая на землю полной подошвой, и переносил вес на ногу не сразу, а через несколько мгновений, будто проверял, достаточно ли крепко стоит на своих двоих. Молодые парни так не ходят. Так ходят либо очень пожилые, почти дряхлые люди, либо те, кто не уверен в собственных силах. Хэнк мрачно нахмурился. — Что с ногами, Морган? Коннор замер. На лице его на мгновение отразилась досада. — Болят, — негромко сказал он, отвернувшись. Хэнк грубо схватил его за плечо и толкнул к стене. Естественно, Коннор на ногах не устоял. Хэнк вовремя успел поймать его за предплечье и помог усесться на объемные мусорные мешки, окаменевшие из-за мороза. Еще пару секунд Морган соображал, что произошло. Потом поднял на Хэнка злобный взгляд. — Зачем Вы это сделали? — он провел рукой с бинтом по щеке. Хэнк обратив внимание, что повязка свежая. — Вам что, настолько нечем заняться?! Хэнк агрессию проигнорировал. — Сколько ты употребляешь? Еще две недели назад у тебя был полный порядок с ногами, — мужчина сурово взглянул на Коннора. Тот попытался его пнуть. — Какая Вам, нахер, разница?! Я уже сказал: отвалите от меня! — Буквально проорал Коннор и тут же закашлялся, прикрывая рот рукой . Хэнк угрюмо возвышался над дохающим Морганом, пока тот, наконец, не переборол приступ. Потом наклонился к нему ближе. — Коннор, — вкрадчиво и очень зло сказал он, — я ненавижу лжецов, как ты уже понял. И я бы очень хотел просто забыть о нашей встрече и отправиться по своим делам. Но даже так я понимаю, что ты либо окочуришься от пневмонии, — он аккуратно сжал шарф Моргана в кулаке и потянул так, что Коннор захрипел, — либо умудришься передознуться, как твоя драгоценная мамаша. Поэтому прекрати истерить и отвечай: что и сколько ты принимаешь? Коннор упрямо поджал губы и отвел взгляд. Хэнк потянул за шарф сильнее. Парень засопел, мучаясь от нехватки кислорода и раздирающего горло кашля, но упорно продолжал молчать, пока Хэнк, поняв, что ничего не добьется, со вздохом не отпустил его. — Ладно, — сказал он, проводя рукой по волосам, — ладно. Давай попробуем с начала. Коннор, я хочу помочь. Ты это понимаешь? Коннор тупо смотрел в стену, редко моргая. Пакет с картошкой он выронил на землю. — Вы велели мне убираться, — вдруг зло сказал он, — Вы прогнали меня, как шавку. Хэнк молчал. Коннор неуклюже поднялся на ноги. — Мне не нужна жалость, — отрывисто произнес он, — и мне не нужна помощь. От Вас — тем более. Разбирайтесь со своей жизнью, а меня оставьте в покое. Он поковылял прочь, забыв про свой обед. Хэнк неторопливо пошел следом. Как он и предполагал, далеко Коннор не ушел: рухнул на ближайшую скамейку, как только вышел из переулка. Вытянул ноги, прикрыл глаза. — Коннор, я был не прав, — сказал Хэнк, остановившись рядом, — я поступил грубо и жестоко по отношению к тебе. Мне правда жаль, парень. Коннор молчал. Потом почесал нос. — Что Вы хотите от меня услышать? — угрюмо спросил он. Хэнк присел рядом. — Что ты хотя бы попробуешь прислушаться к моим словам. — К которым из? «Насквозь прогнившая, лживая сука»? «Бесхребетная тряпка»? — Коннор растер лицо руками. — Я знаю, что виноват. Я лжец и предатель. Но почему вы, те, кого я считал близкими, орете и унижаете меня, — он понизил голос, — а совершенно посторонние люди дают мне ночлег и еду? Хэнк удивленно на него посмотрел. Как-то он не ожидал, что старший Морган записывает его, Хэнка, в разряд «своих». Потом ему сделалось тоскливо: как никто другой он знал, как больно, когда родные поступают подло. — Порой мы бываем невероятно жестоки именно к близким, — заметил он, — хотя к ним наше отношение должно быть особенным. Коннор, тебе нужна помощь. Если не хочешь разговаривать со мной, я могу позвонить твоему брату и— — Нет, — отрезал Коннор. — Только не Ричард. Я не могу. Это слишком. — Хорошо, — покладисто согласился