Hi, monster

Стыдно признаться (ой, дико стыдно), но вынудили выйти меня самые естественные физиологические позывы. И это даже не голод. Раз уж моё затворничество закончилось через несколько часов после начала, я решила не позориться и перестать противиться еде. Джером сидел в гостиной, внимательно осматривая небольшой револьвер в своей руке. — Чтож, я ожидал, что ты посидишь там дольше. Я не стала подходить ближе — плюсом ко всем своим достоинствам он теперь ещё и вооружён. Убегать нет смысла, лучше вообще не провоцировать его и слушать. Он указал рукой, в которой сжимал револьвер на стул, стоящий напротив от него, и я послушно выполнила указание. — А что ты нервничаешь? Из-за этого, — он покрутил оружие у меня перед глазами. Непроизвольно с губ сорвался судорожный вздох, — Несправедливо. Я не сделал тебе ровным счётом ничего плохого. Или не понравился вчерашний… — Ничего плохого? Ты убил Грэма у меня на глазах. — Опять твой парень, — Валеска устало отмахнулся, будто разочаровавшись во мне. — Убил полицейских в участке и комиссара Эссен. Убил тех офисных рабочих, — Джером не перебивал меня, просто смотрел с заинтересованной улыбкой, — И собственную мать. И это ТЫ не делаешь ничего плохого? Он медленно, словно с издёвкой, направил дуло револьвера прямо в мою сторону. Прицелился примерно в район шеи — умирать было бы больно и мучительно, на его лице застыла мягкая, успокаивающая улыбка. — Ты не убьёшь меня, — я удивилась тому, как уверенно прозвучал мой голос. — Нет? Откуда в тебе такая самоуверенность, дорогуша? — он зажал курок на револьвере. Я вжалась в спинку стула, чувствуя, что начинаю задыхаться от страха. Щелчок. Из дула вырывается жёлтый флажок с красочной надписью: «БЭНГ! БЭНГ! БЭНГ!» — Так мило. Ты совсем не разбираешься в оружии. Где ты видела такие револьверы? В «Пиратах Карибского моря»? Ну, справедливости ради, замечу, что убивать тебя я действительно не собираюсь. Дыхание всё ещё сбивчивое. Никогда в своей жизни я не чувствовала смерть так близко. Представляю, как выгляжу в этот момент — лицо белое, кое-где покрытое красными пятнами, которые всегда выступают на моём лице, когда я готова разрыдаться. Дышу громко, через рот и вся дрожу. Ему явно нравилось такое зрелище. — Ну что, это помогло снять напряжение? — он отбросил свою игрушку на стол, — Где же мои манеры? Ты же хочешь есть? Что может быть естественней! Могу предложить вкуснейший супчик, поешь супчик, деточка. Он вскочил со стула и направился на кухню. Вернулся уже с небольшой белой мисочкой, доверху наполненной густым «супчиком». В животе предательски заурчало, но я всё равно не спешила притрагиваться к тарелке. Джером небрежно кинул рядом ложку. — Не бойся, не отравлено. Хочешь первый попробую? Представив как он вылизывает мою ложку, а затем, с довольным видом всучает мне, я всё же решила рискнуть. К тому же дневная голодовка заставит есть любого, не то что такую обжору, как я. Подношу ложку к губам, отхлёбываю немножко, пробуя суп на вкус. — Знаешь кто готовил самые вкусные супчики в моей жизни? Мой любимый дядюшка. Все в цирке обожали их, хотя, признаться, сам я не воздавал им должное. И ценил не так сильно, как остальные. Дело в том, что был у них один особенный ингредиент, который однажды сотворил из супчика шедевр! Дядюшка засунул мою руку в кипящую воду и умудрился продержать там несколько секунд. Он был тот ещё оригинал! Я перевожу взгляд на его левую руку, на которой действительно остались шрамы от ожога, больше похожие на рубцы. Едва заметные, ведь уже годы прошли после той травмы. Ребёнок, над которым издевались, даже калечили такие моральные уроды, как этот «дядюшка» не мог вырасти нормальным человеком. Хотя это его и не оправдывало. Джером хотел пробить меня на жалость грустным фактом из своего детства? Ну, аппетит он однозначно испортил. Я отодвинула в сторону наполовину полную тарелку. — Почему никто не помог тебе? — спросила скорее, чтобы подыграть ему, подогреваемая любопытством. — Потому что всем плевать, Ливи! Тебе ещё столькому нужно учиться! — он подскочил, намереваясь снова оставить меня одну, чему я была только рада и вышел прочь. *** Три дня в доме Джерома прошли примерно по одной