Hi, monster

— Мы уже выяснили, что ваши отношения были, скажем, — мягко улыбнулась доктор Арджент, — Не здоровыми, по общепринятым меркам. Мелисса Арджент — старая знакомая моего отца, ещё со студенческих времён. Он настоял на том, что мне необходима помощь специалиста после всего пережитого. Но так как рассказывать собственному отцу всю подноготную немыслимо, его выбор пал на квалифицированного психолога и, что самое главное, психолога-женщину. Мелисса — располагающая к себе, темнокожая женщина, примерно пятидесяти лет с приятными манерами. И, как полагается психологу, её личность была овеяна аурой доверия. Мы сидели в уютном кабинете, интерьер которой был выполнен в бежевых тонах (каждая на своём удобном кожаном кресле) и вели неспешную беседу. — Вы подобрали подходящее слово, — Нездоровые отношения. Хотя в своей голове я окрестила их сумасшедшими, ненормальными… Болезненными. В первую очередь, для меня. Проходит время после заключения Джерома в Аркхеме. — Скажите мне честно, Оливия, в его к вам отношении присутствовало насилие, — доктор Арджент на секунду замолчала, задумавшись, — В различных его проявлениях… Кажется, это называется врачебной тайной? Когда сказанное в стенах этого кабинета не покидает его пределы. Мне необходимо было знать, что за произнесенное меня не осудят, и что оно не достигнет более не чьих ушей. — Не присутствовало. Я понимаю, вы спрашиваете о нашей сексуальной связи. Но… можно сказать, что согласие было обоюдным. Представляю, что мог думать психолог со стажем, коим являлась Мелисса. Наверняка, она мысленно приписала мне новый диагноз — загадочный Стокгольмский синдром, предмет споров и рассуждений многих врачей. Я и сама приписывала своё помешательство ему. — Это очень трудно объяснить. Я видела, ЧЕМ на самом деле являлся Джером. Я боялась и презирала его и вместе с тем… не могла ему сопротивляться. Он словно тяжёлый наркотик для меня, словно героин. Умеет подсадить на себя и при этом долго не отпускает. Я коротко вздохнула, приводя мысли в порядок. Доктор Арджент передала мне чашку горячего чая с жасмином, заботливо заваренного секретаршей. — Спасибо, — немного угрюмо поблагодарила доктора, грея руки о принятую чашку. Женщина не стала торопить меня. Мне было не слишком приятно говорить с кем-либо о Джероме, тем более настолько откровенно. В первую очередь из-за непомерного чувства стыда. Не знаю, может горячая кружка чая, безразмерный свитер и пресловутый дождик за окном действительно располагали к откровенности. Но именно сегодня мне захотелось выговориться. — С самого начала я просто пыталась… поступить правильно, — устремляю взгляд на собственные колени понимая, что не смогу продолжать при зрительном контакте — Ведь существуют правила, которым нужно следовать при столкновении с такими, как он. И я следовала им, я думала, что следую. Но не в одной памятке жертвы маньяка не сказано о том, что нужно пускать его в голову, — я не находила слов, чтобы донести до доктора всё то, что чувствовала и потому говорила с расстановками. Глубоко вздохнув, я попыталась взять себя в руки, — Я всегда считала себя достаточно рациональным человеком. Послушный ребёнок, примерная ученица, а что в итоге? Я и представить не могла на что окажусь способна. Мне было страшно. Я искала способы сбежать — кричала, булавкой старалась вскрыть замок, выбрасывала записки из окон. А потом отчаялась. Можно оправдаться тем, что я была напугана, взбешена и растеряна. Нет, после такого ничем нельзя оправдаться! Но с каждой встречей я чувствовала, что впускаю его всё сильнее, что он становится для меня… подобием идеи. — Это очень деликатный вопрос, Оливия. Психологическая связь, возникшая между Вами, вероятно, имеет куда более глубокие корни, чем может показаться. Вы встретили человека, которого не можете понять, который не похож ни на кого, кто встречался Вам раньше. Не похож даже на самого себя, каким был час назад. Думаю, это своего рода великолепная актёрская игра, — браво, доктор Арджент, великолепный психоанализ, а ведь она даже не была знакома с