Огонь Земли

932 цикл, 1 день малого Единорога Феникса Масэра То утро в столичном особняке Младшего рода Арс-Кандил началось с разноголосого гама и суеты. Повсюду – в многочисленных замысловато переплетенных коридорах старого здания, в жилых комнатах и даже на самых нижних уровнях подземелья – мелькали расторопные тени, и слышался шум. Бренчало оружие, кто-то кричал командным голосом, ревели направляемые магией потоки воды. Эти с детства привычные слуху каждого Младшего звуки тренировочного боя смешивались с тут и там отдаваемыми Низшим приказами, топотом ног и громкой возней не поспевающих за приказами слуг. Каждый был занят своим делом: повара готовили, судомойки надраивали посуду, полотеры натирали до блеска полы. Молодые хозяева дома сновали из комнаты в комнату, покрикивая на слуг. Но все это делалось с такой неуклюжей поспешностью, что складывалось впечатление полного хаоса. Единственным островком спокойствия в доме оставался главный зал. Здесь, у огромного камина, в котором, дружно потрескивая, горели массивные бревна, собрались все старейшие представители рода. Как им и положено, ни в хозяйственных хлопотах, ни в тренировочных боях они участия не принимали, а грелись у огня и что-то бурно обсуждали. Их громкий шепот, многократно усиленный заблудившимся под высоким потолком эхом, вливался в общую какофонию, как слабый ручеек в могучую реку. Иногда шум дома перекрывал тихие слова кого-нибудь из говоривших, и тому приходилось повышать голос. По общей атмосфере вязкого ожидания, по многозначительным взглядам, которыми то и дело обменивались между собой Высшие, можно было подумать, что наступил День Выбора. Однако стрелки большого, занимающего почетное место на одной из стен главного зала календаря показывали первый день малого Единорога Феникса. До Дня Выбора оставалось еще шесть дней. Мысли же всех обитателей дома (Высших, конечно – Низшие едва ли думали о чем-то, кроме неурочно навалившихся на них дел) были обращены к неожиданному гостю младшего сына почтенных синналы Оллиуры и сина Маллиана, юного санэ Кайеренна. Гость, чей приход ожидали с минуты на минуту, был весьма необычен. Один из средних сыновей представителей Младшего рода, он волей самого Верховного Настоятеля Сариены получил Право Выбора. В свои четырнадцать циклов он уже был сильным воином и вполне мог бы рассчитывать на благосклонность кого-то из Чемпионов, но – поди ж ты! – обратил внимание на середнячка Кайеренна. Конечно, никаких прямых разговоров о предстоящем союзе двух юношей еще не было, да и не могло быть до самого дня Выбора, но по определенным намекам, по жарким взглядам, которыми смотрел на Кайеренна Норолонн, было понятно, что браку между ними быть. Кайеренн, по крайней мере, на такой союз явно был согласен. Да и разве мог он не согласиться?! Для не имеющего права Выбора – только право Принятия или Отказа – мальчика из Младшего рода отхватить пару в свой первый же Сезон было настоящим достижением. Да еще не какую-нибудь схоронившую с десяток мужей престарелую слабую женщину, а настоящего воина, на которого заглядывалась большая часть Претендентов. Такого не удавалось не то что кому-то из родных братьев Кайеренна, но и вообще никому в Доме Арс-Кандил. По крайней мере, в последние полсека не удавалось точно. Справедливости ради стоит отметить, что, согласно семейным летописям, сто пятьдесят циклов назад один из сыновей их рода был избран Старшим. Ах, какие то были времена! Никогда ни до, ни после того Младший род Арс-Кандил не достигал такого величия. То были циклы истинного расцвета! Влияние в Совете, военная мощь: самые сильные Претенденты Сезонов, самые умелые наемники приходили тогда в их семью. Увы, время безжалостно даже к великим. По мере того, как родство со Старшим Домом становилось все более дальним, влияние таяло, словно лед под жаркими лучами Рхан. Теперь у их рода было всего три места в Совете, двенадцать средней силы наемников и… главный неудачник последних шести Сезонов – Ллоэллин. Ллоэллин был родным братом Кайеренна, третьим из семи детей синналы Оллиуры и сина Маллиана. И он был тем самым ущербным камнем, из-за которого негодной признается вся кладка. Своими многочисленными поражениями на Арене Ллоэллин позорил весь род, так что его младшим братьям и кузенам приходилось с особым упорством доказывать всем и вся, что они – сильные. Сезон проходил за Сезоном, цикл за циклом, и вот настало время, когда все родные братья Ллоэллина, кроме самого младшего, Кайеренна, так или иначе устроили свою судьбу. И хотя только один из них был выбран, а остальные разъехались по разным Домам наемниками, все они были