и той же схеме: я просыпалась, ела, смотрела телевизор, брала одну из книг, расставленных на полке, снова ела, уже в компании, закрывалась в душе, затем, снова в комнате. И так по кругу. Не даром говорят, что постепенно человек привыкает ко всему. И я с удивлением обнаружила, что в квартире сумасшедшего похитителя-убийцы мне становилось скучно. Я держала в руках «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, когда рискнула снова показаться в гостиной. Джером сегодня был дома, хотя обычно пропадал где-то, и мне, как бы безрассудно это не звучало захотелось просто поговорить с кем-нибудь живым. — Да уж, ты похожа на любительницу литературы, — он жестом указал на томик, крепко сжатый в моих руках. — А ты? Джером не ответил. Я представила себе, как он, сидя в своём красном халате на кресле-качалке, почитывает старого-доброго Шекспира. Тяжело представить его, занимающегося обычными, мирными вещами. Как-будто он далёк от всего человеческого. Но меня почему-то успокоила моя фантазия. — Очень символично, что ты выбрала эту книгу. Её даже можно попытаться перевести на нашу ситуацию. Ты, например, однозначно будешь Саймоном. Милый, умненький Саймон, которому просто не повезло, ведь он умудрился понять что-то. Ум сопряжённый со слабостью стал его погибелью — не допусти ошибок малыша Саймона. — А ты, конечно, Джек? — Потому что у меня рыжие волосы? — усмехается Джером. — Как ты думаешь, Оливия, о чём эта книга? — О жестокости и о том, на что может пойти человек стоит ему оторваться от общества. — В целом, я с тобой согласен. Только вот… дело не совсем в «отрывании от общества», ведь не важно, где находится Джек: на острове или в Лондоне. Он станет тем, кем должен. Сердцем почувствует. Просто на острове всё проходит быстрей и естественней. «И стоя среди них, грязный, косматый, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа» — почти как твой будущий дядюшка, славный Джим Гордон среди Готэмских отбросов! Да, очень символично, что ты выбрала «Повелителя мух». — Джек вообразил, что ограничений больше не существует. И ты сам знаешь, чем это закончилось. — Чем же? Смертью Саймона, жирного мальчика и мальчика с родимым пятном? Неужели ты думаешь, что чья-то смерть может напугать меня, — он снисходительно посмотрел на меня, будто говоря «Милая, наивная Оливия» — Я говорю не о тебе, а о Джеке. После того, как я произнесла эти слова, Джером начал медленно подходить ко мне, шаг за шагом, словно играя в хищника. На автомате я осторожно начала отступать назад, пока ногой не упёрлась в стену. — Хорошо, давай о персонаже. Справедливости ради, хочу заметить, что не он главный злодей истории. Понятие «злодей» вообще уж слишком субъективно. Джек выбирается из цепей, навязанных обществом, семьёй, школой (где там обычно вертятся богатые английские школьники?) и прямиком на волю. С ним послушное, пугливое стадо, остальные мальчишки, готовые с радостью переложить ответственность на кого-то другого, внутренне успокаивая себя, что, мол, они то не плохие! — А как же Ральф, Хрюша. И Саймон. Они сохранили человечность в себе, старались сохранить и в остальных. — Да! Только ты кое-что забываешь, — он приблизился ко мне на неприличное расстояние, и я могу отчётливо разглядеть на его лице каждую веснушку, — Это просто книга, реальность же немного отличается! Я смотрю на него со странной смесью отвращения и интереса, прекрасно осознавая, что он собирается сделать. — Гениальная книга… — произношу ему прямо в губы, не успев, однако, закончить мысль. Я о многом успела подумать за три дня, которые провела у Валески в качестве невольного гостя. Я думала о родителях, о Ли и Джиме, думала о том, чего хочу достичь и о том, как принял меня большой город. А ещё я думала о том, что всё мои разумные мысли абсолютно не вяжутся с тем, что происходит со мной. Я стою, перед самым известным Готэмским маньяком-убийцей и позволяю целовать себя. Люди часто рассказывают о фейерверке, о бабочках в животе и прочей сказочной ерунде, которую они ощущают в такие моменты, не так ли? Я чувствовала себя плохо. Сердце бешено стучало, стало трудно дышать. Мне было жарко, как будто во время горячки. Я понимала, что толкает меня