Валеской! — Даже в психологической практике такие случаи встречаются крайне редко. Вас можно назвать весьма проницательным человеком, склонным к анализу. Обычное окружение давно перестало давать необходимую пищу для размышлений, не вызывает в Вас необходимого спектра эмоций. А такая аномалия, как Джером Валеска, просто не могла не вызвать Ваш интерес. Я тянусь к сахарнице, предусмотрительно поставленной на подносе и закидываю в кружку одну чайную ложку. Я не могу не согласиться с доктором, тем более, что подобные мысли раньше приходили мне в голову. — Есть один вопрос, найти ответ на который мне так и не удалось. Возможно Вы, как психолог со стажем, сможете помочь мне понять, — я напряжённо всматривалась в собственное отражение на тёмной поверхности чая, — Зачем я вообще была нужна Джерому? Это то, что волновало меня с самого начала. С тех пор, как он не поленился позвонить на телефон Джима, зная, что именно я возьму трубку. Почему, чёрт возьми, именно я? Потому что я дочь его психиатра? Потому что шапочно знакома с комиссаром полиции? Потому что у меня красивые глазки? — Исходя из Ваших слов, Джером Валеска — человек, остро и критически воспринимающий действительность, — после некоторого молчания произнесла Мелисса Арджент, — Единственный «мост» между его безумием и его разумом — прошлое, которое составляют некоторые знаковые личности. Вы стали одной из них благодаря ряду случайностей и совпадений. Он стал для Вас идеей, кажется, так Вы выразились? Думаю, что Вы, в свою очередь, были идеей для него. Словно всё происходящее масштабная театральная постановка, а вы в ней главные герои.  — А когда ему надоест представление? — Кто знает, Оливия. Теперь, когда Вы в безопасности, лучше бы так и произошло. Я перевожу взгляд на окно, по которому густо стекали капли дождя. Дурацкая привычка, ещё со школьной скамьи — коситься в сторону во время разговора. Мы находились на окраине города и открывающийся пейзаж был, в некотором роде, взглядом на Готэм со стороны. — Отсюда видно Аркхэм, — угрюмо замечаю я, всматриваясь в знакомое серое здание — Глупая мысль, но… Возможно он, точно так же, как и я, сейчас на сеансе с врачом. Но ему, конечно, не так тепло и уютно. Мне пришлось принять для себя непростое решение. Я крепко задумалась о непростой, хитросплетённой психологии жертвы, о положении, в котором оказалась по собственной глупости и жажде приключений. И о том, что последний аккорд до сих пор не нанесён. Всё началось с Джерома, им и закончится. Сознание рисовало яркие картинки и я снова мысленно оказалась в полицейском участке. Я вижу полицейскую форму Джерома, которая теперь кажется комичной и нелепой, грозный блеск пистолета и его жуткую усмешку. Я помню каждое произнесённое им слово и собственные эмоции. Моё первое столкновение с полным, отчаянным безумием. Мысль, словно стремительно прогрессирующая болезнь, нарастала и не давала покоя. Я должна понять, должна узнать. И довести дело до конца — это было, мать его, правильное решение. Я стояла у печально известной лечебницы Аркхем и рассматривала открывающийся мне вид. Это было мрачное, кирпичное здание, тёмно-серого цвета, от одного взгляда на которое можно впасть в глубокую депрессию. Я уверенно направилась ко входу. В нос ударил неприятный запах сырости и затхлости, когда я оказалась внутри. Это было просторное приёмное помещение, оказавшееся настолько же мрачным, сколь и внешнее убранство. На ресепшене сидела пожилая женщина, которая с отсутствующим выражением лица заполняла какие-то бланки и даже не замечала меня. Кроме неё никого не было видно в помине. — Извините. Женщина подняла на меня равнодушные глаза и оторвалась от своего увлекательного занятия. — Вы пришли кого-то навестить? — Да. Джерома Валеску. Выражение лица работницы живо сменилось с безразличного на удивлённое. Она подозрительно оглядела меня с ног до головы, а затем, быстро застрочила что-то в потрёпанном временем компьютере. — Вы единственная посетительница пациента за всё время его лечения, — нервозно сказала она и всучила мне небольшую