довольны таким положением вещей. Пришел черед Кайеренна. Его первого Сезона все в Доме ждали с особым нетерпением. И не потому, что старшие родственники всерьез полагали, что мальчик добьется какого-то выдающегося успеха, что будет выбран. Нет. Для семьи был благом даже его отъезд в любой другой Дом наемником... даже служба в Храме. И не из-за того, что его в семье не любили, отнюдь. По традиции любой мужчина-Младший, живущий в отчем доме, мог принимать участие в Сезоне Выбора пять циклов, а дальше - до тех пор, пока младший из его братьев не будет пристроен. Свои пять циклов Ллоэллин уже использовал. Так что последний Сезон Кайеренна стал бы последним и для него. А потому сейчас, готовясь принять в своем доме санэ Норолонна, Высшие рода Арс-Кандил испытывали чувство, близкое к ликованию. Мало того, что Кайеренн укрепит их семейные связи и принесет значительный выкуп, так вдобавок благодаря ему они избавятся от присутствия на следующем Сезоне позорящего всех Ллоэллина! И Высшие помоложе метались по дому, надеясь произвести на будущего родственника впечатление идеальным порядком. При этом они успевали на бегу перебрасываться отрывистыми фразами, обсуждая достоинства Норолонна, хваля Кайеренна, привычно ругая Ллоэллина… Темы разговоров в главном зале у камина были те же. Более того, обсуждалось и перемалывалось все это в разных концах дома практически в одних и тех же выражениях. Удивительное все-таки понимание и единодушие было в роду Арс-Кандил. Каждый Высший в эти минуты чувствовал душевный подъем и пьянящую радость. Каждый, кроме Ллоэллина. *** Длинная ветвистая трещина в потолке напоминала Нэлну с ее притоками где-нибудь в середину времени Воды. В месяц Кельпи, например. Там, где в паводок проходила Нэлна, мало что оставалось. Вот так и здесь: еще чуть-чуть, и эта трещина разрушит их веками укреплявшийся дом. Через нее, как вода, во внутренние помещения хлынет раскаленный воздух с улиц Масэры. И тогда нынешнему Главе Дома не останется ничего, кроме как идти на поклон к кому-нибудь из Старших магов Воздуха. Все это будет. Обязательно. Еще пара циклов, и трещина сделает свое дело. А ведь он, будучи магом Земли, мог бы попробовать договориться с камнем пока еще не слишком поздно. Но чтобы применить магию к родовому особняку, нужно официальное разрешение Главы Дома. А такого разрешения ему не дадут никогда: слишком болезненно в семье реагируют на малейшее упоминание его стихии. Да, он был магом Земли. Одним из немногих рождавшихся в Младших Домах магов Земли. Его стихия считалась чем-то бесполезным, грязным, достойным разве что вечно копошащихся на полях Низших. Хотя хозяйке Земляной стихии, богине Энэ, храмы строили отнюдь не менее пышные, чем водной Иил, делалось это скорее из страха перед ее грозным супругом – воздушным Омо. Молиться же в храмах Энэ – или уж тем более быть магом Земли – считалось чем-то непотребным. И если в каком-либо из Младших родов рождался маг неугодной стихии, этот факт всячески скрывался. Ведь против Тварей эти несчастные были практически беспомощны, а значит, и бесполезны для семьи. Единственное, что для них могли сделать – это воспитать хорошими воинами и надеяться, что мастерство позволит им идти служить в Храм или наемниками в какой-нибудь из не очень сильных Домов. Ллоэллин задумчиво провел по стене кончиком пальца, повторяя изгиб трещины на потолке. Он сидел на полу в пустынном коридоре верхнего этажа, положив подбородок на прижатые к груди колени. Здесь было душно и жарко – чуть ли не сек назад налаженная система подачи в дом прохладного воздуха начала сбоить, и хорошо еще, что чувствовалось это пока только в редко используемых помещениях под крышей. Очень хотелось пить, но в доме, полном магов водной стихии, найти питьевую воду можно было только в вотчине Низших – на кухне. А идти туда сейчас, когда все вокруг стояли на ушах из-за предстоящего визита санэ Норолонна, Ллоэллину не хотелось. Да и наверняка ему бы не дали дойти до кухни – перехватили бы на полпути и заперли в спальне. Хотя нет – спальня у них с Кайеренном общая, и сейчас его не пустили бы даже туда. А оказаться закрытым в какой-нибудь темной кладовке… Нет уж, лучше он посидит здесь. Не так сильно, в конце концов, ему хочется пить. Бывало гораздо хуже. Машинально проведя языком по сухим растрескавшимся губам, Ллоэллин тяжело вздохнул. Как же все-таки он ненавидел Масэру! Вот уже шестой цикл подряд каждое время Огня его привозят в столицу и заставляют участвовать в Сезоне. Это только в первый раз, будучи наивным мечтателем четырнадцати циклов от роду, он рассчитывал… не иначе, как на чудо. Ллоэллин до сих