отвечать Джерому — проклятый азарт, которого так не хватало в моей прежней жизни. Растекается по венам, будто наркотик. Давай, не останавливайся. Я почувствовала прикосновение его холодных рук, когда он рывком приподнял мою рубашку. — Джером… Мне нужно попасть домой. Самые бессмысленные и ненужные слова для сложившейся ситуации. Они сами сорвались с моих губ, непреднамеренно. Валеска ответил мне осуждающим и немного скучающим взглядом, будто я для него вмиг потеряла интерес. Однако он не отступил ни на шаг — руки застыли на моей пояснице, одна нога выдвинута вперёд, раздвигая мои ноги. — Я не отпущу тебя. *** Моё повседневное времяпрепровождение превратилось в кашу. И нет, я не преувеличиваю — у меня ухудшилось состояние как психическое, так и физическое. Это чувство было сродни тому, что я испытала после студенческой вечеринки, только гораздо, гораздо хуже. Сначала мне казалось, что я умудрилась подхватить грипп, затем, что я ожидаемо впала в депрессию. Я чувствовала себя настоящим овощем. Понять, что произошло со мной, я смогла только через некоторое время — Джером попросту накачал меня наркотиками. Очевидно, он подмешивал мне что-то в еду (фаст фуд из Макдональдса, который он покупал по дороге домой). Использую это обстоятельство, чтобы хоть как-то оправдать свои действия. Джером перестал разыгрывать передо мной комедию. Он приходил почти каждый день, говорил что-то жуткое и странное, а затем брал то, из-за чего собственно и удерживал меня. Я не сопротивлялась, даже как-то вяло отвечала, на его резкие и напористые порывы. Он никогда не задерживался в моей комнате дольше необходимого — оставлял меня одну пялиться в стену. Если он не оставался из-за опасности того, что я могу придушить его подушкой ночью, то он явно переоценивал мои силы. В эти дни я много размышляла о своём положении, о том, что меня может ждать и о Джероме. За десять дней, что я безвылазно сидела в этой квартире Джером ни разу ни поднял на меня руку. Как бы невероятно это не прозвучало, он не причинил мне никакого физического вреда, что ставит под вопрос наличие у него садистских наклонностей. Хоть он и подмешивал мне наркотик (скорее всего из-за моего запуганного состояния и робости), по сути, он даже никогда не брал меня силой. Прозвучит ужасно, но я ловлю себя на мысли, что мне всё больше и больше нравится, когда он приходит. Чистый животный инстинкт, усиленный действием наркотика, но факт остаётся фактом. Он приобнял меня за плечи, пока я лежала рядом, устроившись у него на груди. У меня болела голова, хотя всё и казалось, будто поддёрнутым дымкой, боль я ощущала остро. По телу прошёл озноб. — Ты вся дрожишь. Его голос, словно из другой реальности, громом раздался над моим ухом. — Побочное действие той дряни, что ты мне подкидываешь. — А! Вполне вероятно, — задумавшись, подтвердил Джером, — Прости меня, это действительно очень некрасивый ход. Дозировка мизерная, почти медицинская. У тебя слишком хрупкий организм! «Извинялся» Джером впрочем абсолютно не чувствуя вины. Кажется, он накачал меня метадоном или подобной дрянью, чтобы я была более податливой и довольной жизнью. — Джером, пожалуйста, не подмешивай мне это больше. — Конечно, ты должна была попросить об этом. Но подумай хорошенько, выдержит ли нашу реальность твоя слабая психика? Вспомни, раньше ты готова была свалиться замертво от одного моего вида. «Что этот псих сделает со мной сейчас???» — С тех пор я многое поняла. — Что я не убью тебя? Допустим, но я всегда могу причинить старые-добрые страдания. — Ты и этого не сделаешь, — Джером скептически приподнял бровь, — Вид чужих мучений не приносит тебе удовольствия. Джером хохотнул, сказав что-то вроде «С тобой многие поспорят», однако продолжал слушать меня с интересом. — Ты не такой, как… как твои «Маньяки». Не такой, как знаменитый Тед Банди или Джеффри Дамер. — Почему? — Потому что ты не маньяк-садист. Ты просто актёр. Думаю, мне следует пересказать суть рассуждений, приведших меня к такому умозаключению. Почему Джерома Валеску, которого принудительно лечили в Аркхеме по решению профессиональных психиатров (в том числе и моего отца), я не считаю каким-то стандартным маньяком. Прозвучит глупо и