табличку, на которой красовалось гордое «Посетитель». Я повесила пропуск на шею. — Вас проводят в комнату для свиданий. Подоспел крепкий, сурового вида санитар с гладко выбритой головой и попросил следовать за ним. Вдвоём мы пересекли продолжительный коридор, обклеенный тривиальными подбадривающими плакатами, призывающими к добру и позитиву. Санитар остановился у железной двери, которая, очевидно, и являлась входом в «комнату для свиданий». — Я буду присутствовать во время вашего визита. Будьте осторожны. Этот пациент особо опасен. Я кивнула и неосознанно обняла себя руками, когда мужчина раскрыл передо мной дверь. Помещение было пустым. Огромное стекло, проходящее сквозь стол, на котором с разных сторон должны сидеть пациент и посетитель, чётко разделяло комнату на две части. Санитар пересёк границу через запертую дверь и оказался на противоположной стороне. Он вышел, оставив меня в одиночестве готовиться ко встрече. Я потёрла влажные руки друг об друга и почувствовала, как сердце гулко застучало в груди. Отодвинула неудобный на вид стул за столом посетителя и аккуратно приземлилась на него. Дверь на «пациентской» стороне распахнулась. Джером встретил меня нарочито шокированным взглядом, но я знала, что он в действительности ожидал моего прихода. Он одним прыжком завалился на стул напротив меня, а за его спиной грозно нависала фигура санитара. — Какой невероятный сюрприз! А я то боялся, что снова буду торчать тут всеми забытый и брошенный, — сказал он, состроив обиженную жизнью гримасу. Я собиралась с мыслями и ждала, когда он перестанет кривляться, чтобы начать говорить. — Чем обязан такой чести? Или уже не можешь жить без меня? — Я пришла увидеть результаты твоего лечения, — я проигнорировала его последний вопрос. — Я чувствую себя намного лучше. Думаю, я теперь полностью здоров, спасибо добрейшим докторам! Джером выглядел по-другому, нежели в нашу последнюю встречу. На нём была полосатая форма с номерной табличкой на груди, рыжие волосы взъерошены и кое-как убраны со лба, на открытых участках кожи красовались синяки и гематомы, а рана на шее туго затянута бинтом.  — Но ведь ты пришла не за этим, — он смотрел мне прямо в глаза, от чего я не находила себе места, — Нет, Ливи, ты теперь такая же, как и я. Одержимая. — Одержимая тобой? — мой черёд снисходительно усмехаться, — Не неси этот вздор. Я пришла сюда, чтобы поставить точку… — Думаешь, время пришло? Нет, дорогая, это слишком грустно. Конца нашей с тобой истории, к твоему величайшему сожалению и к моей несомненной радости, нет. Это заполнит каждую клеточку твоего мозга, плотно врежется в душу, рассосётся по венам… Знаешь, Оливия Хармон, я даже готов расплакаться! Ведь именно те две недели стали самым лучшим временем в моей скромной жизни. Утром чашечка кофе, днём захват заложников, вечером объятия любимой девушки, ха-ха! Я презрительно посмотрела на него, порываясь встать и уйти. — Уух, какой суровый взгляд. А как она горда! — обратился Джером к охраннику, который смерил того недружелюбным взглядом, — Я знаю, Ливи, тебе трудно. Твой милый маленький мирок рушится. Наши вселенные слишком отличаются. Я не знаю какого это быть любимой дочерью, красивой девушкой и адекватным человеком, а ты не знаешь, что значит быть уродом и отщепенцем. Какие диаметральные противоположности! Но это теперь не важно —все грани стёрты. Я — часть твоего мира, часть тебя. О, не отводи взгляд, смотри и запоминай. Это самый важный момент в твоей жизни. — Ты переоцениваешь свою значимость, Джером. И, как всегда, говоришь слишком высокопарно. — Ну да, я такой, — он просто пожал плечами. Уже через секунду его лицо приняло необъяснимо серьёзное выражение, — Всё, что не делается, всё к лучшему, не так ли? Мне очень жаль, Оливия, копы снова испортили всю малину. У нас всё должно было быть восхитительно. — Ты про моё принудительное пребывание в своём логове бизнес класса? Когда я не могла выйти на улицу и ни с кем, кроме твоей персоны, поговорить? — Ну да, рай на земле, верно? Джером рассмеялся, демонстрируя комичность собственных