пор помнил владевшее им тогда радостное возбуждение, надежду хоть краем глаза увидеть своего кумира, тогда еще просто Хранителя, вира Энара, главу Старшего Дома Имерта. Надеялся, что его неловкость, угнетавшая всех учителей, со временем пройдет, что оказавшись на Арене, он сможет сделать то, чего никогда не выходило во время тренировочных боев дома… Но, конечно же, ничего у него так и не получилось. Хотя видит Энэ, он старался! Да он и сейчас, и на протяжении всех этих злополучных шести циклов всякий раз, выходя на Арену, выкладывается по полной. И всякий раз этого оказывается мало… смехотворно мало! Он действует на пределе своих сил, хотя давно уже ни на что не надеется, всем своим естеством старается достать противника, вспомнить хоть что-то, о чем ему говорили давно уже переставшие с ним заниматься учителя, а в ответ получает издевательские показательные побои и смех трибун. За все шесть циклов, за сто восемьдесят семь боев – о да, он помнит каждый – он победил лишь однажды, в свой первый Сезон. Да и то случайно – противник тогда оступился. Так что какие бы то ни было иллюзии на свой счет он перестал питать еще четыре цикла назад. Да и как иначе, когда каждый встречный готов объяснить тебе, какое ты ничтожество, когда все в собственном доме относятся к тебе с брезгливым пренебрежением, а младший брат с десяти циклов развлекается, отрабатывая удары на тебе, бодрствующем или спящем, но одинаково беззащитном. Он никогда и никому не рассказывал об этом, но именно так – исцеляя нанесенные ему Кайеренном травмы – он и научился лечить. Милостивая Энэ! Вот об этом в Масэре, расположенной слишком близко к резиденции Верховного Настоятеля Храма Сариены, лучше даже не думать. Одна только мысль о Храме приводила Ллоэллина в ужас. Он знал, что если кто-нибудь из храмовников узнает его тайну, ему придет конец. И хотя многие маги Земли, столь же физически слабые, как и он, по окончании своего последнего Сезона уходили в населенные Тварями Свободные Земли (что было практически самоубийством и вызывало гнев бога-покровителя, но гнева Энэ же никто не боялся), он слишком любил жизнь, чтобы последовать их примеру. Жизнь в любом ее проявлении. Любил настолько, что дома, в родном поместье Арс-Кандил однажды не удержался и вылечил старого Сю-ю-ла – одного из слуг-Низших. С тех пор еще не раз к нему обращались больные Низшие, и ни разу он никому не отказал. А ведь каждый такой случай был риском для его собственной жизни. Узнай кто-нибудь не тот, что Ллоэллин умеет исцелять, и знакомства с Храмом ему было бы не избежать. Но, к счастью, Низшие их рода были ему по-настоящему преданы. А он в ответ их искренне любил. С каким бы удовольствием он провел среди них всю оставшуюся жизнь! Пусть ему пришлось бы зарабатывать на кусок хлеба тяжким трудом, но едва ли это было бы сложнее, чем ненавистные, выматывающие тело и душу тренировки. Жить в маленьком домике на природе, иметь дело с такими же простыми, как ты сам, людьми, ухаживать за растениями – что может быть лучше? К тому же совсем скоро, лишь только Кайеренн вступит в брак с Норолонном и покинет дом, его жизнь будет мало отличаться от жизни слуг-Низших. Разве что он станет куда более бесправным, чем они… Но об этом пока лучше не думать. Откуда-то снизу донесся раскатистый звук привратного гонга, и Ллоэллин понял, что прибыл санэ Норолонн. Он очень живо представлял себе, что происходит в эти минуты на нижних этажах. Незакончившие приводить дом в порядок Низшие (хотя если б кто-нибудь спросил мнение Ллоэллина, он бы сказал, что ничего делать и не надо: дом и так содержался в почти идеальном порядке), спотыкаясь, бежали в отведенный им на первом ярусе подземелья закуток; его суетившиеся до этого по дому родичи степенно вышагивали – кто в сторону домашней часовни Иил, кто в направлении главного зала; те, кто был на тренировке, кинулись в бой, пусть даже и не настоящий, с возросшим усердием; старейшины же рода приосанились на своих местах у камина и заговорили о делах семьи. Вот привратник открывает перед Норолонном дверь, тот шагает из темноты подземного Лабиринта Масэры в светлое помещение третьего подземного яруса дома и тушит факел. Ему навстречу тут же бросается Кайеренн, и они начинают возбужденно переговариваться между собой. Наверняка обсуждают свои последние победы и доставшихся им противников. А, может, Чемпионов Сезона или Старших, собиравшихся сделать Выбор в это Время Огня. Так, за легким разговором, Кайеренн проводит Норолонна наверх, в главный зал, и гость почтительно здоровается со старшими хозяевами дома. Затем они, все вместе, многолюдной процессией направляются