самонадеянно (именно такими характеристиками, как показала жизнь, я и обладаю), но за эти десять дней я узнала Джерома едва ли не лучше, чем кто бы то ни был ещё. Если для большинства психически неустойчивых убийц характерно именно совершение преступления на сексуальной почве, то с Джеромом всё обстояло иначе. Он получал удовольствие не от процесса (убийство никогда не было для него самоцелью), а от эффекта, который он производил на окружающих. Я приподнялась из лежачего положения, прикрываясь белой простыней. Джером покорно следил за моими действиями. — Джек Николсон тоже «просто актёр». Ты поставишь меня в один ряд с ним, а не с Тедом Банди? — Едва ли. Я не знаю, как передать свои мысли словами… — я перебирала в голове все совершённые им преступления, чтобы аргументировать точку зрения, — Первый раз, когда ты перешёл черту, когда совершил то самое убийство… — Моим первым преступлением было нанесение увечий. Да, полил руку одноклассника кислотой на уроке химии. Как же звали того парня… — Зачем ты сделал это? — вместо ответа Джером попросил меня саму порассуждать на эту тему, — Подростковые издевательства? — Так и твой отец подумал. Конечно, и они имели место быть. Но знаешь, мне было просто интересно наблюдать его испуганное лицо в тот момент… в тот момент, когда его идеальная загорелая кожа начала покрываться волдырями. Ха-ха… У Тайлера тогда всё было, о да! Любящие мамочка и папочка, друзья-головорезы, деньги и авторитет. И, конечно, красивая девчонка, — Джером красноречиво посмотрел на меня, — Можно сказать, теперь и я всё это заполучил! Ну, кроме родителей. Тех я прикончил. Интересно, что сейчас стало с Тайлером… может найти его инстаграм? — Так значит твой отец… Джером посмотрел на меня исподлобья. — Ты чудовище. *** Это случилось 20 сентября. Убийство в прямом эфире. Джером Валеска застрелил заместителя мэра Готэма на благотворительном вечере в поддержку детской больницы. А я сидела в его квартире перед телевизором и просто неотрывно смотрела на экран. Джером и его «Маньяки» взяли в заложники больше сотни самых влиятельных людей города — самое громкое его выступление. Я чувствовала, что близится развязка, что скоро всё должно перемениться. И уверенность такая меня пугала. Валеска объявил, что станет убивать заложников каждые десять минут, пока не будут выполнены все его требования. Сорок миллионов долларов. Вертолёт. Вещи из химчистки. И пони. Один из заложников умудрился пырнуть Джерома ножом, Бог знает как. В кульминационные моменты великий преступник проявляет чудеса неосторожности и скудоумия. Полиция ворвалась в пустое здание, а Джером, на всеобщее горе, получил не смертельную рану и даже смог сбежать. Число погибших или пострадавших не сообщалось. Я выключила телевизор. Всё происходящее походило на ожившую сюрреалистическую картину, слишком нереалистичную, чтобы бояться или биться в истерике. Я знала, что он придёт сюда. Скрипнула задвижка. Он вошёл в помещение тихо, но я спиной почувствовала его ярость — будто ледяной водой окатили — и его боль. Он выглядел ужасно. Лицо мертвецки бледное, на нём, как никогда ранее, отчётливыми тёмными пятнами выступила россыпь веснушек, по его щекам размазалась чёрная краска, которой он, похоже, подводил глаза. Но страшней всего было смотреть на его шею, её тонкой, но протяжённой линией разрезала глубокая рана, из которой сгустками стекала багровая кровь. Он безуспешно прикрывал рану платком, на котором не осталось не единого чистого пятна и его попытки казались жалкими. Его взгляд был несколько рассредоточен, но он смотрел прямо на меня, содрогаясь от бешенства. — Ты уйдёшь со мной! — воскликнул Джером, нетвёрдыми шагами приближаясь ко мне. Как же он слаб! А в его слабости — моё спасение. Мы снова оказались в опасной близости, только теперь у каждого моего движения был мотив. Я обхватила ладонями его лицо. — Джером, прошу, дай мне помочь тебе… — как можно мягче произнесла я, рассчитывая, что хотя бы так смогу задержать его. Выражение его лица стало отсутствующим, будто он в действительности глубоко устал от всего происходящего. — Если ты не пойдёшь со мной сейчас же, я просто убью тебя. Я одёрнула руки. Это финиш. Невозможно