Хэнк, — все, как ты скажешь. Давай тогда потихоньку, шажок за шажком. Согласен? Коннор молчал. Лицо его было бледным, отрешенным. — Никогда, — вдруг прошептал он, — никогда больше не прогоняйте меня. Мне без Вас даже спрятаться негде. Будьте моим героем, — он сглотнул, — и дальше. Хэнк вообще не понял, к чему была эта реплика, но списал ее на бред больного человека. Он несильно хлопнул Коннора по плечу. — Ну что, тогда давай переберемся куда-нибудь, где потеплее, а? Здесь, к слову, воняет. — О, — блекло заметил Коннор, — это от меня. — И на вопросительный взгляд Хэнка добавил: — У меня нет душа там, где я живу. Хэнк тяжко вздохнул. — Ну, тогда мы можем заскочить ко мне, и ты примешь ванну, — предложил он, — и что-нибудь поедим, потому что я голодный, как волк. Как ты на это смотришь? Коннор вяло пожал плечами. — Я принимал, — сказал он вдруг, — не так давно. Я не чист. Могу вести себя странно и глупо. Я буду Вас смущать. И мне надо вернуться, меня будут искать. — Слушай, смутить меня сильнее, чем твой прикид, вряд ли что-то может, — отмахнулся Хэнк, — а с твоими благодетелями я бы хотел перекинуться парой ласковых. Что, штанов потеплее не нашлось? Коннор одарил его странным взглядом: усталым, но будто бы… нежным? Хэнк прочистил горло. — В любом случае: давай-ка. Сам встать сможешь? Коннор нахмурился. — Я не инвалид, мистер Андерсон. У меня просто болят ноги, — он поднялся, чуть покачнулся, упрямо дернул головой. — И это не значит, что я согласен на сотрудничество. Мне просто нужна ванна. Хэнк едва сдержался, чтобы не закатить глаза. — Да как скажешь, господи ты Боже мой. По дороге к дому Коннор — как, впрочем, и всегда, когда он оказывался в машине, — был предельно тихим, только нервно мял подол куртки. Печку он попросил выкрутить на максимум. Пару раз Хэнк видел краем глаза, как Морган открывал рот и собирался что-то сказать, но потом он вздыхал, прикрывал глаза и устало откидывался на спинку сидения, — только беспокойные руки продолжали трогать ткань одежды. Хэнк его не торопил. У них еще будет время наговориться. Едва переступив порог жилища Хэнка, Коннор зашелся мокрым, тяжелым кашлем. Потом он пробормотал что-то виноватым тоном, погладил Сумо и пополз на своих негнущихся ногах в ванную, даже не спросив разрешения. — Кинь свое тряпье в стирку! — Крикнул ему в спину Хэнк, параллельно пытаясь вспомнить, можно ли больным людям принимать горячий душ. Ответа не последовало, только зашумела вода. Хэнк успел найти в аптечке парацетамол, выпустить собаку, приготовить какое-то подобие супа и даже включить новости, когда Коннор высунул свой текущий нос из ванной и севшим голосом попросил полотенце. Андерсон сунул ему заодно и одну из своих рубашек — ту, что съежилась после стирки, в веселую серую полосочку, — и огромные теплые носки, в которых Коул искал подарки на Рождество. А вот штанов на парня не было, как и нижнего белья: как-то не водилось у Хэнка молодых любовников, которые случайно могли забыть свои трусы под матрасом. Впрочем, рубашка оказалась Коннору велика и прикрывала все до середины бедра. Хэнк успел подумать что-то про мечту фетишиста, когда Морган, обмотав бедра полотенцем, с красным от жара лицом выполз в гостиную и тяжело опустился на диван. — Спасибо, — сказал он. Его волосы от влаги завились в забавные мелкие кудряшки. Хэнк обратил внимание, что выбритый висок парня давно зарос. Андерсон всучил гостю тарелку с супом, но тот съел от силы три ложки; Хэнк видел, что взгляд у Коннора плывет. Хэнк неторопливо доел свой обед, вытер бороду и сказал: — Мажет? Коннор упрямо замотал головой, с трудом подавив зевок. — Нет, — сказал он. Потом добавил: — Немного. Но мне нужно возвращаться. Я помогаю с рас… кое в чем, — он потер нос, — Маркусу. Хэнк вскинул бровь. — Маркусу? Это который Манфред? Господи, Коннор, если