в сторону часовни Иил. По пути проходят мимо тренировочных площадок, у каждой из них задерживаются, наблюдая за мастерством воинов, и идут дальше. У расположенной на втором надземном этаже часовни Иил они соединяются с теми, кто отправился туда раньше. Снова здороваются, на этот раз уже куда оживленнее, и входят внутрь. Ллоэллин никогда не был в часовне во время служения Иил, но знает, как она обычно выглядит. Просторное помещение с выкрашенными в сине-зеленый цвет полом, стенами и потолком, с изображенными тут и там волнами, водорослями, ракушками. Вдоль стен стоят статуи Иил с вытекающими из ее сложенных ладоней струями воды. Большой фонтан-алтарь в виде наклоненного кувшина отделяется от основного помещения полупрозрачной бирюзовой занавесью, колышущейся на искусственном ветру, словно проточная вода в одном из притоков Нэлны. Умиротворяющая тишина нарушается лишь плеском и журчанием воды да шелестом легкой ткани. Конечно же сейчас эту тишину нарушает тихий шепот несмолкающих разговоров и напевный хор молитв, а чуть погодя зазвучит прекрасная сакральная музыка. Ллоэллин не раз стоял под дверью часовни, когда вся его семья находилась внутри, и слушал доносившиеся оттуда звуки. Он не знал, кто именно из его родственников играет на флейте, а кто – на арфе, но звучало это очень красиво. А в сочетании с высокими и чистыми голосами женщин рода и вовсе выходило нечто необъяснимо прекрасное. Как жаль, что сам он не мог порадовать Энэ ничем подобным. Помнится, в детстве, наслушавшись посвященных Иил чарующих звуков, Ллоэллин уходил в часовню Энэ, падал на колени перед ее алтарем и горько плакал. Он спрашивал богиню, за что она так не любит своих детей, почему создала их такими беспомощными и уязвимыми. Но Энэ всегда оставалась безмолвной. Говорят, даже в Храме давно не слышали ее голоса, куда там ему, никчемному ребенку. Но несмотря на это, Ллоэллин любил бывать в ее часовне. И чем старше он становился, тем сильнее стремился туда душой. Ведь это было единственное место в поместье, где он мог чувствовать себя свободным. Открыто плакать, не боясь получить за свои слезы побои, открыто говорить то, что думает. Частенько он сидел перед алтарем и делился с богиней своими мечтами, мыслями, просто произошедшими за день незначительными, но важными для него событиями. Он чувствовал себя здесь настолько уверенно, что порой даже высказывал совершенно крамольные мысли, за которые, узнай о них кто посторонний, его вполне могли бы забрать в Храм. Так, он жаловался Энэ на несправедливость устройства Сезона Выбора. Он спрашивал у нее, почему Выбор разрешено делать только женщинам и Старшим, а мужчинам из Младших родов остается лишь ждать и совершенствовать свое воинское искусство в надежде на то, что именно на них обратят внимание выбирающие. Да, были и такие, как санэ Норолонн, кому специальным решением Верховного Настоятеля присваивалось право Выбора. Но их были единицы, тогда как основная масса Младших-мужчин имела весьма призрачные шансы на вступление в брак. Ведь Старших родов было намного меньше, чем Младших. К тому же Старшие всех своих детей, кроме наследников, с детства отдавали в Храм. Ну а если какой-нибудь из Старших родов пресекался, из Храма присылали мага нужной стихии, и он принимал имя угасшего рода. Впрочем, очень быстро вопрос о несправедливости церемонии Выбора потерял для Ллоэллина значение. Ведь какие бы изменения в ритуале ни произошли, его собственные шансы все равно оставались бы нулевыми. Он был настолько никудышным воином, что вряд ли мог заинтересовать хотя бы кого-нибудь. Темы его разговоров с Энэ стали другими, но искренняя открытость, с которой Ллоэллин общался с богиней, осталась прежней. С тех пор, как дом покинул старший из его братьев, Танналлиил, и до того дня, как он вылечил Сю-ю-ла, Энэ была его единственным другом и собеседником, и у Ллоэллина не было от нее секретов. Он рассказывал ей о своем даре исцелять, о том, какое счастье для него видеть результат своей помощи и о том, как его обижают кузены и братья. А еще о домогательствах мужа сестры, напугавших его перед самым отъездом в Масэру. Милостивая Энэ! А он ведь за время Сезона и думать об этом забыл. Все мечтал вернуться из столицы в поместье. И пусть его статус в доме изменится до уровня Низших, но ему хотя бы не придется ежедневно глотать пыль, лежа на Арене. Как бы дома его не ждало унижение похуже выслушиваемых в столице оскорблений… Нет-нет. Об этом тоже сейчас лучше не думать. Зачем заранее питать такими мыслями страх? Придет время, и страх сам заявит на него свои права. А пока… Ллоэллин воровато оглянулся (хотя он и