передать весь спектр эмоций, охвативший меня в ту минуту! Я знала, что должна была делать и действовала решительно. На комоде, рядом со мной стояло немного предметов — я успела пробежаться взглядом по каждому. Электронные часы, настольная лампа и стеклянная ваза. Я схватила вазу и молниеносно, вложив в удар все силы взмахнула предметом на Джерома. Мне даже не удалось разбить её. Удар пришёлся Джерому куда-то в верхнюю часть лба, он отступил назад, пошатнувшись. Я выбежала вон из комнаты по коридору, молясь, что в спешке он не стал запирать входную дверь. Джером бежал вслед за мной, но кажется для него это представлялось целым испытанием. Я слышала грохот падающих предметов, попадающихся ему на пути. Он догнал меня, но сам не удержался и повалился на пол, прихватив меня с собой. Я больно ударилась о мраморный пол, разодрав колени. Он схватил меня за ноги, пока я вертелась в его руках в отчаянных попытках вырваться. Мой взгляд наткнулся на стоящее рядом зеркало. Рывком я опрокидываю зеркало, и оно разбивается в дребезги. Джером инстинктивно отползает назад, когда осколки прилетают прямо к нему. Я быстро вскакиваю на ноги. — ОЛИВИЯ! Дергаю дверную ручку на себя, и она поддаётся: выход свободен! Я хлопаю за собой дверь и впервые оказываюсь по эту сторону помещения в трезвом уме и светлой памяти. Нажимаю на кнопку вызова лифта. Двери лифта открываются раньше, чем Джером выбегает наружу и я, не веря собственному везению вскакиваю внутрь. Теперь необходимо собраться с мыслями и подумать о том, что мне нужно делать дальше. Если Джером побежит достаточно быстро и обгонит лифт, то сможет вызвать его на любом этаже или станет дожидаться меня на первом. Но он слаб и маловероятно, что будет действовать в полную силу. Я могу кататься на лифте вверх-вниз, но не факт, что смогу предугадать на каком он окажется этаже. Самый лучший выход — просто доехать до конца и понадеяться на удачу — либо Джером будет там и тогда я обречена, либо я смогу выскочить из здания и буду в безопасности. Я мысленно дала себе команду приготовиться. Шестой этаж. Теперь я понимаю какого это — вести отчёт до мгновения, которое может закончить твою жизнь. Пятый. Или спасти её. Четвёртый. Я почувствовала, что ноги пошатнулись от слабости, пришлось опереться о стену. Третий. Мне страшно, но я не могу позволить себе потерять контроль. Второй. Я отрываюсь от стены, приготовившись. Первый. Створки лифта отворяются, я быстро выскакиваю наружу. Моё сердце упало в пятки, когда я почувствовала, что врезалась в кого-то, не рассчитав скорость прыжка. Меня трясли за плечи, пока я, содрогаясь в рыданиях, смотрела в пол. — Всё в порядке, Оливия, — слышу знакомый низкий голос и живо поднимаю голову — передо мной стоял детектив полиции Джеймс Гордон, благородный коп и самый лучший человек на планете. — Мистер Гордон… — почти прошептала я, не веря собственным глазам. Это конец… Конец! Этот момент на всю жизнь останется самым счастливым моим воспоминанием — я спасена. Джим делает знак рукой другим полицейским, готовым задержать Джерома Валеску, и я понимаю, что сегодня всё может закончиться и для него. — Он серьёзно ранен и не применял против меня оружия, когда я убегала… Он должен был спускаться по лестнице, — скороговоркой проговорила я, пока меня под руки уводили с места событий. Я оказалась на переполненной улице. Безжизненный район, пленницей которого я невольно стала, наполнился полицейскими, журналистами и целой толпой обычных зевак. Кто-то отвёл меня к скорой, где мне традиционно всучили оранжевый пледик. А затем незнакомый мужчина в белом халате осмотрел мои разодранные коленки и задал несколько вопросов по поводу общего состояния. Я отвечала невпопад. Через несколько минут всё закончилось. Издалека я наблюдала, как Джерома в сопровождении вооружённых сотрудников полиции выводят из здания. Под звуки непрекращающихся щелчков камер и криков журналистов, его затолкали в подъехавшую машину скорой помощи. Джером вёл себя достаточно нетипично — то ли из-за полученных ран, то ли из-за осознания безвыходности своего положения, он выглядел даже как-то… подавлено? Его жалкий вид доставил мне удовольствие. Наконец, Джером Валеска проиграл.