слов. Он раскачивался на стуле взад-вперёд, что медленно, но верно начинало сводить меня с ума. — Перестань… Чтобы не случилось ранее, теперь это в прошлом. Надеюсь, что больше никогда тебя не увижу. Он усмехнулся, а я отвернулась к санитару — тот кивком указал, что пора завершать беседу. — Милая, милая Ливи, — он покрутил головой со снисходительным выражением. Я нахмурилась. — Ах если бы всё было так просто! Я встала с места, не отводя взгляда от Валески. Тот продолжал кривить лицо в привычной улыбке — то, в чём Джером никогда себе не изменит. Санитар грубым движением заставил его подняться. — Пока, Оливия, не скучай. Возможно, ты увидишь меня во сне! Я внимательно смотрела на человека, изменившего мою жизнь, которого сейчас выталкивали из комнаты, словно бешеного пса и старалась запечатлеть каждую черточку его облика. Хотя это и было лишним — Джерома Валеску я буду помнить во всех подробностях всю жизнь. — Прощай, Джером. И он засмеялся. Я выбежала из помещения и снова оказалась в длинном сером коридоре. На языке вертятся сотни слов, которые я бы хотела сказать, но лишь одно достаточно необходимо, чтобы произнести его. Драматичное «Прощай» и конец сумасшествию, в которое скатилась моя жизнь. Словно в тумане, я завершила все формальности посещения, не имея возможности успокоить себя. Я выходила из тёмно-серого Аркхема навстречу тёмно-серому Готэму. Переезд в Готэм —переломный момент, о котором можно сказать: «Всё началось в том месте, в то время и с того события». Пока я шла по рассыпчатому гравию тропинки, ведущей прочь из лечебницы, мне в голову приходили одновременно грустные и смешные мысли. А не написать ли мне книгу о своей весёлой жизни в Готэме? Можно будет назвать её «Сто и один способ найти приключений себе на пятую точку» или «Готэм-сити рад приветствовать гостей города». Я тихо усмехаюсь, поражаясь полному отсутствию остроумия в своей шутке. Вдали виднеются безжизненные высотки мегаполиса, верхними этажами утопающие в тяжёлых грязно-синих тучах. В Готэме снова пошёл дождь. *** — Чтобы навсегда оставить в прошлом травмирующий эпизод Вашей жизни, понадобится время. Но принятие факта проблемы — первый шаг к её решению. Запомните, что теперь, когда Вы стали свободны от него, Вам необходимы здоровые, тёплые отношения с друзьями и близкими. — Мой отец… на какое-то время останется в Готэме, — осторожно сказала я, — Я отдалилась от него. Но думаю, что после всего случившегося, я должна наладить с ним отношения. Мой отец великолепный психиатр, но в реальной жизни холодный и занятой человек. Так я думала, будучи подростком. Теперь я вижу между нами намного больше схожего, чем когда-либо. — Прекрасно, Оливия. Думаю, это необходимо Вам обоим. Я улыбнулась доктору. Несмотря на то, что я всегда скептически относилась к сеансам психотерапии (да простит меня отец-психиатр), на них я себя очень хорошо чувствовала. Будто с облегчением сбросив с плечей огромный камень. Где ещё я смогу говорить о своих сокровенных чувствах, не боясь быть высмеянной или даже осуждённой. — Вы знаете почему после всего пережитого Вам необходимо было навестить его в больнице? — аккуратно спросила меня доктор Арджент, кладя блокнот с ручкой на стол. Кажется, сегодня она решила пойти напролом, и разговор грозил зайти на предмет «опасных тем». — Я убеждала себя, что мне необходимо поставить точку во всей этой истории, — я плотнее кутаюсь в безразмерный вязаный свитер, спасаясь от внезапной дрожи в теле, — Но на самом деле, я не знаю ответа. — Вы избегаете прямого ответа, Оливия, но я всё же спрошу, — женщина делает паузу, будто давая мне время на моральную подготовку к вопросу, — Какие чувства Вы испытываете по отношению к тому человеку? Я грустно улыбнулась и заглянула ей прямо в глаза. Наверное, этот вопрос должен расставить все точки над «i» в моём диагнозе, но на него не так просто дать ответ. — Противоречивые. Страх, отвращение и, чего уж отрицать, интерес. Но самым нелогичным является то, что после всего случившегося мне его жаль, — произносить это вслух почему-то было