был уверен в том, что в этой части дома сейчас никого нет и быть не может, осторожность была в него вбита накрепко), закатал правую штанину и отвязал от лодыжки кошелек со своим сокровищем. Это была маленькая, меньше ладони, картонка с изображением его личного идола, его второго после Энэ божества… С картонки на него привычно сурово смотрел сам Капитан Хранителей, вир Энар Имерта. Когда-то, еще будучи наивным подростком, не пережившим ни одного Сезона, Ллоэллин услышал о доблести и справедливости тогда еще совсем молодого огненного Хранителя и избрал его своим кумиром. Долгими холодными ночами, лежа без сна в своей постели, он мечтал о том, что когда-нибудь станет таким же сильным воином, как вир Имерта… как Энар. И пусть Младшие почти никогда не становятся Хранителями, но в этих мечтах Ллоэллин видел себя Хранителем, сражающимся плечом к плечу с Энаром. Много позже, убедившись в собственной несостоятельности как воина, да и просто как Высшего, Ллоэллин вспоминал Энара в минуты отчаяния, думал о его силе и стойкости, и это помогало ему переживать самые темные дни. А четыре цикла назад во время одного из Сезонов Ллоэллин нашел на Арене вот эту картонку. Он знал, что изображения Хранителей – как прошлых, так и настоящих – печатают на таких вот карточках и продают в столичных лавках. С замиранием сердца, надеясь и не веря в свою удачу, переворачивал он тогда свою находку. С картонки, сурово хмуря брови, на него смотрел рыжеволосый воин. Его необыкновенно теплого янтарного цвета глаза были сощурены, губы сжаты в тонкую линию, а вся его поза выражала напряжение и решимость. Глядя на это изображение, Ллоэллину казалось, что вот сейчас воин схватится за меч или призовет на помощь магию своей стихии и кинется в бой. Не тот показушный бой, что происходит на любом Соревновании, но бой истинного Хранителя – на жизнь или смерть. За жизни доверившихся ему людей. С непонятным тогда ему самому трепетом – мало ли он за свою жизнь видел сильных воинов! – Ллоэллин в первый раз смотрел на рыжеволосого мужчину. Все в нем казалось ему прекрасным. Мощные руки, лежавшие в опасной близости от двуручного меча – руки защитника, а не бретера; грубоватые, но благородные черты лица; напоминающие языки уютного – не обжигающего, но согревающего – пламени пряди волос… За спиной воина, как некое естественное продолжение, пылал огонь, и сам он казался его частью. А внизу золотыми буквами переливалась надпись: Капитан Хранителей, маг Огня, вир Энар Имерта. С тех пор Ллоэллин был неразлучен со своей картинкой, к счастью оказавшейся водонепроницаемой. По его просьбе одна из девушек-Низших по имени Са-ла-и сплела ему красивый красный кошелек, как раз по размеру картонки. Кошелек этот имел очень удобные завязки, и его можно было носить примотанным к лодыжке или к бедру незаметно для окружающих. А несколько месяцев спустя после той находки Энар стал являться Ллоэллину во снах. Не наполненных сражениями и победами, прежних снах, а каких-то новых, тревожащих, непонятных. Поутру Ллоэллин никогда не помнил их содержания, только общее ощущение чего-то сладкого, волнующего... В день, когда Ллоэллину исполнилось семнадцать циклов, его впервые поцеловали. То была молодая красивая девушка из Низших, и она же, звонко смеясь, впервые рассказала донельзя смущенному Ллоэллину о том, что происходит в спальне между женатыми людьми. Вернее, по ее словам, заниматься этим могли и не состоявшие в браке люди. И Высшие с Высшими, и Высшие с Низшими, и Низшие между собой – разница была лишь в том, каким образом после этого появлялись дети. У Низших (Ллоэллин поначалу в подобное даже не поверил, столь неправдоподобно это звучало) рожать детей могли только женщины, причем только от Низших-мужчин. И им не нужно было для этого состоять в браке. У Высших же родить мог любой из партнеров, вне зависимости от пола, но только после вступления в освященный Храмом брак. Ллоэллин тогда был очень сильно впечатлен поцелуем и последовавшим за ним разговором. И в ту ночь он впервые запомнил свой сладкий сон. В этом сне его целовал Энар: мягко и нежно, совсем как Са-ла-и. А потом… Потом он взял Ллоэллина за руку и отвел в свой альков. Опустил на покрытое шкурами Тварей ложе и… тут Ллоэллин проснулся. Разговоры разговорами, но что должно происходить дальше, он так и не понял. Этот сон с разнообразными вариациями снился ему часто. И каждый раз после такого сна Ллоэллину приходилось самому застирывать свою постель. Для него это стало уже почти традицией: начинать день с очистки простыней. Причем делать это приходилось осторожно, скрываясь от наверняка бы обрадовавшегося новому