ты обитаешь у Маркуса Манфреда, почему тогда ты выглядишь как… ну, вот так? Коннор насупился. — Потому что я – безработный наркоман, который еще и сбежал, как малолетка, из дома? — едко заметил он, поджимая губы. — Маркус не любит торчков. Вообще чудо, что они разрешили мне остаться. Взамен я делаю то, что могу. Хэнк рассматривал его с каким-то стоическим спокойствием и мягким, ненавязчивым интересом, словно философ созерцал увядающий осенний пейзаж. Коннор вдруг почувствовал, что под этим взглядом ему становится очень неуютно: сердце забилось быстрее, в ушах зашумело. Он заерзал, отчаянно стараясь не подавиться бульоном, и буркнул: — На мне что-то нарисовано? — Нет, — ответил Хэнк, — но ты осунулся, Коннор. И меня пугает твоя история с ногами. Показывай. Коннор возвел очи горе и всем своим видом попытался выразить все, что думает о внезапных хэнковых осмотрах, но под пристальным взором голубых глаз закатал рукава рубахи. Ноги он показывать не хотел. Начинающийся варикоз и синеватые отеки, которыми он теперь страдал, выглядели откровенно мерзко, хотя, конечно, Хэнк и так все разглядел: полотенце, которым Морган прикрывался, едва доставало до колен. Хэнк цокнул, но все-таки аккуратно взял руки Коннора в свои. Кожа у Андерсона была сухая и теплая. Коннор едва сдержал желание прикрыть глаза. Хэнк осмотрел руку Моргана со всех сторон, аккуратно надавил на вены, провел пальцем вдоль предплечья. Коннору стало щекотно. Слабая улыбка тронула его губы. Хэнк покачал головой. — Парень, — негромко сказал он, — ты играешь с огнем. Ты не контролируешь, сколько принимаешь, я это вижу. Это очень плохо кончится. — Я знаю, — шире улыбнулся Коннор. На душе у него было необычно светло. Хэнк посмотрел на него с странным, удивленно-сочувствующим выражением лица. Потом положил свою огромную — и теплую-теплую! — ладонь ему на лоб. Нахмурился. — Ладно, блять, — выдохнул он, — и что мне теперь с тобой делать? Коннор всеми силами пытался принять серьезный вид. — Мистер Андерсон, — пробормотал он, параллельно вяло размышляя, можно ли попросить Хэнка погладить его по голове, — я такой придурок, если бы Вы знали. Хэнк хмыкнул, и вдруг одним мощным движением провел ладонью по волосам Коннора, ероша их. — Я и так это знаю, Коннор, — мягко сказал он. И Коннора прорвало. Он уперся лбом в плечо Хэнка — тот удивленно похлопал его по спине — и быстро, заполошно заговорил: — Я все сделал неправильно. Я так крупно облажался, Вы представить себе не можете. Я скучаю по работе, по своему дому. Я тоскую по брату, — он сглотнул, — но мне страшно и стыдно возвращаться к нему, потому что я даже сам себе свои поступки объяснить не могу. Мне не хватает силы воли перестать употреблять, хотя я осознаю, что так далеко никогда раньше не заходил, — он не сдержался и потерся носом о плечо Хэнка, — мне не хватает Вас. Плечо Хэнка окаменело. — Меня? Коннор сжал губы. Пути назад не было. Он уже проболтался. — Вас, — тихо подтвердил он, — с самого детства Вами восхищался. Вы меня не помните, а вот я Вас никогда не забывал. Вы всегда мне помогали, в самые мрачные и грустные дни, когда я практически сдавался. Спасибо Вам за это. Он отстранился, старательно пряча глаза. Лицо горело. Хэнк рассеянно почесал затылок. — Парень, — неловко пробормотал он, — тебе бы других кумиров выбирать, понадежнее, что ли. Я же старый алкаш, вспыльчивый грубиян, ну чего ты, Коннор? У меня не личное дело, а роман-эпопея из выговоров. И собственного ребенка, — он запнулся, — у меня отобрали. И тут Коннор, все еще глядя в пол, улыбнулся так грустно, что у Хэнка сердце защемило. — Немного же мне надо, правда? — горько уточнил он, а потом, смущенный донельзя, побрел вытаскивать свои шмотки из сушилки. Хэнк остался сидеть на диване. В груди у него образовался горячий комок.