невероятно стыдно, — Знаю, нельзя искать ТАКОМУ оправданий. Но у меня возникло чувство, что перебей он хоть полмира, я всё равно не прекращу сожалеть о его несчастном детстве. Что тут сказать — мы, женщины, «почему-то любим гладить нож, который нанёс нам рану». — Похоже, что Джером достаточно искусно манипулирует человеческими эмоциями, — сделала соответствующий вывод Мелисса, — Знаете, истории известны случаи, когда жертвы в случае полной изоляции от мира и близкого контакта с преступником… отождествляли себя с ним, пытались разобраться в его мотивах, стремлениях, мечтах. Иногда первоначальный страх сменялся состраданием, даже симпатией. Так работает психология самозащиты. — Иногда мне кажется… — женщина вся обратилась в слух, когда я робко заговорила после некоторого молчания, — Что всё произошедшее для меня — один большой познавательный урок. Раньше, ещё до встречи с Джеромом, меня тянуло ко всему — «плохому», в противоположность моему образу жизни. Я любила читать детективы, копаться в психологии преступников. Да чего уж там, мой любимый фильм «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика! — я невесело усмехнулась, — Только вот… в реальности всё оказалось не так прозаично. Джером не просто сумасшедший… он чудовище, — я запнулась, чувствуя, что на глаза лезут предательские слёзы. — Я видела, как он убивал людей, и какое это для него доставляет удовольствие. Но когда мы оставались одни я думала… я с чего-то взяла… что смогу хоть как-то его исправить. Ведь он так носился со мной! И мне казалось, что я могу что-то значить, что я чёртова «та самая», которая сможет что-то изменить! Боже, какой это бред. Я простая идиотка! Я почувствовала, как Мелисса успокаивающе накрыла мою руку своей. — Но самое худшее в том… — Что после всего случившегося, Вы начали испытывать к нему нечто большее, чем жалость или интерес. Упавшим голос я произнесла короткое "Да". Это одна из самых мучительных минут в моей жизни. Только что я буквально вынесла себе приговор. В тот день, когда полиция скрутила Джерома, я серьёзно ошиблась… В конце концов, Джером Валеска всё же победил. — Послушайте, Оливия, — уверенно начала женщина. Она слегка придвинулась ко мне, передавая упаковку с одноразовыми платочками. Я благодарно улыбнулась, — Вы не можете корить себя за то, что пытались разглядеть в нём лучшее. Только что Вы признали то, что отрицали даже перед самой собой — и это первый, самый тяжёлый шаг лечения. Мы люди и нам свойственно ошибаться. Но Вы должны знать, что другие люди, которых мы встречаем на учёбе, работе, которые ежедневно окружают нас на него не похожи. Они способны любить и дорожить своими близкими, радоваться простым и обыденным вещам, просто наслаждаться обыкновенной, удивительной жизнью. Вы сможете пойти дальше, если отпустите прошлое. Вы заслужили это, Оливия. И как же в это хочется верить! *** Я бросила на деревянную тумбочку связку ключей. Минул месяц моей спокойной жизни. Всё это время я не прекращала посещать своего психотерапевта и, кажется, уже начала замечать прогресс. Постепенно жизнь начала возвращаться в своё русло — череда учёбы, домашки и редких встреч с друзьями. Всё как и во время школьных деньков в моём родном городе. Странное чувство — будто всё стало таким, как прежде и вместе с тем неизбежно изменилось. Наверное, изменилась я сама (как бы пафосно это не звучало). Моей подруге Гвен захотелось перекусить до конца перерыва, и она предложила направится в соседнюю кафешку. — Да, ты иди, я догоню, — я посмотрела на экран телефона, на котором высветилось уведомление об одном пропущенном звонке. Совсем вылетело из головы, что во время лекций я ставлю его на беззвучный. Номер не определён. Звонок повторился буквально через несколько секунд. Сначала из динамика раздаётся подозрительное шипение. Я отстраняю телефон от уха, внимательно смотря на высветившуюся клавиатуру. Может ошиблись номером? — Привет, Ли-иви. Раздражающее «Ли-иви» и его пробирающий до дрожи голос. Я остановилась на месте, не в силах сделать и шага. Вдох-выдох. Привет, монстр.