поводу для насмешек Кайеренна. Погрузившись в созерцание изображения своего любимого, Ллоэллин и не заметил, как много пролетело времени. Закончилась молитва Иил. Норолонн с Кайеренном, распрощавшись со старейшинами рода Арс-Кандил, первыми отправились на Арену. Вслед за ними туда же засобирались и остальные молодые Высшие: и те, кто участвовал в этом Сезоне, и те, кто ходил на Арену праздным наблюдателем. – Где этот никчемный мальчишка?! Ллоэллин! – громкий крик синналы Оллиуры сотряс дом от основания до крыши, заставляя замечтавшегося Ллоэллина подпрыгнуть на месте. Поспешно поднявшись на ноги и спрятав картонку на место, он бросился бежать к лестнице. Когда в голосе его матери слышалось такое раздражение, медлить было опасно. Перепрыгивая через ступеньки, Ллоэллин буквально слетел вниз. Лишь чудом он не врезался в стоявшего у основания лестницы кузена, но все же обогнув его и даже увернувшись от пинка, подбежал к матери. Несмотря на то, что ей было уже сорок три цикла, синнала Оллиура выглядела молодой и сильной. Высокого роста, с мускулистыми руками и ногами, она была весьма хороша собой. Рядом с ней Ллоэлинн, будучи ниже матери на пол головы, худым и угловатым, всегда чувствовал себя особенно ущербным. Люди с его телосложением должны быть ловкими и проворными, а он… Ну вот, словно бы в ответ на его мысли, синнала Оллиура стремительно размахнулась и наотмашь ударила сына по щеке. Не сильно, по ее понятиям, но Ллоэллин от этого удара пошатнулся и чуть не свалился на пол. Хорошо, что не свалился. Синнала Оллиура подобной слабости бы не простила и обязательно добавила бы ему еще. Тем более что сегодня ее никчемный сын в Соревновании не участвовал. А завтра… Все давно уже привыкли, что на Ллоэллине синяки и раны заживают с той же скоростью, что во время Воды наполняется опустошенный колодец. – Где тебя носит?! Все давно уже на Арене, только я из-за тебя задерживаюсь, – синнала Оллиура скептически осмотрела Ллоэллина с ног до головы, проверяя, все ли в порядке с его одеждой. Видеть рыжевато-коричневого цвета, как и у всякого мага Земли, облегающее трико ей было неприятно, о чем она не преминула в резкой форме ему сообщить. Но формально придраться было не к чему: костюм идеально обтягивал фигуру, был чистым и опрятным. Ллоэллин ненавидел эту одежду: призванная демонстрировать всем мощную мускулатуру Претендентов, в его случае она лишь подчеркивала ущербную хлипкость. Но следил он за ней исправно. Не дай Энэ кто-нибудь обнаружил бы на ней хоть малейшее пятнышко! Это немедленно посчитали бы за намеренное желание оскорбить на Арене их род, и тогда Ллоэллину в очередной раз не поздоровилось бы. – Прикройся, позорище, – синнала Оллиура кинула Ллоэллину простой темный плащ, и он с превеликим удовольствием надел его поверх ритуального костюма. В дни, когда Претенденты не участвовали в соревнованиях, им официально разрешались некоторые вольности в одежде. Правда, мало кто этим правом пользовался. – Ладно, идем, – синнала Оллиура с силой сжала плечо сына (наверняка к вечеру будет здоровенный синяк) и подтолкнула вперед. Подстраиваясь под широкий шаг матери, Ллоэллин затрусил по направлению к лестнице. Спустившись на третий ярус подземелий, они подошли к выходу из дома. Расторопный дворецкий вручил синнале Оллиуре два зажженных факела, одним она тут же, не глядя, ткнула в сторону оказавшегося у нее за спиной Ллоэллина. Дорога до Арены, одного из главных мест Масэры, проходила по просторным широким коридорам Лабиринта и заняла у них где-то с полчаса. Чем ближе было к Арене, тем более людными становились коридоры, а перед ведущей в древнее здание лестницей и вовсе была настоящая толпа. Впрочем, синнала Оллиура достаточно ловко обошла всех стороной, и вслед за ней просочился Ллоэллин. Арена была очень древним зданием, едва ли не древнее всех остальных построек в Масэре, а значит, и во всей Сариене. Во многих торговых лавочках наравне с портретами Хранителей продавались картонки с видами на Арену с поверхности Масэры. Снаружи это было высокое, в три надземных этажа, полукруглое здание с узкими стрельчатыми окнами. Фасад Арены был выложен камнями четырех цветов: красного, рыжего, синего и зеленого и являлся настоящим произведением искусства. Невероятно сложный и тонкий рисунок, в который складывались массивные камни, представлял собой демонстрирующий четыре времени цикла пейзаж. С какой стороны на Арену ни смотри, на ее фасаде видны изображения лазурно-голубого небосвода, рек, пашен и обновляющего природу огня. Ллоэллину очень нравились эти картины, и он с огромным удовольствием полюбовался бы на Арену снаружи вживую. Но, увы, в Масэре он бывал только во время Огня: с середины месяца Дракона по середину Феникса, а выходить в эти дни наружу было равносильно самоубийству. Каменная Масэра в это время раскалялась настолько, что любому вздумавшему выйти на улицу человеку тут же обожгло бы легкие и опалило кожу. А потому всем Высшим и сопровождавшим их Низшим приходилось в течение всего Сезона не покидать закрытых помещений. К счастью, все здания Масэры были соединены между собой удобными прохладными тоннелями, в которых и проходила общественная жизнь. Внутри Арена была куда менее впечатляющей, чем на картинах, изображавших ее снаружи. Она представляла собой огромные многоярусные трибуны и непосредственно саму арену для соревнований. Единственным внутренним украшением была Храмовая ложа с величественными статуями четырех Богов и барельефами Первых. На ходу здороваясь со знакомыми, синнала Оллиура прошла в ложу их рода. Ллоэллин послушно плелся за ней, ожидая, когда мать вспомнит о нем и разрешит ему пойти поискать свободное место: в родовых ложах сидели только старейшины дома и состоявшие в браке женщины, все же остальные располагались вперемешку. Сделано это было для того, чтобы не участвовавшие в этот день в Соревнованиях Претенденты могли пообщаться, приглядеться друг к другу в неформальной обстановке. Собственно, именно здесь, на этих трибунах, и создавалась большая часть пар. – Ну что ты тащишься за мной, как привязанный?! Иди уже, сядь куда-нибудь, – оставив позади очередного знакомого, сказала синнала Оллиура, не оборачиваясь. Ллоэллин послушно остановился и оглядел трибуны. Большая часть мест была уже занята: сегодня проходили соревнования между Высшими из верхней части турнирной таблицы (это хоть и не Чемпионы, но все же), и посмотреть на них собрались не только Претенденты и их родители, но и те, кто искал сильных наемников, да и просто любители красивых боев. Совсем недалеко от Ллоэллина было свободное место, и он уж было направился в его сторону, как увидел, кто именно там рядом сидит. Арасин… нет, все-таки санэ Ирраил с дружками. Они с Ирраилом были ровесниками и вместе участвовали в первом Сезоне. Но только тот, в отличие от Ллоэллина, был сильным воином и выигрывал большую часть своих сражений. Помнится, тогда все были уверены, что Ирраил, настоящая звезда среди дебютантов, будет избран в свой первый же Сезон. Предложения ему и в самом деле поступили. Причем не одно, а целых три. Но по каким-то непонятным причинам Ирраил на все ответил отказом. Зато принял предложение послужить наемником в одном из Старших домов. Что ж… Это тоже была немалая честь. Тем удивительнее было в начале этого Сезона вновь увидеть его среди Претендентов. Ведь участвовать в Сезоне Выбора могли только люди, свободные от обязательств, а значит, Ирраилу пришлось расторгнуть контракт. Мало кто решался на подобное. Ведь Сезон был лотереей, и терять пожизненное место наемника (контракт составлялся таким образом, что расторгнуть его мог только сам наемник, бравший же его в свой дом род обязывался заботиться о нем до самой смерти) в доме Старшего ради какого-то призрачного шанса на брак. Для этого нужно было быть очень уверенным в себе человеком. Ллоэллин поспешно отвел взгляд от Ирраила и отступил назад. Пять циклов назад Ирраил был тем, кто открыл травлю на Ллоэллина, тем, кто доставал его особенно изобретательно и настойчиво. Но в тот Сезон рядом с Ллоэллином еще был Танналлиил, яростно защищавший младшего брата. Часть предназначенных Ллоэллину ударов он принимал на себя. А после, вечерами, со свойственной ему грубоватой прямолинейностью успокаивал сильно переживавшего «малыша». «Малыш»… Танналлиил всегда его так называл. И даже сейчас, когда Ллоэллин так стеснялся и ненавидел собственную хрупкость и малый рост, это обращение к нему старшего брата не казалось обидным. От него веяло теплом и заботой. Ох, Танналлиил! Как же Ллоэллину его не хватало! В этом Сезоне Ирраил его, впрочем, пока не замечал. Несколько раз они уже сталкивались лицом к лицу, но могучий воин, сейчас оказавшийся в числе Чемпионов, упорно не узнавал свою бывшую жертву. Но все равно Ллоэллин предпочитал не рисковать. Быть объектом насмешек и жестоких розыгрышей младших Претендентов – одно, привлечь же к себе внимание отличавшегося по-настоящему извращенным умом взрослого Чемпиона – совсем иное. Покрутив головой, Ллоэллин нашел еще одно пустое место. Причем оно подходило ему даже лучше первого – находилось в заднем ряду, у самого прохода. И хотя с него видно было едва ли пол арены, зато можно в любой момент уйти незамеченным. А Ллоэллин не собирался сидеть на трибунах все соревнование. Он знал здесь одно чудесное укромное местечко, где можно переждать до вечера. Главное, туда добраться, а там его уже точно никто не найдет и никто не будет издеваться. Ллоэллин прошел к выбранному креслу и сел на краешек. На арене начался первый бой, но он не смотрел вниз. Что может быть интересного в том, что два здоровенных парня в очередной раз с помощью мечей и магии избивают друг друга? Да абсолютно ничего! Он на такое за шесть Сезонов насмотрелся уже более чем достаточно. Выждав какое-то время и убедившись, что в его сторону никто не смотрит, Ллоэллин поднялся со своего места и поспешил вниз. Легкой тенью скользя по лестнице, он добрался до нижнего этажа. Теперь оставалось самое сложное: пробежать мимо лестницы, ведущей в Лабиринт. Только сейчас здесь могли быть люди… именно в этом месте он чаще всего нарывался на неприятности. Ллоэллин осторожно выглянул из-за угла. Вроде впереди все чисто. На отделявшем его от нужного поворота ровном участке коридора никого не было. Зажмурившись, как перед прыжком в холодную воду (Ллоэллин в отличие от всех остальных членов рода Арс-Кандил терпеть не мог плавать), Ллоэллин сделал первый нерешительный шаг. На этот раз опасный участок пути он преодолел благополучно. И, зайдя за поворот, непозволительно расслабился. Впрочем, у него было оправдание: за все шесть Сезонов он ни разу не видел, чтобы этим коридором пользовался кто-либо кроме него. А потому он шел, особо не глядя вперед. Шел и думал об Энаре. О том, что вот сейчас, забравшись в свое убежище, вытащит его портрет и будет любоваться им до самого вечера. Любоваться… и придумывать разные романтичные истории про себя и Энара. Замечтавшись, Ллоэллин и не заметил, что из-за очередного поворота кто-то вышел ему навстречу. Не заметил до тех пор, пока на полном ходу не врезался в чью-то широкую грудь. «Ну вот… Опять вечером лечиться», – подумал Ллоэллин, теряя равновесие, но даже не пытаясь схватиться за воина. Каково же было его удивление, когда тот не только не толкнул его вниз, но осторожно подхватил и не дал упасть. А ведь судя по этим огромным рукам, широченной груди и мощным ногам, это был кто-то из нынешних или прошлых Чемпионов. Удивленный, Ллоэллин поднял взгляд на воина и… буквально подавился готовыми уже сорваться с языка словами благодарности. Дыхание перехватило, а отчаянно забившееся сердце унеслось куда-то в пятки. Весь мир вокруг как будто перестал существовать, и даже если бы сейчас из-за поворота появились все его враги разом, Ллоэллин бы их не заметил. Для него сейчас существовал только этот воин, все еще придерживающий его за плечи. Только эти теплые янтарного цвета глаза, это прекрасное лицо в обрамлении огненно-рыжих волос… Перед ним стояло его личное божество. Его Энар. С недоверием и благоговением смотрел Ллоэллин на свою живую мечту. Он был еще прекраснее, чем на картинке. Великолепный и ослепляющий, как Рхан в зените. И такой большой! Ллоэллин едва доставал ему до плеча и сейчас смотрел на своего кумира снизу вверх, надеясь запомнить это лицо как можно лучше, чтобы потом, в темноте своей спальни... Ллоэллин почувствовал, как жаркая волна румянца заливает его лицо, но взгляда от Энара не оторвал. В светлых глазах Энара отразилось что-то похожее на удивление, и он произнес: – С вами все в порядке? Смысла вопроса Ллоэллин не понял, пораженный тем, что его идол с ним заговорил. У того был очень красивый, низкий и волнующий, голос, прозвучавший для Ллоэллина как самая дивная музыка. – Да что с вами? Вам плохо? – Энар был явно встревожен странным поведением незнакомого человека, и на этот раз Ллоэллин ему ответил: – Н-нет, все хорошо. Лучше, чем когда-либо, – и неожиданно для себя добавил: – Я счастлив, – губы Ллоэллина незаметно для него самого расплылись в блаженной улыбке. Энар улыбнулся в ответ, и эта улыбка показалась Ллоэллину самым прекрасным явлением на свете. Прекраснее, чем восход Рхан, чем цветущие мариалы, прекраснее даже, чем первое исцеление. Энар снял руки с плеч Ллоэллина, напоследок серьезно и как будто с грустью заглянул ему в глаза. – Удачи вам. И будьте и дальше таким же счастливым, – сказал Энар и продолжил свой путь. Ллоэллин остался в коридоре один. Он не помнил, как добрался до своего убежища. Просто вдруг понял, что сидит в знакомой каморке и блаженно улыбается. Руками он обнимал себя за плечи, в тех самых местах, где недавно до него дотрагивались руки Энара. Мыслей в его голове не было, только какое-то светлое, чистое ликование. Так он просидел до самого вечера. И в эти часы Ллоэллин чуть ли не впервые в жизни был по-настоящему счастлив.